Теория языкознания

Теория языкознания

профессионально-терминологической сфере, употребления в определённой

социальной группе.

По поводу такой характеристики, как принадлежность к числу ещё не ставших

широкоупотребительными новообразований или уже ставших фактами прошлого для

данного языка, речь пойдёт в следующем разделе.

Фразеологизмы и их место в лексиконе

В инвентарь номинативных знаков языка входят не только слова (простые,

производные и сложные), но и устойчивые, воспроизводимые сочетания слов. Те

словосочетания, единство которых создаётся переосмыслением либо одной из

составляющих, либо данного комплекса в целом, именуются фразеологизмами.

Н.А. Амосова (а эта точка зрения представлена в ЮСМ) делит фразеологизмы на

фраземы (образования с частичным сдвигом значения) и идиомы (с полным

сдвигом значения).

Вместе с тем возможно разбиение всего множества фразеологизмов на два

подмножества: фразеологизмы, сохранившие свою мотивировку, и фразеологизмы,

утратившие мотивировку. В классификации В.В. Виноградова первые именуются

фразеологическими единствами, а вторые получают имя

фразеологическихсращений.

Оба подхода можно совместить в одной таблице:

Фразеологические единства Фразеологические сращения

Фраземы письменный стол

холодное оружие

накрыть на стол дело табак

положить на стол (готовую работу)

Карты на стол!

Идиомы белый уголь

держать камень за пазухой

сесть за один стол

выносить сор из избы очертя голову

чёрта с два

куда ни шло

(кричать) во всю ивановскую

Вне этой схемы остаются устойчивые словосочетания, в которых отсутствует

сдвиг значения (по В.В. Виноградову фразеологические сочетания) и в которых

один из компонентов характеризуется узкой, ограниченной, избирательной

сочетаемостью: беспробудный сон, закадычный друг, заклятый враг, ни зги не

видно.

Единицы фразеологического фонда языка точно так, же как слова, могут

относиться к разным лексическим пластам (кодифицированная и

некодифицированные формы языка, экспрессивно-оценочные стили,

профессионально-терминологические инвентари лексических средств).

Кодифицированная и некодифицированные формы языка

Язык того или иного этноса обычно представлен рядом вариантных форм. Каждая

из них характеризуется своим инвентарём лексических средств. Каждое слово

или фразеологизм либо принадлежит языку в целом, либо ограничено в своём

употреблении в одной из вариантных форм языка.

Наддиалектной формой, рекомендуемой для употребления в таких сферах, как

школьное и высшее образование, наука, управление, пресса, радио и

телевидение, отправление религиозных культов, межэтническое и межкультурное

общение, дипломатический протокол, является литературный язык. Он возникает

относительно поздно, его развитие в значительной мере определяется

сознательным вмешательством общества и государства. Нормы литературного

языка нередко закрепляются (кодифицируются) в актах официальных учреждений.

Литературный язык часто существует в двух разновидностях - книжно-

письменной (более строгой в своих требованиях) и устно-разговорной

(несколько более свободной). Литературным языком пользуются, как правило,

представители образованного слоя общества.

Один и тот же литературный язык может обслуживать несколько этносов.

Например, французский литературный язык употребляется во Франции, Бельгии,

Швейцарии, Канаде и ряде других стран; немецкий литературный язык

используется в Германии, Австрии, Швейцарии, Люксембурге; английский

литературный язык в ходу в Англии, США, Канаде, Австралии, Индии, Южной

Африке и некоторых других странах. У разных этносов определённый

литературный язык может выступать в виде более или менее заметно

различающихся национальных вариантов.

Литературному языку присуща дифференциация функциональных стилей, т.е.

способов его использования в разных сферах письменного и устного общения

(деловой, научной, публицистической, обыденной разговорной и т.п.). К

литературному языку примыкает поэтическая речь, элементы которой, как

правило, обладают положительной экспрессивно-оценочной характеристикой.

Литературный язык обычно складывается в одном из центров, господствующих в

политическом, экономическом, культурном отношениях. Его основу может

образовать, соответственно, диалект данной территории.

Литературному языку противостоит множество территориальных диалектов, на

которых говорят носители данного языка. Могут различаться говоры отдельных

населённых пунктов и объединяющие их наречия крупных регионов.

Взаимодействие диалектов на территории, прилегающей к крупному центру,

часто приводит к их сближеннию (конвергенции) и к образованию так

называемых полудиалектов. Письменная фиксация диалекта может иметь место,

но она для него необязательна. Диалект обладает своими нормами

(лексической, грамматической, фонетической), но эти нормы не

кодифицируются.

В сферу некодифицированных форм данного языка входит также просторечие. Оно

общепонятно для всех носителей данного языка. Элементы просторечия

отличаются от соответствующих единиц литературного языка либо ударением

(килОметр, прОцент, магАзин), либо морфологически (выборА, хочут). В

просторечии немало нейтральных слов (учёба, отгул). Вместе с тем часты

экспрессивно сниженные оценочные слова, вплоть до фамильярных и грубых.

См., например: шарахнуть - ударить, дрыхнуть - спать, драпануть - убежать.

Среди некодифицированных форм языка особо должны быть упомянуты жаргоны. К

ним относятся жаргоны профессиональных групп, возрастные и половые жаргоны,

социально-сословные жаргоны, арго групп деклассированных элементов, сленг.

Экспрессивно-оценочные стили

Если иметь в виду стилистические пласты лексики с учётом их экспрессивно-

оценочных потенциалов, то соотношение этих пластов можно показать в

следующей таблице:

Возвышенный стиль (включая поэтизмы) лик почить очи

Нейтральный стиль лицо умереть глаза

Нейтрально-просторечный стиль физиономия

Грубо просторечный стиль морда

рыло подохнуть зенки

буркалы

----------------------------------------------------------------------------

----

Исторические изменения в лексической системе языка

В то время как синхроническая лексикология ставит своими задачами описание

лексических ресурсов языка в данный период его существования и

функционирования, на долю диахронической (или исторической) лексикологии

приходятся такие задачи, как выяснение того,

что в лексиконе данного языка (и почему) устойчиво сохраняется на

протяжении многих столетий и даже тысячелетий,

что и на каком этапе исторического развития, какими путями было

приобретено,

что и по какой причине оказывалось в тот или иной период утраченным.

В отличие от диахронической фонологии, которая в основном замкнута на

изучении внутриязыковых звуковых законов, историческая лексикология

постоянно обращается к фактам истории народа, который является носителем

этого языка, к изменениям в географических, экономических, политических

условиях его существования, к развитию его материальной и духовной

культуры, к техническим и технологическим достижениям, к характеру его

контактов с другими культурами и этносами, к языковой ситуации, в которой

функционировал в тот иной исторический период исследуемый язык.

Передаваясь по традиции во времени, язык должен обеспечивать непрерывность

общения, возможность взаимопонимания между представителями смежных

поколений. И эта непрерывность поддерживается тем, что в лексиконе языка от

прошлых эпох сохраняется значительное количество слов и фразеологизмов,

звуковая сторона которых не испытала серьёзных изменений и семантический

потенциал которых всё ещё позволяет говорить об одних и тех же реалиях.

Так, в современном русском языке имеется немало слов, восходящих к

праиндоевропейскому лексическому фонду. Современное индоевропейское

языкознание пришло к выводу, что первоначальный индоевропейский язык был не

единой системой, а совокупностью диалектов родственных племён, которые в

процессе своих миграций контактировали и сближались то с одними, то с

другими племенами.

Племена, диалекты которых легли в основу общеславянского, первоначально

были тесно связаны с племенами - носителями индоиранских языков, особенно с

иранскими племенами.

После разъединения с индоиранцами славянские племена сближаются с

балтийскими. Славянский и балтийский в последние вв. до н.э. - первые вв.

н.э. вместе с германскими, кельтскими и италийскими племенами объединяются

большим рядом фонетических, морфологических и лексических черт, позволяющих

говорить об общеевропейском языковом единстве.

В рамках этого единства сближение славянских языков с германскими

наметилось относительно поздно (до этого германский и славянские языковые

ареалы были разделены балтийским ареалом).

В приводимых ниже примерах называются слова современного русского языка,

имеющие своими истоками либо индоевропейские слова, либо индоевропейские

корни как общеиндоиндоевропейского, так и общеевропейского фонда:

* мать (др.-инд. mata, matar-, авест. matar, тохар. macar, ново-перс.

madar, арм. mair, греч. meter, алб. motre, лат. mater, ирл. mathir),

* сын (лит. sunus, др.-прусск. souns, вин. п. sunun, др.-инд. sunus, авест.

hunu-, гот. sunus, др.-в.-нем. sunu, греч. hyiys, тохар.А se, тохар. Б

soya)

* дочь (др.-инд. duhita, авест. dugedar-, тохар. А ckacar, тохар. Б

tkacer, арм. dustr, греч. dygater, гот. dauhtar, нем. Tochter, англ.

daughter),

* сестра (лит. sesuo, др.-прусск. swestro, др.-инд. svasar-, арм. k'oir,

гот. swistar, лат. soror, др.-ирл. siur, тохар. sar)

* брат (др.-инд. bhrata, авест. bratar-, тохар. pracar, греч. frater,

frator, лат. frater, ирл. brathir, нем. Bruder, англ. brother),

* вдова (др.-инд. vidhava, авест. vidava, лат. vidua, гот. widuwo, др.-в.-

нем. wituwa),

* овца (др.-инд. avika, лит. avis, латыш. avs, греч.ois, лат ovis, ирл.

oi, др.-в.-нем. ou),

* небо (др.-инд. nabhas 'туман, пар, небо', авест. nabah- 'воздушное

пространство, небо', греч. nepho 'облако', лат. nebula, др.-в.-нем. nebul

'туман'),

* ветер (лит. vetra 'буря', др.-прусск. wetro 'ветер', лтш. vetra 'буря,

непогода', др.-инд. vatas 'ветер', vayati 'веет', авест. vata- 'ветер',

вероятно гот. winds 'ветер' < *vento-),

* вода (лит. vanduo, др.-в.-нем. wazzar, гот. wato, греч. hydor, др.-инд.

udakam, uda-, udan- 'вода'),

* снег (др.-прусск. snaygis 'снег', лит. sniegas, латыш. sniegs, гот.

snaiws, лат. nivit 'идёт снег', др.-ирл. snigid 'идёт снег, дождь', др.-

инд. snihyati 'мокнет, становится клейким, прилипает'),

* зима (латыш. ziema, др.-прусск. semo, др.-инд. himas, авест. zimo 'мороз,

зима', греч. cheima, лат. hiems).

Общеиндоевропейского происхождения также слова два, три, четыре, пять,

шесть, семь, восемь, девять, десять, стоять, сеять, умереть, жить, быть,

вертеть, зерно, ночь и многие другие.

Множество исконных русских слов восходит к общеславянскому и

общевосточнославянскому корнеслову.

Из общеславянского фонда (до 6 в.) унаследованы слова (не исключено и их

более древнее происхождение): золото, серебро, железо, медь, олово, глина,

олень, тур, медведь, лиса, ворона, заяц, голова, рука, нога, чело, лоб,

желудок, палец, борода, плечо, бок, бедро, ладонь, яма, поле, озеро, пруд,

брод, вечер, вчера, завтра, месяц, весна, час, туча, холод, жара, гром,

липа, тополь, ель, верба, жёлудь, тыква, гриб, слуга, сосед, холоп, племя,

посол, суд, войско, стража, вера, надежда, страх, гнев, разум, воля, дух,

стыд, грех,вина, кара, рай, бог, чёрт, свобода, слава, мощь, сила, мудрый,

глупый, добрый, злой, скупой, щедрый, милый, хитрый и т.д.

К древнерусскому (общевосточнославянскому) возводятся слова совсем, галка,

говорун, снегирь, ледяной и др. После 14-15 вв. появляются собственно

русские слова.

Точно так же современный немецкий язык сохранил в своём лексиконе множество

слов и корней, унаследованных от общеиндоевропейской, общеевропейской,

общегерманской и общезападногерманской эпох. В общегерманском и в фонетике,

и в морфологии, и в лексике наиболее заметны были сперва следы

взаимодействия с балтийскими языками на востоке, затем следы взаимодействия

с италийскими (и, возможно, также с иллирнийским и венетским) на юге,

позднее с кельтскими языками на юге и западе.

Вместе с тем язык с течением времени утрачивает немало лексических единиц.

Часто это происходит вместе со сменой реалий, с которыми имеют дело

носители данного языка.

Так, в современном русском языке к числу ушедших в прошлое слов относятся

смерд, оброк, барщина, опричник, крепостник, подьячий, царь, царица,

боярин, государь, сей, оный, чужестранец, воевода, градоначальник,

поведать, очи, хладный и т.д. Часть таких слов может быть понятна носителю

русского языка, довольно многие уже непонятны: тук 'жир' (ср. тучный),

скора 'шкура' (ср. скорняк), котора 'ссора', одрина 'спальня', братьяница

'амбар, кладовая', корзно 'плащ' и др. Слова такого рода образуют пласт

архаизмов и историзмов.

Но развитие общественных отношений, экономического уклада, науки и техники,

духовной культуры постоянно побуждает к пополнению лексикона языка. Новые

единицы лексикона (неологизмы) могут:

* возникать из имеющихся корней и основ с использованием имеющихся

деривационных моделей как слова производные и сложные различных типов;

* возникать в силу частичного или полного переосмысления компонентов

словосочетаний как фраземы и идиомы;

* заимствоваться литературным языком из территориальных и социальных

диалектов, а тем или иным диалектом - из литературного языка или из другого

диалекта;

* заимствоваться из других языков в результате межэтнических и

межкулькультурных контактов или же смешения языков.

В лексико-семантическую систему языка входят не только слова-лексемы (как

однозначные, так и многозначные, т.е. совокупности лексико-семантических

вариантов (ЛСВ) этих слов), но и слова как носители отдельных лексических

значений, слова-понятия (по Л.В. Щербе), концептемы. Их образование

предполагает расщепление слова-лексемы на два или большее число слов-

концептем в результате процессов метафоризации и метонимизации.

----------------------------------------------------------------------------

----

Основные единицы морфологического анализа

Слово и морфема как знаковые единицы языка

Аналитический подход к языку (путь от языковых средств к их функциям и

значениям) во многом предполагает использование одинаковых

исследовательских процедур по отношению к единицам фонологического,

морфологического и синтаксического структурных уровней. Но есть и серьёзные

различия, обусловленные неодинаковой природой единиц разных уровней.

Так, единицы фонологического и морфологического уровней одинаковы в том

отношении, что они инвентаризируемы, т.е. образуют множества принципиально

исчислимых величин. Входящие в фонологическую систему того или иного языка

фонемы неслоговых языков, силлабемы языков слогового строя и просодемы (а

именно тонемы, слоговые акценты, акцентные структуры слов, интонемы)

воспроизводимы в речи, как и входящие в морфологическую систему морфемы и

слова. Однако фонологические единицы, хотя и выделяются на основе

семиотических критериев, не являются знаками (принадлежность интонем к

знакам многими лингвистами не признаётся).

Слова и морфемы принадлежат к знакам, они обладают своими соотнесёнными

друг с другом означаемыми и означающими. В силу этого существенного

различия морфологический анализ, имеющий дело с морфемами и словами как

двусторонними единицами, более сложен, чем фонологический. Он предполагает

обращение к целому ряду дополнительных критериев.

Выше в структурной иерархии языковых знаков расположены такие

неинвентаризируемые, конструктивные единицы, как словосочетания,

предложения, тексты. Это тоже знаки, поскольку они обладают своими

означаемыми и означающими в их взаимной соотнесённости. Но они

конструируются каждый раз заново в коммуникативном акте. Воспроизводимы

лишь основные структурные схемы и правила конструирования синтаксических

объектов. И это обстоятельство, в свою очередь, обусловливает

неодинаковость исследовательских процедур морфологического и

синтаксического анализа.

Словоцентрический vs. морфемоцентрический подход

Слово и морфема являются основными единицами морфологического компонента

языковой системы - верхней и нижней. Отношения между ними трактуются по-

разному в различных направлениях лингвистической мысли.

В истории индийской языковедческой мысли сперва внимание исследователей

было обращено на слово, но уже в древнеиндийских грамматических трудах

исследовалось членение слова на его значимые части, т.е. стали выявляться

элементы морфологической структуры слова. То же самое наблюдалось и в

истории арабской лингвистической мысли. В античной (средиземноморской,

греко-римской) языковедческой традиции и вслед за этим на протяжении многих

веков в европейском языкознании в центре внимания стояло слово. Внутреннее

его строение эпизодически описывалось уже в 16 в., но лишь в работах,

посвящённых древнееврейскому и арабскому языкам. К значимым частям слова

на материале языков иного строя европейские языковеды начали обращаться

лишь в 19 в., когда пробудился интерес к сравнительно-историческим и

типологическим исследованиям, когда стало ясно, что при сравнении

родственных языков и при построении морфологических классификаций языков

должны соотноситься не столько слова в целом, сколько их корневые и

аффиксальные составляющие.

В конце 19 в. И.А. Бодуэн де Куртенэ объединил такие элементы в строении

слова, как корень, суффикс, флексия (окончание), префикс (приставка), под

общим именем морфема. Впоследствии понятия слова и морфемы стали

центральными в грамматическом анализе.

И тем не менее есть различия в национальных лингвистических традициях.

Языкознание в России и Германии преимущественно словоцентрично

(лексицентрично), объявляя слово центральной единицей языка и отводя

морфеме второстепенную роль, выделяя морфему из слова.

Напротив, языкознание во Франции и США по преимуществу морфемоцентрично,

выводя слово из морфемы и описывая его как своего рода синтаксическую

конструкцию, построенную из морфем. Под понятие морфемы многие

представители французской и американской мысли стали подводить не только

сегментные единицы, но и суперсегментные явления, служащие выражению

грамматических значений (значащие чередования фонем, чередования тонов и

акцентных кривых, удвоение и т.п.).

У словоцентрического и морфемоцентрического подходов есть свои

положительные моменты. Психологически носитель языка скорее выделяет слово,

чем морфему. Для него слово конкретнее, а выделение морфемы требует

определённых аналитических действий. Правда, это наблюдение в основном

справедливо по отношению к языкам флективным (таким, как индоевропейские),

где выделимость слова (словоформы) ощущается довольно хорошо и где

различение слова и морфемы более контрастно. Для лингвиста-аналитика

морфема представляет собой более определённый в своих границах объект, и

этим понятием удобнее оперировать в описании мало изученных языков. Для

лексикографии важнее понятие слова.

Выбор часто определяется целями исследования. Поэтому не надо жёстко

противопоставлять словоцентрический и морфемоцентрический подходы и

признавать только один из них правомерным.

Положение осложняется тем, что в большом ряде языков слово и морфема не

могут быть чётко противопоставлены.

Это касается аналитических языков типа вьетнамского, китайского и т.п.

Поэтому разграничение слова и морфемы для китайского языковеда оказывается

своего рода псевдопроблемой. В японском языкознании, которое в своих

истоках во многом опиралось на китайскую языковедческую традицию (хотя и

имеет дело с языком принципиально иного строя, где границы слогов и морфем

в основном совпадают, но система имени агглютинативна, а система глагола

флективна), под словом понимают и то, что словом называется в европейском

языкознании, и то, что совпадает с формообразующей основой слова и даже с

корнем в европейском понимании.

В языках, которые используют инкорпорацию, предполагающую построение

предложения или словосочетания в результате сложения "голых" основ, без

использования формальных показателей связи (как, например, в чукотском),

разграничение слов и морфем тоже затруднено.

Слово агглютинативных языков (типа тюркских, финно-угорских) устроено не

так, как слово флективных языков.

Надо иметь в виду, что современное языкознание в значительной мере

европоцентрично, ориентируясь прежде всего на строй флективных

индоевропейских языков (в средние века на строй латинского языка) и нередко

стремясь описывать языки иного строя с использованием своих выработанных в

течение более чем двух тысячелетий грамматических канонов. Однако общее

языкознание, если оно действительно хочет быть общим, должно считаться с

материалом самых разных языков мира.

Сходства и различия между словом и морфемой

Под словом обычно понимается минимальная значимая единица языка, которая

в функциональном плане:

а) прежде всего является основной номинативной единицей языка и

предназначена служить чаще всего

прямому называнию отдельных элементов опыта (предметов, качеств, свойств,

состояний, действий, оценок и т.п.; ср.: стол, студент, умный, рослый,

дремать, рубить, отлично), а также

отсылке к этим элементам опыта (вышеназванный, этот, я, здесь, сейчас) или

выражению отношений между элеменами опыта (и, к, для);

в структурном плане:

б) вступает в синтаксические связи с другими словами в данном

словосочетании и предложении;

в) во многих случаях представляет собой возможный минимум предложения и

берёт на себя функцию члена предложения (Что он пил утром? - Чай.);

г) обладает позиционной самостоятельностью и, соответственно, способностью

перемещаться в пределах словосочетания или предложения, отделяться словом

или словосочетанием от предшествующего или последующего слова.

Признак б) отличает слово от морфемы, которая сама по себе не способна

вступать в синтаксические связи в предложении или словосочетании, а также

от компонента сложных слов. Слово оказывается минимальным звеном

предложения, носителем синтаксических связей.

Признак в) обладает слишком большой диагностической силой. Этому требованию

отвечают лишь слова знаменательные (полнозначимые), но из перечня слов

исключаются слова служебные (неполнозначимые, грамматические).

Признак г) был подробно охарактеризован в разделе 3.03, где обсуждался

вопрос о выделимости слов в речи с использованием процедур сегментации. Но

уже сейчас следует подчеркнуть, что слово представляет собой минимальный

свободный знак.

Под морфемой (во французской лингвистической традиции в этом случае

употребляют, вслед за Андре Мартине, термин монема) обычно понимают

минимальную значимую единицу языка, которая:

в функциональном плане:

не выступает сама по себе в качестве номинативной единицы и может лишь

соучаствовать в сочетании с другими морфемами в образовании номинативных

единиц: чай-ник, при-город, вы-сып-а-ть;

в структурном плане:

не обладает названными выше формальными признаками слова б), в), г);

может являться одной из составляющих слова (в случае многоморфемного слова)

или же совпадать в своих линейных границах со словом (в случае

одноморфемного слова).

Итак, и слово, и морфема являются минимальными знаками языка. При этом

слово характеризуется как минимальный свободный знак. Морфема тоже

оказывается минимальным языковым знаком, который, однако, в отличие от

слова лишён признака свободный. Морфема представляет собой, как правило,

связанный знак. На этом, в частности, основании морфема дом- как связанный

знак отличается от слова дом как свободного знака.

В отношении слова можно говорить о его членении на более элементарные

значимые единицы, т.е. о его морфемной структуре (даже и в том случае,

когда слово одноморфемно; ср: но, уже, здесь, и, однако, у, в, за).

Морфема же не членится на более элементарные значимые единицы. При

сегментации высказывания на знаки она вычленяется как конечная

составляющая, как предельный знак.

Отношение морфологии к лексикологии и синтаксису

Слово и морфема - основные единицы (верхняя и нижняя) морфологического

уровня языковой структуры. Их описанием занимается морфология как один из

разделов грамматики. К её компетенции в принципе могло бы быть отнесено

изучение слов и морфем в таких аспектах, как:

1) их свойства, позволящие осуществлять сегментацию речи на слова и морфемы

и инвентаризацию этих единиц в лексиконе и морфемиконе;

2) особенности строения слов и морфем как знаков со своими означаемыми и

означающими;

3) характер оппозиций между словами (и, соответственно, между морфемами),

лежащих в основе системной организации лексикона и морфемикона;

4) дифференциальные признаки, определяющие место слов и морфем в

соответствующих системах и обеспечивающие их различение и отождествление;

5) характер варьирования слов и морфем в речи и дистрибутивные отношения

между вариантами одного слова (аллолексами) и, соответственно, между

вариантами одной морфемы (алломорфами);

6) фонемная и просодическая структура экспонентов как слов (и лексов), так

и морфем.(и морфов).

Однако рядом с морфологией (одной из древнейших лингвистических дисциплин,

хотя созданный И.В. Гёте термин морфология из естествознания был перенесён

в грамматиику только в 19 в.) выстраивается относительно новая дисциплина

лексикология, которая претендует, в первую очередь, на исследование слов,

причём не слов в целом, а слов как единиц лексикона (словаря), только в

аспекте их лексических значений, в отвлечении от фонологического и

морфологического аспектов. О проблемах лексикологии шла речь в модуле 3.

Здесь нас интересует вопрос о раличении лексикологии и морфологии.

В центре внимания семасиологии (или лексической семантики) как главного

раздела лексикологии оказываются такие вопросы, как:

природа лексического значения,

разграничение слов по типам лексических значений,

структура лексико-семантических систем различного вида (синонимы и

антонимы, тематические и семантические поля),

расщепление значения слова на "смысловые атомы" (семы),

природа многозначности слов и взаимосвязи между исходными и производными

лексическими значениями,

отграничение полисемии от омонимии,

поиск мотивов образования (внутренней формы) номинативных единиц и т.д.

В сферу лексикологии, далее, оказывается втянутой этимология, ищущая

исторически начальное значение данного слова. К лексикологии примыкает или

же в неё включается фразеология как учение об устойчивых сочетаниях слов и

их различных типах. В состав учебных курсов лексикологии в вузах нашей

страны (на факультетах лингвистического профиля) часто включается теория

словообразования. Тесно контактирует с лексикологией исторически возникшая

раньше грамматики лексикография, которая разрабатывает принципы описания

слов в словарях.

Тем самым на долю морфологии в том, что касается слов, остаются сегодня

такие проблемы, как:

грамматические значения и грамматические категории слов,

системы формальных показателей грамматических значений,

принципы грамматической классификации слов на части речи,

способы организации морфемных, формообразовательных и (в значительной мере,

пока по унаследованной традиции, словообразовательных) структур слов.

Что касается морфем, то их исследование целиком входит в компетенцию

морфологии.

Морфологию обычно противопоставляют синтаксису. В последнем исследуются

правила образования связной речи. В то время как морфология сосредоточивает

своё внимание на слове и его морфологической структуре, работая с морфемой

как простейшей значимой единицей и словом как единицей более сложной, чем

морфема, на долю синтаксиса приходится исследование всех более сложных, чем

слово, образований, т.е. надсловных единиц.

Но границы между морфологией и синтаксисом на основе этого критерия нелегко

провести.

С одной стороны, есть словоформы (например, падежные), в образовании

которых использованы морфологические способы, но которые выполняют

синтаксические функции (связи между словами).

С другой стороны, есть словоформы (их обычно называют сложными или

аналитическими), которые образуются с использованием синтаксических средств

(сочетание слов), но имеют морфологическое назначение и входят в состав

морфологических формообразовательных парадигм слов (ср.: буду писать -

пишу, (он) стал бы - станет, более интересный - интересный, (tu) as finit -

(tu) finis, (ich) werde schreiben - (ich) schreibe, (I) shall work - (I)

work, un docteur - le docteur - docteur, a language - the language -

language, ein Student - der Student - Student).

----------------------------------------------------------------------------

----

Принципы морфемного анализа

Вводные замечания

Морфемный анализ имеет своими целями:

сегментацию высказывания на кратчайшие речевые сегменты, могущие обладать

значением, т.е. выделение морфов;

установление морфемной идентичности выделенных морфов, т.е. выявление их

статуса как представителей тех или иных морфем, которые характеризуются как

абстрактные, инвариантные сущности и могут трактоваться как классы,

включающие множества морфов в качестве своих элементов (алломорфов);

инвентаризацию морфем;

их распределение по различным формальным и семантическим классам.

Морфема выделяется при членении высказывания на значимые единицы как

предельная составляющая. Она не может быть расчленена на более короткие

единицы, обладающие и означаемым, и означающим. На фонемы членится не сама

морфема (или морф), а только экспонент морфа. При этом ни одна из фонем,

составляющих этот морф, не "наследует" какой-то доли его значения. Значение

морфа линейно нечленимо.

В языкознании разработан ряд формальных исследовательских приёмов, служащих

морфемной сегментации.

Методики морфемной сегментации

С именем А.М. Пешковского связан ассоциативный анализ по двум рядам -

вертикальному и горизонтальному. Так, членение слова стекло на две значимые

части поддерживается возможностью заполнить каждый из этих рядов:

стекл о, окн о, весл о, сукн о, долот о и т.д.

стекл а

стекл янный

стекл яшка

стекл ышко

Вертикальный ряд иллюстрирует возможность выделения составляющей (а именно

корневой морфемы) стекл-, обладающей вещественным (лексическим) значением

('прозрачное твёрдое вещество, получаемое при остывании расплава кварцевого

песка с добавлением некоторых других веществ'). Горизонтальный ряд

показывает возможность выделения составляющей (аффиксальной морфемы) о,

обладающей грамматическим значением 'существительное, им. или вин. пад.,

ед. ч.'

Примечание. А.М. Пешковский не прибегает к транскрипции и анализирует слова

в их орфографической форме. Более строгий анализ приводит к выделению

морфов: /s't'ikl/ ~ /s'tikl'/ ~ /s't'okl/. Критерии объединения морфов на

правах алломорфов одной морфемы обсуждаются ниже. Они подобны критериям,

применяемым при фонемной идентификации.

Слово домой нечленимо (может быть выстроен вертикальный ряд: дом ой, дом,

дом а, дом у, дом ом, дом ашний, дом овый, дом овничать и т.д., но

отсутствует горизонтальный ряд типа *город ой, *стол ой, *стул ой и т.д.).

Точно так же нечленимо слово вчера (возможен горизонтальный ряд типа

завтра, иногда, всегда, тогда, когда, но не выстраивается вертикальный

ряд).

Возможно выделение и нулевой составляющей (нулевой морфемы; вернее, морфа с

нулевым экспонентом #):

стол - , стул -, пол -, дом - и т.д.

стол а

стол у

стол овый

стол ешница

и т.д.

Словоформа им. и/или вин. пад. ед. ч. слова стол может быть представлена

записью стол -#.

Членение многоморфемных слов осуществляется многоступенчато (о чём часто

забывают упоминать школьные учебники русского языка, обсуждая анализ по

составу слова). Так, слово разговорчивый с использованием того же

ассоциативного анализа сперва расчленяется на две части (разговорчив ый),

первая составляющая делится в свою очередь (разговор чив), на следующем

этапе расчленяется разговор (раз говор). В результате мы получаем на

последней ступени анализа предельную составляющую говор.

В США в рамках дескриптивной лингвистики подобная процедура сегментации

была формализована в так называемом НС-анализе (анализе по непосредственно

составляющим, immediate constituents analysis, IC-analysis). Так, следуя

этому методу, можно взять из набора его формализмов для представления

морфемной структуры слова разговорчивый скобочную запись:

(((раз(говор))чив)ый).

Широко известен приём морфемной сегментации, именуемый "квадратом Дж.

Гринберга". Джозеф Гринберг, предложивший этот приём в графическом

представлении, размещает по двум противоположным сторонам квадрата (или

ромба) англ. слова sleeps 'спит' и eats 'ест', по двум другим

противоположным сторонам слова sleeping 'спящий' и eating 'едящий'. Можно

то же самое записать в виде пропорции sleeps:eats = sleeping:eating.

Совпадение в фонемном и семантическом отношениях одних составляющих и

различение в тех же аспектах других составляющих позволяют выделить четыре

морфа: sleep, eat, s, ing.

Описанные приёмы, служащие выделению морфов, основаны на наличии у

сопоставляемых слов как совпадающих, так и различающихся составляющих. При

этом данные составляющие соотносятся как двухсторонние сущности.

Американский языковед Зеллиг З. Харрис предложил вероятностную методику

морфемной сегментации. В качестве иллюстрации он приводит англ. предложение

He's clever [hiyzklev@r] 'он умён'. Отыскиваются все предложения, которые,

подобно приведённому, начинаются с [h]; затем предложения, начинающиеся с

[hi], [hiy], [hiyz], [hiyzk] и т.д. На каждом из этапов движения от начала

предложения к его концу подсчитывается число возможных выборов на роль

"преемников". З.З. Харрис получил такие показатели: 9 после первой фонемы,

14 после второй, 29 после третьей, 29 после четвёртой, 11 после пятой, 7

после шестой. Пики свидетельствуют о наличии границ между морфами.

Соответственно, анализируемое предложение может быть записано в виде

цепочки морфов: He-'s-clever. Для дополнительной проверки может быть

осуществлено движение от конца предложения к его началу.

Трудности, возникающие при морфемной сегментации

В принципе, всякая сегментация предполагает членение на соответствующие

звенья без остатка. При членении на фонемы не должно оставаться сегмента,

который не был бы соответствующим образом идентифицирован как представитель

какой-то фонемы. Точно так же при морфемной сегментации не могут оказаться

в остатке сегменты, не идентифицируемые как представители каких-то морфем.

Однако возникает немало казусов, которые ставят лингвистов в трудное

положение. Так, в слове читатель выделяется морфема -тель со значением

'производитель действия, названного корневой морфемой' (в нашем случае:

'тот, кто читает'). Но неясно, что делать со вторыми составляющими в словах

стекл-ярус, почт-амт, поп-ад'-j-а, с начальными составляющими в словах мал-

ин-а, буз-ин-а, бужен-ин-а. Чтобы признать их морфемный статус, нужно найти

другие слова, где бы эти же составляющие повторялись с тем же самым

значением.

Если это оказывается невозможным, то остаётся либо не признавать их

морфемными сегментами, либо говорить о так называемых уникальных морфемах.

Решение часто зависит от принадлежности исследователя к определённой

научной школе или от принятых им исходных определений.

Идентификация морфемных сегментов (морфов)

При морфемной сегментации высказывания вычленяются морфы. Это кратчайшие

значимые единицы речи. Они являются речевыми реализациями абстрактных

языковых единиц - морфем. Исследователю-лингвисту предстоит теперь

осуществить морфемную идентификацию морфов, т.е. определить, представителем

(репрезентантом) какой морфемы будет тот или иной конкретный морф.

Для целей идентификации в этом случае используются те же самые приёмы

дистрибутивного анализа, которые применяются и по отношению к фонемам. Но

учитывается двухсторонний характер морфов, сопряжённость в их структуре

двух сторон - означающего и означаемого. Обязательным условием для

идентификации двух разных морфов считается наличие у них одинакового

значения (или, во всяком случае, при возможной многозначности морфем,

близости значений разных морфов, выводимости одного значения из другого).

Возьму для иллюстрации стихотворение Марины Цветаевой, которое позволяет

увидеть, что при различиях в семантическом плане разных морфов,

репрезентирующих служебную морфему (аффикс) раз-, все варианты данной

морфемы семантически (идея разделения) сводятся воедино:

Рас-стояние: вёрсты, мили...

Нас рас-ставили, рас-садили,

Чтобы тихо себя вели,

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: вёрсты, дали...

Нас рас-клеили, рас-паяли,

В две руки раз-вели, рас-пяв.

И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...

Не рас-сорили - рас-сорили,

Рас-слоили...

Стена да ров,

Рас-селили нас, как орлов-

Заговорщиков: вёрсты, дали...

Не рас-строили - рас-теряли.

По трущобам земных широт

Рас-совали нас, как сирот.

Который уж - ну который - март?!

Раз-били нас - как колоду карт!

Выделенные при сегментации морфы при соблюдении условия семантической

тождественности подвергаются дистрибутивным тестам:

Тест на дополнительную дистрибуцию: Два разных морфа принадлежат одной

морфеме на правах её алломорфов, если они не встречаются в тождественном

фонемном окружении (/raz/ перед гласными и звонкими согласными ~ /ras/

перед глухими согласными; англ. показатели мн. ч. имён существительных /s/

~ /z/ ~ /Iz/, реализующие одну морфему {-S}); один из алломорфов

квалифицируется как основной, для остальных могут быть сформулированы (в

рамках морфонологии) правила перехода; ср., например, рук- /ruk/ в рук-а >

/ruk'/ (перед передними гласными, как в рук-е), /rutS/ (перед суффиксом -н-

, как в руч-н-ой).

Тест на свободное варьирование: Если два разных морфа, будучи составляющими

слов (словоформ), при появлении в тождественном окружении не различают двух

разных слов (словоформ), то они являются по отношению друг к другу и к

данной морфеме факультативными вариантами (соб-ой /oj/ ~ соб-ою /oju/).

Тест на контрастную дистрибуцию служит проверке того, с одной ли морфемой

или двумя разными морфемами мы имеем дело: Если появление двух разных

морфов в тождественном окружении связано с различением слов (словоформ), то

они являются представителями двух разных, омонимичных морфем (вод1 и вод2 в

словах вод-н-ый и пут-е-вод-н-ый).

Учёт критерия дополнительной дистрибуции и, соответственно, тождества

фонемного окружения не допускает объединения в одну морфему морфов, у

которых различие в фонемном составе экспонентов не обусловлено действующими

или историческими звуковыми законами. Поэтому в одну морфему не сводимы

разные показатели мн. ч. русских существительных (-и/-ы, -а и т.д.), нем.

существительных (-e, -en, -er и т.д.), англ. уже проиллюстрированная

морфема {-S} и показатель /In/ в ox-en. Не является элементом англ. морфемы

{-S} фонемное чередование в корне (man - men, goose - geese, break -

broke). То же самое относится и к нем. умлауту как показателю мн. ч. имён

существительных. В таких случаях можно говорить об омосемии разных морфем

(подобно тому, как говорят о синонимии слов).

Такова позиция многих отечественных, и не только отечественных лингвистов.

Но в последние десятилетия в американском языкознании стала утверждаться

точка зрения, в соответствии с которой названный критерий не обязателен и

достаточно лишь семантическое (функциональное) тождество. В этом случае

постулируется наличие, допустим, морфемы {мн. число имён существительных}и

допускается её любая реализация. Морфема тогда выступает как класс, в

который входят и сегментные морфы, и суперсегментные показатели.

Итогом процедуры индентификации оказывается установление инвентаря морфем.

Классификация морфем

Единицы этого инвентаря (морфемикона) могут быть распределены по классам

на основе ряда разных классификационных критериев.

1. Если исследователь исходит из того, что признаёт морфемами элементарные

суперсегментные показатели грамматических значений, то могут быть,

соответственно, выделены класс сегментных морфем и класс суперсегментных

морфем. В последний включаются из числа приложимых к отдельному слову, как

значащее чередование гласных или согласных фонем (по старой терминологии,

средства внутренней флексии), усечение корня, сдвиг ударения, мена тонов,

удвоение (редупликация). Так, в частности, солидаризуясь со взглядами

некоторых дескриптивистов, поступает Ю.С. Маслов. Он именует

суперсегментные показатели грамматических значений морфемами-операциями,

подчёркивая таким названием, что данные операции совершаются над

сегментными морфемами (или их последовательностями).

Есть основания, однако, говорить не о морфемах-операциях, имеющих

суперсегментный характер и применимых к неким неопределённым сегментным

морфемам (или их цепочкам), а о морфологических операциях (или

трансформациях) вообще, объектами которых являются такие их функциональные

носители, как словоформы. Сюда правомерно войдут и аффиксация,

представляющая собой взаимную мену аффиксов (в том числе и чередование

нулевого аффикса с ненулевым) в морфологической структуре слова, и

чередование синтетических и аналитических способов образования словоформ, и

чередование супплетивных корней. Но это уже проблема формальных

показателей грамматических значений слов (см. раздел 4.03).

2. Собственнно морфемы, т.е. морфемы сегментные, подразделяются на два

класса: морфемы как части слов (и знаменательных, и служебных) и морфемы-

слова (и знаменательные, так и служебные). К морфемам-словам

(словоморфемам) относятся вчера, здесь, вот, у, при, перед, но, а, и, или и

т.п. Нет особого смысла отказывать им в двойственном статусе. Они ведут

себя и как слова, т.е. как свободные знаки, могущие вступать в

синтаксические связи, и как морфемы, т.е. как минимальные значимые единицы

языка.

3. Морфемы - части знаменательных и служебных слов распределяются между

двумя классами: корни и аффиксы. Корневые морфемы знаменательных слов

являются носителями лексических значений простых слов (ср.: дом- и дом-#,

дом-а, дом-у) и опорой для мотивировки более сложных слов (ср.: дом-ов-ый,

дом-о-вод-ств-о). Число корневых морфем равняется нескольким десяткам

тысяч. Аффиксы выполняют служебную функцию, участвуя в морфологических

операциях над словами в процессах формообразования слов и словообразования.

Число аффиксов достигает нескольких сотен. Иногда выделяются полуаффиксы,

т.е. аффиксы, ещё не порвавшие своих связей со знаменательными словами, от

которых они происходят (ср. нем. auf-, hoch-, -mann в составе aufsehen

'посмотреть вверх', hochbringen 'возвысить', Steuermann 'штурман').

Экспоненты корневых морфем, как правило, обладают большей средней

протяжённостью по сравнению с аффиксами, т.е. содержат в среднем большее

число фонем. В распоряжении корневых морфем оказывается также более широкий

инвентарь фонем, чем у аффиксов.

4. Морфемы могут распределяться на два больших функционально-смысловых

класса: лексические (знаменательные) и грамматические (служебные) морфемы.

В первый класс входят корни знаменательных слов и морфемы - знаменательные

слова. Во втором классе группируются аффиксальные морфемы знаменательных

слов, морфемы - служебные слова и морфемы (и корневые, и аффиксальные)

служебных слов. Иногда под именем аффиксов объединяют аффиксальные морфемы

и все служебные слова (и одноморфемные, и многоморфемные).

5. Морфемы могут быть непрерывными и прерывистыми. Прерывистыми

оказываются, например, корневые морфемы в арабском, древнееврейском (и

продолжающем его иврите) и, соответственно, аффиксальные морфемы (именуемые

трансфиксами). Прерывистыми являются нем. аффиксы ge-___ -t, ge-___ -en,

участвующие в образовании вторых причастий (ge-frag-t 'спрошенный', ge-

schloss-en 'закрытый'). Их называют конфиксами, или циркумфиксами. При

трактовке суперсегментных показателей как особого вида морфем некоторые

исследователи предполагают, что, например, в нем. и англ. морфемы

значащего чередования "разрывают" корневую морфему (broke 'поломал' = break

+ ea /eI/ > o /@U/; brach 'поломал' = brech + e /E/ > a /a:/).

6. Морфемы, подобно словам, могут быть моносемичными и полисемичными, т.е.

допускать содержательное варьирование.

7. Морфеме присуще также экспонентное варьирование. Фонемный состав морфемы

является величиной, производной от фонемного состава экспонентов морфов,

репрезентирующих данную морфему. Так, русская префиксальная морфема с- {S}

реализуется в виде набора морфов /s/, /s'/, /z/, /z'/, /S/, /Z/ (с-растись,

с-тянуть, с-дуть, с-держать, с-шить, с-жать). Если морфеме соответствует

один морф, то можно говорить о её постоянном облике. То же самое

справедливо и по отношению к чередованию ударности - неударности морфемы во

многих акцентных языках, к чередованию гласных при действии механизма

сингармонизма в финно-угорских и тюркских языках.

8. По способности сочетаться с другими морфемами морфемы могут быть

многовалентными (при их практически неограниченной сочетаемости) и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15