Маньеризм в моде

Маньеризм в моде

имели в любое время свободный доступ к ней самой и в комнаты ее дам.

Придворные распутничали и называли свои двор настоящим раем, в котором дамы

были богинями.

Поощряемая ею придворная роскошь, а вскоре и роскошь во всех слоях

общества непомерно развились во время царствования Карла IX. Сама

Екатерина, овдовев, не носила ни цветных платьев, ни дорогих нарядов, а

одевалась в черное, следуя испанской моде, но дамы ее свиты обязаны были

блистать самыми роскошными туалетами. Эти верные орудия интриг Екатерины и

были распространительницами роскоши, вовлекая в нее и знатных мужчин,

желавших им понравиться. Все наперебой старались перещеголять друг друга

богатством костюма. Теперь не носили никаких других материй, кроме самых

дорогих, пышность нарядов усиливалась дорогой отделкой и множеством

украшений искуснейшей работы, которыми придворные и богатые люди просто

обременяли себя, особенно дамы. Во время церковных смут возвращались к

более простому костюму, выбирая для него материи скромных цветов — белого,

черного, коричневого и т. д. Однако это бывало только временным

отклонением, которое не распространялось за пределы протестантской среды,

старавшейся отличаться большей простотой в жизни и обстановке. Католики, а

соответственно двор и все к нему принадлежавшие не отступали от привычного

порядка или очень быстро возвращались к нему.

При Генрихе III придворная жизнь и обстановка приняли совершенно

особый характер. От природы слабый, безмерно тщеславный и бессильно

сластолюбивый, он заставил своих придворных кавалеров и дам как бы

поменяться ролями. Самым любимым его занятием было завивать волосы себе и

королеве, гладить и гофрировать свои и ее воротнички. Он это делал с такой

тщательностью, что в день своей коронации и бракосочетания пропустил по

этой причине час, назначенный для церковного торжества, так что обедня была

начата позже и вследствие этой задержки во время нее забыли пропеть «Те

Deum». He меньшее удовольствие ему доставляло разглядывание своих

драгоценностей, которые он любил часто менять и переделывать. На

празднествах он появлялся одетым почти по-женски, иногда даже в костюме

амазонки, с открытой грудью и шеей, обвитой длинным жемчужным ожерельем;

впрочем, и в будние дни он всегда ходил разряженный, как кокетливая

женщина. Ему подражали и его фавориты (миньоны). Их расточительность не

знала границ, и король в результате нередко был вынужден до такой степени

ограничивать затраты на стол, что придворные просто голодали. Его

противоестественная привязанность к своим миньонам была так сильна, что с

одним из них, Мотироном, он даже хотел сочетаться формальным браком.

От всех принадлежавших ко двору или имевших доступ на его

беспрерывные увеселения постоянно требовалось, чтобы они являлись в

особенно дорогих костюмах, которые бы при этом ежедневно меняли. Это

разорительное требование придворного этикета привлекло внимание секретаря

венецианского посольства в бытность его в Париже (1577г.), и он постигал

необходимым упомянуть о нем, как и о некоторых других особенностях костюма,

в своем донесении синьории. «В Париже, — пишет он, — не только беспрестанно

меняют покрой платья, но и носят его не менее странно и причудливо. На

придворного не обращают внимания, если у него нет по меньшей мере двадцати

пяти или тридцати различных костюмов и если он не меняет их ежедневно». Эта

мода на постоянное переодевание была отражена в сатирических изображениях,

подобных тем, что существовали в Англии.

Вступление на престол Генриха IV (1589 г.) положило конец открытому

придворному беспутству. Хотя новый король и не разделял позорных слабостей

и противоестественных вкусов своего предшественника, он в не меньшей

степени поддавался естественному влечению к женскому полу и был одержим

личным тщеславием. Одаренный превосходными качествами — храбрый, с добрым

сердцем, справедливый и человечный, он открыто и без стеснения обзаводился

любовницами и часто менял, их, так что господство фавориток при дворе

усилилось еще больше. Нравственность ничуть не выиграла, скорее наоборот,

каждый настоящий придворный считал для себя делом чести добиться

благосклонности самых красивых дам. Одновременно затраты на удовольствия и

наряды скорее увеличились, нежели уменьшились. Однако по сравнению с тем,

что происходило при Генрихе III, все приняло более свободный, подвижный и

привлекательный, хотя бы внешне, характер.

Знатные дамы блистали роскошными нарядами, а также те из мужчин, кто

желал приобрести их благосклонность. Генрих IV любил, чтобы его любовницы

одевались роскошно и изящно, другие дамы старались подражать им в этом,

поэтому женские костюмы становились все богаче. Пьер дель Этуаль видел в

Париже у одного золотошвея ткань, которую мадам де Лианкур приобрела за 1

900 ливров, но это было ничто по сравнению с той суммой, которую маршал де

Бассомпиер выложил за костюм, заказанный им по случаю крестин дофина.

Костюм был из лиловой парчи с золотыми пальмовыми ветвями и вышит 50

фунтами жемчуга. Только шитье стоило 600 ливров, а весь костюм —

шестнадцать тысяч. Сам король одевался со вкусом, но просто. Если он и

надевал богатый наряд, то лишь по какому-нибудь особому случаю или чтобы

угодить своим фавориткам. Когда после сражения при Кутра (1587 г.) ему

принесли богатый костюм убитого в этой битве его противника герцога

Жуайеза, он заметил, что одним только комедиантам позволительно чваниться

богатством своего наряда.

Правительство между тем не прекращало свои бесплодные усилия,

(Направленные на ограничение роскоши. После вступления на престол в 1566

году Карл IX, издал постановление, запрещавшее всем его подданным

использовать для чего бы то ни было позолоченное железо, свинец и дерево, а

также покупать иностранные благовония. Вслед за этим постановлением он

издал целый ряд ему подобных, но более строгих указаний (в 1561, 1563, 1565

и 1573 гг.), которые впоследствии были подтверждены и возобновлены Генрихом

Ш (в 1576, 1577 и 1583 гг.). Они касались всех сословий, в том числе и

духовенства. Ремесленникам и купцам запрещалось изготавливать и продавать

запрещенные вещи и материи, ослушавшимся грозила высокая пеня.

Постановления не исполнялись, иначе не издавались бы так часто.

В Англии подражание французским традициям (за исключением

сумасбродств, заведенных Генрихом III) продолжалось и после смерти Генриха

VIII. По-прежнему сохранялось непомерное представление о величии особы

государя. Взаимоотношения придворных дам и кавалеров здесь были гораздо

нравственнее, ничто не способствовало развитию отношений, даже отдаленно

напоминавших тот явный разврат, который господствовал при французском

дворе. Однако щегольство и здесь процветало в такой степени, что об

английском дворянстве можно было сказать, как и о французском, что оно

носит на себе все свое имущество. При Эдуарде VI (до 1553 г.), когда все

были заняты осуществлением реформации, отвлечены различными бедствиями,

дороговизной, недостатком работы и восстаниями среди сельского населения, а

также за время короткого, но кровавого царствования Марии (до 1558 г.)

роскошь была сравнительно умеренной. Но как только на престол взошла

Елизавета и положение дел» изменилось к лучшему, роскошь стала быстро

возрастать. Елизавета очень любила внешний блеск. При всем своем уме, она

была настолько тщеславна, что очень много времени уделяла украшению

собственной персоны. Она всегда одевалась роскошно и великолепно. На

аудиенции с французским посланником и маршалом фон Бироном на ней было

платье, над созданием которого трудилось сто человек в течение трех недель.

После ее смерти осталось не менее трех тысяч платьев.

Законы против роскоши и уставы об одежде появлялись в Англии гораздо

реже, чем во Франции. В сущности, все они сводились к постановлению Генриха

VIII, которое оставалось в силе и только дополнялось различными нюансами,

касавшимися в основном деталей. При Марии была запрещена тупоносая обувь и

некоторые головные уборы, при Елизавете — тоже некоторые головные уборы,

высокие воротники и длинные шпаги. Головным уборам придавалось особое

значение из-за того, что они служили отличительным признаком сословий среди

женского пола. Еще больше дорожили правом оставаться с покрытой головой в

присутствии государя. Это право было даровано Марией графу Сассексу.

Елизавета была упряма и менее всего расположена терпеть небрежное отношение

к ее приказам. Когда она заметила, что ее запреты плохо соблюдаются, то

завела особых надсмотрщиков, которые должны были обламывать и обрезать

шпаги и воротники, превосходившие разрешенную меру.

Покрой одежды и ее отделка оставались без Изменения до середины

столетия. С этого времени началось подражание испанской моде вместе с

заимствованием некоторых особенностей итальянского и даже немецкого

костюма: рядом с камзолами «а-л'эспаньоль», вошли в употребление камзолы «а-

л'аллеман», «а-ля суисс» и «а-ля валлон».

Во Франции мужской костюм очень скоро перестал напоминать испанский,

особенно у высших сословий, примеру которых не замедлили последовать и

зажиточные люди среднего класса. На портрете Генриха IV, написанном в 1557

г., когда он был еще принцем Наварры и Леона, он представлен в точно таком

же костюме (кроме накидки), как и Дон Карлос, инфант Испании, изображенный

на своем портрете. Этот довольно свободный старинный покрой чуть позднее,

при Филиппе II, был изменен на узкий, почти в обтяжку, который тотчас же

был принят во Франции. Генрих II в последние годы своей жизни носил точно

такой же костюм, как и Филипп II, но он редко одевался только в черное,

обычно сочетая черное с белым, а высокую шляпу заменяя беретом. Франциск II

и Карл IX (до 1574 г.) тоже не отступали от этого фасона, господствовавшего

при них. Однако это не помешало появиться другим фасонам, которые

распространились уже при Карле IX, иногда искажаясь до безобразия.

Все началось с некоторых незначительных элементов. К узкому камзолу,

который всегда носили застегнутым доверху, были прибавлены полы. Рукава

стали подбивать ватой по всей их длине или только вокруг плеч.

Оплечья снаружи начали обшивать валиком или широкой складкой. Иногда

на рукавах делались разрезы, как и на самом камзоле, или нашивались полосы.

Стеганые подушкообразные короткие штаны носили различной длины, но не

длиннее, чем до середины бедра. На них тоже делались разрезы, но гладкие,

без буфов. И без того уже слишком заметный гульфик (бракетта) был увеличен

настолько, что раздвигал собой полы камзола. Трико пока еще не вошло в

моду. Оно заменялось панталонами в обтяжку в виде длинных чулок выше

колена, но не вязаных, а шитых. Тогда же начал входить в моду

воронкообразный крепко накрахмаленный и сплоенный воротничок. Короткий плащ

иногда делался с высоким стоячим воротником и длинными висячими рукавами.

Любимым головным убором оставались плоские береты, гораздо реже носили

высокую испанскую шляпу с узкими полями. Обувь стала легче и остроносее, на

башмаках все еще делались разрезы с буфами. Прическа не изменялась.

Затем появились камзолы с довольно длинными полами и подбитым ватой

передом в области живота, но они скоро исчезли, и уже к 1570 г. полы

камзола укоротилась до уровня узенькой обшивки вокруг талии. Рукава стали

уже, а валики и складки вокруг плеч увеличились в объеме и нередко делались

безобразной величины. Иногда к ним пришивались висячие рукава. Объем

верхних коротких штанов тоже увеличился, и уже в конце 60-х годов они

получили форму шарообразных или продолговато-круглых подушек, закрывающих

ногу до середины бедра. Гульфик (бракетта), напротив, постепенно

уменьшился. В 70-х годах поверх панталон в обтяжку стали носить вязаные

чулки, доходившие до колен, где они перевязывались лентами. Теперь, кроме

панталон во всю длину ноги, носили подбитые ватой верхние панталоны, узкие

в обтяжку панталоны и чулки, которые обычно были разного цвета. Брыжи и

манжеты стали несколько шире. Короткий плащ, с рукавами или без них, иногда

снабжался небольшим капюшоном. Он окончательно вытеснил распашную, подбитую

мехом одежду, которая теперь превратилась в узкую накидку с проймами для

рук и высоким стоячим воротником. Из головных уборов продолжал преобладать

берет. Появились также различные новые формы шляп, в том числе низкая шляпа

с округлой тульей и широкими прямыми полями.

С воцарением Генриха III (1574 г.) существовавшие фасоны костюма не

могли, конечно, измениться сразу же. Однако женские привычки самого короля

и его любимцев, неумеренная страсть к нарядам и украшениям вскоре нашли

подражателей и вне придворных кругов, причем не только в высших, но и в

остальных сословиях. Одни протестанты и солидные граждане держались в

стороне от этого влияния. Тяга короля к нарядам сказывалась на всей его

внешности, даже тогда, когда он не был одет (10-женскн, что иногда

случалось. На голове он носил небольшой женский ток, украшенный перьями,

жемчугом и бриллиантами. Подкрашенные волосы были завиты, как у женщин, в

ушах сверкали дорогие серьги. Все это сочеталось с нарумяненными щеками,

небольшими усиками, широкими брыжами на шее, жемчужными нитками на груди,

камзолом в обтяжку, вырезанным спереди мысом и туго стянутым в талии, с

плотно выстеганными рукавами, заканчивающимися мелко сплоенными манжетами и

перчатками на руках. Вместо широких верхних коротких штанов делался

узенький сборчатый валик, под которым находились не очень широкие,

суживающиеся книзу, подбитые ватой панталоны по колено, на ногах были чулки

и чрезвычайно узкие остроносые башмаки. Дополнением служили короткий плащ и

шпага. Небольшой размер рук и ног, нежность и белизна кожи подчеркивались

искусственными средствами. Король постоянно использовал духи. Даже одетый

менее женственно, он все равно казался разряженным. Герцог Сюлли, войдя к

нему однажды (1586 г.) в кабинет, увидел его «при шпаге, в коротком плаще и

в токе, на шее висела на широкой ленте небольшая корзинка, наполненная

щенятами. Он был совершенно неподвижным и во время разговора с герцогом не

шевельнул ни рукой, ни ногой, ни головой».

Его фавориты не уступали ему в щегольстве. По рассказу Пьера дель

Этуаля, «они завивали и причесывали свои волосы по-женски, их крепко

накрахмаленные и мелко сплоенные воротники были так огромны и так плотно

обхватывали шею, что головы их казались как бы положенными на блюдо».

Одевались они преимущественно в яркие цвета. Белый, светло-голубой, розовый

атласный костюм, отделанный разноцветными лентами и шнурками, был самым

любимым. В упомянутом выше сатирическом памфлете «Описание острова

гермафродитов» франтовство фаворитов осмеивается в таких выражениях:

«Каждый обитатель острова гермафродитов может одеваться как ему угодно,

лишь бы одеваться роскошно и не соответственно ни со своим положением, ни

со своими средствами. Как бы ни была дорога материя сама по себе, платье,

сшитое из нее, должно быть отделано золотыми и серебряными вышивками,

жемчугом и камнями, в противном случае мы объявляем его непристойным. Чем

более костюм будет похожим на женский покроем и отделкой, тем лучше он и

соответствует нашим обычаям. Однако, какой бы ни был кocтюм, его не следует

носить дольше месяца. Кто носит дольше, тот заслуживает презрения как

скряга и человек без вкуса... Поэтому мы рекомендуем нашим друзьям

обзавестись искусными и изобретательными портными, с которыми они бы могли

постоянно придумывать новые костюмы».

Соответственно этому Виженер описывает двух знатных франтов: «На

одном короткий камзол с узкими рукавами сидит совершенно в обтяжку, словно

наклеенный, шляпа «а-л'альбанез» с высокой заостренной тульей и чуть

видными полями, длинные штаны по провансальской моде, длинный и широкий

плащ, волочащийся по земле, и рубашечный воротник с зубчатыми краями Другой

одет в широкий камзол, выстеганный рубцами и оканчивающийся спереди мысом,

доходящим почти до колена, толсто подбитый, круглый и полный, как круп

лошади. Висячие рукава похожи на штаны, широкополая шляпа плоская, как

блюдо, с прямыми полями в полтора фута шириной. На ногах вместо полуштанов

небольшой валик со сборками и узкие штаны. Небрежно накинутый легкий

плащик, не длиннее талии. На шее брыжи, похожие на жернов, сплоенные

трубками».

Влияние придворных мод на костюм проявилось в изменении покроя

некоторых его частей. Камзол спереди был удлинен мысом, в талии сильно

стянут (для чего иногда под ним носили корсет из китового уса) и весь

толсто выстеган, как и рукава, очень широкие у плеч и суживающиеся к кисти.

Валики и складки вокруг плеч увеличены, разрезные висячие рукава посередине

снабжены застежками (Венецианский секретарь отметил как особенность, что

один рукав носят расстегнутым, а другой застегнутым). Короткие штаны (труз)

превратились в узкий валик, панталоны выстегивались так же, как и рукава.

Гульфик (бракетта) был полностью упразднен. Камзол и штаны вместо разрезов

отделывались лентами и шнурками, нередко с буфами между ними. Шелковые

сшитые и вязаные чулки стали проще, ниже колена они заворачивались валиком

с красивыми городками. Самым модным цветом для чулок был белый, так как в

день коронации на короле были белые шелковые чулки. Обувь стала изящнее,

башмаки на подъеме стали украшать бантом, в моду начали входить полусапожки

с пуговицами или шнуровкой Даже высокие сапоги, которые надевали только для

верховой езды, приобрели более красивую форму. Наряду с брыжами стали

появляться простые отложные воротнички, а рядом с манжетами - гладкие

нарукавники.

К головным уборам прибавились новые фасоны. Шляпы были различных форм

- высокие, низкие, круглые, овальные, с узкими и широкими полями, из

бархата, шелка, сукна, войлока, всех цветов, преимущественно черного,

серого или белого, с перьями и другими украшениями. Жесткая испанская шляпа

тоже стала входить в моду наряду с карнелем - капюшоном с короткой

пелериной и ресилью - сеткой, которую надевали под шляпу. Длинные плащи

снова были приняты щеголями и изменены соответственно моде. Их носили с

рукавами и без них, иногда с капюшоном. Короткие плащики укоротились

настолько, что едва закрывали талию. Их чаще всего делали с небольшим

воротником и oтворотами, без рукавов, и обычно носили их на одном плече.

Волосы продолжали стричь по-прежнему. Усы закручивали кверху,

бакенбарды и бороду cстригли или заостряли. Румяна и духи использовали без

меры. Духами не только опрыскивали волосы, платье, перчатки и обувь, но

даже примешивали их к еде и напиткам. Кроме всего этого, щеголи, особенно

английские, ввели в моду лорнеты, а французские — бархатные и шелковые

маски. В Англии одевались так же, с тем только различием, что камзолы

носили с довольно длинными полами, а широкие короткие штаны были длиной по

колено.

При Генрихе IV (1589 г.) как при дворе, так и во всем обществе

начинает распространяться относительная простота. Сам король, как его

представляет портрет, написанный Порбусом, одевался преимущественно в

итальянском стиле как в отношении покроя одежды, так и в отношении ее

цвета. Его пример если не ликвидировал, то все-таки значительно уменьшил

существовавшее тогда щегольство. Пестрота и женоподобность прежнего костюма

заменились большей строгостью покроя и цвета. Теперь одевались

преимущественно в темные цвета — черный, коричневый, темно-красный и

фиолетовый, с очень умеренной примесью белого и других светлых тонов.

Камзол стали делать свободнее. Теперь его не выстегивали и не

затягивали на талии, остроконечный выпуск спереди (брюхо) был упразднен,

(узкая обшивка вокруг талии снова превратилась в полы умеренной длины.

Корсеты из китовою уса исчезли. Рукава делали узкие, но не стеганые, с

неширокими, плотно прилегающими плечевыми складками и валиками, которые,

однако, просуществовали недолго. Широкие, похожие на подушки короткие планы

постепенно укупили место нестеганым сборчатым. К концу столетия появились

прямые полуштаны без сборок, с разрезом сбоку —фасон, пришедший, вероятно

из Нидерландов. Вязаные панталоны и чулки становились все проще. Носки

обуви были несколько закруглены, а каблуки стали выше. Розетки на башмаках

делались больше, а к самим башмакам на подъеме пришивался подвижной клапан

с застежками. Брыжи и манжеты уменьшились в объеме, но зато теперь стали

носить брыжи двойные, тройные, иногда четверные и более. Из головных уборов

прежде всего исчезли токи, которые носили миньоны, и их шапочки,

заменившиеся шляпами различных фасонов. Особенно любима была низкая шляпа с

широкими полями. Ее носили с приподнятыми с одного бока полями (как и сам

король) и с пучком белых страусовых перьев —любимый цвет Генриха IV. Наряду

с короткими торчащими плащами снова вошли в моду длинные плащи с рукавами и

воротником или без них. Их накидывали на правое плечо, пропускали под левую

руку и связывали на груди лентами или шнурками с кистями.

Волосы носили короткие и взъерошенные, либо длинные (ниже ушей),

зачесанные назад. Король рано поседел, вследствие чего придворные стали

делать себе искусственную седину пудрой, и вскоре (приблизительно в 1594

г.) мода пудриться распространилась в остальном обществе. Усы по-прежнему

носили закрученными кверху, щеки брили, на подбородке сбавляли небольшую

остроконечную бородку, названную по имени короля «анри катр». Использование

масок было распространено благодаря непрерывным любовным приключениям,

требовавшим таинственности. Их надевали не только при выходе из дома, но и

в обществе, по желанию владельца. Король даже в тайном совете присутствовал

в маске. Где бы он в ней ни появлялся, лишь его любовница Габриэль д'Эстре

имела право спять маску, чтобы поцеловать его.

Законодательницами женских мод во второй половине XVI в. были:

супруга Генриха П (до 1559 г.) Екатерина Медичи и ее младшая дочь Маргарита

(с 1572 г супруга Генриха IV). Старшая дочь Екатерины, Елизавета (родилась

в 1545 г.), славившаяся своим изящным вкусом и изобретательностью в

нарядах, она была выдана замуж за Филиппа II Испанского (в 1559 г.),

поэтому ее влияние на французские женские моды было непродолжительно. Ей

приписывают, как замечает Брантом, изобретение разрезных рукавов на

проволочном каркасе, которые в Испании назывались пунтос. Екатерина Медичи

до своего вдовства одевалась чрезвычайно богато, но все-таки настоящим

источником женской моды -, и роскоши была не она сама, а постоянно

окружавшая ее блестящая толпа молодых и красивых женщин, в кругу которых

при дворе своих братьев Франциска II и Карла IX воспиталась и ее дочь

Маргарита.

При Генрихе II в моду вошли умеренно широкие верхние платья с гладкой

талией и шлейфом. Широкие, почти колоколообразные робы не исчезли

совершенно, а сохранились до времен Генриха Ш, преимущественно в качестве

церемониальной, как бы форменной придворной одежды. Эти робы носили широко

распахнутыми спереди таким образом, чтобы надетое под ними платье было как

можно больше на виду, тогда как другие платья обычно застегивались.

Изменения верхнего платья ограничивались только лифом и рукавами. Уже при

Франциске I лиф и рукава были значительно упрощены. Им придавалась форма,

более соответствующая строению тела, а потому более удобная Екатерине не

очень нравилась эта простота: она предпочитала искусственность. Поэтому

Екатерина снова ввела в моду шнурование и подшитый китовым усом нижний лиф,

или корсет. Ей нравились открытые шея и плечи, вследствие чего вырез лифа

был увеличен настолько, что открывал половину груди, приподнятой с помощью

«де-мигюзе». Все это не мешало очень многим женщинам носить высокие лифы

или закрывать шею до подбородка тонким воротником при низком лифе. Рукава

по-прежнему были довольно широкими, со сплошными долевыми прорезами,

заложенными небольшими буфиками, но мода склонялась к узким рукавам с

буфами на плечах. Иногда такие рукава доходили только до локтя, тогда под

них надевались длинные и довольно широкие рукава из очень тонкой материи,

оканчивавшиеся у кисти манжеткой. Такие рукава носила сама Екатерина

Медичи, а также молодая герцогиня д'Эгамп, любовница Франциска I. Буфы на

плечах делались то выше, тo ниже, то уже, то шире и большей частью туго

набивались.

Почти одновременно с этими плечевыми подушками стали входить в моду

подушкообразные подкладки другого рода. Уже при Генрихе II, когда носили

узкие сборчатые платья со шлейфом, некоторые дамы начали искусственно

увеличивать себе заднюю часть Эта мода быстро распространилась и

продержалась до времен Карла IX. Затем подобным образом стали искусственно

увеличивать объем бедер. Все это делалось с помощью подушек соответствующей

формы, которые подвязывались под платье Расширенные таким образом юбки не

уступали в объеме фижмам (юбкам на китовом усе). Все эти подкладки при

Елизавете (с 1558 г) были переняты в Англии, где получили

усовершенствование.

Упорно державшаяся мода на высокие плоеные воротники (фрезы)

превратила их в самую нарядную часть дамского туалета. Екатерина даже дала

итальянцу Винчола исключительное право изготовлять и продавать их, а

Елизавета Английская в 1564 году вызвала из Голландии некую Дингам ван-дер-

Плассе только для того, чтобы чистить и крахмалить свои воротники. Форма

этих воротников до Карла IX сохранялась. Прежняя, лишь незначительно

меняясь.

В прическе и головных уборах не произошло никаких особенных перемен.

Башмаки теперь стали иногда носить с небольшими каблуками, а дамы

небольшого роста даже прибегали к давно известным в Испании башмакам на

высокой подошве, которые назывались патенами. С этого же времени, если не

раньше, началось использование кальсон. Вязаные чулки появились гораздо

позже. Считается, что их в Англии первая надела королева Елизавета. Уже при

Генрихе II (до 1559 г.) французские дамы переняли от итальянских маски для

защиты лица от холода и носовые платки. Последние не замедлили превратиться

в роскошную и изящную принадлежность туалета. Их делали из дорогих тканей,

украшали богатыми вышивками и обшивками и обычно душили.

Употребление белил и румян постоянно увеличивалось. При дворе оно

было распространено настолько, что на даму, которая не пудрилась и не

румянилась, смотрели как па явление из ряда вон выходящее. Таким

исключением была, по словам Брантома, любовница Генриха II, герцогиня

Валентинуа, позднее ставшая женой маршала д'Омон.

При Карле IX (до 1574 г.) щегольство дорогими тканями и богатой

отделкой продолжало усиливаться и распространяться, несмотря на

законодательные меры, направленные против него, однако в отношении фасонов

и покроя новинок было сравнительно мало. Изобретательность на время утихла,

но оживилась снова, когда законодательницей моды стала Маргарита, королева

Наваррская (в 1572 г.). До тех же пор сохранялись прежние фасоны, слегка

измененные в некоторых деталях или ограниченные простым подражанием

иностранным модам. По рассказу Брантома, вдова Франциска II Мария Стюарт

носила то французский, то шотландский, то итальянский или испанский костюм

Дамы при больших празднествах, в костюме и убранстве подражали овдовевшей

герцогине Лотарипгской, Христине Дагской

Одним из самых существенных изменений женского костюма при Карле IX

было то, что задняя подушка была оставлена, но зато увеличились набедренные

подушки Подобное расширение юбки приняло такие размеры, что уже в 1561 году

вышло королевское постановление, ограничивающее их ширину двумя локтями

Буфы на плечах также подверглись некоторому изменению в форме. Теперь их

стали делать в виде туго набитых шарообразных или круглых сплющенных

подушек. Одновременно в моду вошли узкие рукава Низкие лифы остались, но

плоеный, узко охватывающий шею воротничок с пелериной, закрывающий грудь,

был заменен высоким воротником, который поднимался из за спины в виде

раскрытого и слегка выгнутого веера. Эти воротники делались на проволочных

каркасах или из китового уса и по краю отделывались кружевом или прошивкой

Модной стала прическа «ан бишоп». К головным уборам прибавились

красивые остроконечные шелковые, бархатные или парчовые шапочки, особенно

плоские четырехугольные, которые носили, надвинув на лоб. Первые иногда

украшали, прикалывая сбоку пучок белых перьев, последние — большой прочной

вуалью, белой или черной, которую обвивали вокруг шеи и рук.

При Генрихе III (до 1589 г.) широкие колоколоподобные робы, которые

носила еще сама королева Луиза Лотарингская как парадный костюм, были

постепенно оставлены и заменены платьями, которые тоже были широкими, но

имели складки и были толсто подбиты только на боках. Стан теперь затягивали

в узкий корсет, сплошь выложенный китовым усом. Лиф в обтяжку спереди

удлинялся мысом как мужской камзол, соответственно и вырез лифа так был

углублен, что из-под него был виден край корсета, который обшивали красивой

оборкой или закладывали нагрудником. Узкие рукава с высокими наплечниками

совершенно исчезли и были заменены умеренно широкими рукавами длиной до

кисти, выстеганными поперечными, постепенно утончающимися от плеч книзу

рубцами или валиками. Иногда эти рукава расширяли у плеч больше чем на

полфута и называли их рукавами «а жиго». К подобным рукавам всегда

прибавлялись верхние, разрезные спереди рукава, которые против локтевого

сгиба застегивались аграфом. Когда таких застежек было несколько, верхний

рукав плотно охватывал нижний.

Стоячий веерообразный воротник стал намного выше и удлинился так, что

теперь окружал шею по вырезу лифа. Рядом с ним появилась новая плоская

фреза с клинообразным вырезом спереди, а затем, в 80-х годах, в моду вошла

английская двойная фреза с клинообразными вырезами спереди и сзади,

поднимавшаяся по обеим сторонам головы, как крылья бабочки. Волосы

причесывали «ан бишон» и носили приспособленные к этой прическе токи с

перьями. Перья Прикреплялись по-разному: «а ля гвельф» или «а ля гибеллин».

Королева Маргарита придумала прикреплять перья прямо надо лбом таким

образом, что они, изгибаясь, свешивались концами вперед. Эта мода, которую

Генрих III находил смешной, тем не менее была охотно принята. Кроме токов,

продолжали носить бархатные шапочки (шапроны) и головные уборы другой

формы. Шапроны, раньше распространенные только среди благородных дам,

теперь были переняты и женщинами среднего сословия. Незамедлительно

последовало распоряжение, запрещавшее последним бархатные головные уборы и

обязывавшее их носить только суконные шапочки. Точно так же поступила в

Англии королева Елизавета. Она запретила людям среднего сословия шляпы,

разрешенные дворянству, и велела носить простые меховые или белые суконные

шапки. Английским знатным дамам очень понравилась испанская мужская шляпа,

и они включили ее в число своих головных уборов.

Ради щегольства кальсоны шили из золотой и серебряной парчи и других

тканей. Они имели вид коротких штанов по колено и дополнялись чулками из

цветного или белого шелка. Чулки были шитые и вязаные, но и те и другие

туго обтягивали ногу. Форма обуви не изменилась. Дамы небольшого роста по-

прежнему носили патены (башмаки на высокой подошве) от одного до двух футов

высотой. Перчатки иногда отделывались чрезвычайно богато: на одном

придворном балу королева Маргарита одела перчатки, усыпанные бриллиантами.

Гораздо чаще стали использовать маски, которые делали из черного шелка или

бархата и подвязывали под подбородком. Концы шнурков скреплялись каким-

нибудь драгоценным камнем, а чаще жемчужиной.

Из остальных принадлежностей дамского туалета, кроме цепочек, колец,

серег и пр., заслуживают внимания веера. Они изготовлялись из слоновой

кости, золота, серебра, перьев (преимущественно павлиньих) и нередко

представляли собой произведения искусства. К прежним формам вееров

прибавилась новая — полукруглый складной веер. Такой веер из перламутра,

который стоил 1 200 талеров и был усыпан жемчугом и драгоценными камнями,

подарила к новому году Маргарита Наваррская Маргарите Лотарингской. К концу

80-х годов вошло в моду носить веер у пояса на длинной цепочке или шнурке.

Так же носили маленькие круглые зеркальца в богатой оправе и часы.

Последние, изобретенные в Нюрнберге, были еще очень неуклюжи и имели

круглую или яйцеобразную форму, поэтому их часто называли «нюрнбергским

яйцом».

Не принадлежавшие ко двору дамы не уступали в щегольстве придворным.

Не имея права носить платья из парчи, они выписывали себе из Флоренции и

Милана платья, стоившие не менее 500 талеров, с отделкой вдвое дороже. Даже

женщины среднего сословия, которым было запрещено носить бархатные шапочки,

отделывали суконные так богато, что иногда подобный головной убор стоил до

тысячи талеров.

Моды времен Генриха IV были лишь видоизменением существовавших ранее

форм, но не в сторону их упрощения, а напротив— переделки в новые странные

фасоны, многие из которых своим происхождением были обязаны Маргарите

Наваррской, королеве Франции. Вырез лифа, и без того уже настолько

глубокий, что обнажал грудь до половины, был углублен до середины лифа.

Этот фасон, нравившийся королеве Маргарите, был невозможен без нагрудника.

Нагрудник обычно носили из такой тонкой ткани, что он почти не скрывал то,

что было под ним. Обнажение груди сопровождалось обнажением плеч и рук и

дошло до того, что папа Иннокентий IX (1591 г.) буллой предписал всем дамам

закрывать грудь, плечи и руки до самой кисти непрозрачной тканью под

страхом отлучения от церкви. Рукава «ажиго» были заменены более узкими, но

тоже выстеганными. Висячие рукава тоже стали делать уже прежнего, а в конце

столетия снова появились плотно прилегающие плечевые складки. Юбка стала

шире и безобразнее. Сохраняя прежнюю длину, ее поднимали фижмами так, что

она растягивалась вокруг талии колесом, окружность которого иногда доходила

до 12 футов. Это колесо покрывали плоской сплоенной оборкой из той же

материи, из какой было сделано платье.

В Англии объем юбок был несколько умереннее, а плоеная оборка

заменялась небольшим плоским буфом. Затем там появились широкие (не на

фижмах) и длинные юбки для верховой езды. Все прежние фасоны воротников и

фрез остались, но открытые спереди стоячие воротники стали еще выше, иногда

даже выше головы. Нередко их делали из кружев и прошивали тонкими золотыми

и серебряными нитями. В среднем сословии, где было принято закрывать грудь

и шею, знатных дам за их обнаженную грудь называли «дамами с голым горлом»,

а те прозвали дам среднего сословия «гризеттами» за серый цвет обуви,

которую те носили. Модной обувью стала «муль де Венис» с красивыми

каблуками и розеткой на подъеме или на носке.

В прическе и убранстве головы произошли важные перемены. Прическа «ан

бишон» исчезла, а вместе с ней и легкий ток. По примеру королевы Маргариты

волосы стали завивать в локоны, которые располагались рядами и зачесывались

назад. Иногда их взбивали в округлый или кеглеобразный тупей, восполняя при

необходимости недостаток собственных волос фальшивыми косами или париком.

При этом волосы обычно пудрили. Допускались также всевозможные

видоизменения прически с помощью разных приспособлений, например

проволочного станка, или украшений в виде лент, бантов, обручей и т. п. При

такой укладке волос головные уборы утратили свое значение и превратились в

часть прически. Из них особенно любима была небольшая шапочка с обшивкой из

золотых желудей. Носили также уборы в виде тюрбанов с белыми или цветными

перьями. Маски стали частью туалета, но им чаще стали придавать форму

широких очков. Из драгоценных украшений — цепочек, серег, колец и пр. —

модными были появившиеся в то время очень изящные вещицы в форме медальонов

с девизами, небольших флакончиков и футлярчиков, которые носили на

цепочках.

Траурная одежда также подверглась многократным изменениям в покрое и

цвете. Прежний траурный цвет французских королей — красный или фиолетовый —

был заменен черным при Генрихе III. Когда умерла его любовница Мария

Клевская (1574 г.), он несколько дней подряд носил черную одежду, на

которой были вышиты серебром слезы, черепа и потухшие головни. Но еще

раньше изменения цвета траурной королевской одежды изменился ее покрой: она

стала длиннее, иногда намного. При погребении Генриха II (1559 г.) его сын,

Франциск II, шел за гробом в фиолетовой одежде и такой же мантии, шлейф

которой длиной тридцать локтей несли принцы королевского дома.

Женщинам предоставлялось выбирать для траурной одежды белый, черный

или коричневый цвет, причем запрещались серый, фиолетовый и голубой. Они

также не могли носить драгоценных камней в волосах или на головных уборах,

но могли ими украшать кольца, пояса, зеркальца и молитвенники. После смерти

Генриха I его любовница, герцогиня Валентинуа, одевалась исключительно в

черное с белым, не закрывая при этом своей шеи. Такой траурный костюм был с

тех пор принят при дворе и продержался более 40 лет. Вдова Франциска II,

Мария Стюарт, прибавила к нему большую белую вуаль. При Карле IX знатные

дамы заменили черный цвет коричневым. Их траурные платья были покрыты

эмблемами: слезами, черепами и т. д. Эти эмблемы они также носили на

ожерельях и браслетах. По истечении известного срока эмблемы заменялись

портретом умершего, окруженным слезами, который носили на груди. Так

продолжалось до Генриха IV, когда для траура был окончательно назначен

исключительно черный цвет.

3.4. Германия и Швейцария

Нигде не появлялось так много подробных постановлений относительно

одежды, как в Германии. Постепенно каждый владетельный князь, каждое

начальство или городская община стали считать в числе своих обязанностей

издание таких постановлений. В некоторых местах удалось добиться их

исполнения, но это не имело прочного влияния на дальнейшие видоизменения

костюма. Гораздо существеннее было постоянно возраставшее испанское и

французское влияние, а также ставшее более серьезным и сдержанным общее

настроение. То и другое, действуя одновременно, освободили костюм от многих

излишеств и постепенно придали ему характер натянутости, чопорности,

противоположный прежнему. Однако это происходило очень медленно и началось

с высших классов, которые уже в 40-х годах начали приобщаться к французской

моде.

Остальные сословия последовали их примеру не ранее середины 60-х

годов. С этих пор опять появляются постоянные повторения законов против

роскоши и сведения, дошедшие до нас от проповедников, об иностранной одежде

и обуви. Вот что говорит один из них, магистр Вестфаль: «Если мы взглянем,

что делается на свете, то увидим, что почти у каждого народа, у каждой

нации и страны есть свой собственный костюм. Только у нас, немцев, нет

ничего своего, а одеваемся мы по-разному—по-волошски, по-французски, по-

венгерски, чуть ли не по-турецки и из-за своей глупости не можем придумать

ничего своего. Кто может перечислить все те странные покрои и моды, которые

сменились в эти последние тридцать лет?.. Кроили и перекраивали штаны на

разные манеры, и такая отвратительная из них одежда вышла, что честному

человеку становится страшно и возмутительно. Никакой вор на виселице не

болтается так отвратительно и так не растерзан, как нынешние штаны наших

железоедов и буянов». Под последними магистр подразумевал, кроме щеголей и

забияк, главным образом ландскнехтов, которым даже утвержденный на сейме

1530 г. устав разрешал одеваться по собственному усмотрению.

Около середины столетия отделка разрезами в мужском костюме рыла

доведена до абсурда, так что жалобы на его безобразный вид были вполне

обоснованы. До сих пор изменяли только форму и расположение разрезов,

слегка выпуская сквозь них подкладку. Теперь все стало наоборот: количество

разрезов уменьшилось, но их размеры увеличились, и подкладка выпускалась

сквозь них так, что висела мешком. Это делалось главным образом на рукавах

и штанах и до 1553 года имело весьма умеренные размеры. Со временем это

было настолько преувеличено, особенно на штанах, что поражало даже

современников. Необъятной ширины шаровары из какой-нибудь тонкой материи,

обычно шелковой, схватывали несколькими вертикальными суконными или

бархатными полосами, а в промежутки между ними выпускали излишек шелковой

материи, которая мешком висела вокруг ног. По сведениям современников эти

штаны были изобретены ландскнехтами между 1533 и 1555 гг. и назывались

плудерхоэе (шаровары). Местом изобретения Нюрнбергская хроника называет

лагерь курфюрста Морица Магдебургского. Однако в стихотворении,

напечатанном в 1555 г. под заглавием «Новая жалобная песнь старого

немецкого солдата на мерзкую и неслыханную одежду—шаровары», говорится, что

они были изобретены в Брауншвейге. Во всяком случае это было чисто немецкое

изобретение, притом протестантское, на что указывали проповедники. Один из

них, Андрей Мускулус, в своей проповеди по поводу этой моды говорит: «Кто

хочет видеть такие штаны, тот пусть ищет их не у католиков, а идет к

лютеранам и евангелистам. Там он насмотрится на них до тошноты и омерзения

так, что у него защемит сердце и он задрожит от ужаса, как перед у каким-

нибудь мирским чудищем».

Ландскнехты довели этот покрой до крайностей. Они носили шаровары

такой длины, что они спускались до лодыжек, хотя их края были подвязаны

выше колена, и такой ширины, что на них шло до 30 локтей материи. В

названном стихотворении не без преувеличения говорится о шести локтях

верхней материи и о 99 локтях подкладки, а также о гульфике размером с

телячью голову. Так же иногда отделывались и рукава, но их размеры были

скромнее. Разрезы на камзолах шли обычно сверху вниз и были гак часты и

велики, что камзол казался изрезанным на ленты. С этим костюмом ландскнехты

носили высокие островерхие шляпы, украшенные перьями, и узкий короткий

испанский плащик, отделанный по борту небольшими разрезами. В таком виде

костюм у военных продержался вплоть до уничтожения наемных войск: в

Германии до начала 90-х годов, а в Швейцарии — на несколько десятков лет

дольше. Почти одновременно с его появлением исчезла разнополосность, так

называемая мипарти, оставшись в официальной одежде низших городских чинов.

Только в Швейцарии одежду мипарти еще некоторое время продолжали носить

наемные военные.

Несмотря на излишества этого костюма, ожесточенно преследуемого

проповедниками, он начал распространяться в различных сословиях общества с

момента своего появления. Его носили студенты, ремесленники, бюргеры и

молодежь из дворян. Ни весьма значительные затраты, которых он требовал, ни

насмешки, ни запрещения не могли остановить его распространение. В Дании

такие шаровары разрезали на всяком, кто в них показывался на улице.

Некоторые государи думали быстрее достигнуть цели, посмеявшись над новой

модой. Например, курфюрст бранденбургский Иоахим II велел схватить

несколько таких шароварников и, посадив в клетку, три дня подряд выставлять

напоказ народу, а перед клеткой заставил играть музыкантов. Несколько

дворян были им наказаны за ношение модных шаровар тем, что по его

приказанию им разрезали пояс шаровар, отчего шаровары свалились и они,

Страницы: 1, 2, 3, 4