Русские войска во Франции и Македонии

Русские войска во Франции и Македонии

полка Бромова, прикомандированного к б-му Особому полку. Недовольный тем,

что его обошли – по его собственному мнению - в награждении орденами, он

счел себя оскорбленным, сколотил небольшую группу подобных себе офицеров,

и постоянно плел интриги против полкового начальства. Начальник 6-го

Особого полка полковник Г.И. Симонов оказался не готов к решению подобных

конфликтных ситуаций, не смог привести офицеров к порядку, за что и был

отстранен от должности.

Как и на французском фронте, антивоенные настроения проникли не только в

русские подразделения. Как пишет генерал М. Саррайль,

недисциплинированность проявлялась во всех подчиненных ему войсках. Как и

на Западном театре, более подверженными пацифистским настроениям среди

союзных войск оказались французские части, чем британские. Так, на

Салоникском фронте против военных действий сначала выступил один батальон

из 242-й французской пехотной дивизии, а затем и вся дивизия.Не избежала

подобной участи и французская 372-я дивизия. Очень хорошо высказался по

поводу беспорядков во французских частях генерал М. Саррайль в телеграмме

от 15 июля 1917 г.: «Я, конечно, учитываю желания Союзников, которые...

всегда желают полагаться на французов, но я желаю также спасти личный

состав, дисциплину и моральное состояние французской армии. Мы не в

состоянии сделать все сразу».

Жесткие меры, предпринятые М. Саррайлем, понемногу охладили пыл

французских солдат, придерживавшихся левых идей; порядок командование

восстановило, и поэтому стало возможным проведение новых наступательных

операций против немецко-болгарских войск.

Желая изменить стратегическую обстановку на Македонском фронте в

собственную пользу, союзники по Антанте с 3 по 21 мая проводят

наступление на реке Черная. Однако из-за недостаточной проработки

операции и недостаточного четкого выполнения в жизнь приказов

командования бои закончились полной неудачей. Главнокомандующему

Восточной армией пришлось прекратить дальнейшие действия.

Русские бригады (незадолго до наступления М. Саррайль подчинил 2-ю Особую

бригаду группе войск генерала Лебука) продолжают выполнять союзнический

долг, что никак не скажешь о союзниках. 9 мая, в первый день наступления,

4-й Особый полк 2-й Особой бригады захватывает важную в тактическом плане

высоту Дабица, но без поддержки соседей, союзников, был вынужден отойти.

«Наши французы вследствие полного непонимания горной войны были

остановлены и вернулись в свои окопы. Через полчаса по начале штурма

бригада... овладела укреплениями высоты Дабица... (...)

Выдвинутость и изолированное положение бригады позволило немцам

сосредоточить на ней перекрестный огонь все своей артиллерии; войска

держались геройски и лишь к 21-му часу [высоту взяли в 7 час утра] под

давлением огня, были вынуждены очистить взятую высоту. Из 3 тысяч штыков,

участвовавших в операции бригада потеряла 1.300 убитыми, ранеными,

контуженными, пропавшими без вести. (...) Поведение обеих полков

заслужило общее восхищение высшего французского начальства. (...)

Французы ввиду своих неуспехов совершенно умалчивают в своих сообщениях о

действиях наших войск».

По уточненным данным, в течение 9 мая ряды 4-го Особого полка сильно

поредели: 3 офицера убитыми, 22 офицера ранено; 950 солдат убито и

ранено. За бои за высоту Дабица Георгиевские кресте разных степеней

получили около 1.500 человек.

В мемуарах генерал М. Саррайль высоко оценивал действия русских войск.

Рассказывая о наступлении союзников, он выделяет русские подразделения:

«Русская бригада генерала Дитерихса единственная решительно атаковала

противника...». Думается, генерал М.Саррайль мог воздать должное русским

войскам не только не скупясь на похвалу, но и конкретными действиями.

18 мая генерал М.К. Дитерихс пишет Главнокомандующему Восточной армией о

состоянии 2-й Особой бригады, находившейся на фронте с августа 1916 г.:

«Всяческим силам имеется предел. Чтобы сохранить в войсках бригады боевой

дух, необходимо предоставить им полный отдых. Это будет заслуженной

наградой за 8 месяцев трудной работы. Из 12.000 чел, которые я привез из

России... потерял убитыми, ранеными, контуженными до 4.400 чел., до 8.000

чел. разновременно переболело в госпиталях». Но только 2 июня генерал М.

Саррайль отдал приказ об отводе 2-й Особой бригады в тыл на отдых.

Русские войска участвовали не только в боевых действиях на линии фронта,

но и в тылу. Так, в начале лета 1917 г. из-за прогерманского настроений

короля Греции Константина обострились отношения между ним и Антантой.

Поэтому союзники решили привести к власти в Греции людей, отвечавших

интересам Парижа и Лондона. В связи с этими событиями Главнокомандующий

Восточной армией посылает в Афины русский отряд - 3-й Особый полк и один

батальон 4-го Особого полка. К счастью, обошлось без кровопролития -

Константин передал престол брату Александру; к власти пришло

правительство Венизелоса, придерживающееся политики Антанты.

Посылка русского отряда вызвала недовольство у русского посла в Греции

князя Демидова, недовольного тем, что русских используют не на фронте, а

в тылу в качестве карателей против единоверцев. Генерал М. Саррайль

следующим образом объясняет собственные действия: «Я послал русский отряд

в Афины... потому что не имел под рукой других сил. Петроград, кажется,

протестовал по этому поводу через своего представителя в Афинах князя

Демидова, заядлого монархиста... Скоро я получил извинения. Я даже

отозвал русских». Искренен ли М. Саррайль? Не желал ли он – или его

вышестоящее начальство - специально скомпрометировать русских в глазах

греков?

В начале июня М. Саррайль отправил два русских отрядов в Фессалию – для

защиты Коринфского перешейка и для предполагающегося десанта в Африку под

командованием генерала Реньо (30-я французская дивизия, 3-й Особый полк и

2-й батальон 4-го Особого полка).

К середине 1917 г. в русских заграничных войсках, как во Франции, так и в

Салониках, происходят важные перемены, заключающиеся в реорганизации

бригад в дивизии. В мае-июне 2-ю и 4-ю Особые бригады сводят в одну 2-ю

Особую дивизию. Первым командиром 2-й Особой дивизии становится генерал

М.К. Дитерихс (с 5 июня), начальником штаба - полковник Генерального

штаба Дошпрунг-Целица.

Вместо генерала Леонтьева (сокращенного по штатам и отправленного в

Россию) командиром 2-й Особой бригады был назначен генерал-майор (прибыл

в Салоники полковником) И.М. Тарбеев. М.К. Дитерихсу не пришлось долго

командовать дивизией - спустя месяц его отзывают в Россию.

Вторым начальником 2-й Особой дивизии становится генерал И.М. Тарбеев.

Нельзя не привести слова генерала М. Саррайля об отъезде генерала М.К.

Дитерихса: «Я с грустью узнал, что уезжает генерал... который часто был

для меня драгоценнейшим помощником во всех военных и жизненных проблемах.

Тот генерал, который заменил Дитерихса на его посту, представлял собой

смелого офицера, но его новая должность оказалась для него делом

неизведанным... кроме того, ему не хватало опыта командования».

Поскольку русское командование решило создать полнокровную дивизию с

саперами, артиллеристами, принимаются меры по дополнительному

укомплектованию 2-й Особой дивизии специальными войсками, т.к. 1-я Особая

к данному времени являлась менее боеспособной, чем 2-я. С этой целью 14

сентября во Флорину (Греция) прибывают соединения 2-й Особой артбригады

(на пароходах «Двина» и «Царица») в составе 44 офицеров и 1.510 солдат во

главе с полковником Студенцовым; 2 ноября - 2-й Особый саперный батальон

(на пароходе «Адмирал Чихачов» в составе 11 офицеров русской службы и 5 -

французской; 612 солдат русской и 9 французской службы). Материальную

часть артиллеристы получили от французского командования только в конце

декабря 1917 г. Русские батареи усилили французскую артиллерию на фронте

правофлангового участка 2-й Особой дивизии (начальник участка - полковник

Перминов).

Не дождавшись полной реорганизации 2-й Особой дивизии, французское

командование посылает ее на фронт. Подобное решение французы приняли

прежде всего из-за стремления не допустить развала дисциплины в дивизии,

происходивший с ней в тылу. 24 июля 2-я Особая дивизия сменяет 76-ю

французскую пехотную дивизию на участке фронта протяженностью до 60 км.

Командир дивизии генерал И.М. Тарбеев пишет рапорт на имя командующего

французской армией генерала Гросетти (в которую входила 2-я Особая

дивизия), где говорит, что при назначении участка «...не был принят в

расчет слабый численный состав ее [дивизии] полков». Например, при

штатном составе Особого полка в 3.078 чел на позициях оказалось налицо: в

7-м Особом полку - 1.026 чел, а в 8-м Особом – 900 чел. Начальник дивизии

высказывал в рапорте недоумение по поводу того, как можно сменить 9-ю

батальонами позицию, которую занимало двенадцать французских батальонов,

учитывая и слабую техническую оснащенность 2-й Особой дивизии. К

сожалению, трудности генерала И.М. Тарбеева мало беспокоили французское

командование, как правило, не отягощавшее себя заботами о русских

солдатах. Данный случай не оказался исключением: генерал Гросеттине

изменил решения, и 2-я Особая дивизия осталась на прежнем месте. На этих

позициях русские войска будут бессменно стоять до середины января 1918 г.

Намного позже генерал М. Саррайль признает, что нужно было бы уменьшить

линию фронта дивизии. Но, даже и удовлетворив просьбу И.М. Тарбеева,

боевой дух и дисциплину в русских войсках спасти было невозможно.

Несмотря на революционное брожение в союзнических войсках и, в частности,

в русской дивизии, она по-прежнему является пусть не полноценной, но

боевой единицей. Русские военнослужащие доказали это, отбив несколько

сильных атак противника, например, в ночи на 9 и на 17 августа. Русские

солдаты подчас делали невозможное, занимая столь длинный по протяженности

участок фронта, несли усиленную караульную службу в жестоких погодных

условиях. Генерал М. Саррайль пишет: «Русские опять дают доказательства

своего долга. Напрасно враг пытается почти ежедневно проверить их на

прочность; они показали, что умеют держать собственное обещание...».

Настоящим бичом для 2-й Особой дивизии оказался большой недостаток в

людях; источники пополнения отсутствовали (начальник штаба дивизии

Доршпрунг-Целица предлагал даже набирать солдат среди славянского

элемента в Италии и Македонии). К концу августа некомплект только

офицеров составлял 131 чел. К середине сентября не хватает уже 158

офицеров и 7.015 солдат.

Временное правительство пыталось показать всеми возможными средствами,

что оно по-прежнему придерживается установки на продолжение войны до

полной победы над врагом, и никогда не упускало случая лишний раз это

доказать. 29 октября 1917 г. у 2-й Особой дивизии появляется третий

начальник - генерал В.Л. Тарановский, прибывший из России. Он

«...убеждает меня [генерала М. Саррайля], что русская армия связана с

французской армией двусторонним соглашением, что она самостоятельно не

может порвать договоренность... что военный долг принуждает его

подчиненных [т.е. 2-ю Особую дивизию] продолжать сражаться вместе с нами

[т.е. с французами]».

Надо признать, что имевшие место боевые подвиги дивизии становятся скорее

исключением, чем правилом. Моральное состояние русских войск являлось не

на надлежащем уровне. Оно усугублялось дошедшими новостями из Франции о

Куртинских событиях, в ноябре - о большевистской революции; приходят

слухи об отправке в Россию 1-й Особой дивизии, - все это нагнетало

тревожную обстановку.

Очень сложные отношения складывались у чинов 2-й Особой дивизии, как и у

1-й, с союзниками, в частности, с французами. Волна антирусских

настроений, прокатившаяся по русским войскам во Франции, дошла и до

Салоникского фронта. С середины 1917 г. русские солдаты и офицеры

начинают ощущать неприязнь со стороны французов. Так, о

«неудовлетворенности наших солдат и офицеров французами» говорится в июне

1917 г. в донесении генерала И.М. Тарбеева генералу В.Л. Артамонову;

возникают мелкие стычки между русскими и французскими военнослужащими при

полном бездействии французских военных жандармов.

Произошел даже трагический инцидент - убийство прапорщика В.И. Милло (14

января 1917 г.); следствие установило, что офицера (до 1917 г. прапорщик

являлся офицерским чином) убили из револьвера, находящегося на вооружении

французской армии. Причины убийства следствие не установило; подозрение

падало на союзников русских.

Наступает разочарование в русских и у сербов. Все это усугублялось

разлагающей пропагандой со стороны противника, заряд которой русские

войска с избытком получали каждый день. Противник иногда даже обстреливал

позиции 2-й Особой дивизии минами из минометов, заряженных агитационных

листками и прокламациями о прекращении войны, о сдаче позиций, о

гарантиях болгарского правительства немедленно отправить в Россию всех,

кто сдастся добровольно (подобные случаи имели место, судьбы солдат

неизвестны). Добавим и общую усталость от войны, долгие месяцы пребывания

на фронте без отдыха и совсем не удивительно, что страстное желание всех

русских можно было выразить в трех словах: домой, на родину!

Французский исследователь Ф.Ж. Дейга даже удивлялся, как могли служить

наши войска в подобных условиях, когда они могли запросто перейти на

сторону немецко-болгарских войск, поскольку болгары являлись братьями-

славянами для русских. Если подобное произошло, заключает Ф.Ж. Дейга,

случилось бы непоправимое – открылась огромная брешь на фронте, заполнить

которую не представлялось возможным.

Русское и французское командования, как и в случае с 1-й Особой дивизией,

не знают, что делать с русскими войсками. Генерала В.Л. Артамонова даже

запрашивают из Ставки о возможности отправить 2-ю Особую дивизию на

Месопотамский фронт (там тоже воевали русские соединения).

Дивизией становится командовать все труднее и труднее; уже фиксируются

случаи неповиновения, когда русские солдаты отказываются выполнять

приказы вышестоящего командования, что произошло 29 октября (в частности,

во 2-й роте 7-го Особого полка). Генерал Вегюль, сменивший генерала

Гросетти, пытался принудить русские войска к повиновению силой, расставив

в тылу русских частей артиллерию, но демонстрация силы не испугала

русских солдат. Встревоженное подобным конфликтом, союзное командование

усиливает французские батальоны в тылу у 2-йОсобой дивизии; ухудшается

снабжение продовольствием, боеприпасами.

В результате 7-й Особый полк, потом и 2-я Особая дивизия в ультимативной

форме требуют отвода русской дивизии в тыл, что и происходит в ночь на 7

января 1918 г., когда 176-й французский пехотный полк сменяет 7-й Особый

полк; к концу января 1918г. всю 2-ю Особую дивизию отводят с фронта.

С весны 1917 г. во 2-й Особой дивизии начинается необратимый процесс

разложения. «Теперь уже армии [речь идет о 2-й Особой дивизии] нет, стала

необузданной бандой, с которой никто справиться не может и для которой

нет ничего святого. Забыто все, куда девалась честь мундира и полка никто

не знает. Никакие доводы и объяснения не помогают». Март, май, сентябрь -

основные этапы упадка дисциплины и морального кризиса в дивизии. Приход

подкреплений (2-й Особой артбригады и 2-го Особого инженерного батальона)

не только не вливают новую кровь патриотизма и боевого духа, но и

ухудшают внутреннюю обстановку в дивизии. Случаи братания с болгарами,

занимавших позиции напротив русских войск, становятся обычным делом .

Для французского командования «русский вопрос» приобретает приоритетное

значение. К разрешению данной проблемы и занялся новый Главнокомандующий

Восточной армии генерал Гильома, сменивший в конце декабря 1917 г.

генерала М. Саррайля. К концу 1917 г. вопрос о расформировании 2-й Особой

дивизии, думается, уже был практически решен. Напуганное куртинскими

событиями, французская штаб-квартира во Флорине, испытывая непреодолимый

страх перед русскими, старалось не допустить повторения сентябрьских

событий, которые произошли во Франции с 1-й Особой дивизией.

Русским войскам отныне уже не доверяли и желают избавиться. Пример

системы трияжа по отношению к русским войскам во Франции вселял во

французское руководство в Македонии надежду, что подобным образом можно

будет поступить и со 2-й Особой пехотной дивизией.

ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ПРЕБЫВАНИЯ РУССКИХ ВОЙСК ЗА ГРАНИЦЕЙ ( РУССКИЙ ЛЕГИОН).

На Салоникском фронте существование 2-й Особой дивизии шло к трагическому

завершению. Из-за многочисленных фактов неповиновения, упадка дисциплины,

нежелания воевать дивизию к концу января 1918 г. сняли с фронта, и все ее

подразделения разместили по лагерям в Македонии; самым крупным являлся

лагерь в местечке Веррие, где размещалось до 6,0 тыс. человек. Таким

образом, французское командование решило в целях безопасности не

повторять ошибки руководства во Франции, а раздробить 2-ю Особую дивизию.

Разоружение дивизии прошло более или менее в спокойной обстановке

благодаря генералу В.Л. Тарановскому. Не все офицеры дивизии соглашались

с данным решением. В частности, командир 7-го Особого полка полковник

Миндру, который за несогласие с позицией генерала был отстранен от

занимаемой должности. Полковник пользовался большим авторитетом у солдат

- после его отставки солдаты не захотели принять нового командира. Увы,

подобные офицеры были редкостью.

К 1918 г. «...пропасть взаимного непонимания и недоверия друг к другу,

которая образовалась между офицерством и солдатами в самом начале

революции, теперь разрослась до фанатизма.

И... вовсе не по вине солдат. Их все бросили в самую трудную минуту».

После разоружения дивизии последовал приказ В.Л. Тарановского о ее

расформировании (28 января 1918 г.). Военнослужащие 2-й Особой дивизии

подпадали под действие системы трияжа, как и их соотечественники на

французском фронте. К 11 февраля был проведен опрос (по некоторым данным

он проводился со стороны жесткого давления французского командования). Из

наличного состава 2-й Особой дивизии в 13.198 чел. было записано: в 1-ю

категорию – 356 чел, во 2-ю - 1.185 чел, в 3-ю - 11.487 чел.

По другим сведениям из 15.000 чел, в 1-ю категорию попало 275 офицеров и

367 солдат (642 чел.), во 2-ю - 10.000 чел., в 3-ю - около 4.000 чел

(отправлены в Северную Африку 7 и 13 января и 13 марта вместе с

куртинцами).

По данным отечественного исследователя А.Ю. Павлова, из 19.031 чел.

11.522 чел записалось в рабочие отряды, 252 чел – пожелали сражаться на

фронте, 4.746 чел отправлено в Северную Африку; 2.099 чел находилось в

госпиталях.

По архивным данным при простом подсчете в 1-ю категорию попадает не менее

912 чел. Таким образом, точные данные по 2-й Особой дивизии (как и по 1-й

Особой) отсутствуют.

Из солдат «2-й категории» французы сформировали 10 батальонов, два из

которых вошли в подчинение английского командования (около 1,8 тыс. чел).

Условия работы трудовых батальонов в Салониках оказались очень тяжелыми;

некоторую их часть сослали на о-ва Крит и Микронис (Греция), но и там

положение солдат являлось не лучшим, чем на материке.

Новый 1918 г. ознаменовался изданием приказа от 13 января, по которому

все русские военные контингенты переходили под начало французского

командования. Отныне на них окончательно и бесповоротно распространялись

французские военные уставы. Нормы содержания - денежного и прочих видов

довольствия - русским военнослужащим выплачивались как французским.

Войсковые комитеты 1-й Особой дивизии ликвидировались особым приказом №

174 (от 11 января) генерала Занкевича и дополнением к приказу от 28

января, хотя, как признаёт лично Занкевич, на подобный шаг он не имел

права с юридической точки зрения.

Для русских чинов уравнение в правах и содержании с французскими

военнослужащими оказалось, разумеется, большим ударом. Во-первых,

подчинение французской дисциплине сильно покоробило их самолюбие. Во-

вторых, чисто в финансовом отношении русские офицеры и солдаты

проигрывали. Как уже говорилось выше, оклады одних и тех же должностей во

французской и русской армиях сильно отличались друг от друга в пользу

русской. В-третьих, питание в русских полках в силу особенностей русского

человека было намного лучше по сравнению с французским рационом.

(«Средний аппетит русских солдат требует чувствительно питания более

избыточного, чем аппетит французских солдат»). Одним словом, как заметил

генерал Занкевич, деятельность французского правительства по отношению к

русским военным контингентам «...сводилась к полному подчинению наших

войск французским властям...».

По приказу от 13 января оговаривалось и распределение русских

военнослужащих по категориям трияжа:

«Состоящие во 2-й категории могут:

1) Употребляемы как рабочая сила на разных работах на нужды армии и в ее

тылу.

2) К этой же категории относятся не привлеченные временно к работам,

находящиеся на излечении в госпиталях и вовсе освобожденные от работы.

Для отнесенных ко 2-й категории устанавливается такой же режим, какой

установлен в отношении и военнообязанных французских рабочих».

Из военнослужащих 2-й категории формировались временные роты. В каждой

роте должно числиться: 1 офицер, 2 переводчика, 1 капитан, 5 помощников

капитана или лейтенанты, младшие лейтенанты, - все французской службы; 25

унтер-офицеров и 500 солдат русской службы. Две роты составляют один

временный батальон. Для связи с местным французским командующим войсками

с отрядом рабочих должны быть назначены особые офицеры французской

службы. Русские военнослужащие должны снабжаться всем необходимым.

«Что касается до предметов русского обмундирования, которых не имеется на

окружных складах, то просьбы должны направляться к помощнику интенданта

базы, который удовлетворит их через склад в Орлеане. В тех округах, где

имеются значительные русские отряды, может быть по приказу командира и по

просьбе помощника интенданта базы, организованы склады русского

обмундирования, приблизительно на два месяца».

Положение русских военнослужащих в трудовых батальонах не было везде

одинаковым. Русским приходилось работать на многочисленных предприятиях -

как военного назначения, так и гражданского (на лесных заготовках, в

рудниках, на частных заводах). Поэтому жизнь солдат и офицеров зависела

от отношения к ним на данном предприятии. Известны случаи, когда условия

работы оказывались вполне сносными. Так, добровольные рабочие получали

прежнее жалованье (0,75 франка в день, французские солдаты – 0,25 франка)

и заработную плату (1,5 франка в день).

Совсем иначе дело обстояло с русскими солдатами (французское

правительство запретило записываться в 3-ю категорию офицерам, хотя

известны случаи, что русские офицеры прибыли в Северную Африку в качестве

командиров подразделений), попавшими в 3-ю категорию, т.е. не пожелавшими

нести боевую службу и не работать в тылу армий. Они были сведены в роты

по 500 чел; две роты составляли один особый отряд.

В конце декабря 1917 г. - январе 1918 г. французские военные транспорты

доставили русских солдат в города Оран, Бон, Алжир. Первая партия прибыла

19 декабря (1.700 чел.), потом две партии в 3.200 чел., 4-я - 1.050 чел и

еще несколько крупных партий с Салоникского фронта. Таким образом, было

доставлено с французского фронта свыше 9,0 тыс. человек.

Существуют многочисленные свидетельства переживших ужас североафриканских

лагерей, о том, какие наитяжелейшие испытания им пришлось перенести; не

редки были случаи и применения самых жестоких пыток против тех, кто

пытался ослушаться или не повиноваться. Одним словом, русские солдаты

находились в Северной Африке на положении осужденных преступников.

«Это была колониальная каторга. В первое время нас ежедневно выводили из

лагеря и гнали, как скотину, на десятки километров по пустыне в окружении

кавалеристов-зуавов с обнаженными кривыми саблями. За малейшую попытку

протеста наносили удары, топтали арабскими рысаками. Бывали случаи, когда

обессилевших привязывали к седлам, нещадно били хлыстами.

После этого – принудительные работы по расширению находящегося невдалеке

оазиса с ядовитыми змеями, ящерицами, скорпионами, какими-то пауками. Над

нами висела постоянная угроза жестокой расправы».

Попробуем взглянуть на солдат 3-й категории с другой точки зрения.

Обратимся к рапорту генерала Н.А. Лохвицкого от 16 января 1918 г., где он

описывает события в лагере Курно, о том, как проходила система трияжа. В

частности, он пишет, что у него в лагере находилось некоторое число

солдат, «...заявивших, что они просят, чтобы им были предоставлены права

военнопленных». Число таких солдат продолжало расти: «Сперва были попытки

образумить “Африканцев” [так в тексте], как со стороны Командира, так и

со стороны строевого начальства, но в результате число неподчинившихся

[т.е. тех, кто записался в 3-ю категорию] выросло до 1.300 [за несколько

дней с 600 чел.]».

Генерал Н.А. Лохвицкий объясняет подобное положение тем, что, во-первых,

в лагере успешно работали большевистские пропагандисты, агитирующие

против создания русских добровольческих отрядов и записи в трудовые

батальоны; во-вторых, «явилось желание пострадать за правду».

Похожую точку зрения высказывает и Р.Я. Малиновский, один из участников

драмы русских войск во Франции: «Остальные решили - будь что будет.

Подумаешь, чем запугали русского солдата - Африкой! Принудительными

работами! Нас, солдат, всегда принуждали: принуждали служить, принуждали

воевать... Мы и не такое видали! Пошли за вещмешками и айда в Африку».

Довольно любопытным представляется и другой факт. Генерал Н.А. Лохвицкий

в своем рапорте называет лиц, причисленных к 3-й категории

«неподчинившимися», во французских текстах по отношению к ним применяют

термин « irreductibles », что можно перевести как «непримиримые»,

«упрямые», в то время как солдат из 1-й категории – « combatants », т.е.

бойцы,из 2-й категории – « travailleurs », т.е. рабочие.

Можно предположить, что солдаты, попавшие в 3-ю категорию, в большинстве

оказались обыкновенными жертвами большевистской агитации, а не мучениками

во имя высоких идей, как их обычно изображали. Впрочем, это не может

снимать вины с французского правительства, уготовившего русским солдатам

невыносимые условия пребывания в североафриканских лагерях.

Для управления русскими военными контингентами, находящимися во Франции и

Салониках требовалось создать единый координирующий центр. Таким центром

стала русская база, размещенная в городе Лаваль (близ города Манса, в

департаменте Майен), созданная по упомянутому приказу от 13 января. В

Лаваль должны были направляться русские военнослужащие, оставшиеся по тем

или иным причинам неиспользованные ни в одной из категорий трияжа. Здесь

должен быть открыт госпиталь для лечения солдат из русских

добровольческих отрядов, сражавшихся на фронте. Русские военные из числа

рабочих должны были лечиться во французских лечебных учреждениях,

находящихся в пунктах поблизости от места их работы. Для русских

военнослужащих, находившихся в Греции, создали базу в Салониках,

подчинявшейся базе в Лавале (база в Салониках в конце апреля 1919 г. была

переведена «со всеми делами» на базу в Лаваль).

По приказу от 13 января начальником базы должен быть назначен русский

штаб-офицер или генерал. Первым начальником стал генерал Н. Лохвицкий,

начальник штаба - полковник французской службы Баржонэ.Они напрямую

подчинялись французскому военному министру, т.е. начштаба не находился в

подчинении у русского генерала, как и все офицеры французской службы,

числившиеся на базе в Лавале. Подобное положение явно являлось

ненормальным.

Но если учесть, что французское руководство подчинило все русские военные

контингенты и рассматривало их как свою собственность (хотя ему подобного

права никто не давал), становится ясно, что ничего экстраординарного

здесь нет. Назначение русского генерала являлось чистой формальностью, и

положение генерала Н.А. Лохвицкого смахивало на унижение перед

французами.

Генерал Занкевич протестовал против подобного решения, настаивая на

подчинение офицеров французской службы базы русскому генералу.

Собственное мнение по данной проблеме он излагает в рапорте военному

министру, где пишет, что если его соображения не будут приняты, он уйдет

в отставку. Разумеется, в январе 1918 г. на русских уже смотрели как на

собственность французского правительства, и никто не замечал подобные

акции. Поэтому поставленный «...в полную невозможность исполнять мои

[т.е. генерала Занкевича] обязанности в отношении вверенных мне войск, я

вынужден был снять с себя свои полномочия [2 февраля], передав свои

командные права по войскам во Франции - Генералу ЛОХВИЦКОМУ, в Македонии

- Генералу ТАРАНОВСКОМУ, а по представительству при Французской Главной,

Квартире - Военному Агенту Генералу Графу ИГНАТЬБВУ».

Уход генерала Занкевича являлся закономерным обстоятельством. Русские

войска перестали быть русскими войсками - три категории трияжа подпадали

под действие французских законов и уставов. Даже воевавшие на фронте не

были одеты в русскую военную форму. Единственное, что осталось от русской

армии, по крайней мере, среди чинов Русского легиона - типично русский

боевой дух.

Следующая отставка была за генералом Н.А. Лохвицким и произошла летом

1918 г. С 11 июня (вступил в должность 22 июля) вместо Н.А. Лохвицкого

французский военный министр назначил генерала французской службы

Брюллара. Таким образом, все приличия были окончательно отброшены. Уход

генерала Н.А. Лохвицкого отрицательно сказался на русских, понизил их

моральный настрой, с его отставкой расстроился административный аппарат,

имевший целью поддержать настроение среди русских военнослужащих и

являться стимулом притока новых волонтеров в Русский легион. Однако

генерал Брюллар дружеским отношением к русским сумел добиться уважения к

своей персоне.

Тех, кто записался в 1-ю категорию трияжа, т.е. решивших продол­жать

сражаться вместе с французами, оказалось немного. Но это были люди,

решившие для себя, что их долг перед родиной состоит в борьбе против

Германии до полной победы России - России, существовавшей до 1917 г.; они

считали позором иное решение. Думается, что именно подобным образом

рассуждали офицеры и солдаты, входившие в состав Русского легиона.

Начало создания русского добровольческого отряда в составе французских

войск уходит корнями в середину 1917 г., когда окончательно стало ясно,

что борьбу с противником может продолжать не вся 1 -я Особая дивизия, а

лишь сводное подразделение из ее состава. За исходную точку отсчета можно

считать, по крайней мере, 11 июля 1917 г., когда генерал Занкевич в

донесении в Петроград говорит о том, чтобы «...сформировать из желающих и

при этом лучших солдат батальон или полк в зависимости от числа для

службы на французском фронте...».

В октябре 1917 г. генерал Н.А. Лохвицкий предлагает идею создания некоей

«особой славянской армии», укомплектованной славянскими элементами из

США, ядром которой стал бы сводный отряд из 1-й Особой дивизии.

«Славянская армия» должна была войти в состав французских войск, как

канадские подразделения входят в британские Вооруженные Силы. Наличие

подобной «армии» «...было бы чрезвычайно выгодно для интересов славянства

и следовательно России и привело бы к должной оценке их роли при

ликвидации войны». Идея генерала Н.А. Лохвицкого не получила дальнейшего

распространения, во-первых, из-за незначительного славянского элемента в

американской армии; во-вторых, из-за абсурдности предполагаемого проекта.

План создания чисто русских добровольческих частей из солдат 1-й и 2-й

Особых дивизий оказался более практичным. В конце 1917 - начале 1918 г.г.

начинает создаваться т.н. Русский легион.

В самом конце декабря 1917 г., с согласия французского правитель­ства

«...во Франции формируется Русский легион. Назначение легиона силою

оружия заставить центральные Империи уйти из разоренных ими без

объявления войны Бельгии, восстановить несчастные обездоленные Сербию и

Черногорию, дать Польше обещанную независимость и свободу, помочь Чехии

стать самостоятельной и освободить занятую врагом Румынию. Уже

значительное число русских, не состоящих на военной службе... записалось

в Париже в легион.

Теперь французское правительство согласилось на зачисление в легион и

желающих из русских военно-служащих. (...)

Поступающие в легион должны согласиться, подчиняться французским властям,

законам и дисциплине и служить в легионе до заключения мира всем русским

народом в лице всеми признанного законного Правительства».

Кто решил продолжать сражаться дальше с Германией, приходилось очень

тяжело. Отношение к русским войскам во Франции было очень плохое. После

мирных переговоров в городе Брест-Литовске (особенно после 15 декабря

1917 г., когда было заключено соглашение с Германией о перемирии) Россия

у французов стала синонимом измены. «Русским офицерам уже давно было

рекомендовано переодеться в штатское платье и не показываться в форме на

улицах Парижа во избежание печальных недоразумений». Военнослужащие,

решивших заниматься формированием русских добровольческих отрядов (не

говоря о волонтерах) поистине взвалили на свои плечи тяжелую ношу.

Среди тех, кто стоял у истоков создания Русского легиона можно назвать

генерала Н.А. Лохвицкого и полковника Г.С. Готуа.

На Г.С. Готуа возлагалась задача непосредственного формирования Русского

легиона. Ему принадлежала роль идейно возглавляющая - он агитировал в

госпиталях, в рабочих ротах,чтобы русские военнослужащие вступали в

Русский легион. Генерал Н.А. Лохвицкий, со своей стороны, призывал

русских военнослужащих и просто русских добровольцев из всех стран, чтобы

они записывались в Русский легион.

В частности, он публикует воззвание: «Вперед, Русские во Франции!», где,

прибегая к цветистым фразам, призывал вступать в оный отряд всех русских:

«Не будем терять ни минуты. Объединимся в русский легион, подчиненный

французской дисциплине и под нашим трехцветным знаменем поспешим в окопы,

чтобы смешать нашу кровь с кровью, которую французы, вот уже четвертый

год щедро проливают на поле брани. /.../

Родина гибнет! Вперед!

Цивилизация в опасности. Вперед!

Мы - Русские и не можем жить опозоренными. Вперед!».

Генерал добился определенного успеха - для поступления в легион приезжали

добровольцы из Голландии, США, Италии, Индии; все они собирались на базе

в Лавале. Иногда случалось, что всех русских офицеров, желающих попасть в

легион, не могли включить из-за их избытка, а на неофицерские должности

офицеров не принимали, хотя желающие, несомненно, были. Одновременно Н.А.

Лохвицкий проводил политику создания единого подразделения сугубо из

русских элементов, желая избежать, как он сам говорил, «распыления

мелкими партиями по французским войскам».

Совместными усилиями Г.С. Готуа, Н.А. Лохвицкого в конце декабря 1917 г.

был сформирован первый русский добровольческий отряд - 7 офицеров, 374

солдата, 2 врача, священник (в первом списке волонтеров в алфавитном

порядке под № 203 значится ефрейтор пулеметной роты Р.Я. Малиновский),

состоящий из двух рот - строевая под командованием капитана М.Ф. Лупанова

(бывший командир 12-й роты б-го Особого полка) и пулеметная капитана В.Н.

Разумова (бывший командир 1 -и пулеметной роты того же полка) - под общим

командованием бывшего командира 2-го Особого полка полковника Г.С. Готуа.

(окончательно сформированный в январе 1918 г. Русский легион был признан

указом президента Франции только в апреле).

В начале 1918 в. батальон прикомандировывают к 4-му полку Марокканских

стрелков Марокканской ударной дивизии (начальник дивизии - генерал

Доган), входившей в состав VIII французской армии. В начале февраля

батальон входит в состав 8-го Зуавского полка (командир - подполковник

Лагард) и позже окончательно придается ему как 4-й батальон полка. Именно

в рядах Марокканской дивизии и будет проходить дальнейшую службу Русский

легион; в ее составе он закончит боевую деятельность на Западно-

Европейском театре военных действий.

По прибытию в дивизию русских военнослужащих окружают некоторым

уважением, что удивительно для того времени. Начальник 4-го полка

полковник Обертин 16 января 1918 г. издает приказ, в котором есть

нижеследующие строки: «...они [русские]сохраняют любовь к своей Родине и

уверенность, что она воскреснет. (...) Начальник дивизии приказал

особенно учтивый обмен честью [с русскими военнослужащими]. (...) Теперь

все солдаты должны первыми отдавать честь русским военным, у которых на

погонах галуны и звездочки. Офицеры должны первыми [с русскими

офицерами]обмениваться честью». Данные об исполнении приказа, к

сожалению, отсутствуют.

2-й батальон, под командованием подполковника 1-го Особого полка Эске,

был прикомандирован к 178-й французской дивизии (об использовании

батальона автор данными не располагает).

После сформирования двух отрядов на русской базе в Лавале осталось еще

120 человек, которые должны были послужить ядром для образования 3-го

батальона. В действительности к марту существовал не батальон, а одна

рота т.н. 3-го батальона, которую временно зачислили в состав 1-го

батальона.

Из Салоник прибывает отряд добровольцев из 2-й Особой дивизии во главе с

капитаном Павловым (батальон состоял из стрелковой роты - 4 офицера, 200

солдат; роты саперов - 4 офицера, 200 солдат; пулеметной роты - 4

офицера, 130 солдат), из которых был сформирован4-й батальон,

прикомандированный к 56-й французской дивизии (об использовании батальона

на французской службе данными автор не располагает).

К 13 апреля батальоны насчитывали 51 офицера и 1.625 солдат, всего -

1.676 человек. Из них 446 человек были награждены Георгиевскими крестами

или орденами св. Георгия, т.е. приблизительно 27% личного состава.

Столь малое число желающих сражаться на французском фронте объясняется

двумя основными причинами. Во-первых, наличие сильной агитации, в

частности, в лагере Курно, со стороны большевистски настроенных солдат,

которые вели борьбу против записи солдат в добровольческие батальоны:

«Агитаторы... состоящие частью из людей свихнувшихся от социал-

демократических бредней, частью просто из негодяев, купленных немцами,

работали с большим успехом, убеждая массу и фанатизируя ее».

Во-вторых, служить теперь приходилось не в русской армии, а во

французской, с подчинением французским командирам, с французскими

порядками. Впрочем, можно назвать и третью причину, заключавшуюся в том,

что некоторое число русских военнослужащих (по некоторым данным, в 5 раз

больше, чем в Русском легионе) попало в Иностранный легион задолго до

появления Русского легиона.

«Сотнями» русские военнослужащие поступали в Иностранный легион после

роспуска русских полков: «...многие из наших солдат охотнее шли в

Иностранный, а не в Русский легион, чтобы уйти подальше от разрухи в

русском отряде. (...) Различными были причины, заставившие их поступить в

легион, убеждения, патриотизм, условия жизни, поиски более сносного

положения» (имелись русские добровольцы и в канадской армии - не менее 25

человек и на итальянском фронте). Точные данные о составе русских

военнослужащих в Иностранном легионе, как, впрочем, и в других армиях,

отсутствуют.

При формировании Русского легиона возник вопрос обмундирования и знамен.

Воевать под прежними знаменами и в русской форме однозначно было

невозможно: Советская Россия с 3 марта 1918 г., заключив известный

Брестский мир, официально вышла из войны, и по международным законам

русские не имели права иметь военную атрибутику собственной армии, не

являвшейся – уже - отныне противником Германии.

Но иметь добровольцев не возбранялось. Поэтому русские военнослужащие к

марту 1918 г. получили французскую колониальную форму с трехцветной -

национальных цветов - повязкой на рукаве, на которой еще должен был

стоять штемпель французского военного министерства. Знамя тоже было

трехцветным и прикреплено к древку французского образца. По другим

сведениям, русские военнослужащие получили французскую колониальную форму

и знамя в августе 1918 г., во время отдыха в Бретее. Тогда же они

получили каски, на которых, как и на пуговицах, вместо двуглавых орлов

стояли две буквы – « LR » (аббревиатура от французских слов « Legion

Russe » — «Русский легион»). Если действительно Русский легион получил

колониальную форму в августе, вопрос о том, во что он был одет до этого

времени, остается открытым.

По воспоминаниям одного из врачей в Русском легионе (имя его неизвестно),

во время боев под Суассоном в конце мая 1918 г., легион носил русские

мундиры (что они представляли - неизвестно).

Во второй половине марта 1918 г. германское командование предприняло

наступательную акцию, т.н. Мартовское наступление в Пикардии (Франция),

закончившееся неудачно для наступающих. Но в течение апреля германские

войска снова пытаются добиться победы, теперь во Фландрии, на реке Лис.

Успех, казалось, сопутствует немцам - они смогли прорвать англо-

французскую линию обороны и углубиться на расстояние до 20 км.

В ночь на 26 апреля в район Амьена - Арраса прибывает Марокканская

ударная дивизия, которая занимает исходные позиции, а наутро принимает

бой. Это было первое боевое крещение Русского легиона. Русские солдаты и

офицеры снова показали в сражении свои лучшие боевые качества и выполнили

ставившиеся передними задачи. 1-й батальон понес тяжелые потери - 3

офицера ранено, 34 солдата убито, 76 солдат ранено. Капитан М. Лупанов за

самоотверженные действия прямо на поле боя получил орден Почетного

Легиона, все остальные офицеры - Военный крест разных степеней, батальон

- Военный крест с серебряной звездочкой. По Марокканской дивизии выходит

приказ генерала Догана: «26 апреля в неудержимом порыве [батальон] пошел

в атаку с полным пренебрежением к смерти и при общем восхищении остался

на занятых линиях, несмотря на контратаки, ни на безостановочную

бомбардировку». В результате боя дорогу на Амьен французы и англичане

закрыли для противника, в чем немалую роль сыграл русский батальон.

После сражений в апреле требовалось пополнение для батальона, поскольку

новые формирования «съедали» его. В связи с этим было прекращено

образование новых батальонов (существовал даже проект создания Русского

легиона в Италии) и оставлен один, под командованием капитана М. Лупанова

(с 12 июня официально).

Не меньшее значение на расформирование новых русских батальонов повлияла

революционная и антивоенная пропаганда, т.к. в 1-ю категорию трияжа

записалось некоторое число солдат-агитаторов большевистского толка,

которые проводили разрушительную деятельность. Еще в апреле 1918 г. в 1-м

батальоне произошел неприятный инцидент. Старший унтер-офицер Сабуров и

младший унтер-офицер Ушаков вышли из строя и заявили о нежелании

сражаться и призвали остальных последовать их примеру. По приказу

начальника 8-го Зуавского полка Сабуров и Ушаков были арестованы и

расстреляны.

Арестованные вместе с ними 48 человек понесли тяжелые наказания, из

которых 15 человек начальник Марокканской дивизии разжаловал в рядовые.

По другим сведениям, было арестовано 60 человек, которых включили в

дисциплинарный батальон дивизии и отправили на самый опасный участок

фронта, где они все погибли. Сильные волнения наблюдались во 2-м и 4-м

батальонах.

Генерал А. Петен приказал расформировать батальоны, где имели место

случаи нарушения воинской дисциплины. Существование Русского легиона

оказалось под большим вопросом. Впрочем, первые успехи 1-го батальона

повлияли на то, чтобы оставить русских офицеров и солдат в составе

французских подразделений.

В конце мая противник предпринимает третье наступление, прорывает линию

французской обороны, захватывает Суассон, и до Парижа остается менее 70

км. В эти тяжелые для Франции дни Марокканскую дивизию посылают на самый

опасный участок фронта. Под Суассоном военнослужащие Русского легиона

вписывают одну из славных страниц своего существования, к сожалению,

обильно политые кровью.

Примером самоотверженности может служить поступок подпрапорщика

Дьяконова. Получив ранение несколькими пулями в грудь и левую руку, он не

мог быть вынесен с поля боя, т.к. его 1-й роте грозило окружение. Тогда

он собрал вокруг себя группу таких же тяжелораненых, и они организованным

огнем прикрыли отступление роты; дальнейшая судьба офицера неизвестна,

скорее всего, он погиб (был награжден до этого боя Георгиевским крестом 4-

й степени и Военным крестом с пальмой).

Вместе с другими подразделениями Марокканской дивизии русские легионеры

останавливают противника, деблокируют окруженный батальон зуавов,

попавший в окружение. В итоге 1 офицер убит, семеро - ранены; общие

потери рядового состава - 290 человек (до сражения в нем числилось свыше

400 человек).

После боев за Суассон французская пресса стала называть Русский легион

Легионом чести ( Legion Russe pour I ’ Honneur ). Подвиг русских солдат

оказался не забыт французами. В 1923 г. в Суассоне был воздвигнут

«Памятник Победы», на котором высечены все французские полки, сражавшиеся

в мае 1918 г. и среди них - Русский легион.

После июньских боев в начале июля Русский легион отводится в тыл.

Пополнение не поступает, к тому же французское военное министерство

проводит среди русских военнослужащих кампанию с целью оформить подписку

не только сражаться «до конца войны», но и предоставляло каждому

легионеру право выбора - либо продолжать служить в Русском легионе, либо

перейти в Иностранный легион, либо быть отравленным в Северную Африку.

Русский легион подвергся новой волне пробольшевистской агитации, активно

действующей среди раненых в госпиталях, среди тех, кто находился в

краткосрочном отпуске.

В результате т.н. чистки остались воевать действительно идейные люди,

желавшие выполнить тяжелую миссию до конца. Теперь в составе Русского

легиона находится всего около 100 человек под командованием капитана А.К.

Прачека (бывший командир 5-й роты 5-го Особого полка).

В этом составе русские военнослужащие приняли участие в июльских боях,

когда 15 июля германское командование предприняло последнюю попытку

наступления (т.н. второе Марнское сражение). 18 июля французская Х армия

генерала Мазеля перешла в наступление (в составе которой находилась и

Марокканская дивизия); противник был разбит. За июльские бои Русский

легион потерял 2 офицеров (плюс 1 офицер французской службы) ранеными, 17

легионеров убитыми и ранеными. В середине лета Марокканскую дивизию

отводят в тыл.

С августа во главе Русского легиона становится капитан Мартынов. У него в

распоряжении находятся две полные роты военного состава. В августе

происходит еще одна организационная перемена - Русский легион покидает 8-

й Зуавский полк и становится отдельным батальоном в 1-й бригаде

Марокканской дивизии.После этого во главе батальона, по уставу,

становится французский штаб-офицер (Иностранного легиона) майор Трамюзэ,

а Мартынов становится его помощником (1-ю стрелковую роту возглавлял

штабс-капитанБ. Сурин 1-й, 2-й командует штабс-капитан П. Сурин 2-й, а

пулеметной ротой временно командующий поручик Васильев и подпоручик С.М.

Урвачев).

После активных наступательных операций в марте-июле 1918 г. Германия

понесла большие потери в живой силе; боевой дух в войсках резко упал. С

августа начинаются наступательные действия войск Антанты.

В начале сентября Марокканская дивизия по-прежнему входит в состав Х

армии, но уже возглавляемую генералом Манженом. Дивизия сменяет на боевых

позициях 32-ю американскую дивизию и сразу начинает участвовать в

наступлении.

В своем секторе русский отряд отбивает у немцев важный объект -деревню

Терни-Сорни (2 сентября) посредством совершения маневра, в результате

которого Марокканская дивизия была спасена от ударов с флангов. Еще в

течение трех суток Русский легион оборонял деревню от многочисленных

попыток германцев отбить ее. Потери русских в эти дни составили 109

убитыми и ранеными.

14 сентября Русский легион вместе с другими подразделениями Марокканской

дивизии переходит в наступление, атакует линию Гинденбурга. Перед русским

отрядом ставится задача взять укрепленный район замок де Ля Мот. Для

этого требовалось прорвать сильную в фортификационном плане линию

Гинденбурга общей протяженностью в 2,5 км.

Русский легион выполнил задачу. Он с таким успехом атаковал немецкие

позиции, что достиг конечного рубежа на 1,5 часа раньше намеченного по

плану (атака началась в 5.50, к 6.30 рубежи были взяты, по плану - к

8.00). Было захвачено 700 пленных, штаб гвардейского германского полка.

Потери русских составили 9 убитых и 25 раненых. В сражении 14 сентября

отличился ефрейтор пулеметной роты Родион Малиновский: «Отличный

пулеметчик. Особенно отличился в атаке 14 сентября 1918 г., не обращая

внимания на опасность, под сильнейшей бомбардировкой [обстрелом] стрелял

по группам противника, оказывавшего сильное сопротивление».

В течение 15 сентября Русский легион удерживал замок де Ля Мот, а с утра

16 сентября Марокканскую дивизию отвели в тыл. Активную боевую

деятельность Русского легиона с этого момента можно считать завершенной.

За боевые заслуги 30 сентября Русский легион получает на знамя Военный

крест с 2 пальмами и право ношения особого отличия во французских

вооруженных силах - т.н. фуражер, род аксельбанта, носимого всеми чинами

части на левом плече. Французское командование высоко оценило действия

Русского легиона в сентябрьских боях, отметив его в приказах от 30

сентября и 11 декабря, где нет недостатка в эпитетах: «замечательное

самопожертвование», «умелые маневры», «превосходные боевые качества» и

т.д.

В частности, командующий Марокканской ударной дивизией генерал Доган

отмечает: «Входя в состав ударной дивизии, проявив редкое мужество во

время действий на Сомме с 26 по 30 апреля 1918 г., своим геройским

сопротивлением и ценою больших жертв способствуя остановке

неприятельского наступления на Амиен [Амьен]принял не менее блестящее

участие в операциях перед Суассоном 29,30 мая и 2 сентября 1918 г., где

проявил то же самоотвержение, безустанно борясь, чтобы удержать занятую

территорию, взяв, многочисленных пленных и важный военный материал.

Отборный батальон, все действия которого проникнуты беспощадной

ненавистью к врагу. Соединяет полное презрение к смерти с блестящим

порывом во имя священного долга».

На фронт Марокканская дивизия выдвигается в последний месяц 1-й мировой

войны - в ноябре 1918 г.; она занимает сектор Ленокур (Лотарингия,

Франция). К 1 ноября в батальоне Русского легиона (с пополнением во время

последнего пребывания в резерве) насчитывается три стрелковых, одна

пулеметная рота, всего - 564 человека. До заключения знаменитого

Компьенского перемирия с Германией 11 ноября 1918 г. Русский легион в

активных боевых операциях не был задействован. В составе дивизии он

прошел Лотарингию, Эльзас, Сарр, прошел через Германию до Рейна и до­шел

до Фридрихсгавена, около города Мангейма, откуда был направлен в

назначенный ему для оккупации города Вормс: «Велико было удивление и

негодование немцев узнать, что оккупирующие их войска - Русские.

Наш национальный бело-сине-красный флаг развевался на берегах Рей на.

Слово, данное Государем и Россией союзникам, в лице Русского легиона было

сдержано».

25 декабря 1918 г. Русский легион отправили в Плёр-на-Марне, где он стал

готовиться для отправки в Россию.

Так закончилась история Русского легиона. Поистине удивляешься тому, что

в смутное революционное время в составе русских войск во Франции и

Салониках нашлись люди, выполнившие долг перед Россией. Однако нельзя не

отметить отношение французского командования к Русскому легиону.

Несмотря на самые искренние заявления о храбрости русских солдат,

французское руководство рассматривало их не более как пушечное мясо и,

вполне возможно, ставилона одну доску с колониальными войсками, затыкая

ими самые опасные «дыры» на фронте. Даже одно назначение русских отрядов

в Марокканскую дивизию вместе с зуавами и мальгашами должно говорить нам

об этом. Эмигрантские авторы, рассказывая об участии Русского легиона в

боях в составе Марокканской дивизии, говорят о чести, оказанной русским,

поскольку эта дивизия имела больше всего награждений, и служить в ней

якобы считалось делом почетным.

Действительно, дивизия имела много наград, но она не могла не иметь их,

когда ее полки, не считаясь с потерями, французское командование бросало

в бой как смертников. Привилегия служить в Марокканской дивизии,

думается, состояла в том, чтобы сражаясь в ней, спасать от неминуемой

смерти жизни коренных фран­цузов, точно так, как это делал специально

созданный Иностранный легион.

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Очень непросто сложились судьбы военнослужащих, уцелевших после 4-х лет

Первой Мировой войны, рабочих батальонов и французских тюрем. Оставшихся

в живых можно разделить на две категории. Первая - вернувшаяся в Россию;

вторая, меньшая по численности - кто остался за рубежом по тем или иным

причинам. Разумеется, очень сложно проследить за всеми русскими

военнослужащими; точные цифры как прибывших в Россию, так и оставшихся за

границей неизвестны; данная тема требует специального исследования.

Французский историк и офицер 152-й пехотной дивизии, прикомандированный к

1-й Особой бригаде, подсчитал, что общие потери Особых бригад на двух

фронтах составили 20,0 тыс. чел. (из которых 8,0 тыс. убиты); в 1919 г.

вернулись в Советскую Россию 8.446 чел. Около 17,0 тыс. остались во

Франции или пропали без вести.

Русские офицеры и солдаты возвращались на родину разными путями. Во-

первых, путем официальной отправки их в Советскую Россию. Возможно, самый

первый эшелон ушел в Москву в первой половине мая 1918 г., состоящий из

инвалидов (подобные эшелоны были отправлены 19 января и в марте-апреле

1919 г.). Следующую партию отправили из Марселя на пароходе в

Новороссийск, к генералу А.И. Деникину (на переговоры о транспортировке

русских солдат Особых бригад в Россию, для пополнения ими рядов

Добровольческой армии, во Францию прибыл со специальной миссией генерал

Щербачев).

Отправка на новый фронт вызвала крайнее недовольство солдат, уставших от

войны, которых снова хотели заставить воевать. В рядах русских частей

вспыхнули волнения, в результате которых было арестовано 150 человек.

Недовольство продолжалось и после прибытия пароходов в Новороссийск

(февраль 1919 г.). «В первом же бою, заколов часть своих офицеров, они

[прибывшие из Франции] перешли к красным. Измена не всегда приводит к

желанным результатам. Конные части казаков, стоявших в резерве, и

офицерская рота успели их догнать. Большая часть их была перерублена.

Небольшая часть оставшихся верными из старых легионеров составила кадр

для 1-го Кавказского стрелкового полка и была назначена в Кавказскую

армию (генерала Врангеля). Фельдфебеля и подпрапорщики были произведены в

офицеры. После взятия Царицына шли вдоль Волги через Камышин на Саратов,

где их и застало общее отступление Добровольческой армии».

Весной 1919 г. в Россию, точнее, в Новороссийск снова прибывает эшелон с

русскими солдатами из Особых бригад, настроенных пробольшевистски. Во

избежание нагнетания напряженности пароходы отправили в Севастополь, где

и произвели высадку прибывших. В Крыму многие солдаты занимались

подпольной работой в пользу Советской России, состояли в партизанских

отрядах.

Так, в конце февраля 1920 г. был организован Тавельский партизанский

отряд, организатором и руководителем которого являлся Григорий Фирсов,

бывший солдат Особого полка (номер не установлен); в отряде находились

его сослуживцы - Николай Соколов, Бойченко. Воевали русские солдатыиз

Особых бригад в Крыму и на другой стороне. В сентябре 1919 г. в Россию

были отправлены два парохода (2,0 тыс. чел на борту) из Северной Африки.

По прибытию в Одессу солдат отправили на фронт. Из них в Красную Армию

ушло только 42 человека, остальные перешли на сторону армии П.Н. Врангеля

и в ее составе сражались до падения «черного барона».

В том же году из Северной Африки в Россию были отправлены 2 рейса,

составленные из куртинцев. В первом находилось 260 чел, которых привезли

в Россию (возможно, в Новороссийск). Из них на сторону Красной Армии

перешло 42 человека. Немного позже оттуда же перевезли 2-й эшелон

куртинцев (около 1,0 тыс. чел.),из которых около половины расстреляли за

бунт на корабле против офицеров, остальных сослали на каторгу.

Первый эшелон солдат и офицеров, служивших в Русском легионе, в составе 1-

й, 2-й и частично 3-й рот (всего 549 солдат и офицеров) под общим

командованием подполковника Эске отправился 21 января 1919 г. из Плер-на-

Марне по железной дороге в Марсель. Таким образом, остались 3-я и

пулеметная роты (около 350 чел.) под начальством полковника А.В.

Багрянского (бывший капитан 2-го Особого полка, исполнявший обязанности

начальника хозчасти полка). В середине февраля 1919 г. русские легионеры

вышли из порта Марсель на пароходе «Адмирал Чихачев», но из-за поломки

двигателя вернулись обратно. Позже русские военнослужащие снова вышли в

море, и 5 апреля 1919 г. находились в море около Константинополя

(Турция).Их дальнейшая судьба неизвестна.

Очередная партия русских солдат была сформирована во Франции и отправлена

из Марселя на пароходе «Петр Великий» (численность не установлена) в один

из черноморских портов, занятых белогвардейскими подразделениями. Всех

прибывших «беляки» отправили для дальнейшей службы только в гарнизонные

части. Одна ротаизэтого эшелона, квартировавшего в Армавире, во время

наступления Красной Армии в начале 1920 г. ударила в тыл оборонявшим

город белым частям, и способствовала взятию Армавира. После установления

власти большевиков все репатрианты по решению начальника дивизии

(сведения онем отсутствуют) были отпущены домой.

Другая партия солдат (среди которых находился и Р.Я. Малиновский)

вернулись из Франции в Россию почти по тому же маршруту, каким прибыла 1-

я Особая бригада - через Суэц, Красное море, Сингапур, Шанхай во

Владивосток (на пароходах последовательно «Луара» и «Рязань»).

В 1919 г. французское правительство неохотно соглашалось на репатриацию

русских солдат. Возможно,из-за нежелания Франции пополнять русскими

репатриантами рядыКрасной Армии. В это время складывается любопытная

ситуация. Еслив 1917 г. Франция пыталась добиться от Временного

правительства разрешения отправить русские войска на родину, аРоссия

несоглашалась, то после 1918 г. происходит с точностью до наоборот.

Теперь уже Советская Россия требует от Франции скорой отправки русских

войск на родину.

Отправка русских солдат производилась в течение 1919 г. небольшими

группами ( от 25 чел) - например, в ноябре, и более крупными - (130 чел),

отправившимся в Россию в июне: «Люди уехали счастливые, хорошо одетые и

обутые и, как водится, с изрядным багажом.

На 130 человек понадобился специальный вагон для багажа, который был

изрядно набит».

Советское правительство настойчиво требовало возвращения русских солдат

домой в Россию. Так, большевики посылают ноту Франции (№ 27 от 5 февраля

1918 г.), в которой «Народный Комиссар Иностранных Дел твердо надеется,

что Французское Правительство сделает все необходимое, чтобы предоставить

русским войскам средства для возвращения в Россию…». 22 апреля и 27 мая

НКИД РСФСР вновь обращает внимание Франции на незаконность задержания

русских войск за границей. 4 июля 1918 г. V Всероссийский съезд Советов

посылает приветствие русским солдатам за границей и выряжает надежду на

скорое их возвращение на родину.

Думается, что в основе подобных мотивов лежало не человеколюбие, а

нехватка штыков в Красной Армии (впрочем, данный аргумент относится и к

ее противникам). Уверенность в том, что большая часть заграничных русских

войск перейдет к большевикам, а не к их врагам, возможно, основывалась на

результатах агитационной работы, активно проводимой пробольшевистски

настроенными пропагандистами среди личного состава Особых бригад.

Впрочем, не всегда желания большевиков совпадали с желаниями прибывших из

Франции солдат. По одним сведениям, в начале 1919 г. из 2,4 тыс. чел, уже

прибывших в Советскую Россию, только сто человек согласились воевать за

Красную Армию.

Советское правительство добилось своего, получив согласие от французского

на репатриацию русских войск. В феврале 1919 г. во Францию направляется

специальная миссия Красного Креста для организации централизованной

отправки русских военнослужащих, очем велись переговоры представителей

Советского и французского правительств; последние ссылались на чисто

технические трудности отправки русских военных контингентов. Возможно,

что в результате именно данных переговоров в издаваемой в Париже газете

«Русский Солдат-Гражданин во Франции» (21 июня 1919 г.) появляются

следующие строки: «Приближается долгожданный момент отъезда на родину.

Мало помалу десятки тысяч русских людей, проведших несколько лет на

чужбине - кто во Франции и Македонии... вернутся в Россию...».

В июле 1919 г. в Македонии было сформировано 4 эшелона для отправки в

Россию, 1 -и эшелон был посажен на пароход «Истрия» (14-й рабочий

батальон и добровольцы в армию Деникина), во 2-й входили солдаты 20-го и

21-го рабочих батальонов; в 3-й - 22-го и 19-го батальонов. Все остальные

(какие конкретно батальоны - неизвестно) - в 4-й эшелон. Интервалы между

отправкой данных эшелонов были установлены в 8 суток. Но 23 июля

добровольцы в армию Деникина взбунтовались, их отряд расформировали и

отправили в дисциплинарный батальон.

14-й рабочий батальон прибыл в город Севастополь и размещен в

Белостокских казармах. После неудачной попытки склонить русских

военнослужащих-«македонцев» к вступлению в Белую армию, над ними

офицерские подразделения учинили кровавую расправу; в дальнейшем

новоприбывших отправили в гарнизоны для прохождения службы.

Имеются сведения, что всего к сентябрю 1920 г. общее число возвратившихся

на родину солдат и офицеров достигло 15,0 тыс. чел. Две трети из них

прибыли в Советскую Россию, треть - к А.И. Деникину и П.Н. Врангелю.

Некоторое число прибывших солдат из Франции воевало и на стороне

«зеленых».

20 апреля 1920 г. в Копенгагене (Дания) делегат французского

правительства, с одной стороны, и М.М. Литвинов, член коллегии

Наркоминдела, с другой стороны, подписали соглашение относительно

отправки задержанных в России французов во Францию в обмен на русских

военнослужащих из расчета 125 женщин и детей на 3,0 тыс. русских солдат.

«Второе соглашение [подписано там же] предусматривает отправку всех

других без исключения французов, в течение 3-х месяцев через Черное

море». Причем Советское правительство соглашалось объявить амнистию тем

французским гражданам, которые находились под следствием или уже были

осуждены. «С другой стороны, все русские солдаты, находящиеся на

территории республики (Франции) или в Салониках будут перевезены в Россию

в течение того же срока [т.е. 3-х месяцев]; обмен должен произойти из

расчета 100 французов на 250 русских».

В начале 20-х годов практически все желающие вернулись в Россию. Часть из

них прибыла на родину в результате обмена военнопленными войск Антанты,

которые имелись в Красной Армии к тому времени.

Многие вернувшиеся офицеры сражались против большевиков; они

самостоятельно перебираются в войска генералов Е.К. Миллера, А.И.

Деникина и др. (незначительное количество офицеров служило в войсках

Антанты, действовавших на территории бывшей Российской империи против

большевиков). Среди офицеров, решивших бороться против большевиков,

особую известность приобрел генерал М.К. Дитерихс, ставший впоследствии

начальником штаба Чехословацкого корпуса, командующим Восточным фронтом у

адмирала А.В. Колчака. М.К. Дитерихс получил особую известность как один

из инициаторов возбуждения дела по расследованию убийства Николая II и

его семьи (у А.В. Колчака служил и генерал Н.А. Лохвицкий).

В рядах белых армий сражались и погибли: полковник Г.С. Готуа, штабс-

капитаны Б. Сурин 1-й и П. Сурин 2-й, капитан М.К. Иордан, бывший

командир 6-й роты 5-го Особого полка и др.

Второй путь возвращения на родину – бегство из рабочих батальонов и

Северной Африки через Швейцарию и другие страны. Так, в начале февраля

1918 г. из русских солдат, сбежавших в Швейцарию и нелегально временно

проживавших там, были образованы две рабочие команды и отправлены на

мелиоративные работы. Их охраняли только негласные чины полицейской

службы; питание было плохое. Местное население относилось к русским

вполне доброжелательно. Дальнейшая судьба их неизвестна, возможно, они

были отправлены в Россию.

В марте 1918 г. границу Швейцарии переходит 360 человек. Впоследствии

они, вероятно, были репатриированы в Россию.

Другой известный случай массового побега (точное количество солдат

неизвестно) оказался примечателен тем, что бежавшие из Северной Африки

сумели добраться до России, и, пересекая последовательно границы Франции,

Швейцарии, Германии прибыли в Россию в конце июня 1918 г. и приняли

участие в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве 6 июля.

Вторая категория русских военнослужащих осталась за рубежом. В

большинстве - конечно, офицеры, поступившие на военную службу во

французскую, американскую, сербскую армии, оставшиеся навсегда за

рубежом. Некоторая часть русских военнослужащих императорской армии -

поляки по происхождению, поступив в нарождавшуюся польскую армию (в

приложении к приказу № 140 по русским войскам во Франции и Салониках

специально оговаривался порядок зачисления в польскую армию), вероятно,

тоже не захотели возвращаться в Советскую Россию.

По-разному сложилась судьба 40,0 тыс. человек, покинувших Россию по

приказув составе четырех Особых бригад. Некоторые уехали, сами того не

зная, навсегда, не решившись вернуться на родину по тем или иным

причинам. Другие вернулись, но были ли те и другие счастливы?Одни

остались на чужбине, возможно, сожалея о том, что не смогут никогда

попасть на родину, вторых ждал бурлящий водоворот истории Советской

России.

Многие остались навечно лежать во французской и греческой земле, вдали от

родины, и заслуживают, по крайней мере, упоминания о них.

Первым памятником погибшим русским воинам на французской земле может

считаться создание надгробия на их могилах неподалеку от города Мурмелон,

а октябре 1916 г. созданном с помощью бойскаутской организации

«элереров». Начальник 1-го Особого пехотного полка М.Д. Нечволодов лично

набросал эскиз модели памятника. На торжественной церемонии по

установлению мраморной плиты прибыли начальник 1-й Особой бригады Н.А.

Лохвицкий, прикомандированный к штабу бригады королевич Черногорский Петр

Николаевич, французские офицеры.

Желая увековечить память павших русских офицеров и солдат на поле брани

Союз офицеров Экспедиционного Корпуса (основано в 1923 г.) купил летом

1934 г. рядом с военным кладбищем в 3,5 км от города Мурмелон, в Сен-Илер

лё Гран, участок земли, на котором при помощи всей русской общественности

во Франции в 1937 г. был воздвигнут Храм-памятник во имя Воскресения

Христова. Сен-Илер – единственное русское воинское кладбище во Франции (в

других местах страны русских военнослужащих хоронили на военных участках

местных кладбищах или в отдельных могилах).

Проект храма-памятника создал А.А. Бенуа, представитель известной

династии русских художников, архитекторов и искусствоведов. В апреле 1936

г. храм во имя Воскресения Христова был заложен, а 16 мая 1937 г. освящен

митрополитом Евгением. Храм построен по типу новгородско-псковских

церквей XV в. Данную композицию в 1938-1939 гг. А.А. Бенуа использует и

для храма Успения Божьей Матери на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа

под Парижем. На этом знаменитом кладбище русской эмиграции похоронены

генералы М.Д. Нечволодов, Н.А. Лохвицкий, В.Л. Тарановский.

На стене храма Воскресения Христова золотой смальтой выложена надпись по-

французски: «Русским солдатам, павшим на поле славы во Франции в 1916-

1918». Внутри храма существуют даже небольшой музей – макет местности

около села Оберив, боевые награды русским полкам от французского

командования, военные реликвии; на специальной памятной доске выбиты

имена погибших в боях Первой Мировой 4,0 тыс. чел.

За храмом – кладбище с останками 1.029 русских воинов, павших за Францию

в 1914-1918 гг. (454 человека покоится в отдельных могилах, 575 – в

общих). Здесь же находятся могилы с 36 останками советских воинов,

погибших в борьбе с фашизмом – «коричневой чумой» ХХ в. Их фамилии на

крестах еще можно разобрать, но что означают имена – Rvaron , Volsni ,

Miscoe , Mantzo ? Как попали в далекую Францию советские солдаты и кто

они были, еще предстоит разобраться историкам…

Кладбище посещается редко, но раз в году, на Троицу в воскресение, в Сен-

Илер съезжаются много людей, главным образом потомки солдат и офицеров

Особых бригад, в храме устраивается большая поминальная служба по русским

воинам, павшим за Францию.

7.396 русских воинов (по А. Пети) Особых бригад покоятся по селам и весям

Франции. Из них – 5.078 отдельных захоронений на общегородских кладбищах,

2.318 – на военных кладбищах. Кладбища располагаются в департаментах, по

которым прошлось огненное колесо Первой Мировой войны – Норд, Па-де-Кале,

Сомма, Уаз, Эн, Марна, Мёз, Мёрт-и-Мозель, Вож и в тылу, где умирали

вследствие полученных ранений – под Парижем, Лионом, в департаментах

Жиронда, Лазурный Берег и т.д.

Генерал В.Л. Тарановский скончался в январе 1937 г. и похоронен в Париже.

Генерал М.К. Дитерихс умер в октябре 1937 г. и похоронен в Шанхае.

Полковник Е.И. Радомский, командир 1-го Особого полка, умер в марте 1919

г. и похоронен в Орлеане. Полковник В.С. Нарбут, командир 5-го Особого

полка, умер в июле 1929 г. и похоронен в Париже. Полковник С.П. Киселев,

командир 5-го Особого полка (после В.С. Нарбута), умер в конце 1928 г. и

похоронен в Ницце.

В августе 1918 г. около Тулона был воздвигнут памятник на местном

кладбище церковью Крестовоздвиженского госпиталя. На памятнике имеется

надпись на русском и французском языках: «Вечная память Вам, Русские

воины, жизнь отдавшие за свою Родину и общесоюзное Дело. Август 1918 г.».

Имелся небольшой скромный памятник в честь павших русских воинов и в

Северной Африке, в местечке Djibba , на местном французском кладбище, где

хранилось неизвестное число останков русских солдат, умерших здесь в

рядах дисциплинарного батальона. «Работа [над памятником] продолжалось в

течение двух месяцев, почти без всякого инструмента, с одним зубилом, и

был сделан великолепный памятник. (...) На открытии памятника были одни

русские товарищи дисциплинарного отряда, командир аджутан [правильно:

аджюдан - унтер-офицерское звание в войсках Франции], переводчик и

сержант; из православного и католического духовенства никого не было».

Во Франции, на военном кладбище около города Сен-Квентин находится около

120 русских могил и здесь «...русские рабочие роты всего здешнего округа

поставили общий памятник»; 26 октября 1919 г. состоялось освящение

памятника священником Соколовским.

Имелся памятник и павшим русским солдатам в Македонии, при станции

Градобор, в 12 км от Салоник, созданный по личной инициативе солдат 21-го

батальона лагеря Градобор (открытие произошло 28 сентября 1919 г., в 2

часа дня). «Памятник создан на собственныя средства солдат и их личными

трудами под руководством художника Наседкина, которым вылеплены

изображенныя на памятнике фигуры».

В городе Плёре, в 10 км от Сезанны, находится обелиск в честь павших 1-й

и 2-й Особых бригад, который посетил 17 мая 1960 г. Н.С. Хрущев вместе с

Маршалом Советского Союза Р.Я. Малиновским.

Останки Добровольческой бригады покоятся в Седане (350 могил), Вузье

(257), Валансьене Сен-Рош (207), Камбре (191), Ирсоне (160), Сен-Квентене

(137), Мобёже (100), Серни-ан-Лаоннуа, Лаоне (по 54 могилы) и т.д.

Советская историография оказалась не справедливой к истории Особых бригад

во Франции и Македонии (Салониках), представляя одних героями, а других

уничижая. Пришла пора попытаться объективно взглянуть на военную историю

царской России, воздать должное всем тем, кто сражался в1-ю мировую войну

вместе с союзниками по Антанте против Центральных держав.

Не стоит, возможно, строго винить простых солдат, поддавшихся влиянию

большевистских агитаторов. Сейчас надо вспомнить всех павших на равнинах

Шампани, в скалистых горах Македонии, чей прах покоится в чужой земле и

тех, кто по прибытию в Россию из-за границы сражался во время гражданской

войны независимо от того, какой ориентации придерживались эти люди -

большевистской, монархической или еще какой-либо другой. Необходимо

вспомнить о них как о сыновьях одной страны, одной России.

Страницы: 1, 2, 3, 4