Столыпин как реформатор

Столыпин как реформатор

полиции П. Г. Курлова, мысль о необходимости реорганизации полиции возникла

у Столыпина еще в 1906 г., и тогда же была организована комиссия под

председательством тогда товарища министра А. А. Макарова (подкомиссию

возглавил директор Департамента полиции М. И. Трусевич).

В комиссии были собраны многочисленные зарубежные законодательные и

инструктивные материалы по вопросам работы полиции, был составлен полный

перечень полицейских функций, разбросанных по разным ведомствам и законам.

Все соглашались, что надо освободить полицию от несвойственных ей функций,

улучшить материальное обеспечение и уровень образования, уничтожить

зависимость от местного начальства, объединить и согласовать действия всех

полицейских органов.

Буквально за месяц до смерти Петра Столыпина 12 июля 1911 г. на

заседании Совета министров был вынесен вопрос о преобразовании полиции на

основе заключения комиссии под председательством уже сенатора А. А.

Макарова. То есть тем последним летом Петр Аркадьевич занимался этим

вопросом, который включал проект нового учреждения полиции, новый проект

полицейского устава, заключение комиссии и свод дополнительных мероприятий,

вытекающих из реформы.

Признавалось, что главная задача правительства -упорядочение полиции

безопасности как органа власти, призванного обеспечить безопасность

населения и государства в целом. Главным недостатком устройства полиции

было признано отсутствие единства ее организации и чрезмерное разнообразие

видов полиции, которые действуют обособленно в основном по историческим

причинам. При этом виды полиции различались в основном не по своим

функциям, а просто по месту службы, состава служащих, иерархии подчинения и

т. д.

Комиссия внесла предложение подчинить все виды полиции министру

внутренних дел, а на местах - губернаторам (кроме полиции дворцовых

городов). При этом решили сохранить такие виды полиции, как ярмарочная,

речная, портовая, фабрично-заводская, так как они ничем не отличались по

службе и подчиненности от уездной и городской полиции, и все они оставались

под единым контролем. Также было признано нецелесообразным введение

муниципальной полиции, что было логичным в условиях унитарного государства

с жесткой централизацией управления.

Комиссия рекомендовала оставить в ведении Главного управления

землеустройства и земледелия казенную лесную стражу, а также полевых и

охотничьих сторожей как имеющих специфические функции.

Своеобразную военную организацию отдельного корпуса жандармов было

решено сохранить, но прекратить его обособленность. В частности,

предлагалось объединить в руках будущего помощника губернатора или

градоначальника по полицейской части, назначаемого из чинов жандармского

корпуса, заведование как чинами полиции, так и названного корпуса в

губерниях и крупнейших градоначальствах1. Одновременно еще в марте 1909 г.

товарищ министра внутренних дел Кур-лов, отвечающий за полицию, был

назначен и командиром корпуса жандармов, то есть в его лице устранялась

обособленность полиции и жандармерии.

Предлагалось сохранить выборную сельскую полицию (волостные старшины,

старосты и десятские), согласовав ее положения с законопроектами о

волостном и поселковом управлении на всесословном начале и формально

включив этих людей в состав сельской полиции.

Серьезным недостатком признавалось отсутствие правильного

распределения функциональных обязанностей между чинами полиции и надлежащей

их специализации. Предлагалось разделение всех чинов на четыре категории:

- по поддержанию наружного порядка - наружная

полиция;

- по ведению дел административно-полицейских

- административная полиция;

- по судебно-уголовным делам - уголовная полиция;

- по розыску о происшествиях с признаками преступлений - розыскная

полиция.

При этом разделение должно было проводиться без обособления, только для

повышения эффективности.

Комиссия признала, что условия службы не обеспечивают удовлетворительно-

качественного состава полицейских служащих. Предлагалось определить круг

людей, которых нельзя брать на работу в полицию, минимальные требования

служебного и образовательного ценза, создать особые курсы и школы для

подготовки кадров, присвоить более высокие классы полицейским должностям,

переименовать полицейских исправников в уездные начальники, произвести

необходимые улучшения в порядке увольнения чинов полиции и т. д.

Большой проблемой признавалась малочисленность полиции, особенно в

сельской местности. Для решения этого вопроса предлагалось, в частности,

учредить новую должность помощника станового пристава.

Комиссия высказалась за повышение окладов денежного содержания полицейским

чинам и выработала новые полицейские штаты. По новым окладам расходы на

полицию вырастали с 35 млн. руб. до 58 млн. руб. (из них 14 млн. руб.

предназначались городам).

Комиссия затронула и традиционно болезненный вопрос о распределении

расходов на полицию между казной и городами. Предлагалось точно установить

перечень тех расходов, которые финансируются из казны и за счет городов.

При этом указывалось, что если общие полицейские расходы города выше нормы

15% от всех сметных расходов, то они в части превышения принимаются на счет

казны (разумно!).

Наконец, комиссия также отметила обремененность чинов посторонними и

несвойственными ей обязанностями и составила список на отмену таких функций

(они должны были перейти другим органам). В частности, предполагалось

отменить обязанности полиции по объявлению распоряжений и решений

правительственных органов, по вручению разного рода документов, повесток и

денег, по взысканию налогов и недоимок, по рассылке окладных листов, по

приведению к присяге и т. д. Это должно было освободить дополнительные силы

для борьбы с преступниками.

Важным недостатком было отсутствие единого устава полицейской службы.

Комиссия решила заменить отживший устав о предупреждении и пресечении

преступлений новым уставом с указанием условий и порядка производства

полицейских обязанностей и ссылок на другие законы, которые касались

полиции. Также регламентировались правила употребления полицейскими оружия,

институт карательных постановлений полиции, правила о полицейском надзоре.

Первоначально предполагалось начать реформу полиции с пятидесяти

европейских губерний России, то есть без окраин. Указывалось, что сложно

определить конкретные сроки реформы ввиду необходимости большой

законодательной работы. Совет министров одобрил предложения специальной

комиссии и предоставил министру внутренних дел, то есть самому П.

Столыпину, внести в Государственную думу соответствующий законопроект.

Таким образом, нельзя сказать, что Петр Столыпин не уделял внимания

организации полиции и за это пострадал. Напротив, многие мысли о реформе

полиции звучат и сегодня современно, но осуществить ее Петру Аркадьевичу не

было суждено. После смерти Столыпина полицейскую систему еще больше

дезорганизовали и тем самым помогли развитию революции. Ни Третья, ни

Четвертая Думы к рассмотрению реформы полиции так и не приступили.

9. Попытка Столыпина решить "еврейский вопрос".

В общественном сознании прочно закрепился миф, что официальные власти

России, включая Столыпина, чуть ли не сами организовывали еврейские погромы

и прямо повинны в кровавых преступлениях. Слава Богу, серьезные западные

исследователи давно развенчали такие мифы: "Вопреки популярным

представлениям, русские автократы и их правительства сознательно и

систематически не подстрекали к погромам". Напротив, многие видные

государственные деятели России считали антисемитизм вредным явлением и

пытались с ним бороться.

Обсуждение еврейского вопроса, как и аграрной реформы, возникло не на

пустом месте. Еще 1 июня 1902 г. Плеве образовал Особое совещание для

разработки вопросов по пересмотру "Временных правил о евреях от 3 мая 1882

г." Председателем совещания был назначен товарищ министра П.Н. Дурново, а

одним из членов - А.А. Лопухин (позднее он стал заметным борцом с

антисемитизмом). Осенью 1903 г. министр внутренних дел В.К.Плеве предложил

губернаторам представить соображения об изменениях, которые следовало бы

внести в законы о евреях.

В январе 1904 г. Особое совещание собралось для рассмотрения мнения

губернаторов по указанному вопросу. В состав совещания были включены

несколько губернаторов и ряд высокопоставленных чиновников. В программе

работы совещания значился вопрос о недостатках закона от 3 мая 1882 г., его

изменениях или полной отмене. Член совещания Виленский губернатор граф К.К.

Пален в записке о положении евреев в России, представленной совещанию,

предложил отменить все ограничительные законы для евреев, проживающих в

черте оседлости, сохранив саму черту. Бессарабский губернатор князь С.Д.

Урусов, участвовавший в совещании, в своей записке высказал мнение о том,

что Временные правила о евреях не дали ожидаемого результата не только для

самих евреев, но и для русского общества.

Совещание решило предоставить сельским обществам право высказываться за

допущение евреев в свою среду с последующим утверждением приговора

губернскими властями. Таким образом, появлялась возможность жительства

евреев в сельской местности. Некоторые считают, что начало русско-японской

войны положило конец работе совещания. По другой версии, В.К.Плеве посчитал

совещание "крамольным" и распустил его. В итоге никаких практических

результатов работа Особого совещания не дала, но П. Столыпин наверняка знал

о его существовании.

По воспоминаниям В.Н. Коковцова, подтверждаемым и другими авторами, в

начале октября 1906 г. П. Столыпин после очередного заседания Совета

министров и удаления чиновников предложил министрам остаться и обсудить

конфиденциальный вопрос. Он предложил всем высказаться о своевременности

постановки вопроса об отмене некоторых ограничений в отношении евреев,

которые раздражают еврейское население, питают революцию, вызывают критику

России из заграницы, включая Америку, но не приносят практической пользы.

При этом Петр Аркадьевич ссылался на покойного министра внутренних дел В.К.

Плеве, который при всем его консерватизме также думал над этим вопросом.

Это выдающийся и незаслуженно забытый государственный деятель даже пытался

пойти на сближение с еврейским центром в Америке (банкиром Я. Шифом), но

был принят весьма холодно.

П. Столыпин добавил также, что, по его данным, в нынешний момент некоторая

либерализация может найти хороший отклик в обществе, даже если и не дойдет

до полного еврейского равноправия. Главное - это последовательное

продвижение вперед. По мнению Столыпина, надо было отменять отжившие свое

ограничения, которые все равно обходились, и вели к злоупотреблениям низших

чинов администрации.

Первый обмен мнениями носил благожелательный характер, никто из министров

принципиально не возражал. Некоторые министры предложили приступить к

детальному пересмотру ограничений с целью обсуждения возможной отмены части

из них. Более осторожным был только крайне правый по взглядам

государственный контролер П.Х. Шванебах, который сказал, что опасно

возбуждать напрасные ожидания, то есть не надо торопиться. Было решено, что

каждое ведомство представит перечень ограничений по своей части, а уже

затем правительство перейдет к их обсуждению.

Работа была проведена быстро, и всего на нескольких заседаниях целый ряд

ограничений большинством был намечен к отмене. Правда, в подробном

заключении, которое было представлено императору для окончательного

решения, содержалось два особых мнения. Министр иностранных дел

А.П.Извольский, знающий настроения за границей, считал, что намеченные

льготы недостаточны и надо вести дело к отмене всех ограничений.

Государственный контролер П.Х.Шванебах, напротив, считал, что льгот слишком

много, и что надо вести дело меньшими темпами.

На самом заседании Совета министров никто не задавал вопросов, и особой

дискуссии не было. По утверждению товарища министра внутренних дел В.И.

Гурко, проект "О пересмотре постановлений, ограничивающих права евреев"

защищал В.Н. Коковцов, который сказал, что он лично не любит евреев, но

ограничения против них неэффективны и вредны.

В.И. Гурко также утверждал, что сам он резко критиковал законопроект, чем

всех настроил против себя. Во втором заседании, когда большинством голосов

проект был принят, Гурко не участвовал. Столыпин, по его воспоминаниям, был

среди меньшинства, то есть среди противников проекта. Это ничем не

подтверждается. Напротив, именно Петр Аркадьевич был инициатором создания и

принятия этого документа и, как мы увидим ниже, активно защищал его перед

императором. Представление царю двух особых мнений давало последнему

возможность маневра.

П. Столыпин никогда прямо не говорил министрам, что возбудил вопрос с

ведома и по поручению царя. Но все министры были в этом уверены: он не

поднял бы такой щекотливый вопрос без предварительного согласия царя. При

этом члены правительства понимали, что снятие ограничений в любом случае

вызовет сильное неудовольствие правых кругов.

В ходе министерских дискуссий у П. Столыпина был в запасе помимо прочих

такой простой аргумент как близкое личное знакомство с еврейским вопросом в

Западном крае. Поэтому он любил ссылаться на примеры из своего жизненного

опыта, наглядно иллюстрировать практическую несостоятельность многих

ограничений евреев в реальной повседневной жизни.

Существо предложений Совета министров сводилось к следующему:

1. Принцип частичной отмены ограничений. Не ставилась задача полного

равенства, так как это можно бы решить только в общем законодательном

порядке. Но даже такой подход мог принести известное умиротворение в

еврейскую среду. Все льготы предлагалось утвердить на основании ст. 87

свода основных законов 1906 г. (то есть в чрезвычайном порядке)

2. Отмена ограничений передвижения евреев в рамках общей черты оседлости, в

том числе разрешение жить в сельской местности. Расширение прав выбора

места жительства для евреев вне черты оседлости, в частности, некоторым

мастерам и ремесленникам, членам семей (кроме казачьих областей).

3. Отмена ограничений на участие евреев в производстве и торговле спиртным,

в горном деле и других промыслах. Снятие ограничений на владение и аренду

недвижимости евреями.

4. Отмена требования упоминать прежнюю принадлежность к иудейской вере,

запрета родным следовать за ссыльными, наказаний семейству за уклоняющегося

от воинской повинности. Смягчение ограничений на участие евреев в

управлении акционерными обществами.

Завершался проект предложением провести его по 87 статье.

В самом начале декабря 1906 г. Столыпин направил законопроект царю на

утверждение. Скорее всего, Столыпин ожидал положительного решения царя, тем

более что правительственная программа от 24 августа 1906 г. получила

"высочайшее одобрение". Если обещанные программой преобразования не будут

осуществлены, - было записано в проекте, - доверие общества к правительству

поколеблется. Однако опыт общения с царем показывал, что даже если премьер

убеждал в чем-то царя, в решающий момент тот мог отказаться от принятого

решения. Так случилось и на этот раз.

Журнал Совета Министров с этими предложениями пролежал у царя без движения

довольно долго. На вопросы по этому поводу П.Столыпин отвечал министрам,

что не надо беспокоиться. Только 10 декабря 1906 г. журнал вернулся к Петру

Столыпину неутвержденным. Царь отказал премьер-министру и его записку

следует частично процитировать, чтобы прояснить дело:

| |

| |

|«Царское село. 10 декабря 1906 г. |

|Петр Аркадьевич. |

|Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным. |

|Задолго до представления его мне, могу сказать, и денно и нощно, я мыслил|

|и раздумывал о нем. |

|Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного |

|решения по этому делу, - внутренний голос все настойчивее твердит мне, |

|чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда |

|меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее |

|велениям. |

|Я знаю, вы тоже верите, что "сердце царево в руцех божиих". |

|Да будет так. |

|Я несу за все власти, мною поставленные, перед богом страшную |

|ответственность и во всякое время готов отдать ему в том ответ. |

|Мне жалко только одного: вы и ваши сотрудники поработали так долго над |

|этим делом, решение которого я отклонил. […] Николай.» |

И в этом весь Николай II который раз за разом уходил от болезненных, но

крайне необходимых решений, как страус прятал голову в песок. И, в конце

концов, сам остался без головы, погубил свою семью и Россию.

Причиной такого решения помимо прочего была реакция правых дворянских

кругов. 14-18 ноября 1906 г. заседал второй съезд уполномоченных дворянских

обществ. В это время просочились слухи о рассмотрении Советом министров

проекта о расширении прав евреев. 15 ноября делегат съезда В.М. Пуришкевич

заявил с трибуны съезда, что Главный совет союза обратился к своим отделам

с предложением просить императора воздержаться от утверждения

законопроекта. "По прошествии 24 часов у ног Его Императорского Величества

было 205 телеграмм" с указанной просьбой" (в союзе было 205 отделов).

Резолюция съезда выступала против уступок "еврейским притязаниям", каждая

уступка расценивалась как проявление слабости государства. В резолюции

высказывалось требование производить любые изменения законов о евреях

только в общем законодательном порядке, но не по 87 статье. В.А. Маклаков

по поводу упомянутого законопроекта писал, ссылаясь на письмо Николая II

Столыпину, "Вот источник того внутреннего голоса, который Государя будто бы

никогда не обманывал".

П.Столыпин расстроился, но не отступил. Он в тот же день вновь обращается к

царю с письмом - образцом искусной придворной переписки. Он снова осторожно

излагает аргументы, которые, прежде всего, говорят о необходимости

успокаивать еврейское население. Затем Петр Аркадьевич ссылается на то, что

общественности уже обещаны сдвиги в этой сфере, а информация о предложениях

Совета министров уже проникла в печать. Он пишет: "Ваше императорское

величество.

Только что получил ваше повеление относительно оставления без последствий

журнала по еврейскому вопросу.

Вашему величеству известно, что все мои мысли и стремления направлены к

тому, чтобы не создавать вам затруднений и оберегать вас, государь, от

каких бы то ни было неприятностей.

В этих видах, а не из желания испрашивать каких-либо изменений решения

вашего по существу, я осмеливаюсь писать вашему величеству.

Еврейский вопрос поднят был мною потому, что, исходя из начал гражданского

равноправия, дарованного манифестом 17 октября, евреи имеют законные

основания домогаться полного равноправия; дарование ныне частичных льгот

дало бы возможность Государственной Думе отложить разрешение этого вопроса

в полном объеме на долгий срок.

Затем я думал успокоить нереволюционную часть еврейства и избавить наше

законодательство от наслоений, служащих источником бесчисленных

злоупотреблений.

Все это послужило основанием в обнародованном с одобрения вашего величества

правительственном сообщении объявить, что коренное решение еврейского

вопроса является делом народной совести и будет разрешено Думой, до созыва

которой будут отменены не оправдываемые обстоятельствами времени наиболее

стеснительные ограничения.

Затем еврейский вопрос был предметом обсуждения совета министров, журнал

которого и был представлен вашему величеству, что, несмотря на полное

соблюдение тайны, проникло, конечно, в прессу и в общество, в виду участия

многих лиц в составлении и печатании этой работы.

Теперь для общества и еврейства вопрос будет стоять так: совет единогласно

высказался за отмену некоторых ограничений, но государь пожелал сохранить

их.

Ваше величество, мы не имеем права ставить вас в такое положение и

прятаться за вас.

Это тем более неправильно, что вы, ваше величество, сами указывали на

неприменимость к жизни многих из действующих законов и не желаете лишь в

порядке спешности и чрезвычайности даровать от себя что-либо евреям до

Думы.

Моя всеподданнейшая просьба поэтому такова: наложите, государь, на нашем

журнале резолюцию приблизительно такого содержания: "Не встречая по

существу возражений против разрешения, поднятого советом министров вопроса,

нахожу необходимым провести его общим законодательным порядком, а не на

основании 87 статьи законов основных, так как 1) вопрос тот крайне сложен,

2) не представляется, особенно в подробностях, бесспорным и 3) не столь

спешен, чтобы требовать немедленного разрешения за два месяца до созыва

Государственной Думы".

При таком обороте дела и министерство в глазах общества не будет казаться

окончательно лишенным доверия вашего величества, а в настоящее время вам,

государь, нужно правительство сильное.

Затем, если бы вашему величеству было угодно, можно было бы резолютивную

часть журнала переделать и, не настаивая на 87 статье, испрашивать

разрешения вашего величества, внести ли вопрос в Думу или разрешить его в

порядке чрезвычайном.

Простите мне, ваше величество, но я знаю, чувствую, что вопрос этот

громадной важности. Если ваше величество не одобрите мои предположения и не

разрешите мне прислать для наложения резолюции журнал, о возвращении

которого никто пока не знает, позвольте приехать со словесным докладом в

среду в 9 ? часов вечера.

Вашего императорского величества верноподданный

П.Столыпин

10 декабря 1906 г.".

Видно, что, как опытный бюрократ, он деликатно (и даже как-то униженно)

ставит вопрос так, чтобы вынудить царя изменить свое решение. Он прекрасно

понимает, как воздействовать на монарха. Затем он предлагает легкий и

красивый компромиссный выход из создавшегося положения. В частности, он

просит царя наложить резолюцию о том, что у него нет принципиальных

возражений, и он считает необходимым провести его в общем законодательном

порядке, а не по ст. 87 в виду сложности вопроса, не бесспорности некоторых

деталей, отсутствия необходимости спешки.

Хотя, разумеется, сам П.Столыпин хотел срочного проведения решений. Нельзя

буквально рассматривать слова об отсрочке принципиального решения

еврейского вопроса. Такой выход позволял всем сторонам спасти лицо.

11 декабря 1906 г. Николай П согласился с компромиссным вариантом:

"Царское Село. 11 декабря 1906 г.

Из предложенных вами способов я предпочитаю, чтобы резолютивная часть

журнала была переделана в том смысле - внести ли вопрос в Думу или

разрешить его в порядке ст. 87.

Это самый простой исход.

Приезжайте, когда хотите, я всегда рад побеседовать с вами.

Николай."

На законопроекте царь сделал краткую резолюцию. "Внести на рассмотрение

Государственной думы".

Законопроект поступил в Думу и был отдан на рассмотрение этого

"демократического" учреждения. Любопытно, что все три последующие Думы до

самой революции не нашли времени обсудить этот вопрос. Дело в том, что

левым было одинаково неприемлемо, как поддержать, так и отвергнуть

законопроект. Поддержка "реакционера и антисемита" Столыпина в решении

этого вопроса была немыслима, так как вопрос считали неразрешимым в

условиях самодержавия. Но выступить против этого также было нельзя, так как

выглядело бы так, что П.Столыпин пытается улучшить жизнь евреев, а либералы

противятся такому частичному улучшению. Крайне правые также не хотели

решать вопрос, но уже по другим мотивам.

Я полагаю, что полезно взвешенно смотреть на любой исторический период,

учитывая все факторы. Нельзя думать, что в России начала двадцатого

столетия были только погромы, махровые антисемиты и мракобесы. Очень многие

политические деятели, включая Столыпина, Витте, Коковцова противостояли

таким тенденциям, действовали суды, неизмеримо возросла свобода слова, люди

могли "проголосовать ногами" против системы, например, покинув страну.

Например, мало кто из наших современников помнит, чем закончилось

знаменитое "дело" М.М. Бейлиса (1874-1934 гг.). Он, как известно, был в

марте 1911 г. обвинен в ритуальном убийстве православного мальчика А.

Ющинского (6), что вызвало в стране волну антисемитизма. Но Киевское

охранное отделение получило через директора Департамента полиции приказ

Столыпина "собрать подробные сведения по делу об убийстве мальчика

Ющинского и сообщить подробно о причинах этого убийства и о виновных в

нем". Столыпин не поддался общей истерии, не верил в ритуальное убийство и

потому желал, чтобы были найдены настоящие преступники.

Известно также, что на телеграмму киевского губернатора А.Ф. Гирса от 13

апреля 1911 г. о том, что среди правых организаций растет убеждение, что

правительство прикрывает убийство Ющинского, в тот же день от имени П.

Столыпина ответил товарищ министра П.Г. Курлов. Он ответил, что властям

надо принять решительные меры для поддержания порядка и любой ценой

избежать погрома. Департамент полиции послал в Киев детективов и в целом

действовал энергично. Петр Аркадьевич был в курсе событий и требовал

беспристрастного следствия.

Как бы то ни было, суд "черносотенной" России оправдал М.М. Бейлиса (как

оправдывал и многих революционеров), он смог эмигрировать в США и спокойно

прожил там еще 20 лет. Зато почти всех участников процесса со стороны

обвинения после революции уничтожили. Бредовой мне кажется идея историка Г.

Рябова о том, что дело Бейлиса организовали как часть заговора против П.

Столыпина, а когда он не внял предупреждению, его убили.

Возьмем другой вопрос - убийства депутатов-кадетов М.Я. Герценштейна и Г.Б.

Иоллоса, приписываемые как советскими, так и некоторыми нынешними

исследователями правым. Других серьезных "актов политического терроризма"

со стороны "черносотенцев" никто назвать не может, хотя на другой чаше

весов тысячи громких убийств со стороны революционеров. Однако виновность

какой-либо черносотенной или правой организации в этих убийствах никогда и

никем не была подтверждена. Напротив, все больше западных ученых с

удивлением отмечают полное отсутствие фактов "правого террора".

Но меня занимает не это. Допустим, у вас сожгли имение, убили

родственников, вы с женой и детьми едва унесли ноги от подстрекаемой

революционерами кровожадной толпы, а с трибуны Госдумы вы слышите циничные

слова депутата М.Я. Герценштейна об "иллюминациях", имея в виду пылающие

усадьбы. Дословно он сказал: "Надо дать мужикам землю, если вы не хотите,

чтобы иллюминация дворянских усадеб продолжалась".

Эти слова стали известны всей России, и многими жертвами погромов

воспринимались болезненно. Всегда найдется человек, который пустит пулю в

лоб за такое издевательство и подстрекательство к насилию. Дело здесь вовсе

не в антисемитизме. Тем не менее, эти убийства Герценштейна и Иоллоса

бездоказательно приписали правым организациям. Кстати, как показала

история, после передачи в 1917 г. всей земли крестьянам, жечь и грабить

усадьбы стали гораздо больше.

Отношение П. Столыпина к еврейскому вопросу наглядно характеризует история

с "Протоколами сионских мудрецов", о которой поведал его сын Аркадий , а

также историки Рууд и Степанов в своей серьезной книге "Фонтанка 16".

Русский текст "Протоколов" под редакцией С.Г. Нилуса появился в 1905 г. как

приложение к его книге и произвел потрясающее впечатление на российское

общество. В результате первой революции многие люди искренне были склонны

искать корни проблем в мировом сионистском заговоре. Особенно учитывая

значительную еврейскую прослойку в среде революционеров. Любопытно, что

цензура не разрешила тогда С.Г. Нилусу опубликовать "протоколы" отдельной

книгой, так как это могло вызвать антиеврейские насильственные действия.

Рукопись запустили в России в оборот через, как говорит А. Столыпин,

"наивного и благочестивого" С.Г. Нилуса, введенного в заблуждение

комбинаторами. Самого С.Г. Нилуса он ни в чем не винит, хотя тот сыграл

крайне неблаговидную роль. Факт остается фактом и "Протоколы" подогревали

антисемитские настроения, усиливали конфронтацию в обществе. Характерно,

что сын Нилуса Сергей в 1940 г. вызвался помогать палачу Альфреду

Розенбергу "разбираться" с евреями в Польше.

Всего было шесть изданий в России до 1917 г. Самое первое издание

протоколов было в правой газете "Знамя" в 1903 г. После издания С.Г. Нилуса

в 1905 г. появилось еще одно анонимное издание, а в 1906 г. их опубликовал

видный член Союза русского народа людей Г. Бутми в своей антисемитской

книге. В 1911 г. и в 1917 г. С.Г. Нилус дважды перепечатал "протоколы" в

типографии Троицко-Сергиевского монастыря (!).

В 1906 г. "протоколы" дошли до царя, который отнесся к ним с доверием.

П.Столыпин как министр внутренних дел в 1906 г. назначил комиссию по

расследованию дела о происхождении этого "произведения". Эта комиссия

(жандармские офицеры Мартынов и Васильев) провела кропотливую работу и

сделала вывод, что фальсифицированные "Протоколы" впервые появились в

Париже в антисемитских кругах на французском языке в 1897-1898 гг.

По одной из версий этот текст попал в руки полицейского офицера полковника

П.И. Рачковского , который решил использовать его в целях политической

борьбы. Такой документ мог бы помочь разжигать ненависть в отношении евреев

и, следовательно, революционеров. Другие источники говорят о том, что это

было сделано какими-то другими полицейскими агентами в Париже.

Петр Аркадьевич поехал с докладом о фальшивке к царю и сообщил ему, что

намерен официально запретить распространение "Протоколов" в России. Царь

был потрясен. Видимо, он поверил в фальсификацию, или, по крайней мере,

допускал возможность мирового еврейского заговора. Эта теория объясняла

революцию и отвлекала внимание от очевидных изъянов политической системы

России.

Но методы полковника Рачковского (9) его глубоко возмутили, и он одобрил

доклад премьер-министра. "Избавьтесь от протоколов. Невозможно защищать

святое грязными методами", сказал Николай. "Протоколы" были запрещены, и

больше не могли открыто публиковаться. Не все в обществе согласились с

версией о подделке, но дело заглохло, и большого распространения

"Протоколы" в России не получили. Тот факт, что в 1907-1910 гг. не было ни

одного издания, говорит сам за себя.

Другое официальное расследование по указанию Столыпина было проведено в

1908 г. шефом петербургской охранки К.И. Глобачевым. Этот офицер дал

разъяснения В.Л. Бурцеву в 1934 г. и подтвердил, что "протоколы" были

сфабрикованы агентами охранки в Париже в 1896-1900 гг., а в 1905 г. были

переданы царю с помощью Д.Ф. Трепова и В.Ф. Джунковского.

Далее А. Столыпин сообщает, что после первой мировой войны "протоколы"

массовыми тиражами распространялись в Западной Европе и за океаном, их

использовал Гитлер. Между тем, позднее выяснилось, что протоколы были

составлены фальсификаторами на основе книги Мориса Жоли "Диалог в аду между

Макиавелли и Монтескье" (1864 г., Брюссель), который выступил праотцом

политической фантастики. В России некоторые деятели думали, что "протоколы"

приведут к патриотическому подъему и объединят народ вокруг царя.

Фальшивка стала, на самом деле, оружием в борьбе с антисемитизмом, а П.

Столыпин проявил взвешенность и трезвость еще в то время, когда вся история

еще не была известна. Официальные власти России никогда не занимались

распространением "протоколов". Все появившиеся позже мифы, в которых вина

за распространение и создание "Протоколов", возлагалась на власть, можно

выкинуть на свалку истории.

Именно при П. Столыпине расцвела еврейская печать в России. Например,

появился журнал "Еврейская старина", была издана шестнадцатитомная

Еврейская энциклопедия, которую переиздали только в 1990-е годы.

Действовало Еврейское историко-этнографическое общество, иные общественные

и политические организации. На фоне государственного антисемитизма и

погромов постепенно шли процессы, которые могли привести к созданию иной

России. К сожалению, тогда это не удалось. Не успели.

Поэтому упреки П. Столыпину в том, что он не решил еврейский вопрос,

выглядят несправедливыми. Он сделал все, что мог. Он, по крайней мере,

старался, а другие молчали и ничего не делали. Упреки в махровом

антисемитизме не выдерживают критики.

Трагическая ирония судьбы заключается в том, что убил П. Столыпина молодой

и образованный еврей Дмитрий Богров. Именно еврей, так как настоящим

революционером или агентом охранного отделения он не был. Пользы своим

поступком он никому не принес, а последний шанс у России отнял.

Осенью 1906 г. П.Столыпин говорил своему знакомому и соратнику С.Н.

Сыромятникову: "Евреи бросают бомбы. А вы знаете, в каких условиях живут

они в Западном крае? Вы видели еврейскую бедноту?" (10) Антисемит так

сказать не мог.

Еще в Саратове П.А. Столыпин обсуждал вопрос еврейских погромов со своим

сотрудником В.А. Скрипицыным и тогда он, в частности, сказал: "Я, конечно,

погромов не допущу. И в порыве справедливого даже недовольства, нельзя

забывать неправильность меры всех на один аршин. Нельзя заставлять страдать

ни в чем невиновных за виновных. Я знаю, чем вызываются всякие самосуды.

Это выплеск кипятка из наполненной до краев чаши, порыв пара,

непредусмотрительно закрытого, которому не дано естественного выхода. Я,

как русский, верен родному национализму (в то время еще не было

национальной партии), но я именно потому, что русский, не могу быть

ненавистником инородцев, в том числе и евреев. Это будет противно и нашей

религии, и природе русского человека. Она добрая ко всем, снисходительная,

уживчивая. Разве не так?"

Скрипицын ответил: "Нет, именно так. Нам заповеданы любовь и прощение.

Народ и преступника называет несчастненьким и сует ему свою трудовую

копейку".

Нам пора отказаться от советских стереотипов и мифов.

III..Заключение.

1.На смерть Столыпина.[41]

Мы потеряли Столыпина, но оценить все последствия этой потери сейчас

слишком трудно, однако же, для понимания момента необходимо вспомнить, кто

такой был Столыпин и чем он был ценен.

Прежде всего, Столыпин был искренним, убежденным и горячим сторонником

народного представительства; в своей деятельности он одинаково горячо и

энергично отстаивал народное представительство от тех опасностей, которые

грозили ему слева, со стороны революционного натиска, и в этом смысле акт 3

июня, передавший работу народного представительства в руки спокойных,

умеренных элементов, привыкших к созидательной работе в учреждениях

земского и городского самоуправления, был актом спасительным для самой идеи

народного представительства.

Но когда революционная война улеглась, правительство оправилось и

почувствовало, что материальная сила у него снова в руках, то народному

представительству стала грозить опасность гораздо более страшная - со

стороны реакционных кругов. Замечательна пометка, сделанная Столыпиным на

письме известного раскаявшегося революционера Льва Тихомирова, писавшего

ему о том, что можно было бы, воспользовавшись моментом успокоения,

законодательные учреждения превратить в законосовещательные. Столыпин на

этом письме сделал пометку, что это была бы "злая провокация ".

Искренний сторонник народного представительства, Столыпин в то же время был

истинным демократом, так как полагал, что твердою основою государственных

начал в народных массах должно быть обеспеченное благоустроенное

крестьянство. В этом направлении Столыпиным был частью проведен, частью

предпринят ряд серьезнейших мер. Достаточно указать на широкое развитие

ссудо-сберегательных товариществ и касс, а вместе с тем на такие

законопроекты, как законопроекты о поселковом и волостном самоуправлении.

Было время, когда либерально просвещенные круги русского общества,

увлеченные организацией и устройством мелкой земской единицы, страстно

этого добивались, а дореформенные административные власти всеми силами

этому противодействовали. Столыпин же сам внес эти законопроекты в

законодательные учреждения.

Столыпин был другом религиозной свободы: им внесены были в Государственную

думу законопроекты, обеспечивающие свободное исповедание веры, свободный

переход из одного вероисповедания в другое, старообрядческий законопроект.

Если Столыпину не удалось провести эти законопроекты в жизнь, то, во всяком

случае, в административной области дух и смысл этих законопроектов был

широко использован.

Огромной важности дело выло, совершено Столыпиным в области государственной

обороны. Если взять состояние государственной обороны пять лет назад и

положение этого дела в настоящую минуту, то между этими моментами нет

ничего общего, так много работы здесь произведено. Но это могло быть

сделано при том обязательном условии, что народные представители и глава

правительства идут совершенно дружно, не щадя усилий и труда.

Столыпин любил Россию. Лица, близко его знавшие, обращали внимание на то,

что когда он произносил его таким тоном, каким говорят о глубоко и нежно

любимом существе. Всех поражала его изумительная всегдашняя готовность не

только безгранично работать, но жертвовать собой для блага Родины.

Не всегда мы были с ним единомышленны, да и широкая своеобразная натура П.

А. Столыпина не укладывалась в рамки существующих партийных взглядов.

Поэтому, работая согласно с ним или расходясь с ним во взглядах, мы всегда

уважали и ценили его глубокую искренность и благородство убеждений.

В последнее время обнаружился совершенно ясный план охоты против Думы и

Столыпина.

Столыпина нет, текущая действительность заволакивается какой-то серой

пеленой, а на горизонте вспыхивают зарницы, и что даст нам ближайшее

будущее, предугадать трудно, но теперь больше, чем когда-нибудь, нужно

беречь народное представительство и в ряды народных представителей не

вводить тех людей, которые своей политической деятельностью вели эту идею к

гибели".

Жаль, что Петр Аркадьевич не успел завершить все задуманное на благо

России. Жаль, что нельзя пожать его мужественную руку. Жаль, что таких

людей нет сегодня у нас в России.

20 сентября 1909 г. П. Столыпин написал: "Я не переоцениваю себя и хорошо

сознаю, что трачу лишь капитал, собранный предками и нам завещанный:

безграничную любовь и преданность Царю и безграничную веру в Россию... Это

- сокровище неисчерпаемое, которое нерасточимо, но о котором легко

забывают.

Каждого, который к нему прикасается и в нем черпает, ждет удача.

Вот почему мне всегда как-то совестно слушать похвалы. Но по той же причине

я хорошо сознаю, что источник сочувствия ко мне некоторых русских людей не

во мне самом, а в общности наших русских чувств".

2.Историческая роль Столыпина[42]

Что ценили в Столыпине? Мне кажется, не программу, а человека; вот этого

"воина", вставшего на защиту, в сущности, Руси. После долгого времени,

долгих десятилетий, когда русские "для успехов по службе просили переменить

свою фамилию на иностранную" (Известная насмешка Ермолова), явился на

вершине власти человек, который гордился тем именно, что он русский и хотел

работать с русскими. Это не политическая роль, а скорее культурная. Все

большие дела решаются обстановкою; всякая вещь познается из ее мелочей.

Хотя, конечно, никто из русских "в правах" не обделен, но фактически так

выходит, что на Руси русскому теснее, чем каждому инородцу или иностранцу;

и они не так далеки от "привилегированного" положения турок в Турции,

персов в Персии. Не в этих размерах, уже "окончательных", но приближение

сюда - есть. Дело не в голом праве, а в использовании права. Робкая история

Руси приучила "своего человека" сторониться, уступать, стушёвываться;

свободная история, притом исполненная борьбы, чужих стран, других

народностей, приучила тоже "своих людей" не только к крепкому отстаиванию

каждой буквы своего "законного права", но и к переступанию и захвату чужого

права. Из обычая и истории это перешло, наконец в кровь, как из духа нашей

истории это тоже перешло в кровь. Вот это-то выше и главнее законов. Везде

на Руси производитель - русский, но скупщик - нерусский, и скупщик

оставляет русскому производителю 20 проц. стоимости сработанной им работы

или выработанного им продукта. Судятся русские, но в 80 проц. его судят и

особенно защищают перед судом лица не с русскими именами. Везде русское

население представляет собою темную глыбу, барахтающуюся и бессильную в

чужих тенетах. Знаем, что все это вышло "само собою", даже без ясных

злоупотреблений; скажем - вышло беспричинно. Но в это "само собою" давно

надо было начать вглядываться; и с этою "беспричинностью" как-нибудь

разобраться. Ничего нет обыкновеннее, как встретить в России скромного,

тихого человека, весь порок которого заключается в отсутствии нахальства и

который не находит никакого приложения своим силам, способностям, нередко

даже таланту, не говоря о готовности и прилежании. "Все места заняты", "все

работы исполняются" людьми, которые умеют хорошо толкаться локтями. Это

самое обычное зрелище; это зрелище везде на Руси. Везде русский

отталкивается от дела, труда, должности, от заработка, капитала,

первенствующего положения и даже от вторых ролей в профессии, производстве,

торговле и оставляется на десятых ролях и в одиннадцатом положении. Везде

он мало-помалу нисходит к роли "прислуги" и "раба"... незаметно, медленно,

"само собою" и, в сущности, беспричинно, но непрерывно и неодолимо. Будущая

роль "приказчика" и "на посылках мальчика", в своем же государстве, в своей

родной земле, невольно вырисовывается для русских. Когда, в то же время,

никто русским не отказывает ни в уме, ни в таланте. Но "все само собою так

выходит"... И вот против этого векового уже направления всех дел встал

большой своей и массивной фигурой Столыпин, за спиной которого засветились

тысячи надежд, пробудилась тысяча маленьких пока усилий... Поэтому, когда

его поразил удар, все почувствовали, что этот удар поразил всю Русь; это

вошло не основною частью, но это вошло очень большою частью во впечатление

от его гибели. Вся Русь почувствовала, что это ее ударили. Хотя главным

образом вспыхнуло чувство не к программе, а к человеку.

На Столыпине не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и

трудная для политического человека. Тихая и застенчивая Русь любила самую

фигуру его, самый его образ, духовный и даже, я думаю, физический, как

трудолюбивого и чистого провинциального человека, который немного неуклюже

и неловко вышел на общерусскую арену и начал "попровинциальному", по-

саратовскому, делать петербургскую работу, всегда запутанную, хитрую и

немного нечистоплотную. Так ей "на роду написано", так ее "мамка ушибла".

Все было в высшей степени открыто и понятно в его работе; не было "хитрых

петель лисицы", которые, может быть, и изумительны по уму, но которых никто

не понимает, и в конце концов все в них путаются, кроме самой лисицы. Можно

было кое-что укоротить в его делах, кое-что удлинить, одно замедлить,

другому, и многому, дать большую быстроту; но Россия сливалась сочувствием

с общим направлением его дел - с большим, главным ходом корабля, вне

лавирования отдельных дней, в смысле и мотивах которого кто же разберется,

кроме лоцмана. Все чувствовали, что это - русский корабль и что идет он

прямым русским ходом. Дела его правления никогда не были партийными,

групповыми, не были классовыми или сословными; разумеется, если не

принимать за "сословие"- русских и за "партию" - самое Россию; вот этот

"средний ход" поднял против него грызню партий, их жестокость; но она, вне

единичного физического покушения, была бессильна, ибо все-то чувствовали,

что злоба кипит единственно оттого, что он не жертвует Россиею - партиям.

Он мог бы составить быстрый успех себе, быструю газетную популярность, если

бы начал проводить "газетные реформы" и "газетные законы", которые известны

наперечет. Но от этого главного "искушения" для всякого министра он

удержался, предпочитая быть не "министром от общества", а министром "от

народа", не реформатором "по газетному полю", а устроителем по

"государственному полю". Крупно, тяжело ступая, не торопясь, без

нервничанья, он шел и шел вперед, как саратовский земледелец, - и с

несомненными чертами старопамятного служилого московского человека, с этою

же упорною и не рассеянною преданностью России, одной России, до ран и

изуродования и самой смерти. Вот эту крепость его пафоса в нем все оценили

и ей понесли венки: понесли их благородному, безупречному человеку,

которого могли ненавидеть, но и ненавидящие бессильны были оклеветать,

загрязнить, даже заподозрить. Ведь ничего подобного никогда не раздалось о

нем ни при жизни, ни после смерти; смогли убить, но никто не смог сказать:

он был лживый, кривой или своекорыстный, человек. Не только не говорили, но

не шептали этого. Вообще, что поразительно для политического человека, о

которых всегда бывают "сплетни", - о Столыпине не было никаких сплетен,

никакого темного шепота. Всё дурное... виноват, всё злобное говорилось

вслух, а вот "дурного" в смысле пачкающего никто не мог указать.

Революция при нем стала одолеваться морально, и одолеваться в мнении и со

знании всего общества, массы его, вне "партий". И достигнуто было это не

искусством его, а тем, что он был вполне порядочный человек. Притом - всем

видно и для всякого бесспорно. Этим одним. Вся революция, без "привходящих

ингредиентов", стояла и стоит на одном главном корне, который, может, и

мифичен, но в этот миф все веровали: что в России нет и не может быть

честного правительства; что правительство есть клика подобравшихся друг к

другу господ, которая обирает и разоряет общество в личных интересах.

Повторяю, может быть, это и миф, наверно - миф; но вот каждая сплетня,

каждый дурной слух, всякий шепот подбавлял "веры в этот миф". Можно даже

сказать, что это в общем есть миф, но в отдельных случаях это нередко

бывает правдой. Единичные люди - плакали о России, десятки - смеялись над

Россией. Это произвело общий взрыв чувств, собственно русских чувств, к

которому присосалась социал-демократия, попыталась их обратить в свою

пользу и частью действительно обратила. "Использовала момент и массу в

партийных целях". Но не в социал-демократии дело; она "пахала", сидя "на

рогах" совсем другого животного. Как только появился человек без "сплетни"

и "шепота" около него, не заподозренный и не грязный, человек явно не

личного, а государственного и народного интереса, так "нервный клубок",

который подпирал к горлу, душил и заставлял хрипеть массив русских людей,

материк русских людей, - опал, ослаб. А без него социал-демократия, в

единственном числе, всегда была и останется для России шуткой. "Покушения"

могут делать; "движения" никогда не сделают. Могут еще многих убить, но это

- то же, что бешеная собака грызет угол каменного дома. "Черт с ней" - вот

все о ней рассуждение.

За век и даже века действительно "злоупотреблений" или очень яркой глупости

огромное тело России точно вспыхнуло как бы сотнями, тысячами остро болящих

нарывов: которые не суть смерть и даже не суть болезнь всего организма, а

именно болячки, но буквально по всему телу, везде. Можно было вскрывать их:

и века пытались это делать. Вскроют: вытечет гной, заживет, а потом тут же

опять нарывает. Все-таки революция промчалась не напрасно: бессмысленная и

злая в частях, таковая особенно к исходу, при "издыхании" (экспроприации,

убийства), она в целом и особенно на ранней фазе оживила организм, быстрее

погнала кровь, ускорила дыхание, и вот это внутреннее движение, просто

движение, много значило. Под "нарывным телом" переменилась постель,

проветрили комнату вокруг, тело вытерли спиртом. Тело стало крепче, дурных

соков меньше - и нарывы стали закрываться без ланцета и операции. Россия

сейчас несомненно крепче, народнее, государственнее, - и она несомненно

гораздо устройчивее, против других держав и инородцев, нежели не только в

пору Японской войны, но и чем все последние 50 лет. Социально и общественно

она гораздо консолидированнее. Всего этого просто нельзя было ожидать, пока

текли эти нечистые 50 лет, которые вообще можно определить как полвека

русского нигилизма, красного и белого, нижнего и верхнего. Русь

перекрестилась и оглянулась. В этом оздоровлении Столыпин сыграл огромную

роль - просто русского человека и просто нравственного человека, в котором

не было ни йоты ни красного, ни белого нигилизма. Это надо очень отметить:

в эпоху типично нигилистическую и всеобъемлюще нигилистическую, - Столыпин

ни одной крупинкой тела и души не был нигилистом. Это очень хорошо

выражается в его красивой, правильной фигуре; в фигуре "исторических тонов"

или "исторического наследства". Смеющимся, даже улыбающимся я не умею его

себе представить. Очень хорошо шло его воспитание: сын корпусного

командира, землевладелец, питомец Московского университета, губернатор, -

он принял в себя все эти крупные бытовые течения, все эти "слагаемые

величины" русской "суммы", без преобладания которой-нибудь. Когда он был в

гробу так окружен бюрократией, мне показалось - я не ошибался в чувстве,

что вижу собственно сраженного русского гражданина, отнюдь не бюрократа и

не сановника. В нем не было чванства; представить его себе осыпанным

орденами - невозможно. Всё это мелочи, но характерна их сумма. Он занят был

всегда мыслью, делом; и никогда "своей персоной", суждениями о себе,

слухами о себе. Его нельзя представить себе "ожидающим награды". Когда я

его слыхал в Думе, ложилось впечатление: "Это говорит свой среди своих, а

не инородное Думе лицо". Такого впечатления не было от речи Горемыкина, ни

других представителей власти. Это очень надо оттенить. Он весь был

монолитный, громоздкий; русские черноземы надышали в него много своего

воздуха. Он выступил в высшей степени в свое время и в высшей степени

соответственно своей натуре: искусственность парламентаризма в применении к

русскому быту и характеру русских как-то стушевалась при личных чертах его

ума, души и самого образа. В высшей степени многозначительно, что первым

настоящим русским премьером был человек без способности к интриге и без

интереса к эффекту, - эффектному слову или эффектному поступку. Это -

"скользкий путь" парламентаризма. Значение Столыпина, как образца и

примеpa, сохранится на многие десятилетия; именно как образца вот этой

простоты, вот этой прямоты. Их можно считать "завещанием Столыпина" и

завещание это надо помнить. Оно не блестит, но оно драгоценно.

Конституционализму, довольно-таки вертлявому и иногда несимпатичному на

Западе, он придал русскую бороду и дал русские рукавицы. И посадил его на

крепкую русскую лавку, - вместо беганья по улицам, к чему он на первых

шагах был склонен. Он незаметно самою натурою своею, чуть-чуть

обывательскою, без резонерства и без теорий, "обрусил" парламентаризм: и

вот это никогда не забудется. Особенно это вспомнится в критические эпохи,

- когда вдруг окажется, что парламентаризм у нас гораздо рациональнее и,

следовательно, устойчивее, гораздо больше "прирос к мясу и костям", чем это

можно вообще думать и чем это кажется, судя по его экстравагантному

происхождению. Столыпин показал возможный единственный путь парламентаризма

в России, которого ведь могло бы не быть очень долго, и может, даже никогда

(теория славянофилов; взгляд Аксакова, Победоносцева, Достоевского,

Толстого); он указал, что если парламентаризм будет у нас выражением

народного духа и народного образа, то против него не найдется сильного

протеста, и даже он станет многим и наконец всем дорог. Это - первое

условие: народность его. Второе: парламентаризм должен вести постоянно

вперед, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней,

мириад этих дел. Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь

долго и далеко; но если изменить хотя одно крыло, он упадет. Россия

решительно не вынесет парламентаризма ни как главы из "истории

подражательности своей Западу", ни как расширение студенческой "Дубинушки"

и "Гайда, братцы, вперед"... В двух последних случаях пошел бы вопрос о

разгроме парламентаризма: и этого вулкана, который еще горяч под ногами, не

нужно будить.

IV.Список используемой литературы.

1)Б.Г.Федоров Петр Столыпин: «Я верю в Россию» в 2т.624\274с.; С.Петербург,

Лимбус

Пресс 2002 г.

2)С. Рыбас, Л. Тараканова «Жизнь и смерть Столыпина» 237с. М.Патриот Москва

1991г.

3)В.В Казарезов «О Петре Аркадьевиче Столыпине» 96с. Москва, Агропромиздат

1991г.

4) В.В. Розанов с. г. «Новое время» от. 8 октября 1911 г.

5)Зырянов П.Н. Пётр Столыпин. Политический портрет. М., 1992.г.

6) Степанов В. Л. Н. X. Бунге. Судьба реформатора. М, РОССПЭН, 1998г.

7)Столыпин П.А. Речи 1906-1911 Нью-Йорк,1990г.

8) Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991г.

9) Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991г.

10) Кофод К. А. 50 лет в России М.,1997г.

11) Зайцева Л. И. Аграрная реформа П. А. М., 1995

12) Шульгин В. В. Размышления. Две старых тетради. - Неизвестная Россия XX

век. -

Историческое наследие, книга 1. 1992

13Николай Романов об убийстве П.А.Столыпина //Красный архив.1929г

Т.4,5,6.(35)

14) Ruud С. A., Stepanov S. A. Fontanka 16. Montreal, 1999. P. 278.

15) В.В. Розанов, г. «Новое время», 8 октября 1911 г

16)Бок М.П.Воспоминание о моем отце П.А.Столыпин. Нью-Йорк,1953 репринт

М.,1992.г

-----------------------

[1] Таблица составлена по материалам книги Зырянов П.Н. «Пётр Столыпин.

Политический портрет.» М., 1992.

[2] Из телеграммы крестьянина П. Зоркина из Саратовской губернии на смерть

П. А.Столыпина.

[3]К соавторам следовало бы привлечь и министра финансов и реформатора Н.

X. Бунге, который внес большой вклад в подготовку реформ; см.: Степанов В.

Л. Н. X. Бунге. Судьба реформатора. М, РОССПЭН, 1998.

[4] Крыжановский С. Е. Воспоминания. С. 215.

[5]Бок М. П. П. А. Столыпин. С. 64.

[6] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 76.

[7] Подробнее о скандале с В. И. Гурко см.: Лурье Л., Хитрое А. Лидвалиада.

Корни российской коррупции // Родина. 2000. Июнь.С.34-36.

[8] Кофод К. А. 50 лет в России. С. 233.

[9] Зайцева Л. И. Аграрная реформа П. А. Столыпина в документах и

публикациях конца XIX - начала XX века. М., 1995. С. 81

[10] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 79.

[11] Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991

[12] Огановский Н.П. Революция наоборот. Пг. 1917. С. 27.//

[13]Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 147.

[14]Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 149-150.

[15] Там же. С. 149.

[16] Там же. С. 149-150.

1 Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991. С. 89.

[17] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 213.

[18] ЦГИАЛ, ф. 1291, оп.121. 1916 г. д. 57. Сведения о выходе из общины по

донесениям губернаторов. Л. 586.

[19] Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991. С

[20] Вопросы истории. 1997. № 7. С. 82.

[21]Кофод К. А. 50 лет в России. С. 219. Кривошеий К. А. Александр

Васильевич Кривошеий. С. 111.

[22] Кофод К. А. Там же. С. 323.

[23] Шульгин В. В. Размышления. Две старых тетради. - Неизвестная Россия

XX век. - Историческое наследие, книга 1. 1992. С. 325.

[24]Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991.

С.43.

[25] РГИА. Ф. 1291, оп. 84, д. 304 - 1910, л. 19-19 об.

[26] Зырянов П. Петр Столыпин. С. 31-32.

[27] Красный архив. 1924. Т. 5. С. 104.

[28] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 57

[29] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 78.

[30]Красный архив. 1926. Т. 6 (19). С. 217.

[31] Красный архив. 1926. Т. б (19).

[32] Красный архив. 1926. Т. 6 (19).

[33] Красный архив. 1926. Т. б (19).

[34] Красный архив. 1924. Т. 5. С. 105.

[35] Шульгин В. В. Что нам в них не нравится. СПб., 1992. С.264-265.

[36] Зырянов П. Петр Столыпин. С. 36.

[37] Ruud С. A., Stepanov S. A. Fontanka 16. Montreal, 1999. P. 278.

[38] Крыжановский С. Е. Воспоминания. С. 150.

[39] Там же. С. 151.

[40] Речь А.И.. Гучкова.

[41] В.В. Розанов «Новое врем», 8 октября 1911 г

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5