Хрестоматия

Хрестоматия

Лжедмитрий приказал перезахоронить Бориса Годунова в

столь «убогом» монастыре, чтобы предать его посмертному

позору и поруганию. Варсонофьевский монастырь был

упразднен в 1764 г. Память о нем сохранилась в названии

Варсонофьевского переулка, проходящего ныне между

улицами Лубянкой и Рождественкой.

Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 84-1.54.

В.О.Ключевский

ЛЖЕДМИТРИЙ I

В гнезде наиболее гонимого Борисом боярства с Романовыми во главе, по

всей вероятности, и была высижена мысль о самозванце. Винили поляков, что

они его подстроили; но он был только испечен в польской печке, а заквашен в

Москве. Его личность доселе остается загадочной (1). Но для нас важна не

личность самозванца, а его личина, роль, им сыгранная. На престоле

московских государей он был небывалым явлением. Молодой человек, роста ниже

среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением

лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато

одаренный, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные

вопросы, с живым, даже пылким темпераментом, в опасные минуты доводившим

его храбрость до удальства, податливый на увлечения, он был мастер

говорить, обнаруживал и довольно разнообразные знания. Он совершенно

изменил чопорный порядок жизни старых московских государей и их тяжелое,

угнетательное отношение к людям, нарушал заветные обычаи священной

московской старины, не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми

обращался просто, обходительно, не по-царски. Он тотчас показал себя

деятельным управителем, чуждался жестокости, сам вникал во все, каждый день

бывал в Боярской думе, сам обучал ратных людей. Своим образом действий он

приобрел широкую и сильную привязанность в народе. Лжедимитрий держался как

законный, природный царь, вполне уверенный в своем царственном

происхождении; никто из близко знавших его людей не подметил на его лице ни

малейшей морщины сомнения в этом. Дело о князьях Шуйских, распространявших

слухи о его самозванстве, свое личное дело, он отдал на суд всей земли и

для того созвал земский собор, первый собор, приблизившийся к типу

народнопредставительского, с выборными от всех чинов или сословий (2).

Смертный приговор, произнесенный этим собором, Лжедимитрий заменил

ссылкой, но скоро вернул ссыльных и возвратил им боярство. Царь,

сознававший себя обманщиком, укравшим власть, едва ли поступил бы так

рискованно и доверчиво, а Борис Годунов в подобном случае, наверное,

разделался бы с попавшимися келейно в застенке, а потом переморил бы их по

тюрьмам.

Как бы то ни было, но он не усидел на престоле, потому что не оправдал

боярских ожиданий. Он не хотел быть орудием в руках бояр, действовал

слишком самостоятельно, развивал свои особые политические планы, во внешней

политике даже очень смелые и широкие, хлопотал поднять против турок и татар

все католические державы с православной Россией во главе. Своими привычками

и выходками, особенно легким отношением ко всяким обрядам, отдельными

поступками и распоряжениями, заграничными сношениями Лжедимитрий возбуждал

против себя в различных слоях московского общества множество нареканий и

неудовольствий, хотя вне столицы, в народных массах популярность его не

ослабевала заметно.

Однако главная причина его падения была другая. Ее высказал коновод

боярского заговора, составившегося против самозванца, кн. В. И. Шуйский. На

собрании заговорщиков накануне восстания он откровенно заявил, что признал

Лжедимитрия только для того, чтобы избавиться от Годунова. Большим боярам

нужно было создать самозванца, чтобы низложить Годунова, а потом низложить

и самозванца, чтобы открыть дорогу к престолу одному из своей среды. Они

так и сделали, только при этом разделили работу между собою: романовский

кружок сделал первое дело, а титулованный кружок с кн. В. И. Шуйским во

главе исполнил второй акт. Те и другие бояре видели в самозванце свою

ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбросили на

задворки.

Данный отрывок из «Курса русской истории» В. О. Ключевского

— еще один яркий пример недюжинного мастерства ученого в

изображении исторических личностей. Говоря о первом самозванце,

В. О. Ключевский в первую очередь отмечает привлекательные

качества этого человека. Ведь Лжедмитрий I добился невероятного

успеха — захватил власть и в течение года ее удерживал, чего не

удалось больше ни одному самозванцу, которых отечественная

история знает немало. И очевидно, что этому успеху

способствовали. не только благоприятным образом сложившиеся для

самозванца обстоятельства, но и некоторые черты его характера,

выгодно отличавшие его от «природных» российских самодержцев.

Весьма интересна и мысль В. О. Ключевского о том, что самозванец

был «заквашен в Москве». Следовательно, начало Смуты связано не

столько с происками враждебных держав, сколько с ситуацией,

сложившейся в самой России. По мнению автора, большую роль в

этом сыграли боярские интриги; именно они привели к падению

Лжедмитрия I.

1. Традиционно считается, что первым самозванцем был беглый

монах Чудова монастыря Григорий, до пострижения Юрий

Отрепьев, костромской дворянин, служивший боярам

Романовым и принявший монашество, спасаясь от

преследований со стороны Бориса Годунова. Но многие

крупные историки (В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и

др.) не считали эту версию полностью доказанной, а Н. И.

Костомаров вовсе считал ее недостоверной. Тем не менее в

пользу традиционной версии свидетельствует немало

фактов, зафиксированных в источниках начала XVII в.

Известно, что сразу при появлении самозванца официальным

расследованием, проводившимся по приказу Бориса

Годунова, было установлено, что это именно Григорий

Отрепьев (подробнее см. Скрынников Р. Г. Россия в начале

XVII в. Смута. М„ 1988).

2. Действительно, по свидетельству некоторых источников, в

суде над Шуйским приняли участие представители разных

сословий, в том числе и «из простых людей». Но подробных

сведений о составе этого собора нет. Современные

историки, в том числе академик Л. В. Черепнин, автор

крупной монографии о земских соборах в России, полагают,

что это был не земский собор, а судебная расправа

Лжедмитрия I со своими противниками. // Ключевский В. О.

Курс русской истории.

Скрынников Р. Г.

Лихолетье: Москва в XVI—XVII веках

Гибель царевича Дмитрия

Иван IV был последним потомком Калиты, имевшим многочисленную семью.

Его первая жена Анастасия Романова родила трех сыновей — Дмитрия, Ивана и

Федора — и несколько дочерей. Вторая царица Мария Тюмрюковна родила сына

Василия, последняя жена Мария Нагая — сына Дмитрия. Все дочери Грозного,

как и царевич Василий, умерли в младенческом возрасте. Первенец царя и его

младший сын, носившие сходные имена, погибли из-за несчастной случайности

(1). Царевич Иван Иванович, достигший двадцатисемилетнего возраста и

объявленный наследником престола, умер от нервного потрясения, претерпев

вместе с беременной женой жестокие побои от отца (2). Единственный внук

Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником

несчастья был царь, подверженный страшным припадкам ярости. Потомство

Грозного оказалось обречено на исчезновение. Причиной был не только дурной

характер царя и несчастные стечения обстоятельств, но и факторы природного

характера. Браки внутри одного и того же круга знатных семей имели

отрицательные биологические последствия. Уже в середине XVI в. стали

явственно видны признаки вырождения царствующей династии. Брат Ивана IV

Юрий Васильевич был глухонемым от рождения и умер без потомства. Сын

Грозного царь Федор Иванович отличался слабоумием, болезненным

телосложением и тоже не оставил детей. Младший сын Ивана Дмитрий страдал

эпилепсией. Недуг был неизлечим, и шансы на то, что царевич доживет до

зрелых лет и оставит наследника, были невелики.

Умирая, царь передал трон любимому сыну Федору, а сыну Дмитрию выделил

удельное княжество со столицей в Угличе.

Федор отпустил младшего брата на удел «с великой честью», «по царскому

достоянию». В проводах участвовали бояре, 200 дворян и несколько стрелецких

приказов (3).

Прошло несколько лет, и Борис Годунов, управлявший государством от

имени недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского

(4). Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями.

Жизнь царевича Дмитрия Угличского оборвалась в то время, когда Углич

перешел под управление Битяговского.

Со времени Н. М. Карамзина обвинение Годунова в убийстве Дмитрия стало

своего рода традицией. «Злодейское убийство» незримо присутствует в главных

сценах пушкинской трагедии о Борисе Годунове. Именно Карамзин натолкнул

Пушкина на мысль изобразить в характере царя Бориса «дикую смесь:

набожности и преступных страстей». Под влиянием этих слов А. С. Пушкин, по

его собственному признанию, увидел в Борисе его поэтическую сторону.

Разумного и твердого правителя не страшит бессмысленная злобная клевета, но

его гнетет раскаяние. Тринадцать лет кряду ему все снится убитое дитя. Муки

совести невыносимы: ...Как молотком стучит в ушах упрек, И все тошнит, и

голова кружится, И мальчики кровавые в глазах...

В самом ли деле эпизод смерти Дмитрия сыграл в жизни Годунова ту роль,

какую ему приписывали? Рассмотрим факты, чтобы ответить на этот вопрос.

Младший сын Грозного, царевич Дмитрий, погиб в Угличе в полдень 15 мая

1591 г. Повести и сказания Смутного времени заполнены живописными

подробностями его убийства. Но среди их авторов не было ни одного очевидца

угличских событий. В лучшем случае они видели мощи царевича, выставленные в

Москве через пятнадцать лет после его гибели.

Искать в житиях достоверные факты бесполезно. Несравненно большую

ценность представляют следственные материалы, составленные через несколько

дней после кончины царевича на месте происшествия. Однако давно возникли

подозрения насчет того, что подлинник «углицкого дела» подвергся

фальсификации.

Существует мнение, что Годунов направил в Углич преданных людей,

которые заботились не о выяснении истины, а о том, чтобы заглушить молву о

насильственной смерти угличского князя. Такое мнение не учитывает ряда

важных обстоятельств. Следствием в Угличе руководил князь Шуйский, едва ли

не самый умный и изворотливый противник Бориса. Один его брат был убит

повелением Годунова, другой погиб в монастыре. Сам Василий Шуйский провел

несколько лет в ссылке, из которой вернулся незадолго до событий в Угличе.

Инициатива назначения Шуйского принадлежала скорее всего Боярской думе.

Церковное руководство направило для надзора за его деятельностью

митрополита Гелвасия. В состав комиссии Шуйского входили также окольничий

Клешнин и думный дьяк Вылузгин5. Члены комиссии придерживались различной

политической ориентации. Каждый из них зорко следил за действиями

«товарища» и готов был использовать любую его оплошность.

Следственные материалы свидетельствовали о непричастности Бориса к

смерти царевича.

К моменту смерти царевича не исчезла полностью возможность рождения

законного наследника в семье Федора. Никто не мог точно предсказать, кому

достанется трон. Из ближних родственников царя наибольшими шансами обладал

не Годунов, ими обладали Романовы (6).

Ситуация, сопутствовавшая угличским событиям, носила критический для

правительства характер. Над страной нависла непосредственная угроза

вторжения шведских войск и татар. Власти готовились к борьбе не только с

внешними, но и с внутренними врагами. За одну-две недели до смерти Дмитрия

они разместили на улицах столицы усиленные военные наряды и осуществили

другие полицейские меры на случаи народных волнений. Достаточно было

малейшего толчка, чтобы народ поднялся на восстание, которое для Годунова

могло кончиться катастрофой.

В такой обстановке гибель Дмитрия явилась для Бориса событием

нежелательным и, более того, крайне опасным. Факты опровергают привычное

представление, будто устранение младшего сына Грозного было для Годунова

политической необходимостью.

Следственные материалы сохранили, по крайней мере, две версии гибели

Дмитрия.

Версия убийства исходила от Нагих, родни погибшего (7). Михаил Нагой

на протяжении всего следствия решительно настаивал на том, что Дмитрия

зарезали сын дьяка Битяговского, его же племянник Никита Качалов и муж его

племянницы Осип Волохов. Братья Михаила выступили с более осторожными

показаниями. Возле тела царевича, сказал Григорий Нагой, собралось много

людей и «почали говорить, неведомо хто, что будто зарезали царевича».

Михаил и Григорий Нагие прибыли к месту происшествия с большим запозданием.

Тем не менее они утверждали, что «царевич ещо жив был и при них

преставился».

Они явно путали. Андрей Нагой обедал с царицей во дворце, когда под

окнами закричали, что «царевича не стало». Поспешно сбежав во двор, Андрей

убедился, что «царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказывают, что

его зарезали, а он того не видел, хто его зарезал». Причина ошибки,

допущенной Михаилом и Григорием, достаточно проста. Несколько человек,

видевшие их вблизи, не сговариваясь показали, что Михаил прибыл во дворец

«мертв пиян», «прискочил на двор пьян на коне». Григорий был «у трапезы»

вместе с братом.

Протоколы допросов позволяют установить, зачем понадобилась Нагим

версия убийства Дмитрия. С помощью этой версии они пытались оправдать

расправу с государевым дьяком Битяговским.

В полдень 15 мая царица Мария стала обедать, а сына отпустила погулять

и потешиться игрой с четырьмя сверстниками. Дети играли на небольшом заднем

дворике — в углу между дворцом и крепостной стеной. За ними приглядывала

мамка Василиса Волохова и две другие няньки. Обед только начался, как вдруг

на дворе громко закричали. Царица поспешно сбежала вниз и с ужасом увидела,

что ее единственный сын мертв. Обезумев от горя, Нагая принялась избивать

Волохову. Мамка не уберегла царского сына, и царица готова была подвергнуть

ее самому страшному наказанию. Колотя Василису по голове поленом, Мария

громко кричала, что царевича зарезал сын мамки Осип. Слова царицы

равнозначны были смертному приговору.

Нагая велела бить в колокола и созвать народ. Немолчный гул набата

поднял на ноги весь город. Возбужденная толпа запрудила площадь перед

дворцом. Главный дьяк Углича Михаил Битяговский, заслышав звон, прискакал в

кремль. Он помчался в верхние покои, «а чаял того, что царевич вверху»,

оттуда бросился в церковь и мимо тела царевича взбежал на колокольню. Дьяк

ломился в звонницу и требовал, чтобы прекратили бить в колокола, но

звонарь, по его словам, «ся запер и в колокольню его не пустил».

Отношения государева дьяка Битяговского с Нагими были испорчены едва

ли не с момента его приезда в Углич. Удельная семья утратила право

распоряжаться доходами своего княжества и стала получать деньги «на обиход»

из царской казны. Назначенное правительством содержание казалось царице

мизерным, а зависимость от дьяка — унизительной. Стряпчий8 царицы и другие

лица сообщили комиссии, что Михаил Нагой постоянно «прашивал сверх

государева указу денег ис казны», а Битяговский «ему отказывал», из чего

проистекали ссоры и брань. Последняя стычка между ними произошла утром 15

мая.

На княжом дворе сначала дьяк попытался прикрикнуть на толпу, а затем

принялся увещевать Нагого, чтобы «он, Михаила, унел шум и дурна которого не

зделал». С помощью Качалова Битяговские помешали расправе с Волоховыми, что

окончательно взбесило царицу и ее братьев. Решено было натравить на

Битяговских толпу. Избитая в кровь и брошенная на площади Василиса Волохова

видела» как царица указала на Битяговских и молвила миру: «то-де душегубцы

царевича». Пьяный Михаил Нагой взялся было руководить расправой с дьяком,

но на помощь Битяговским пришли их родственники и холопы. Несколько позже

Михаил Нагой хвастался перед своими сообщниками, что это он велел убить

дьяка и его сына, а Качалова «да Данила Третьякова да и людей их велел

побити я же для того, что они у меня отнимали Михаила Битяговского (с)

сыном».

Спасаясь от Нагого, дьяк и его сторонники заперлись в Дьячей избе.

Малодушие окончательно погубило их. Толпа высекла двери, разгромила избу и

расправилась с укрывавшимися там людьми. Даже служивший царице дворянин

должен был признать перед комиссией, что приказных побила всякая чернь «с

Михайлова веленья Нагова».

С площади люди ринулись на подворье Битяговских, разграбили его и

«питье из погреба в бочках выпив, и бочки кололи». Жену дьяка, «ободрав,

нагу и простоволосу поволокли» с детишками ко дворцу.

Версия о злодейском убийстве Дмитрия возникла, таким образом, во время

самосуда. Нагие выдвинули ее как предлог для расправы с Битяговскими. Но

обвинения против государева дьяка не выдерживали критики. Семья Битяговских

не могла принять участия в преступлении. Вдова дьяка рассказала на допросе,

что члены ее семьи обедали на своем дворе, когда позвонили в колокол.

Гостем Битяговских был в тот день священник Богдан. Будучи духовником

Григория Нагого, Богдан изо всех сил выгораживал царицу и ее братьев. Но он

простодушно подтвердил перед комиссией Шуйского, что сидел за одним столом

с дьяком и его сыном, когда ударили в набат. Таким образом, Битяговские

имели стопроцентное алиби.

Допрос главных свидетелей привел к окончательному крушению версии о

преднамеренном убийстве Дмитрия.

Царевич погиб при ярком полуденном солнце, на глазах у многих людей.

Комиссия без труда установила имена непосредственных очевидцев

происшествия. Перед Шуйским выступили мамка Волохова, кормилица Арина

Тучкова, постельница (9) Марья Колобова и четверо мальчиков, игравших с

царевичем в тычку. Мальчики кратко, но точно и живо описали то, что

случилось на их глазах:

«Играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на

него болезнь — падучей недуг — и набросился на нож».

Трое видных служителей царицына двора — подключники (10) Ларионов,

Иванов и Гнидин — показали следующее: когда царица села обедать, они стояли

«в верху за поставцом, ажио деи бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а

говорит: тешился деи царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла деи на

него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом, сам и

оттого и умер».

Петрушка Колобов был старшим из мальчиков, игравших с царевичем. Перед

Шуйским он держал ответ за всех своих товарищей. Колобов лишь повторил

перед следственной комиссией то, что сказал дворовым служителям через

несколько минут после гибели Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья

Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Слова кормилицы отличались

удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя

виновницей несчастья: «Она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь

черная... и он ножом покололся...»

Показания главных угличских свидетелей совпадают по существу и

достаточно индивидуальны по словесному выражению.

Версия нечаянной гибели царевича, опиравшаяся на показания главных

свидетелей, заключала в себе два момента, каждый из которых может быть

подвергнут всесторонней проверке.

Первый момент — болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным

недугом», «падучей», «немочью падучею». Судя по описаниям припадков и по их

периодичности, царевич страдал эпилепсией.

Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он

начался во вторник, на третий день царевичу «маленко стало полехче», и мать

взяла его к обедне, потом отпустила во двор погулять. В субботу Дмитрий во

второй раз вышел на прогулку и тут-то у него внезапно возобновился приступ

(показания мамки).

Буйство маленького эпилептика внушило такой страх его нянькам, что они

не сразу подхватили его на руки, когда припадок случился в отсутствие

царицы во дворе. Как иначе объяснить тот факт, что ребенка бросило оземь и

«било его долго». Факт этот засвидетельствовали очевидцы. Мальчик корчился

на земле, а возле него кружились няньки и мамки. Когда кормилица подняла

его с земли, было слишком поздно.

Второй момент — царевич играл в ножички. Его забаву свидетели описали

подробнейшим образом: царевич «играл через черту ножом», «тыкал ножом»,

«ходил по двору, тешился сваею (остроконечным ножом) в кольцо». Игра в

тычку состояла в следующем: игравшие поочередно бросали нож в очерченный на

земле круг, нож обычно брали с острия, метнуть его надо было так ловко,

чтобы нож описал в воздухе круг и воткнулся в землю. Никто не знал, в какой

именно момент царевич нанес себе рану — при падении или когда бился в

конвульсиях на земле. Достоверно знали лишь одно: эпилептик ранил себя в

горло.

Могла ли небольшая горловая рана привести к гибели ребенка? На такой

вопрос медицина дает недвусмысленный ответ. На шее непосредственно под

кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. Если мальчик

проколол один из этих сосудов, смертельный исход был не только возможен, но

неизбежен.

Иногда высказывают мысль, что смерть царевича все же не была

нечаянной, так как в подходящий момент кто-то коварно вложил нож в его

руку. Такое предположение беспочвенно, ибо оно не учитывает привычек и

нравов чванливой феодальной знати, никогда не расстававшейся с оружием.

Сабля и нож на бедре служили признаком благородного происхождения. Сыновья

знатных фамилий привыкали владеть оружием с самых ранних лет. Маленький

Дмитрий бойко орудовал сабелькой, а с помощью маленькой железной палицы

забивал насмерть кур и гусей. Ножичек не однажды оказывался в его руке при

эпилептических припадках.

Настоящий отрывок посвящен угличской трагедии 1591 г.,

которая уже несколько столетий привлекает внимание историков.

Ведь гибель царевича Дмитрия привела к пресечению царской

династии, что, по мнению многих, способствовало началу смуты и

поставило Россию на грань национальной катастрофы.

Оборвалась ли жизнь царевича в результате несчастного

случая, как это было объявлено комиссией Шуйского,

расследовавшей дело по «горячим следам» или царевич пал от рук

наемных убийц, подосланных Борисом Годуновым, о чем уже тогда

говорили в народе и писали многие историки в последующие века?

И в наше время историки нередко обращаются к этим событиям,

анализируют следственное дело комиссии Шуйского, которое в целом

сохранилось. Изучив его, Р. Г. Скрынников пришел к выводу об

обоснованности заключений комиссии Шуйского, отрицавшей наличие

злого умысла в гибели царевича. Однако и сейчас далеко не все

историки согласны с аргументацией Р. Г. Скрынникова.

1. Первенец Ивана Грозного, царевич Дмитрий не дожил и до года и погиб в

результате несчастного случая: кормилица уронила его в реку.

2. Имеются в виду события 1581 г., когда жертвой ярости Ивана Грозного пал

его сын царевич Иван. Ссора между отцом и сыном произошла из-за того, что

Иван Грозный избил свою невестку, жену царевича, которая была беременной.

После этого ребенок родился мертвым.

3. стрелецких приказов... — в отличие от приказов — государственных

учреждений, стрелецкими приказами назывались стрелецкие полки.

4. Михаил Битяговский — дьяк с 1578 г. Был ставленнииюм Бориса Годунова при

дворе царевича Дмитрия в Угличе, руководил там администрацией и

хозяйством. Те, кто считает Бориса Годунова виновником гибели царевича,

видят в Битяговском и его сыне Даниле непосредственных исполнителей

злодеяния. В этом их обвинили и Нагие, родственники Дмитрия, жители

Углича. Во время восстания, вспыхнувшего в городе сразу после гибели

царевича, Битяговские были убиты.

5. Гелвасий (Геласий, ум. в 1601 г.) стоял во главе Сарской и Подонской

епархии я 1586—1601 гг. Эта епархия была создана в XIII в. для

православных, находившихся в Золотой Орде и ее столице Сарае. Глава

епархии занимал видное место в иерархии русской церкви, после учреждения

патриаршества на Руси (1589г.) получил высокий сан митрополита. Его

резиденция находилась недалеко от Москвы, вниз по течению Москвы-реки, на

ее высоком крутом берегу', в местности, именуемой Крутицы. Поэтому эта

епархия именуется иногда Крутицкой. Андрей Петрович Клешнин окольничий,

состоял «дядькой» (воспитателем) при царевиче Федоре Иоанновиче, вошел в

ближайшее окружение Бориса Годунова. В версии, по которой Годунов —

виновник гибели царевича Дмитрия, Клешнину отводится роль организатора

преступления. Когда Борис Годунов стал царем, Клешнин постригся в монахи

Пафнутьева Боровского монастыря, где и умер в 1599г. Елизар Дани.пович

Вылуз-гин — думный дьяк, возглавлял Поместный приказ, ведавший

распределением земель служилым людям. Как опытный чиновник организовал

работу следственной комиссии, ведение делопроизводства.

6. Дело в том, что мать Федора Иоанновича, первая жена Ивана Грозного,

царица Анастасия происходила из рода Романовых. Сыновья ее брата боярина

Никиты Романовича, в том числе старший Федор, были двоюродными братьями

царя Федора Иоанновича. Борис Годунов был всего лишь его шурином. Родство

Романовых с семьей Ивана Грозного сыграло большую роль и при избрании на

царство сына Федора (в монашестве Филарета) —Михаила в 1613г. (см. стр.

335—338).

7. Мария Федоровна Нагая — жена Ивана Грозного с 1581 г., дочь незнатного

дворянина, возвысившегося во времена опричнины. Находилась в Угличе со

своим сыном Дмитрием, после его гибели приняла монашество под именем

Марфа. Была вынуждена принимать участие в событиях Смутного времени. Так,

она признала первого самозванца своим сыном, чудом спасшимся, а во время

восстания против Лжедмитрия I отреклась от своих слов. В правление Василия

Шуйского участвовала в церемонии встречи мощей своего сына, объявленного

святым, подтвердила, что он погиб от убийц, подосланных Борисом Годуновым.

Умерла в 1610 г., погребена в Вознесенском монастыре Московского Кремля,

традиционной усыпальнице цариц и великих княгинь. Вместе с Марией Нагой и

царевичем в Угличе находились ее братья Михаил, Григорий, Андрей, Семен.

По заключению комиссии Шуйского их обвинили в подстрекательстве жителей

Углича к мятежу, к убийству Битяговских и сослали. Некоторые из Нагих при

воцарении Лжедмитрия I как его «родственники» были приближены ко двору.

Михаил Нагой (ум. в 1612 г.) получил даже чин конюшего.

8. Стряпчий — придворный чин и должность в допетровской Руси, связанная с

выполнением разного рода хозяйственных поручений.

9. Постельница (постельничий) — должность при царском дворе. Ее занимали

люди, пользовавшиеся особым доверием царя или царицы. Причем редко это

были представители высшей аристократии. Они отвечали за «постельную казну»

(белье, платье, посуду, иконы и т. п.). Постельничий сопровождал царя во

время торжественных выходов, ночевал с ним в одной комнате.

10. Подключник — помощник стряпчего.

* Скрынников Р. Г. Лихолетье: Москва в XVI—XVII веках. М., 1988. С.

147—159.

Л.Е.Морозова

Борис Федорович Годунов

Более 400 лет назад, 17 февраля 1598 г. в истории Российского

государства произошло знаменательное событие— впервые на Земском соборе был

избран царь. До этого верховная власть передавалась по наследству внутри

одного правящего рода, ведущего начало от легендарного Рюрика, а с

образованием Московского Великого княжества — от Ивана Калиты. Однако после

смерти 6 января 1598 г. бездетного царя Федора Ивановича престол оказался

вакантным. Его судьбу решил избирательный Земский собор, созванный через 42

дня после смерти Федора. Новым царем единодушии, без какой-либо

политической борьбы был провозглашен боярин Борис Федорович Годунов, не

принадлежавший ни к «царскому племени», ни к родственному кругу прежней

династии московских князей. Как и почему это произошло, до сих пор остается

предметом спора среди историков, писателей и поэтов.

Действительно много странного и труднообъяснимого в том событии,

нарушившем многовековую традицию престолонаследия и повлекшем за собой

трагическое пятнадцатилетие Смутного времени.

Ряд историков, начиная с В. Н. Татищева, Н. М. Карамзина, Н. И.

Костомарова, И. Е. Забелина, В. О. Ключевского, С. М. Соловьева, С. Ф. Пла-

тонова и др., пытались ответить на вопросы: в чем была причина

стремительного взлета Годунова и почему его конец был бесславен и трагичен?

Многие полагали, что Борис добился престола путем кровавых преступлений,

главным из которых было убийство царевича Дмитрия, последнего сына царя

Ивана Грозного от шестой жены Марии Нагой. Так, Карамзин видел в нем лишь

человека, терзаемого ненасытным властолюбием и ради этого готового на любые

преступления. Костомаров не находил в Годунове ни одной положительной черты

и даже в его хороших поступках искал дурные мотивы. Наиболее ярко эта

концепция нашла отражение в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов», повлияв

на умы многих поколений читателей.

Истоки данного представления о Борисе лежат в публицистике Смутного

времени, созданной политическими противниками царя уже после его смерти.

Иной образ Годунова создали историки, критически подошедшие к их

показаниям. Ключевский отметил у него ряд положительных качеств: глубокий

ум, рассудительность, умение управлять государством, заботу о его

благосостоянии, нищелюбие, милостивость и т. д. Именно эти качества, по

мнению историка, обеспечили успех Бориса на Земском соборе. Напротив,

отрицательные качества: властолюбие, подозрительность, покровительство

доносчикам, репрессии в отношении бояр, оттолкнули от него людей и

способствовали падению его авторитета. С большой симпатией относился к

Борису Годунову Платонов, полагая, что тот был незаслуженно очернен

современниками. Обвинение в убийстве царевича Дмитрия считал политической

клеветой. Причину успеха Бориса историк видел в его умении управлять

государством, проявившемся еще в царствование Федора, причину краха — в

несчастном совпадении исторических случайностей: трехлетний голод опустошил

страну, ненадежная боярская среда поддержала самозванческую интригу и т. д.

Соловьев первым поставил вопрос о том, что Б. Годунов не был столь уж

великим государственным деятелем. Его воцарение историк объяснял поддержкой

многих лиц, пользовавшихся в стране авторитетом: патриарха Иова, сестры

царицы Ирины, приказных дьяков. Неудачу царствования Бориса Соловьев

объяснял тем, что тот оказался недостоин трона: всех подозревал, всех

боялся, никому не доверял.

Р. Г. Скрынников попытался «заново перечесть источники» и дать иную

оценку Б. Годунову как государственному деятелю. Он обратил внимание на

происхождение и служебную деятельность Бориса еще при Иване Грозном, и

отметил, что своим возвышением тот был обязан опричнине, дяде Дмитрию

Ивановичу, царскому постельничему, и женитьбе на дочери царского любимца

Малюты Скуратова. Брак сестры Ирины с царевичем Федором еще больше укрепил

его положение при дворе. По мнению Скрынникова, Борис достиг трона только

благодаря политическим интригам и поддержке сторонников. В целом же в

русском обществе он не имел опоры, что и привело его к краху.

Подготовленный в боярской среде самозванец Г. Отрепьев стал сразившим его

орудием. Сходную оценку Годунову дал и А. П. Павлов.

Много внимания личности Годунова уделял А. А. Зимин, полагавший, как и

многие другие, что тот был соправителем слабоумного царя Федора и,

«используя приемы социальной демагогии, овладел ситуацией в стране и

укрепил свою власть». Причину падения Бориса историк видел в том, что его

политика привела к перенапряжению народных сил, закончившемуся социальным

взрывом — Крестьянской войной против крепостного строя, знаменем которой

стал самозванец.

Таким образом, по мнению большинства исследователей, Борис Годунов

представлялся человеком весьма выдающихся личных качеств: либо «гений

злодейства», либо «добрый гигант», с помощью которых он и пришел к власти.

Противопоставив себя современникам и не сумев завоевать их любовь, он

оказался в изоляции и потерпел крах.

Точная дата рождения Бориса Годунова неизвестна. Ряд исследователей

(Платонов, Скрынников) полагал, что он появился на свет приблизительно в

1552 году. «Борисов день» отмечался 24 июля, поэтому эта дата, скорее

всего, и была днем его рождения. Его отец, Федор Иванович Кривой, ничем

особым не прославился и на царской службе, судя по разрядам, не состоял.

Исходя из этого, некоторые исследователи (Зимин, Скрынников) считали

Годунова весьма худородным, сделавшим карьеру при дворе только благодаря

опричнине.

Однако С. Б. Веселовский, изучая род Годуновых, обнаружил его глубокую

древность и знатность. Он подверг сомнению легенду о его родоначальнике

татарском мурзе Чете, поскольку она содержала много хронологических

неточностей. Он предположил, что родоначальником Годуновых, а также

Сабуровых и Вельяминовых, был некий богатый костромской боярин Захарий,

владевший крупными вотчинами по берегам Волги. В летописях есть сведения о

том, что его сын Александр был убит в 1304 году. В 1328—1332 годах Кострома

вошла в состав Московского княжества, и внук Захария Дмитрий Зерно в 1330г.

поехал служить московскому князю. Здесь Зерновы стали видными боярами — в

1406 г. Константин Дмитриевич подписывал духовную грамоту Василия I.

Старший сын Дмитрия Иван Красный стал родоначальником Сабуровых (от его

старшего сына Федора Сабура) и Годуновых (от младшего сына Ивана Годуна).

Константин был бездетен, а от младшего сына Дмитрия пошел род Вельяминовых-

Зерновых. Прозвища Годун и Сабур, по мнению Веселовского, были связаны с

названием родовых вотчин, а не с татарскими корнями этого рода, как

полагали некоторые.

Таким образом можно сделать вывод, что Годуновы принадлежали к исконно

русскому древнему боярскому роду, несколько веков служившему московским

князьям. К примеру, Романовы вели свое родословие от Ф. Кошки — пятого сына

выходца из Пруссии А. Кобылина, приехавшего в Москву только в 1347 году.

Согласно родословию, Б. Ф. Годунов был знатнее Ф. Н. Романова поскольку

несколько поколений его предков были первыми сыновьями свои отцов, а

Романовы — лишь младшей ветвью всего рода А. Кобылина.

Следует развеять и еще один миф о том, что Борис сделал карьеру только

благодаря опричнине и браку с дочерью Малюты Скуратова. Разрядные книги

свидетельствуют о том, что многие Годуновы были весьма заметными людьми в

государстве с самого начала XVI века. Василий Григорьевич Большой,

двоюродный дед Бориса, в 1515г. на Великих Луках был первым воеводой

Сторожевого полка, а после объединения с основным войском стал третьим

воеводой Большого полка. Еще один двоюродный дед Бориса, Петр Григорьевич в

1508 г. был воеводой Великих Лук. Василий Дмитриевич, троюродный дед

Бориса, в 1516и 1519 гг. возглавлял большой полк на Белой, после

объединения войск стал вторым воеводой Сторожевого полка, в 1531 г.—

Коломенским наместником, в 1532 г.—воеводой Галича, в 1542г. на приеме

литовских послов возглавлял дворянство Вязьмы. Видной фигурой был и его сын

Михаил Васильевич: в 1543 г. — воевода Серпухова, в 1548 г. — Васильсурска,

в 1562 г. — пристав царя Шиголея, в Полоцком походе 1563 г.— у знамени, в

1564—1565 гг.— второй воевода Смоленска. Дядя Бориса, Иван Черемной был в

1551 г. третьим воеводой Смоленска. Воеводами различных городов были и

другие родственники Бориса в 50-е и начале 60-х годов, т. е. до опричнины.

Наибольшего успеха при дворе Ивана IV удалось достичь Дмитрию

Ивановичу Годунову, родному дяде Бориса. С 1567 по 1573г. он был царским

постельничим, возглавляя Постельничий приказ. Должность постельничего была

особой— в его обязанности входило организовывать спокойный сон государя,

следить за опрятностью постельного белья, охраной покоев в ночное время и

даже иногда спать с царем «в одном покое вместе». Естественно, что

исполнять такую должность мог только очень близкий к Ивану IV человек,

поскольку тот отличался подозрительным нравом, боялся заговоров и покушений

на свою жизнь. Дмитрий Иванович, судя по всему, пользовался большим

доверием царя и смог не только сам сделать блестящую карьеру, но и

пристроить ко двору многочисленных родственников. Став постельничим, он

получил разрешение на постройку в Кремле своего двора. Вместе с дядей

поселились и рано осиротевшие племянники: Василий и Борис и их младшая

сестра Ирина. В Утвержденной грамоте Бориса писалось, что Ирина оказалась

при царском дворе с 7 лет. Это могло быть как раз в 1567 году. В это же

время свою первую придворную должность получил Борис— в разрядных книгах

отмечено, что в сентябре 1567г. во время предполагавшегося похода государя

на Великие Луки пятым стряпчим значился Б. Годунов.

Вероятно он был стряпчим Постельничего приказа, и в его обязанности

входило принимать и подавать царю одежду. Скорее всего, Иван IV сразу

заметил красивого и обходительного юношу (Борису было в то время 15 лет) и

стал ему покровительствовать. Это придало молодому честолюбцу уверенность,

и он стал бороться за более высокое место в придворной иерархии. Согласно

росписи сентябрьского 1570г. похода царя против крымцев (несостоявшегося)

Борису с четырьмя помощниками полагалось нести рогатину царевича Ивана, а

его двоюродному брату Федору Ивановичу — второй саадак (колчан) царевича

Ивана. Но братьям Годуновым такое назначение показалось умалением родовой

чести, поэтому они вступили в местнический спор с князем Ф. В. Сицким,

которому полагалось нести копье царевича. Состоявшийся суд вынес решение в

пользу Годуновых — за ними закреплялось право быть выше Сицкого.

В следующем 1571 г. царь планировал поход в Ливонию. Борис снова

должен был нести рогатину царевича, но с копьем вместо Сицкого был назначен

его старший брат Василий, а их троюродный брат Яков Афанасьевич получил

назначение нести рогатину самого царя Ивана. Но ему это показалось

умалением родовой чести, и он начал местнический спор с кн. ГГ.

Хворостининым, которому полагалось нести царское копье. Иван Грозный не

стал разбираться в сути спора, но челобитье Якова удовлетворил и повелел

быть «без мест», то есть данную службу официально не фиксировать. Правда, и

этот поход не состоялся.

В этом же 1571 г. Борис, очевидно, женился, поскольку в сентябре

присутствовал на свадьбе Ивана IV с Марфой Собакиной вместе с женой Марией

Григорьевной и тестем Малютой Скуратовым-Бельским. Роспись свадьбы

показывает, что Годуновы к тому времени заняли при дворе достаточно высокое

место и были весьма близки к царю. Борис с Малютой являлись царицьшыми

дружками, его жена — царицыной свахой, дядя Василий Иванович ходил за

царскими санями и был у постели, старший брат Василий ходил с подножием в

церковь. Кроме того, Борис мылся с царем в бане, что опять же

свидетельствовало о его близости к царю.

Женитьба Бориса на Марии Григорьевне позволила ему породниться с

Шуйскими и Глинскими, поскольку ее сестры стали женами Дмитрия Ивановича

Шуйского (Елена) и Ивана Михайловича Глинского (Аграфена).

Еще одним знаменательным событием для Годуновых стал брак царевича

Ивана, наследника престола, с Евдокией Сабуровой, принадлежавшей к одному с

ними роду. В перспективе Евдокия могла стать царицей. Однако вскоре этот

брак был расторгнут, что впрочем на карьере Бориса никак не отразилось.

В 1572г. во время похода царя к Новгороду и в 1573г. в походе на Пайду

Годунов с копьем царевича Ивана. Его служебный оклад составлял в то время

50 рублей. В 1574 г. на свадьбе Ивана IV с Анной Васильчиковой Борис уже

дружка самого царя и снова мылся с ним в бане. Дядя Дмитрий Иванович

удостоился еще большей чести — сидел за свадебным столом.

Настоящий взлет придворной карьеры Годунова начался после того, как

его сестра Ирина стала женой царевича Федора. Точная дата этого события

неизвестна. Скорее всего, это произошло в 1577—1578 годах, поскольку именно

в это время все Годуновы получают повышение по службе и входят во двор

Федора, будущего удельного князя (согласно завещанию отца). Борис получает

должность кравчего, дядя становится боярином, Степан Васильевич (троюродный

брат) — окольничим, Яков Афанасьевич и Григорий Васильевич (бывший дядька

царевича) — дворянами, Андрей Никитич, Яков и Константин Михайловичи,

Никита и Петр Васильевичи (четвероюродные братья) — стольниками.

По предположению С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского в 1577 г.

Борис с многочисленными родственниками входил в особый государев двор Ивана

IV, что однако не мешало им считаться придворными царевича Федора, еще не

выделенного на удел. По завещанию Ивана IV дворы царя и удельного князя

могли при необходимости объединяться.

Еще одним примечательным событием в карьере Бориса стал местнический

спор с кн. И. В. Сицким, женатым на родной сестре Ф. Н. Романова. В 1578 г.

во время праздничного обеда по случаю Рождества Христова Б. Годунов и И.

Сицкий должны были стоять у государева стола. Князю такое назначение

показалось умалением родовой чести, и он подал на Бориса в суд. Тот в свою

очередь также принес челобитную, в которой ясно и толково доказал свое

более высокое положение, чем у спорщика.

Сравнивая челобитную Бориса с подобными ей документами, можно заметить

ее существенное от них отличие. Затевая местнические споры, многие вельможи

приносили малодоказательные документы, не позволявшие убедиться в их

правоте. Борис же выбрал из истории своего рода наиболее яркий пример. Он

писал, что его дед (двоюродный) Василий Григорьевич в 1515г. был первым

воеводой Сторожевого полка и считался выше Федора Телепня и Петра Елецкого.

В следующем году Василий Овца был выше Александра Сицкого, деда Ивана,

затеявшего спор. Через два года Василий Овца оказался ниже Петра Елецкого»

который еще в 1515г. был ниже деда Бориса. Так опосредованно, хорошо

разбираясь в истории родов и служебных назначений Б. Годунов доказал свою

Страницы: 1, 2, 3, 4