Социально-политическая борьба в Новгороде XII- нач. XIII вв.

Социально-политическая борьба в Новгороде XII- нач. XIII вв.

несмотря на теплый прием “съ любъвью” главной цели достигнуть ему

не удалось.[221] По мнению С. М. Соловьева, причина перемены на

новгородском столе как раз и заключалась в том, что “Изяслав

вывел Святополка за то, что тот позволил новгородцам без его

ведома сноситься с Юрием о мире”.[222] С одной стороны, Юрий,

видимо, не забыл двойного изгнания Ростислава, а с другой - видел

в Святополке сторонника киевского князя.

Источники не позволяют понять, в чем конкретно была причина

отказа Юрия заключить мир с Новгородом. Однако такую причину

приводит В. Н. Татищев, который, возможно, имел в своем распоряжении

какую-то дополнительную информацию: “А о мире договориться не

могли, понеже Юрий требовал, чтоб новгородцы ему ротою

обсченародною утвердили, дабы им, взяв сына его на княжение, и

впредь, кроме того наследников, не принимать. А новгородцы в том

стояли, что они Владимиру, отцу его, и потом старейшему брату его

Мстиславу о наследниках его роту дали и пременить без тяжкого

греха не могут; наипаче же, что Новгород издревле принадлежит

великому князю, и если Юрий будет на великом княжении в Киеве,

тогда будет и Новгород в его воли, кого хочет, того им

даст”.[223] Трудно оценивать достоверность этих сведений, но если

они верны, то все рассуждения о конце зависимости новгородского

стола от Киева в 1136-1137 гг. теряют всякий смысл. В таком

случае все перемены во внутренней политике Новгорода в

рассматриваемый период полностью являлись следствием перемен в

общерусской политике. И в первую очередь это связано с тем, что

“сильно бо възмялася вся земля Русская”, о чем новгородский

летописец сообщал в 1135 г.[224]

Как мы помним, конфронтация с соседями для Новгорода всегда

имела, прежде всего, экономические последствия. Именно это

обстоятельство заставляло новгородцев тем или иным способом

улаживать ситуацию. В данном случае мировая не получилась. Стало

очевидным, что Киев и Новгород являются потенциальными партнерами.

Но Святополк не устраивал как союзник своего брата Изяслава.

Исходя из вышеприведенного обоснования его посажения на новгородский

стол, следует, что он должен был проявлять определенную

самостоятельность от Киева. Это обстоятельство не могло нравиться

Изяславу. Вследствие всего вышеизложенного сложилась идеальная

ситуация для бесшумной смены князя в Новгороде. Новгородцы

нуждались в союзнике против Суздаля, и сын киевского князя стал

гарантом этого союза. Святополк за сговорчивость получил Владимир и

избавился тем самым от весьма беспокойных подопечных. Киев получил

союзника против Суздаля и одновременно усилил свое влияние на

Новгород. Зимой того же года все это вылилось в успешный

совместный новгородско-киевский поход на Юрия Долгорукого.[225] Таким

образом, смена князя в Новгороде 1148 г. стала чисто техническим

мероприятием, вызванным геополитическими обстоятельствами.

Сложившаяся ситуация сохранялась шесть лет. 26 марта 1154 г.

“изгнаша новъгородици князя Ярослава и въведоша Ростислава, сына

Мьстиславля, априля въ 17”.[226] Последний приходился братом

выведенному в 1148 г. из Новгорода Святополку и киевскому князю

Изяславу. Просидев, как и дядя, шесть лет в Новгороде, Ярослав

был изгнан. Однако причина изгнания вновь никак не описывается.

Более того, князя даже не обвиняют во “зле”, как Святополка.

Похоже, к тому времени сложилась определенная процедура смены

князя, подразумевавшая, что уйти сам он не может, а должен быть

изгнан новгородцами. Даже если князь уходил не по причине

недовольства новгородцев, а по иным обстоятельствам, все равно уход

получал обличье изгнания. Правда, подобное изгнание зачастую не

сопровождалось какими либо - социальными потрясениями в самом

Новгороде, а носило чисто процессуальный характер. Это подтверждает

мнение В. В. Лугового о том, что “постепенно к вечу перешли

полномочия верховного органа власти, а право призвания и смещения

князя стало составной частью городских демократических

традиций”.[227] По словам А. В. Арциховского, “на новгородских

монетах изображен не князь, а олицетворение Новгорода, София (ангел,

представлявший собой мудрость). На них стоит надпись: «Великого

Новгорода», тогда как на монетах русских княжеств всегда стояли

имена князей”.[228] Все это подтверждает мысль О. В. Мартышина о

том, что процессы, протекавшие в Новгороде с рубежа XI-XII вв.,

постепенно превращали князя в должностное лицо.[229] Еще М. Н.

Тихомиров писал, что “государственный строй Великого Новгорода

отличался некоторыми замечательными особенностями. Великий Новгород

обычно рисуют как «город воли дикой, город буйных сил». Но город

«воли дикой» просуществовал как центр особого государства, по

крайней мере, 500 лет, с конца X по конец XV в. Следовательно,

он обладал устойчивым государственным устройством, а не был только

городом «буйных сил».[230] Замечание весьма интересное. Оно ставит

под сомнение сам фактор стихийности в новгородских катаклизмах.

Однако временами он все-таки, несомненно, имел место, но значение

его не следует преувеличивать. Тем не менее, устойчивость

государственного устройства не позволяет придавать перетасовкам

князей какого-то особого значения. По большому счету, чаще всего

это была чисто техническая процедура, которая не могла оказать

какого-либо существенного влияния на устойчивость политического

устройства Новгорода Великого. К этому следует добавить, что в том

году во Владимире умер Святополк, и Изяслав на смену ему как раз

и послал своего сына Ярослава.[231]

В это время резко меняется политическая ситуация в русских

землях. 14 ноября 1154 г. в Киеве умер Изяслав. Ростислав, оставив

сына Давыда в Новгороде, поспешил на стол в Киев.[232] По мысли

Н. Л Подвигиной, подобное поведение князей в середине XII в. стало

следствием определенного укрепления княжеской власти в Новгороде.

Именно поэтому князья уходят по своей воле, нарушая договоры, и

выводятся великим князем.[233] Надо отметить, что подобная точка

зрения, несомненно, имеет право на существование, но все же такое

обобщение кажется излишним. В каждом конкретном случае был свой

определенный набор обстоятельств. Уход князя не всегда противоречил

интересам новгородцев. Кроме того, часто лишь Новгородская Первая

летопись говорит о добровольном характере ухода того или иного

князя, а другие источники высказывают противоположное мнение. Для

самих же князей, судя по событиям, описанным в данной главе,

новгородский стол представлял меньшую ценность, чем другие княжеские

столы, а тем более, великокняжеский стол. Проблемы выбора по

данному вопросу для них никогда не существовало.

Поведение Ростислава не вызвало воодушевления у жителей

волховской столицы: “и възнегодоваша новгородци, зане не створи имъ

ряду, нъ боле раздьра, и показаша путь по немь сынови его”.[234]

Как видно из летописного отрывка, в Новгороде произошел всплеск

эмоций. Причина была в поведении Ростислава, а вовсе не его сына.

Вследствие скоротечности всего происходившего решение, которое

приняли новгородцы, было поспешным и необдуманным. Данное

обстоятельство, судя по дальнейшим событиям, новгородцами было

полностью осознанно. “Тъгда послаша владыку Нифонта съ передьними

мужи къ Гюргеви по сынъ, и въведоша Мьстислава, сына Гюргева,

генваря въ 30”.[235] Более подробно события, происходившие в

Новгороде сразу после изгнания сына Ростислава, освещает Никоновская

летопись: “И собравшеся Ноугородци начаша думати, глаголюще сице:

«зане оскорбихомь великого князя Смоленского Ростислава Мстиславичя,

яко быти ему великому князю Киевскому, и много намъ отъ него

пакости имать быти, понеже сына его Мстислава изгнахомъ», и молиша

владыку Нифонта, да идетъ з болшими мужи къ великому князю

Суждальскому Юрью Долгорукому просити сына его князя Мстислава въ

Новъгородъ на княжение”.[236] “Приглашение князя служило выходом из

затруднений, средством установления нормальных политических и

торговых отношений с Русью”.[237] Таким образом, исходя на сей раз

из сугубо прагматических соображений, новгородцы в третий раз

нашли выход из создавшейся весьма опасной для них ситуации в лице

суздальского князя. По мнению И. Я. Фроянова, “обращение к Юрию

было, по всей видимости, следствием изменения внешнеполитической

ситуации, произошедшей со смертью Изяслава Мстиславича, много раз

защищавшего Новгород от Юрия Долгорукого, который нападал на

Новгородские земли, блокировал торговлю новгородских купцов с

соседними волостями, ближними и дальними, загораживал пути, ведущие

к данникам, отнимал у новгородцев дани. После смерти Изяслава Юрий

стал для Новгорода еще более опасен. К тому же перед Юрием

открывались реальные перспективы занять киевский стол”.[238]

Думается, что исследователь прав лишь частично. Новгородцы,

несомненно, осознавали новые реалии внешнеполитической ситуации, но

вследствие конфликта с Ростиславом и его сыном эти реалии не

являлись первостепенной причиной обращения к Юрию Долгорукому. Кроме

того, данный случай еще раз наглядно доказывает, что новгородцы в

большинстве случаев руководствовались, прежде всего, своими

интересами и не принимали в расчет предрассудки, способные тем или

иным образом повредить этим интересам.

Подводя итог событиям, которые имели место после восстания

1136-1137 гг., можно сказать, что в Великом Новгороде шел процесс

закрепления тех изменений, которые были достигнуты в начале XII в.

под воздействием комплекса внутренних и внешних причин. Вновь не

просматривается заранее обдуманной политики со стороны какой то

социальной группы или новгородского общества в целом. Вновь в силу

объективно складывающейся обстановки в центре событий оказывается

боярство, хотя по прежнему говорить о наличии классовой борьбы в

новгородском обществе не приходится. Также не наблюдается

антикняжеской борьбы, как и нет восстановления системы

взаимоотношений с великим князем, существовавшей до 1136-1137 гг.

Новгородцы, как и в предшествующее время, ведут борьбу с

конкретными князьями, не устраивающими их по тем или иным

причинам. Более того, проявляется тенденция к превращению князя в

должностное лицо. Это проявляется в том, что процедура смещения

князя все больше напоминает чисто техническое мероприятие. Сами

князья все меньше дорожат новгородским столом, так как осознают

всю зыбкость своего положения в Новгороде. Тем не менее,

новгородцы не представляют себя без князя, что обуславливается как

факторами внешнего влияния, так и особенностями мировосприятия,

особенностью видения своего места в этом мире.

Глава 3. Смута 1209 года

БЕСПОРяДКИ 1209 Г. В ВОЛХОВСКОЙ СТОЛИЦЕ, БЕССПОРНО,

яВЛяЮТСя ОДНИМ ИЗ яРчАЙШИХ ЭПИЗОДОВ В чЕРЕДЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИчЕСКИХ

ПОТРяСЕНИЙ, ПРОИСХОДИВШИХ В ХОДЕ РАЗВИТИя ВЕчЕВОГО НАРОДОВЛАСТИя НА

СЕВЕРЕ РУСИ. ПРАВДА, СРАЗУ ЖЕ НУЖНО ОБОЗНАчИТЬ ОДИН НЮАНС. В

ИСТОРИОГРАФИИ ЕСТЬ РАСХОЖДЕНИЕ В ДАТИРОВКЕ ЭТИХ СОБЫТИЙ. ТАК, А. В.

ПЕТРОВ И И. Я. ФРОяНОВ ПРИДЕРЖИВАЮТСя ВАРИАНТА НОВГОРОДСКОЙ ПЕРВОЙ

ЛЕТОПИСИ С 1209 Г. ПО ДАТИРОВКЕ ДРУГИХ ЛЕТОПИСЕЙ, ЭТО 1207 Г.

ТАКОЙ ТОчКИ ЗРЕНИя ПРИДЕРЖИВАЮТСя В. Л. ЯНИН И Р. Г. СКРЫННИКОВ. МЫ

СОЗНАТЕЛЬНО ОПУСКАЕМ ДАННЫЙ ВОПРОС, ТАК КАК ДЛя НАШЕГО ИССЛЕДОВАНИя

ЭТО НЕ яВЛяЕТСя ПРИНЦИПИАЛЬНЫМ.

Итак, в тот год (далее по тексту – 1209) “идоша

новгородьци на Черниговъ съ князьмь Костянтиномь, позвани

Всеволодомь”.[239] Однако у берегов Оки цель похода была изменена,

и войско пошло “на Рязаньскую волость”, так как Всеволод Большое

Гнездо заподозрил тамошних князей в измене. После этого Всеволод

“новгородьци пусти ис Коломна Новугороду, одарив бещисла, и вда

имъ волю и уставы старыхъ князь, егоже хотеху новгородьци, и рече

имъ: «кто вы добръ, того любите, а злых казните»; а собою поя

сына своего Константина и посадника Дмитра, стрелена под

Проньскомь, а вятьшихъ 7”.[240] Более многословна по этому поводу

Никоновская летопись: “А Новгородцевъ и Пьсковичь отпусти князь

велики Всеволодъ Юрьевичь къ Новугороду, одаривъ ихъ многими дары

безъ числа, и вда имъ волю ихъ всю по старине, и уставы старыхъ

князей, и егоже они хотяху, все имъ даде, глаголя къ нимъ сице:

«что аще есть любезно вамъ, просите у мене, долженъ бо есмь

вамъ даровати вся благая, яко вы много труда показасте и враговъ

моихъ Рязанцевъ одолесте, вами бо честь многу налезохъ, и держите

себе князя по своей воли, и аще кто есть къ вамъ добръ, того

любите и чтите, и аще кого хощете жаловати, жалуйте, а кого

хощете казнити, казните, якоже имате старый уставъ прежнихъ князей

въ васъ учиненъ, тако творити»”.[241] Таким образом, в

благодарность за оказанные услуги Всеволод признавал за новгородцами

их старинные права. Это свидетельствует о том, что эти права

ранее, как минимум, не признавались, а как максимум, никакой

вольности новгородцев в князьях после 1136-1137 гг. в природе не

существовало. В таком случае это еще одно подтверждение тому, что

новгородские политические перетряски являлись следствием определенных

изменений на общерусской политической арене. Внутренние причины этих

катаклизмов в ряде случаев, без сомнения, присутствовали, но они

всегда отходили на второй план или же проявлялись только в

результате влияния внешних факторов. При этом боярство, как,

например, в 1136-1137 гг., уже по ходу событий едва успевало брать

ситуацию под контроль.

Тем временем ополчение вернулось в Новгород, и события

стали набирать ход. Состоялось вече, где главным пунктом повестки

дня был поставлен вопрос о посаднике Дмитре и его родственниках.

Фактически вече приняло форму суда, плавно перетекающего в

судилище. Все это напомнило бы 1136 г., если не то, что разговор

о князе не заводился вовсе. Разумеется, были сформулированы и вины

подсудимых: “ти повелеша на новгородьцихъ сребро имати, а по

волости куры брати, по купцемъ виру дикую, и повозы возити, и

все зло”.[242] Случай с посадником Дмитром Мирошкиничем, по мнению

В. О. Мартышина, свидетельствует о том, что главным источником

боярских доходов в Новгороде, как и во всей Древней Руси, было

“кормление, а также сбор должностными лицами государственных доходов,

который не всегда носил законный характер”.[243] Менее понятное

обвинение содержит Никоновская летопись: “понеже продаваше люди

волостныа и купцы”.[244] Далее вече плавно перетекло в мятеж с

погромами и поджогами: “идоша на дворы ихъ грабежьмь, а Мирошкинъ

дворъ и Дмитровъ зажьгоша, а житие ихъ поимаша, а села ихъ

распродаша и челядь, а скровища ихъ изискаша и поимаша бещисла, а

избытъкъ разделиша по зубу, по 3 гривне по всему городу, и на

щить; аше кто потаи похватилъ, а того единъ богъ ведаеть, и от

того мнози разбогатеша; а что на дъщькахъ, а то князю

оставиша”.[245] Правда, например, В. И. Буганов считает, что все

вопросы решались на вече, в том числе там принималось решение о

погроме, конфискации и продаже имущества.[246] Надо отметить, что

совершенно очевидно из Новгородской Первой летописи такой факт

вовсе не следует: “Того же лета привезоша Дмитра Мирошкиниця

мьртвого из Володимиря и погребоша и у святого Георгия въ

монастыри, подъле отчя; а новгородьци хотяху съ моста съврещи, нъ

възбрани имъ архиепископъ Митрофанъ. Присла Всеволод сына своего

Святослава въ Новъгородъ, въ неделю мясопустную. Тьгда даша

посадьницьство Твьрдиславу Михалковицю, и даша дъщкы Дмитровы

Святославу, а бяще на них бещисла; и целоваша новгородьци честьныи

хрестъ, око «не хочемъ у себе дьржати, детии Дмитровыхъ, ни

Володислава, ни Бориса, ни Твьрдислава Станисловиця и Овъстрата

Домажировиця»; и поточи я князь къ отцю, а на инехъ серебро

поимаша бещисла”.[247]

Все вышеизложенное вызвало в историографии различные

толкования, как в частном, так и в общем плане. Дореволюционные

историки рассматривали эти события с точки зрения борьбы партий

вокруг новгородского княжеского стола.[248] Историки советского

периода большее внимание уделили таким понятиям, как “классовый

антагонизм”, “народное восстание”, “антифеодальный характер”,

“классовый конфликт” и так далее.[249] В целом следует признать,

что хотя большая часть всего этого в настоящее время подвергается

большому сомнению, отказ от такого наследия может привести к тому,

что путь к истине не только не упростится, но даже усложнится.

Конец XX в., начиная с 70-х гг., принес новый взгляд на

рассматриваемый вопрос. Далее мы обратимся к мнениям В. Л. Янина,

И. Я. Фроянова, А. В. Петрова, Р. Г. Скрынникова, О. В. Мартышина и

других исследователей.

Для более ясного понимания существа вопроса будет полезным

заглянуть в предысторию событий 1209 г. В частности, вспомнить отца

Дмитра Мирошкинича Мирошку Нездинича, ставшего посадником в 1189

г.[250] С ним связан столь примечательный эпизод в истории

Новгорода, как поездка в 1195 г. Мирошки вместе с Борисом

Жирославичем, сотским Никифором, Иванкой и Фомою к Всеволоду

Большое Гнездо с просьбой заменить Ярослава Владимировича на одного

из сыновей суздальского князя. Однако Всеволод вовсе не поспешил

исполнить это желание, а запер их у себя, избавив тем самым

Ярослава от недоброжелателей. Затем он, получая просьбы из

Новгорода, отпускал поочередно “послов”, но Мирошка “сидел два лета

за Новгород”.[251] Посадничал он до 1203 г., то есть до своей

смерти. В. Л. Янин видит в такой роли Мирошки его переход к

активной антикняжеской борьбе, то есть, по мысли историка, тот

сумел объединить разрозненные группировки боярства в борьбе с

княжеской властью. Как следствие, такая популярность и

продолжительность посадничества.[252]

И. Я. Фроянов считает бездоказательной мысль В. Л. Янина о

приходе Мирошки к власти в результате борьбы враждующих боярских

группировок. Он указывает на то, что летопись не только не

прослеживает эту борьбу, а, напротив, показывает нерасчлененную массу

новгородцев. К причине возвышения Мирошки он склонен отнести

“дорогъвь” 1188 г. Отсюда социальная напряженность и карательные

меры против правителей, характерные для древних обществ. И. Я.

Фроянов, кроме того, отвергает версию С. М. Соловьева и В. Л. Янина

о том, что Мирошка был главой антисуздальской партии.[253]

Доводы В. Л. Янина о том, что причиной просьбы послов

Новгорода к Всеволоду, дать в князья им своего сына, являлось

стремление ослабить княжескую власть путем принятия князем одного

из малолетних сыновей владимирско-суздальского князя, И. Я. Фроянова

не убеждают. Он видит тут не только рациональный смысл, а еще и

последствия пожара и, как следствие, стремление избавиться от

князя, сменив его на безгрешное дитя, поскольку, по верованиям

древних, божественность правителя находит наилучшее отражение в его

детях.[254] В выгоде же малолетнего князя он сомневается, так как

в этом случае возрастает роль его окружения.[255] Следует заметить,

что это, конечно, совершенно верно, но при том надо иметь в

виду, что одно дело пытаться использовать в своих интересах

взрослого князя, имеющего свои интересы и устоявшиеся взгляды, как

правило, тесно связанные с интересами рода, и совсем другое дело

иметь дело с окружением малолетнего князя, у которого также свои

интересы, но с одним отличием - их много, они различны и зачастую

незаконны. Отсюда вывод: если исходить из партийной теории развития

Новгорода и его веча, то следует предположить, что в этом случае

для партий создавалась идеальная ситуация для политической игры на

этих самых интересах окружения малолетнего князя.

Причиной задержки Мирошки во Владимире И. Я. Фроянов считает

тонкую политическую игру Всеволода Большое Гнездо, который таким

образом вызвал неудовольствие новгородцев против князя Ярослава, и

тот лишился стола.[256] И здесь И. Я. Фроянов вновь делает ударение

на том, что речь идет обо всей новгородской общине в целом, без

какого бы то ни было изъятия. Именно она и выступала в качестве

самостоятельной активной силы.[257] Однако, скорее всего, это лишь

видимая сторона дела. Сам И. Я. Фроянов отмечает, что единая община

связана общими интересами перед лицом внешних сил. У боярских

партий были свои интересы. Логично предположить, что они время от

времени претерпевали некоторые изменения и коррекцию. В Новгороде

постоянно существовало лишь два относительно общих и статичных

интереса: 1) экономическая выгода; 2) стремление к относительному

суверенитету. Все иные интересы в той или иной мере были с ними

либо связаны, либо попросту зависели от них. Потому в определенных

условиях все интересы совпадали. Однако это вовсе не обязательно

происходило. Дело в том, что две цели были общеновгородскими,

причем стремление к суверенитету являлось частью ментальности

новгородского общества. Потому цели второго плана в определенной

ситуации большей частью общины попросту консервировались, осознанно

или неосознанно. Более того, полное согласие новгородцев в решениях

ниоткуда не следует. Летописец лишь констатирует факт и делает

обобщение. Решения принимались на вече большинством, а значит,

именно вече и следует понимать под новгородцами. Всегда были

несогласные, которых частенько били и топили в Волхове. Это было

неотъемлемой частью новгородской вечевой демократии. Кроме того, в

вече участвовало, в любом случае, не все население общины. О его

составе идут споры до сих пор. О роли боярства мы уже говорили.

Если предположить обратное, то вырисовывается неправдоподобная

система с единогласным голосованием, мнением и желанием всех и

одной правдой на всех. Не следует стиль письма летописи понимать

буквально, так как наше сегодняшнее понимание может не

соответствовать тому смыслу, который имел в виду летописец.

Согласно И. Я. Фроянову, смерды не принимали участия в вече и

мятежах. Тогда почему под “всеми новгородцами” нельзя понимать одни

лишь боярские группировки, без прибавления свободного люда? “Полное

согласие” – вообще понятие в некоторой степени сомнительное и

относительное, да еще применительно к массе людей. Человеку

подобное не свойственно. В отношении понятия “согласие” человеческое

общество всегда расколото в той или иной мере, хотя бы в

незначительной части индивидов, то есть слово “полное” и

аналогичные ему в данном случае некорректны, либо условны. Тем не

менее, источники не дают оснований предполагать участие в смуте

смердов. По мнению В. В. Мартышина, в восстании 1209 г. “видимо,

принимали участие смерды”.[258] Другими словами, исследователь сам

дает понять, что оснований так считать нет, но такое участие

объективно вытекает из концепции, которой он руководствуется.

Относительно популярности Мирошки, приведшей, в конечном счете,

к избранию на посадничество его сына Дмитра, кроме уже

обозначенных вариантов с главенством антикняжеских сил,

антисуздальских сил либо наоборот, следует отметить еще один

возможный вариант. В данном случае просматривается феномен

популярности обиженных, а точнее, пострадавших за правду. Недаром

летописец заметил, что Мирошка “сидел два лета за Новгород”.

Переходя непосредственно к событиям 1209 г., следует, в первую

очередь, обратиться к вопросу о напутственной речи Всеволода и

причинах, побудивших его сделать это. Речь Всеволода Большое

Гнездо, воспроизведенная летописцем в Новгородской Первой летописи,

имеет основополагающее значение для понимания сути событий 1209 г.

в Новгороде. От того, как истолковывается этот эпизод, зависит

вся суть гипотезы, выдвигаемой исследователем. Это хорошо видно на

примере нижеприведенных историков и их теорий. В. И. Буганов считает,

что “Всеволод, полновластный правитель в своей земле, пытается

распространить свою власть, юрисдикцию на Новгородскую землю, «дает»

его жителям «волю и уставы старых князей», но в то же время

считается с реальностью, подтверждает права и вольности новгородцев

- «любить» и «казнить» тех, кого они сами хотят. Имеются в виду

введенные самими новгородцами в ходе борьбы с князьями права на

смещение и призвание князей, на избрание представителей новгородской

администрации”.[259] В. Л. Янин полагает, что длительное правление

Мирошкиничей привело “к фактическому возникновению семейной

олигархии”, и что князь своей речью провоцировал расправу с

посадником Дмитром.[260] С. М. Соловьев высказал мнение, что Всеволод

поступил так “вследствие жалоб новгородских, возбудивших

неудовольствие великого князя на посадника с приятелями его и на

самого сына, который позволял им насильственные поступки”.[261]

По версии В. В. Мавродина, “поводом к восстанию послужило

негодование, которое вызвал у новгородцев посадник Дмитр Мирошкинич,

тесно связанный с приглашенным в Новгород суздальским князем

Всеволодом Большое Гнездо”.[262] Думается, что такое толкование

достаточно спорно. Уже сам факт участия в событиях Всеволода

Большое Гнездо говорит об определенном упрощении исследователем

повода к новгородской смуте 1209 г. Скорее, поводом послужила речь

суздальского князя, декларировшая права и свободы новгородцев. Вовсе

не обязательно недовольство Дмитром являлось причиной смуты, хотя

оснований считать именно так намного больше, чем согласиться с В.

В. Мавродиным и посчитать его поводом к беспорядкам. Учитывая

пункты обвинения, сформулированного на вече, в целом можно

согласиться с В. И. Бугановым в том, что “деспотическое правление

Мирошкиничей привело к взрыву”.[263] Однако это была сугубо

внутренняя новгородская причина, которая напрямую все же не привела

к перемене власти в Новгороде. Р. Г. Скрынников замечает, что

провоцировать расправу с Дмитром не было нужды, так как “члены

этой семьи были выборными должностными лицами, и властью они

пользовались, пока располагали поддержкой и доверием веча”. И

вообще Дмитр “получил смертельную рану и вскоре же умер”, что

поставило на повестку дня вопрос о выборе посадника”.[264] На это

сразу же следует заметить, что Новгородская Первая летопись не

дает нам сведений ни о смертельном характере ранения Дмитра, ни,

тем более, о данном обстоятельстве как о причине его гибели.

Такой вывод можно сделать из известия Никоновской летописи, но об

этом ниже. Если же не принимать к сведению известия этой

летописи, то причина смерти Дмитра вовсе не очевидна. Ее

выгодность для определенного круга лиц наводит на некоторые

подозрения. Так, по словам В. И. Буганова: “Поплатился жизнью и сам

Дмитр Мирошкинич”.[265]

Особый интерес вызывает взгляд И. Я. Фроянова на речь

Всеволода Большое Гнездо. Исследователь ставит под сомнение

достоверность самого этого факта, подозревая летописца в

угодничестве новгородцам. В случае, если факт все же имел место,

он характеризует его, как пустую декларацию и политическую игру со

стороны Всеволода, скрывающего подлинные замыслы. Они открываются,

по мнению ученого, когда князь изолировал Дмитра, Константина и 7

лучших мужей. Данный факт он расценил как отношение

покровительства, а не вражды.[266] Следует заметить, что летописец,

действительно, мог интерпретировать события в угоду своей точке

зрения на происходившие события, и вероятнее всего, это и

происходило в действительности. Однако не следует при этом

недооценивать Всеволода. По-видимому, князь действительно вел свою

игру ради достижения необходимых ему целей. Объясняется это очень

просто – у него такая работа. Нам важно понять, в чем эта игра в

данном случае заключалась.

Не лишним будет обратить внимание на общую картину

сложившейся на тот момент обстановки, изложенную в начале рассказа

летописца за 1209 г. Итак, летопись повествует о том, что Всеволод

Большое Гнездо собрал войско и пошел на Чернигов, а затем вдруг

передумал, так как сильно усомнился в верности рязанских князей.

Посовещавшись, он двинул войско на Рязань и добился необходимой

коррекции политической конъюнктуры. Затем, согласно НПЛ, он принялся

натравливать новгородское войско на “злых” в Новгороде. Причем

происходило это в обстановке, когда Дмитр был ранен и, надо

полагать, утратил контроль над ситуацией. В целом же получается,

что Всеволод, установив правду и справедливость в одном месте,

незамедлительно пытается проделать нечто подобное в другом. То есть

у него роль своего рода третейского судьи. Надо полагать, что

слова его достигали цели по той причине, что правитель для

населения являлся не только конкретным князем, исполняющим

управленческие функции, но был сам по себе носителем некой

сакральной сущности и вследствие этого в случае успешного правления

имел особое влияние на людей. То, что Всеволод забрал к себе

Дмитра, Константина и “вятьшихъ” 7 новгородцев, достоверно говорит

только об одном - произошла полная изоляция правящей верхушки

Новгорода. Для них это, скорее всего, было спасением, так как

новгородцы на расправу бывали быстры, и воды Волхова приняли не

одну жертву смут. Потому вне зависимости от целей Всеволода, для

изгнанников это было несомненное благо. В целом интерпретация

мотивов Всеволода в данном случае полностью зависит от нашего

понимания напутственной речи. Представляется, что взгляд В. Л. Янина,

изложенный ранее, более реален, нежели И. Я. Фроянова. В таком

случае схема смены посадника и власти в Новгороде 1209 г. сильно

смахивает на военный переворот, проведенный под знаменем

традиционного стремления к самостоятельности Вольного Новгорода и с

использованием веча для придания легитимности произошедшему. Обычно

волнения в Новгороде проходили по схеме: недовольство граждан-вече-

смута. В 1209 г. схема несколько иная: недовольство войска с

подстрекательством владимиро-суздальского правителя (причем, что было

раньше еще вопрос) - изоляция руководства Новгорода - вече-смута. То

есть на лицо присутствие внешнеполитического фактора в качестве

детонатора.

Вече Новгорода независимо от того, делилось оно на

группировки по “партийным” или территориальным признакам, или же

состояло из однородной массы народа, представляется органом власти,

не лишенным такого порока, как подверженность манипуляциям. Ничто

не совершенно. Косвенным подтверждением этого может служить тот

факт, что вече не выступило против Дмитра, когда он вводил нужные

ему поборы, заставлял повозы возить и так далее. Оно прекрасно с

этим мирилось до той поры, пока не вернулось из похода войско,

взвинченное напутствием Всеволода. Все это наводит на мысль о том,

что позиции Дмитра в Новгороде были отнюдь не зыбки, ему

прекрасно удавалось сотрудничать или же манипулировать вечем. Это

также может служить причиной изоляции раненого Дмитра Всеволодом, а

позднее удаления из Новгорода и его детей. Совершенно очевидно,

что в случае, если Всеволод фактически организовал военный

переворот, ему было объективно необходимо изолировать Дмитра. Иначе

развитие событий могло пойти несколько в ином русле. Проще говоря,

сторонники Мирошкиничей в Новгороде оказались полностью

дезорганизованы и неспособны к сопротивлению.

Также могут быть различными и причины, побудившие Всеволода

изолировать своего сына Константина. Например, самоустранение на

время мятежа, чтобы остаться чистым. Или же с Константином у

Всеволода могли возникнуть некоторые проблемы во взаимопонимании

ввиду разлагающего влияния новгородской политической атмосферы.

Второй вариант более вероятен, так как в этом случае становится

более понятным приезд Святослава и последовавшие события, но об

этом ниже. Кроме того, Константин родился в 1186 г., и в 1209 г.

ему было всего лишь 12 лет. Подобные факты также могут служить

определенной почвой для размышлений при изучении роли Всеволода в

новгородских событиях 1209 г. Однако несомненно, что в 1209 г.

Всеволод применил способ, позволявший проводить нужную ему политику

в условиях изменившихся в течение XII в. новгородских политических

реалий. Старые методы чаще всего приводили к потере контроля над

ситуацией, что мы неоднократно наблюдали в XII в.

Итак, получив плату и благословение от Всеволода Большое

Гнездо, новгородское войско без правящей верхушки Новгорода Великого

отправилось домой. Как пишет Дж. Феннел, призыв Всеволода к

насилию был подхвачен с рвением.[267] По прибытии на место им

было организовано вече “на посадника Дмитра и на братью его”, где

с ними стали сводить счеты путем припоминания и постановки в

вину всего “зла” которое те творили, по мнению присутствовавших на

данном собрании.[268] Среди основных вин при этом числились

повеление “на новгородицихъ сребро имати, а по волости куры брати,

по купцемъ виру дикую, и повозы возити”.[269] Причина введения

этих поборов в НПЛ никак не освещается. Потому неясно, из чего

Р. Г. Скрынников делает заключение о том, что Дмитр их “ввел по

случаю похода в Рязанскую землю”.[270] Тем более что поход на

самом деле намечался в Черниговскую землю.[271] Хотя полностью

исключить такой вариант, конечно, нельзя. Кроме того, не ясно, на

каком основании В. В. Мавродин констатирует, что по волости брали

кур именно со смердов. Далее он делает некоторое пояснение: “Как

видно, часть обвинений была предъявлена Дмитру Мрошкиничу

недовольным его социальной политикой новгородским купечеством; другая

же часть (увеличение числа кур, собираемых «по волости», повозная

повинность, взимание какого-то чрезвычайного побора – «серебра»)

исходила от новгородцев горожан и от жителей новгородской

«волости», т. е. смердов”.[272] Источники подобных уточнений не

делают и подобные констатации относительно смердов можно отнести

только к сфере догадок.

Следует согласиться с И. Я. Фрояновым в том отношении, что

перед нами не классовый конфликт. Характеристика его в качестве

внутриобщинного также близка к реальности с теми лишь уточнениями,

которые касаются роли Всеволода в этом конфликте.[273] По крайней

мере, видимая сторона медали предстает именно таким образом.

Представляется сложным судить о составе веча 1209 г. по той

причине, что собралось оно по прибытии войска из похода и, скорее

всего, именно ополченцы стали основной его составляющей. В этой

связи совершенно верно утверждение И. Я. Фроянова о том, что состав

войска определил состав веча, то есть присутствовали свободные

люди.[274] Присутствие, а тем более влияние на вече несвободного

населения источниками никак не подтверждается.

Относительно обвинений, выдвинутых против Дмитра, надо

признать, что, согласно НПЛ, мы не имеем оснований, как это

сделал М. Н. Тихомиров, выделять основные и неосновные. Выделение

какого-либо слоя новгородского общества особо недовольного поборами

и прочими неудобствами представляется неправомерным, что и отмечено

у И. Я. Фроянова.[275] Однако, соглашаясь с тем, что обвинения

сформулированы от всей вечевой общины, тем не менее, надо

отметить, что не следует переоценивать данное обстоятельство по

причинам, указанным в начале рассмотрения этих событий.[276] Вече

стало закономерным звеном в цепи событий, начало которых кроется в

произошедшем у Коломны и в роли Всеволода, сыгранной там.

Согласно летописи, сотворив вече, новгородцы во вполне

свойственной им манере перешли к делу – проще говоря, к грабежу и

поджогам. По мнению Дж. Феннела, “толпа взбунтовалась в характерном

для новгородцев стиле”.[277] Весьма интересной является версия

произошедшего, изложенная И. Я. Фрояновым. Согласно ей, “богатства

древнерусской знати росли за счет публичных платежей, то есть

являлись своего рода компенсациями за отправление знатными людьми

общественно полезных функций”. Потому имущество Дмитра

рассматривалось как некоторая вариация общинной собственности,

находящейся временно в руках данного человека. Отсюда и дележ по

3 гривны по всему городу и на щит.[278] Все это, на первый

взгляд, объясняет произошедшее (после веча или во время еще

вопрос, так как в одном варианте НПЛ говорит: “и все зло; идоша

на дворы их грабежьмъ”, а в другом: “и иное все зло; и поидоша

на дворы их грабежомъ”, так что, судя по одному варианту, грабеж

шел параллельно вечу), если бы не два “но”. Во-первых, коли

собственность общинная, зачем ее поджигать? Во-вторых, в НПЛ четко

написано: “а житие ихъ поимаша, а села их распродаша и челядь,

а скровища ихъ изискаша и поимаша бещисла, а избытъкъ разделиша

по зубу, по 3 гривне”[279] Причем слово “избытъкъ” фигурирует в

обоих вариантах летописи. В результате получается, что сначала

грабили, жгли, продавали общинное имущество, а потом избыток решили-

таки поделить поровну. Картина, прямо скажем, несколько странная.

Кроме того, в таком случае опровергается тезис В. И. Буганова о

том, что все погромы и распродажи были следствием решений,

принятых на вече.

Н. И. Костомаров не только обратил внимание на слово

“избытъкъ”, но и пытался объяснить произошедшее. Данное слово дало

ему основание предположить “что не вся сумма проданного имения

делилась: может быть, известная часть шла в новгородскую казну, и

также князю”. В целом же имущество в Новгороде, подлежащее дележу,

оценивалось, продавалось и делилось на каждый двор, сколько

придется.[280] Данное положение если и имело место, то в случае с

1209 г. оно верно лишь отчасти. Об этом говорит сама Новгородская

Первая летопись, указывая на дележ на “зуб и на щит”. Под

последним, видимо, понимается войско, находившееся в Новгороде. В.

И. Буганов также замечает, что именно “часть захваченного

(«избыток») разделили поровну между всеми «по всему городу»”.[281]

По мнению Р. Г. Скрынникова, именно по решению веча владения

Мирошкиничей были отданы на поток и разграбление.[282] Данное

утверждение спорно, так как Новгородская Первая летопись на это, в

принципе, прямо не указывает. Другое же утверждение исследователя,

видимо, более соответствует происходившему и непосредственно тексту

НПЛ. Он говорит о том, что “грабеж Мирошкиничей обогатил многих

лиц, и чтобы спрятать концы в воду они сожгли двор Дмитра”.[283]

Он также замечает, что делили “учтенное после грабежа имущество и

деньги”. Причиной тому, по мнению исследователя, послужило то, что

власти Новгорода “спешили успокоить, прежде всего, ратников,

вернувшихся из трудного похода”.[284] Думается, что все же о

“коллективном дележе имущества Дмитра Мирошкинича, осуществленном по

принципу равенства”,[285] говорить не приходится. На наш взгляд в

данном случае ближе к источнику в своих рассуждениях стоит Р. Г.

Скрынников. Ситуация в Новгороде по прибытии рати из похода

попросту вышла из-под контроля. Говорить о реальной власти кого-

либо в тот момент в Новгороде, да еще способного усмирить

взбунтовавшееся войско, попросту не приходится. Порядок стал

восстанавливаться, лишь когда накал страстей пошел на спад.

Тем временем, как нельзя вовремя умирает Дмитр. Ранее уже

говорилось о том, что Новгородская Первая летопись не дает

сведений о причине его смерти. По Никоновской летописи, ею все же

были раны, а не гостеприимство Всеволода. Кроме того, новгородский

летописец не договаривает о том, что Дмитра привезли из Владимира

не одного: “Того же лета привезоша посадника Новогородцкаго

Дмитреа Мирошкиничя мертва изъ Володимеря, понеже зело истреленъ

бывъ подъ Пронскомъ, такоже и инехъ многихъ мертвыхъ привезоша

стреленыхъ и язвенныхъ подъ Проньскомъ”.[286] Таким образом,

новгородское ополчение так спешило домой после напутствия Всеволода,

что оставило под его опекой не только князя и посадника с 7

лучшими мужами, но и своих убитых и раненных. Если следовать

тексту новгородской летописи, то мертвого Дмитра, привезенного из

Владимира, успели похоронить возле отца в монастыре Святого

Георгия. То есть данное событие произошло раньше, чем в Новгороде

зародилась и распространилась идея сбросить останки Дмитра с моста

Волхов.[287] Это, в свою очередь, может свидетельствовать о том,

что либо покойника привезли тайно, а значит, действовали его

родственники и друзья да, плюс к тому, у Дмитра были неплохие

отношения с духовенством, либо в городе шла жестокая борьба

сторонников и противников свергнутого посадника, причем примерно на

равных, иначе похоронить попросту не успели бы. В принципе, тот

факт, что тело не выдали из монастыря, и архиепископ Митрофан

заступился за него, удивления не вызывает. В христианской церкви в

средние века не принято было выдавать, кому бы то ни было,

укрывшихся за ее стенами живых не то что мертвых. Тверская

летопись также говорит о том, что Дмитр уже был похоронен, когда

его задумали сбросить в Волхов.[288] А вот Никоновская летопись не

содержит точного указания срока захоронения Дмитра владыкой

Митрофаном. Можно решить, что он был похоронен еще до попыток

надругаться над его телом, так как это следует из новгородской

летописи, или же после успокоения бунтующих. Возможен и такой

вариант, что тело выкапывали. Однако из-за неконкретности сведений

Никоновской летописи сказать что-либо точно нельзя, и все это на

уровне догадок. Также следует добавить, что, по данным этой

летописи, существовала альтернатива сбрасыванию покойника в Волхов.

Разъяренные новгородцы собирались сжечь его на костре.[289]

Обращаясь к характеристике произошедшего в Новгороде в 1209

г., Н. А. Рожков делает вывод о том, что “в психологии и духовной

культуре русских вольных городов до конца XIII в. сохранялось еще

много остатков старой неорганизованности, примитивной грубости. Одним

из признаков этого является крайняя импульсивность народной массы:

всякое впечатление немедленно переходит в действие и притом в

действие крайне насильственное, - в убийство и грабеж”. И далее:

“Подобные и еще более необузданные расправы не были вовсе

исключением, составляли заурядное, обычное явление чуть не

повседневной действительности. О них можно часто прочитать в

летописях”.[290] Видимо, здесь уместно будет вести речь о некоторых

элементах ментальности народа. Учитывая, что ментальность крайне

медленно изменяется, следует признать, что “крайняя импульсивность”

народных масс вовсе не была проявлением неорганизованности и

грубости, а являлась давно сформировавшимся элементом ментальности

общества. Более того, в свете этого, становится предельно понятна

точность и беспроигрышность политического расчета Всеволода Большое

Гнездо.

Далее, пожалуй, начинается самое интересное в этой драме.

Согласно Новгородской Первой летописи, в город прибыл новый князь

Святослав. При этом летописец не делает даже намека на то, что

новгородцы просили его у Всеволода. Из этого можно сделать вывод

о том, что в данном случае инициатива была за Всеволодом, который

сменил более старшего Константина на ребенка Святослава.[291] То,

что против него не выступили, в общем-то, не удивляет. Во-первых,

он уже раз сидел в Новгороде, а во-вторых, у новгородцев была

слабость к малолетним князьям. Особо примечательно то, что

происходит далее: “тъгда даша посадьницьство Твьрдиславу Михалковицю,

и даша дъщкы Дмитровы Святославу”. Тогда же новгородцы стали

целовать крест и клясться в том, что не хотят держать у себя

детей Дмитровых. Проще говоря, толчком ко всему этому послужило

именно прибытие в Новгород Святослава, присланного Всеволодом. Это

указывает на совершенно определенную роль, которую сыграл Всеволод

Большое Гнездо в новгородской смуте 1209 г.

И. Я. Фроянов усматривает в направлении изгнанных родственников

Дмитра именно к Всеволоду добрую волю последнего. Он напоминает,

что слово “поточи” в древнерусском языке означало не только

заточение, но и изгнание. Следовательно, Всеволод взял изгнанников

под свою защиту. Однако тогда непонятно, чего ради взятые под

защиту начали откупаться.[292] Этот факт более обоснованно выглядит

в схеме В. Л. Янина, который считает, что речь в данном случае

все же идет именно о заточении, а не о защите.[293] В целом же

решение убрать из Новгорода всех родственников Дмитра, то есть

потомков и родственников столь популярного Мирошки подальше от

буйного города и поближе к ясным очам Владимиро-Суздальского князя

является стандартным политическим ходом, обычно предпринимаемым для

ликвидации потенциальных очагов оппозиции.

Подводя итог анализу вышеизложенных событий, надо сразу

отметить, что никакого антифеодального характера и классовой

подоплеки в этих событиях вновь не просматривается. Скорее, стоит

вести речь о смуте-перевороте, инспирированной извне, но питавшейся

внутриобщинными противоречиями, в основе которых лежало недовольство

политикой властей. Суздальский князь путем использования этого

недовольства сумел провести нужные ему изменения в правящих кругах

Новгорода. В этом смысле близок к действительности тезис В. И.

Буганова о том, что “в этом восстании наряду со стихийностью

обращает внимание и определенное организованное начало”.[294]

Основной движущей силой беспорядков явилось ополчение. Результатом

смуты 1209 г. стало: 1) удовлетворение социально-экономических

требований, отмена некоторых поборов, 2) полная смена правящего

звена Новгорода и усиление влияния Всеволода Большое Гнездо.

Заключение

ПОДВОДя ИТОГ АНАЛИЗУ СОБЫТИЙ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ XII – НАч.

XIII ВВ., СЛЕДУЕТ СКАЗАТЬ, чТО ТАМ, ПРИ БЛАГОПРИяТНОМ СТЕчЕНИИ

ВНЕШНЕПОЛИТИчЕСКИХ ОБСТОяТЕЛЬСТВ, ШЕЛ ПРОЦЕСС СТАНОВЛЕНИя РЕСПУБЛИКИ

И РАЗВИТИя ВЕчЕВОЙ ДЕМОКРАТИИ. ПРОяВЛЕНИЕМ ЭТОГО БЫЛИ чАСТЫЕ

ПЕРЕВОРОТЫ И ТЕНДЕНЦИя ПРИБЛИЖЕНИя НОВГОРОДСКОГО КНяЗя ПО СТАТУСУ К

чИНОВНИКУ. НОВГОРОДЦЫ ПРОяВЛяЛИ ЗАВИДНОЕ ПОСТОяНСТВО В ПОПЫТКАХ

ВЫБРАТЬ КНяЗя ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, А НЕ ПО ПРИНУЖДЕНИЮ. В ХОДЕ ЭТОГО

ПРОЦЕССА ПРОИСХОДИТ АКТИВИЗАЦИя СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИчЕСКОЙ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА,

КОТОРАя НАХОДИТ СВОЕ ВЫРАЖЕНИЕ В ПЕРЕТАСОВКАХ ПОЛИТИчЕСКОГО

РУКОВОДСТВА НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ. СОЦИАЛЬНО И ПОЛИТИчЕСКАя БОРЬБА XII-

НАч. XIII В. НЕ ПОДДАЕТСя РАСчЛЕНЕНИЮ. ИМЕННО В ХОДЕ ПОЛИТИчЕСКОЙ

БОРЬБЫ ПРОХОДИЛА ЭВОЛЮЦИя СТАТУСА ТЕХ ИЛИ ИНЫХ СЛОЕВ ОБЩЕСТВА.

БОРЬБА, В ХОДЕ КОТОРОЙ СМЕНяЛИСЬ КНяЗЬя И ПОСАДНИКИ, НЕ ВЕЛАСЬ

МЕЖДУ ЭКСПЛУАТИРУЕМЫМИ И ЭКСПЛУАТАТОРАМИ, ИЛИ РАЗЛИчНЫМИ СЛОяМИ

ОБЩЕСТВА, А МЕЖДУ ПРЕДСТАВИТЕЛяМИ РАЗЛИчНЫХ СЛОЕВ, ОБЪЕДИНЕННЫХ

ОБЩИМИ ПОЛИТИчЕСКИМИ ИНТЕРЕСАМИ И ЦЕЛяМИ.

Новгородцы вовсе не старались упразднить князя как институт

власти. Вести речь об “антикняжеской борьбе” не приходится. Более

того, когда складывалась ситуация, грозившая долгим отсутствием

князя, новгородцы разворачивали активную деятельность по поиску хотя

бы временного кандидата, который должен был как можно скорее

занять новгородский княжеский стол. Этому был причиной не только

внешний фактор, но и особенности мировоззрения людей. Они не

представляли существование своей земли без князя. В определенном

смысле князь был амулетом-фетишем. Он воплощал в себе защиту и

правду. Дискредитация такого представления грозила нерадивому князю

большими неприятностями. Именно поэтому он часто становился жертвой

народного возмущения после природных невзгод, обрушивавшихся на его

подданных.

В XII – нач. XIII вв. Новгородская земля не знала классов, и

люди объединялись в борьбе против конкретных личностей, попиравших

интересы не отдельных слоев, а всего общества в целом. Поэтому в

борьбе против конкретных князей и посадников единым фронтом

выступали бояре, купцы, духовенство и рядовые новгородцы –

ремесленники, жители сельских округ. При этом их роли не всегда

распределялись равномерно. Представители бояр, купцов и духовенства

первыми испытывали на себе тяжесть великокняжеского гнева, и лишь

потом жертвами его становились все остальные жители Новгородской

земли. Часто новгородское общество в ходе социально-политических

коллизий выступало нерасчлененной массой. В то же время, нам не

удалось обнаружить следы участия в “мятежах” несвободного населения.

Источники не содержат свидетельств, указывающих на это.

Как правило, в вечевых собраниях, которые и служили основной

ареной для социально-политической борьбы, и в “мятежах” принимало

участие население самого Новгорода и только в редких случаях в

процесс включались представители волости. Это было связано, прежде

всего, с особенностями созыва веча, которое не планировалось

заранее и обычно происходило спонтанно. Более широкий состав

участников вечевых собраний наблюдается в тех случаях, когда

фактическим инициатором созыва веча выступало новгородское ополчение.

Требования социального характера обычно возникали в связи с

неправомочными действиями высших должностных лиц: введением

чрезмерных поборов, нерациональным использованием государственного

имущества и так далее.

Все новгородские коллизии проходили при наличии разной степени

внешнего вмешательства и давления. Киевские, а позднее владимиро-

суздальские князья не прекращали попыток принудить Великий Новгород

к выполнению своей воли и желаний. Обычно для этого

устанавливалась блокада торговых путей, что вело к коррекции

результатов волнений вследствие влияния экономического фактора.

Однако был и способ, упреждающий неблагоприятное развитие событий.

Для этого необходимо было различными путями спровоцировать

беспорядки и запрограммировать желательный исход. Ярким примером

этого варианта являются события 1209 г., когда князь Всеволод

Большое Гнездо умело направил гнев новгородцев против тогдашнего

политического руководства вечевой республики и тем самым

способствовал сохранению власти в Новгороде в руках своих

сторонников.

Список использованных источников и литературы

ИСТОчНИКИ

1. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.;

Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 640 с.

2. Полное собрание русских летописей. М.: Языки русской культуры.

1997. Т. I. Лаврентьевская летопись. 496 с.

3. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1965. Т. IX-X.

Патриаршая или Никоновская летопись. 256, 244 с.

4. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1965. Т. XV.

Тверская

летопись. 504 стб.

Исследования

1. Арциховский А. В. Новгород Великий по археологическим данным //

Новгород. К 1100-летию города. / Под ред. М. Н. Тихомирова.

М.: Наука,

1964. С. 38-48.

2. Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI-

XVIII вв. М.:

Просвещение, 1986. 239 с.

3. Греков Б. Д. Киевская Русь. М.: Госполитиздат, 1953. 568 с.

4. Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков

(IX-XII вв.). М.: Аспект Пресс, 1998. 399 с.

5. Даркевич В. П. Вечевая республика на Волхове // Наука в

России. 1998. № 5. С. 89-95.

2.6. Древнерусская Венеция // Родина. 1999. № 5. С. 10-13.

7. Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя

Древней Руси. СПб.: Право, 1912. 489 с.

8. Карамзин Н. М. История государства Российского. Калуга: Золотая

аллея, 1997. В 4 кн. Кн. I. Т. 1-4. 576 с.

9. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех

книгах. М.: Мысль, 1993. Кн. 1. 572 с.

10. Костомаров Н. И. Бунт Стеньки Разина. Исторические монографии и

исследования. М.: Чарли, 1994. 640 с.

11. Костомаров Н. И. Раскол. Исторические монографии и исследования.

М.: Чарли, 1994. 608 с.

12. Костомаров Н. И. Русская республика (Севернорусские

народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История

Новгорода, Пскова и Вятки). М.; Смоленск: Чарли; Смядынь,

1994. 544 с.

13. Краткая история СССР / Под ред. Н. Е. Носова. В II ч. Л.:

Наука, 1972. Ч. I. 440 с.

14. Лихачев Д. С. Новгород Великий. Очерк истории культуры

Новгорода XI- XVII вв. Л.: Госполитиздат, 1945. 104 с.

15. Луговой В. В. Выборы в средневековом Новгороде // История.

1998. № 2. С. 6-11.

16. Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв.

М.: Соцэкгиз, 1961. 118 с.

17. Мартышин В. О. Вольный Новгород. Общественно-политический строй

и право феодальной республики. М.: Российское право, 1992.

384 с.

18. Павленко Н. И., Андреев И. Л., Кобрин В. Б., Федоров В. А.

История России с древнейших времен до 1861 года. М.: Высшая

школа, 1996. 559 с.

19. Пашуто В. Т. Очерки истории СССР. XII-XIII вв. М.: Учпедгиз,

1960. 220 с.

20. Петров А. В. К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом

Новгороде XII – начала XIII вв. // Генезис и развитие

феодализма в России. Межвузовский сборник. Л.: Изд-во ЛГУ,

1985. Выпуск 9. Проблемы социальной и классовой борьбы. С. 71-

81.

21. Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие

феодализма в России. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. Выпуск 11.

Проблемы истории города. С. 25-41.

22. Петров А. В. Вечевой Новгород // История России: Народ и

власть. Сост. Ю. А. Сандулов. СПб.: Лань, 1997. С. 95-133.

23. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. Петрозаводск:

Фолиум, 1996. 838 с.

2.24. Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической

истории

Новгорода Великого в XII-XIII вв. М.: Высшая школа,

1976. 152 с.

25. Рамбо А. Живописная история древней и новой России. М.:

Современник, 1994. 445 с.

26. Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом

освещении (основы социальной динамики). Пг.: Книга; Петропечать,

1923. Т. II. 418 с.

27. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв.

М.: Наука, 1982. 592 с.

28. Скрынников Р. Г. История Российская. IX-XVII вв. М.: Весь Мир,

1997. 496 с.

29. Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М.: Мысль, 1988. Кн. I.

Т. 1-2. 797 с.

30. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат,

1992. 542 с.

31. Татищев В. Н. История Российская. В 7-и т. М.; Л.: Наука,

1963. Т. II. 350 с.

32. Татищев В. Н. История Российская. В 7-и т. М.; Л.: Наука, 1964.

Т. III. 337 с.

33. Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М.: Госполитиздат, 1956.

477 с.

34. Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв. М.: Госполитиздат, 1955. 280 с.

35. Тихомиров М. Н. Великий Новгород в истории мировой культуры //

Новгород. К 1100-летию города / Под ред. М. Н. Тихомирова.

М.: Наука, 1964. С. 23-38.

36. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200-1304. М.: Прогресс,

1989. 296 с.

37. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории

государственности, социальной и политической борьбы конца IX-

начала XIII столетия. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1992. 280 с.

38. Фроянов И. Я. Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси.

Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. 269 с.

39. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии.

М.: АСТ, 1998. 784 с.

40. Шмурло Е. Ф. Курс русской истории. Возникновение и образование

Русского государства (862-1462). СПб.: АЛЕТЕЯ, 1998. 542 с.

2.41. Янин В. Л. Новгородские посадники. М.: Изд-во МГУ, 1962.

395 с.

42. Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый

Новгород. М.: Высшая школа, 1977. 240 с.

43. Янин В. Л. “Болотовский” договор о взаимоотношениях Новгорода и

Пскова в XII-XIV веках // Отечественная история. 1992. № 6.

С. 3-14.

-----------------------

[1] Костомаров Н. И. О значении Великого Новгорода в русской

истории // Бунт Стеньки Разина. Исторические монографии и

исследования. М., 1994. С. 255-257.

[2] Там же. С. 242.

[3] Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов (далее

НПЛ). М.; Л., 1950.

[4] Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). М., 1997. Т.

I.

[5] Там же. М., 1965. Т. X.

[6] Там же. М., 1965. Т. XV.

[7] Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. Т. I-II.

С. 399-483.

[8] Ключевский В. О. Сочинения. М., 1957. Т. II. С. 75-76, 87-92,

97-102.

[9] Костомаров Н. И. О значении Великого Новгорода в истории России

// Бунт Стеньки Разина. С. 243-244.

[10] Там же. С. 256.

[11] Костомаров Н. И. Русская республика. (Северно-русские

народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода,

Пскова и Вятки.) М., 1994.

[12] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв. М., 1955; Он же. Древнерусские города. М., 1956; Рыбаков

Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982;

Арциховский А. В. Новгород Великий по археологическим данным //

Новгород. К 1100-летию города. Сборник статей. М., 1964. С. 38-48.

[13] Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953.

[14] Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв.

М., 1961.

[15] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962; Он же. Очерки

комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977;

Древнерусская Венеция // Родина. 1999. № 5. С. 10-13.

[16] Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической

истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М., 1976.

[17] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород: Очерки истории

государственности, социальной и политической борьбы конца XI-нач.

XIII в. СПб., 1992; Он же. Древняя Русь: Опыт исследования истории

социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995.

[18] Петров А. В. Автореф. дис. канд. ист. наук. Л., 1990; Он же.

К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII -

начала XIII вв. // Генезис и развитие феодализма в России. Л.,

1985. Вып. 9. С.71-81; Он же. Социально-политическая борьба в

Новгороде с середине и второй половине XII в. // Генезис и

развитие феодализма в России. Л., 1988. Вып. 11. С. 25-41; Он

же. Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПБ.,

1997. С. 95-133.

[19] Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй

и право феодальной республики. М., 1992.

[20] Лихачев Д. С. Новгород Великий. Л., 1945. С. 19.

[21] Костомаров Н. И. Русская республика. М., 1994. С. 37.

[22] НПЛ. М.; Л., 1950. С. 20, 23, 203, 208.

[23] Там же. С. 22, 206.

[24] Там же. С. 33, 46-50, 57-59, 69-71, 221-222, 240-246, 258-260,

275-280.

[25] Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. Петрозаводск, 1996.

С. 138.

[26] НПЛ. С. 19-23, 203-208.

[27] Там же. С. 20-24, 203-209.

[28] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 36.

[29] Мартышин О. В. Вольный Новгород. М., 1992. С. 81.

[30] ПСРЛ. М., 1965. Т. IX. С. 150.

[31]Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 188-189.

[32] Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 13.

[33] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 63.

[34] НПЛ. С. 20, 204.

[35] Там же. С. 21.

[36] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 36; Мавродин В. В. Народные

восстания в Древней Руси XI-XIII вв. М., 1961. С. 93.

[37]Карамзин Н. М. История государства Российского. Калуга, 1997. Т. I-V.

С. 95.

[38]Костомаров Н. И. Русская Республика. С. 36; Соловьев С. М. Сочинения.

М., 1988. Кн. I. С. 409.

[39] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 110.

[40] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409.

[41] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв. М., 1955. С. 180.

[42] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 188.

[43] НПЛ. С. 43, 236.

[44] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 64.

[45] НПЛ. С. 21, 205.

[46] Там же.

[47] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 81.

[48] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 67.

[49] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 189.

[50] Там же. С. 189-190.

[51] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409.

[52] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 189.

[53] НПЛ. С. 21, 205.

[54] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409.

[55] Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом

освещении. СПб., 1923. Т.II. С. 323.

[56] Тихомиров М. Н. Древнерусские города. С. 205-206.

[57] Янин В. Л. Новгородские посадники С. 68.

[58] НПЛ. С. 22, 206.

[59] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 81.

[60] Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 206.

[61] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 41.

[62] НПЛ. С. 22, 207.

[63] ПСРЛ. Т. I. М., 1997. Стб. 301.

[64] Там же. Т. IX. С. 157.

[65] НПЛ. С. 22-23, 207.

[66] Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя

Древней Руси. СПб., 1912. С. 132.

[67] Ключевский В. О. Русская история. М., 1993. Кн. I. С. 382.

[68] Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической

истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М., 1976. С. 116.

[69] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 63.

[70] Скрынников Р. Г. История Российская. IX – XVII вв. М., 1997. С.

115.

[71] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 79-81.

[72] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 189-190.

[73] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 63; Фроянов И.Я. Мятежный

Новгород. С. 190; Мартышин О. В. Указ. соч. С. 78.

[74] Рамбо А. Живописная история древней и новой России. М., 1994. С.

81.

[75] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

[76] НПЛ. С. 22-23, 207.

[77] Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 114.

[78] Костомаров Н. И. Раскол. М., 1994. С. 154.

[79] Дьяконов М. Указ. соч. С.120.

[80] Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков

(IX – XII вв.). М., 1998. С. 399.

[81] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С.192.

[82] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв. С. 189-190.

[83] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 191.

[84] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 110.

[85] Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 21.

[86] Даркевич В. П. Вечевая республика на Волхове // Наука в России.

1998. № 5. С. 89.

[87] Мавродин В. В. Указ. соч. С. 90.

[88] Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 342.

[89] Там же.

[90] НПЛ. С. 23, 207-208.

[91] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 410-411.

[92] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 42.

[93] НПЛ. С. 23, 207-208.

[94] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 42.

[95] НПЛ. С. 23-24, 208-209.

[96] ПСРЛ. Т. I. Стб. 303.

[97] Там же. Т.IX. С. 158-159.

[98] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 203.

[99] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 203.

[100] НПЛ. С. 28, 208; ПСРЛ. Т. IX. С. 159-160.

[101] Там же. С. 24, 209.

[102] ПСРЛ. Т. IX. С. 159.

[103] Рожков Н. А. Указ. соч. С. 324.

[104] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв., С. 168, 189.

[105] Там же. С. 197.

[106] Мавродин В. В. Указ. соч.С. 93-94.

[107] Пашуто В. Т. Очерки истории СССР XII-XIII вв. М., 1960. С. 28-29.

[108] Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.,

1982. С. 544.

[109] Краткая история СССР. Л., 1972. Ч. I. С. 45.

[110] Янин В. Л. Новгородские посадники, С. 71-72.

[111] Древнерусская Венеция // Родина. 1999. № 5. С. 12.

[112] Сорокин П. А. Указ. соч. С. 342.

[113] Луговой В. В. Выборы в средневековом Новгороде // История. 1998.

№ 2. С. 7.

[114] Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 105, 115.

[115] Мавродин В. В. Указ. соч. С. 82-83.

[116] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 205-207.

[117] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 412.

[118] Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 270-271.

[119] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв., С. 193-197; Мавродин В. В. Указ. соч. С. 93; Пашуто В. Т. Указ.

соч. С. 28.

[120] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 71.

[121] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 200-201.

[122] Там же. С. 201.

[123] НПЛ. С. 24, 209-210.

[124] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 70.

[125] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 204.

[126] Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1998. С. 93-118.

[127] ПСРЛ. Т. IX. С. 159.

[128] НПЛ. С. 24-25, 209-210.

[129] ПСРЛ. Т. IX. С. 161.

[130] Там же. С. 161.

[131] Янин В. Л. “Болотовский” договор о взаимоотношениях Новгорода и

Пскова в XII-XIV веках // Отечественная история. 1992. № 6. С. 8.

[132] НПЛ. С. 25, 210.

[133] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 205.

[134] Мартышин О. В. Вольный Новгород. М., 1992. С. 83.

[135] Пашуто В. Т. Очерки истории СССР. XII-XIII вв. М., 1960. С.

54.

[136] Арциховский А. В. Новгород Великий по археологическим данным

// Новгород. К 1100-летию города. М., 1964. С. 43; См. также:

Павленко Н. И., Андреев И. Л., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История

России с древнейших времен до 1861 года. М., 1996. С. 71.

[137] Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 29, 46, 49.

[138] Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической

истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М., 1976. С. 116.

[139] Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. С.

32.

[140] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 111.

[141] Арциховский А. В. Указ. соч. С. 44.

[142] Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 32.

[143] Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней

Руси. Л., 1988. С. 168.

[144] Луговой В. В. Выборы в средневековом Новгороде // История.

1998. № 2. С. 7.

[145] Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33-35.

[146] Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 117.

[147] Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом

освещении. Пг., 1923. С. 324-326.

[148] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 84.

[149] Луговой В. В. Указ. соч. С. 7.

[150] НПЛ. М.; Л., 1950. С. 23, 208.

[151] Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. I. С. 409.

[152] Там же. С. 413.

[153] ПСРЛ. М., 1965. Т. IX. С. 159-163.

[154] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 216.

[155] НПЛ. С. 23, 208.

[156] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 216.

[157] ПСРЛ. Т. IX. С. 161.

[158] НПЛ. С. 25, 210.

[159] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 217-218.

[160] ПСРЛ. Т. IX. С. 162.

[161] Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма

в России. Л., 1988. Вып. 11. С. 27.

[162] Арциховский А. В. Указ. соч. С. 43.

[163] НПЛ. С. 25, 210-211.

[164] Костомаров Н. И. Русская республика. М.; Смоленск, 1994. С.

43.

[165] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 413.

[166] ПСРЛ. Т. IX. С. 163; Там же. М., 1965. Т. XV. Стб. 201.

[167] НПЛ. С. 25, 211.

[168] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219.

[169] ПСРЛ. Т. XV. Стб. 202.

[170] Там же. М., 1997. Т. I. Стб. 308.

[171] Там же. Т. IX. С. 164-165.

[172] НПЛ. С. 25, 211.

[173] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 43-44.

[174] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 422.

[175] Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. С. 27.

[176] НПЛ. С. 25, 211.

[177] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219.

[178] ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

[179] Там же. Т. IX. С. 165.

[180] Там же. Т. XV. Стб. 202.

[181] НПЛ. С. 25, 211.

[182] Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 123.

[183] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219.

[184] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

[185] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219-220.

[186] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44.

[187] НПЛ. С. 26, 211.

[188] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 220.

[189] НПЛ. С. 26, 211.

[190] ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

[191] Там же. Т. II. Стб. 307-308.

[192] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 422-423.

[193] ПСРЛ. Т. IX. С. 165.

[194] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44.

[195] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

[196] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 221.

[197] НПЛ. С. 26, 211.

[198] ПСРЛ. Т. IX. С. 165; Там же. Т. XV. Стб. 203.

[199] ПСРЛ. Т. IX. С. 165.

[200] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44.

[201] Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. С. 27.

[202] НПЛ. С. 26, 212.

[203] Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. С. 28.

[204] ПСРЛ. Т. IX. С. 165.

[205] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44-45.

[206] НПЛ. С. 26, 212.

[207] ПСРЛ. Т. IX. С. 165-166.

[208] Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 50.

[209] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 45.

[210] Шмурло Е. Ф. Возникновение и образование Русского государства

(862-1462). СПб., 1998. С. 144-145.

[211] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 225.

[212] ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

[213] НПЛ. С. 26, 212.

[214] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 424.

[215] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

[216] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 222.

[217] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 170.

[218] Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в

середине и второй половине XII в. С. 28-29.

[219] НПЛ. С. 28, 214.

[220] ПСРЛ. Т. IX. С. 176-178.

[221] НПЛ. С. 28, 214.

[222] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 480.

[223] Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. II. С.

180-181.

[224] НПЛ. С. 28, 208.

[225] Там же. С. 28, 214.

[226] Там же. С. 29, 216.

[227] Луговой В. В. Указ. соч. С. 7.

[228] Арциховский А. В. Указ. соч. С. 44.

[229] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 176.

[230] Тихомиров М. Н. Великий Новгород в истории мировой культуры

// Новгород к 1100-летию. Сборник статей. М., 1964. С. 26.

[231] ПСРЛ. Т. XV. Стб. 221.

[232] НПЛ. С. 29, 216.

[233] Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 116.

[234] НПЛ. С. 29, 216.

[235] Там же.

[236] ПСРЛ. Т. IX. С. 199.

[237] Мартышин О. В. Указ. соч. С. 227.

[238] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 224-225.

[239] НПЛ. М.; Л, 1950. С. 50, 247.

[240] Там же. С. 50-51, 247-248.

[241] ПСРЛ. М., 1965. Т. X. С. 58.

[242] НПЛ. С. 51, 248.

[243] Мартышин В. О. Вольный Новгород. М., 1992. С. 108.

[244] ПСРЛ. Т. X. С. 58.

[245] НПЛ. С. 51, 248.

[246] Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI-

XVIII вв. М., 1986. С. 42.

[247] НПЛ. С. 50-51, 247-249.

[248] Костомаров Н. И. Русская республика. М.; Смоленск, 1994; Соловьев

С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. I; Рожков Н. А. Русская история в

сравнительно-историческом освещении. Пг., 1923. Т. II.

[249] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII в. М., 1955; Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и

политической истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М., 1976.

[250] НПЛ. С. 39, 230.

[251] Там же. С. 43, 237.

[252] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 109-110.

[253] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 244-245.

[254] Там же. С. 246.

[255] Там же.

[256] Там же. С. 274.

[257] Там же.

[258] Мавродин В. В. Указ. соч. С. 94.

[259] Буганов В. И. Указ. соч. С. 41.

[260] Янин В. Л. Новгородские посадники, С. 117-118.

[261] Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 583.

[262] Мавродин В. В. Указ. соч. С. 94.

[263] Буганов В. И. Указ. соч. С. 40.

[264] Скрынников Р. Г. История Российская. IX-XVII вв. М., 1997. С.

120.

[265] Буганов В. И. Указ. соч. С. 41.

[266] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 250-251.

[267] Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200-1304. М., 1989. С.

91.

[268] НПЛ. С. 51, 248.

[269] Там же.

[270] Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 121.

[271] НПЛ. С. 50, 247.

[272] Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв.

М., 1961. С. 94-95.

[273] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 253.

[274] Там же.

[275] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-

XIII вв. С. 242.; Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 254.

[276] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 253.

[277] Феннел Дж. Указ. соч. С. 91.

[278] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 257.

[279] НПЛ. С. 52, 248.

[280] Костомаров Н. И. Русская республика. С. 322-323.

[281] Буганов В. И. Указ. соч. С. 41.

[282] Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 121.

[283] Там же.

[284] Там же.

[285] Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 259.

[286] ПСРЛ. Т. X. С. 58.

[287] НПЛ. С. 51, 248.

[288] ПСРЛ. М., 1965. Т. XV. Стб. 307.

[289] Там же. Т. IX. С. 58.

[290] Рожков Н. А. Указ. соч. Т. II. С. 349-350.

[291] НПЛ. С. 51, 248.

[292] Там же. С. 52, 249.

[293] Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 119.

[294] Буганов В. И. Указ. соч. С. 42.

Страницы: 1, 2, 3, 4