Польское восстание 1863 года и роль России

Польское восстание 1863 года и роль России

Особенно ухудшилось положение рабочих (и ремесленников) в начале

60-х годов по причине большой дороговизны на хлеб, вызванной неурожаями, а

также в связи с ростом безработицы, обусловленной введением машин в

промышленности. Поэтому рабочие и ремесленники не раз устраивали погромы

фабрик. Наиболее известными были выступления текстильщиков в Лодзи в 1861

г.: 20 апреля около 500 рабочих «разгромили фабрику Пруссака; на следующий

день свыше 800 рабочих разгромили фабрику Шайблера. Кроме того, рабочие

иногда устраивали и забастовки. [25]Правда, это были слабые выступления,

иногда без ясных требований и всегда ограниченные одним местом.

Рост промышленности и городского населения оказывал сильное влияние на

сельское хозяйство. Возрастал спрос на сельскохозяйственные продукты, что

влекло за собой повышение цен на них и увеличение площади обрабатываемой

земли. Пашня увеличилась с 260 тыс. в 1839 г. до 351 тыс. влук в 1859 г.

(влука — 17 га). Особенно увеличилась площадь под пшеницей и сахарной

свеклой. Совершенствовалась техника сельского хозяйства. Землю стали

обрабатывать более интенсивно. Вместо трехполья стали вводить многополье.

Увеличилось применение естественных и искусственных удобрений. В помещичьих

имениях все более применялся собственный сельскохозяйственный инвентарь. К

уже применявшейся технике — сеялкам, молотилкам, веялкам — прибавилась

новая: железный плуг и железная борона; в передовых хозяйствах появились

жнейки.

Интенсификация обработки земли вызвала повышение урожайности хлебов и

корнеплодов. С 30-х по 50-е годы урожайность озимых хлебов в среднем

увеличилась приблизительно в полтора раза: от сам-три до сам-четыре с

половиной; урожайность картофеля увеличилась от сам-четыре до сам-пять и

больше.

В результате указанных перемен значительно увеличились сборы всех

основных сельскохозяйственных культур. Если в 1822 г. озимых было собрано

4362 тыс. корцев, яровых — 3926 тыс., картофеля — 3083 тыс., то в 1860 г.

озимых — 12 696 тыс., яровых — 12 378 тыс., картофеля — 12 525 тыс. (корец

равнялся приблизительно 6 пудам). Чистая продукция (без посевов) на душу

населения выросла по зерновым более чем в два раза, а по картофелю более

чем в 4 1/2 раза.

Развивалось также животноводство, причем не только в связи с ростом

спроса на мясные и молочные продукты, но и в силу потребности в

естественных удобрениях.

Указанные успехи в развитии сельского хозяйства касались прежде всего

помещичьих хозяйств, так как крестьянские хозяйства переживали в этот

период настоящий кризис. Помещичьи хозяйства имели в это время товарный

характер. Хлеб и шерсть производились на продажу, картофель — на

производство водки, свекла — на производство сахара. В помещичьих

хозяйствах возникли предприятия по обработке сельскохозяйственных

продуктов. Особенно сильно развивалась в это время сахарная промышленность.

Развитие товарности сельского хозяйства толкало помещиков на

увеличение своих земель за счет крестьянских, на ликвидацию старого

землеустройства, связанного с чересполосицей, на ликвидацию сервитутов (т.

е. права крестьян на пользование лесами, пастбищами и лугами) и на

увеличение рабочей силы, потребность в которой все больше ощущалась в

собственно помещичьих хозяйствах — фольварках.

Как известно, вся земля оставалась в собственности помещиков.

Сохранялось также сословное господство помещиков над крестьянами: на

основании закона помещики являлись войтами в расположенных на их землях

гминах (волостях); лично или через назначенных лиц помещик управлял

волостью, располагая всей полнотой власти в том числе полицейской и даже

судебной (по мелким преступлениям). Обладание всей землей и местной властью

давало помещикам возможность производить землеустройство совершенно

самовольно, исключительно в собственных интересах. В связи с этим усилились

такие явления, как принудительное выселение крестьян с их постоянных

местожительств, отобрание от крестьян земли или замена лучшей на худшую,

ликвидация сервитутов и т. д. Массовое принудительное выселение крестьян

представляет, по словам виднейшего буржуазного историка польской деревни

Владислава Грабского, «основное явление в развитии земельных отношений в

первой половине XIX века» .

Угроза перенесения крестьянского восстания из Галиции в Царство

Польское в 1846 г. вынудила царское правительство несколько ограничить

произвол помещиков: в том же году был издан указ, запрещавший выселение

крестьян, имевших более 3 моргов земли (морг — 1/30 влуки—0,57 га), и новое

увеличение повинностей; следовательно, все беднейшее малоземельное

крестьянство молча отдавалось на произвол помещиков.

После указа 1846 г. ограбление «защищенного» крестьянства утихло, хотя

и не прекратилось совсем, зато с прежней силой происходило ограбление

беднейших крестьян, имевших менее 3 моргов. Количество безземельных

крестьян в конце 50-х годов достигло 1339 тыс. человек (вместе с семьями),

что составляло по отношению ко всему крестьянскому населению 40,5%.

В начале 60-х годов в пользовании всех крестьян, которых насчитывалось

около 2 млн. (не считая земледельцев-мещан), находилось 6,3 млн. моргов

земли, в пользовании помещиков, которых насчитывалось 196 тыс. (в том числе

мелкопоместной шляхты — 171 тыс.) — свыше 10 млн.

Кроме отчуждения земли, другим явлением, хотя и не столь глубоким и

характерным, было очиншевание крестьян, т. е. перевод их ,на чинш —

денежный оброк. В конце 50-х годов барщину отбывало 43% всех крестьянских

дворов; остальные в большинстве своем были переведены на чинш и только 10%

выполняли смешанные повинности. Следует отметить, что большинство

переведенных на чинш составляли крестьяне казенных и институтских имений, в

которых почти все крестьяне были уже очиншеваны.

Наоборот, в помещичьих имениях 60% всех крестьян по-прежнему выполняли

барщину, остальные крестьяне частью были переведены на чинш, частью

выполняли смешанные повинности .

Наконец, характерным признаком новых отношений являлось также растущее

применение наемного труда, как более производительного по сравнению с

принудительным. Если в 1827 г. батраков насчитывалось 144 тыс., а поденных

рабочих и коморников (коморник — безземельный крестьянин, снимавший жилье

за отработки) —135 тыс., то в 1859 г. батраков насчитывалось 666 тыс.,

поденных рабочих и коморников — 457 тысяч, причем в последнем случае

поденных рабочих было почти вдвое больше, чем коморников .

Разложение феодальных отношений и развитие капиталистических

сопровождалось ухудшением материального положения крестьян. Росла армия

безземельных, усилилась эксплуатация бедноты и середняков. Наряду с

растущим применением наемного труда помещики увеличивали барщину и другие

повинности крестьян, причем все эти повинности были относительно тем более

тяжелые, чем меньше земли имел крестьянин. Повинности согнанных крестьян

перекладывались на остальных. Широко применялись принудительные наймы

крестьян за ничтожно низкую плату; эти наймы представляли собой в сущности

прикрытую барщину. Сохранялись фактически и так называемые «даремщины», т.

е. бесплатные дополнительные работы крестьян в пользу помещика за оказанную

когда-то «помощь», а то и вовсе без основания. Чтобы сделать 'труд более

интенсивным, помещики стали вводить нормирование и сдельную оплату

различных работ; сдельная оплата получила широкое применение.

Особенно тяжелым было положение барщинных крестьян и безземельных.

Стоимость барщины с морга в среднем превышала стоимость чинша в три раза.

Безземельные работали в помещичьем хозяйстве в качестве дворовой челяди,

батраков, поденщиков, коморников и т. п. Помещики, используя свои

привилегии, выжимали из зависимых людей все соки. Барщинные крестьяне и

дворовые люди работали под наблюдением приказчиков и не раз терпели

издевательства и избиения.

Пролетаризация огромной массы крестьянства сопровождалась, с другой

стороны, выделением незначительной части богатых крестьян, применявших уже

наемный труд. Количество крупных хозяйств размером свыше 30 моргов

составляло 9% всех крестьянских хозяйств.

В результате ухудшения материального положения основных масс

крестьянства произошел застой в естественном приросте населения; в

некоторые годы отмечалась даже убыль населения, так как смертность

превышала рождаемость. В 1846 г. население Царства Польского составляло

4867 тыс. человек, к 1859 г. оно уменьшилось до 4764 тыс.. «Это был

результат обнищания крестьянского населения, которою почти вымирало от

голода»,— писал видный буржуазный историк экономического развития Польши

Ст. Кемпнер. «Такой застой всегда знаменует болезненное состояние

общества»,— отмечал и Влад. Грабский.

Обнищание крестьянства толкало его на борьбу с помещиками. Известия об

аграрных реформах в западных и южных польских землях и слухи о подготовке

аграрной реформы в России еще более побуждали крестьян к выступлениям

против старого порядка, к борьбе за новую жизнь. Крестьяне отказывались от

выполнения старых повинностей, требовали возвращения отобранной земли и

восстановления прав на пользование лесом, барщинные крестьяне требовали

также перевода их на чинш. Особенно активно выступали барщинные крестьяне,

наиболее страдавшие от феодальной эксплуатации. К концу 50-х годов

наступило обострение крестьянской борьбы с помещиками. Наиболее ярким и

острым примером в этом отношении была борьба барщинных крестьян в имении

Гарнек Петрковского уезда Варшавской губернии.

Крестьяне этого имения терпели много обид от своего помещика, наконец,

не выдержали и в ноябре 1858 г. перестали ходить на барщину. Они обращались

к властям с жалобами на чрезмерное отягощение их повинностями, на отобрание

у них земли, на применение жестоких телесных наказаний; одновременно они

просили перевести их на чинш. В 1859 г. губернатор проверил жалобы

крестьян, нашел их справедливыми и принял некоторые меры против

злоупотреблений помещика; что касается перевода на чинш, то признал это

возможным только с согласия помещика. Крестьяне остались недовольны таким

решением и продолжали отказываться от выполнения старых повинностей. Тогда

власти направили против них солдат, которые не смогли принудить крестьян к

повиновению. После этого девять наиболее активных крестьян были выселены из

своих усадеб. Один из них бежал в Силезию и оттуда продолжал протестовать

против несправедливости. Однако и эти репрессии не сломили крестьян. Тогда

арестовали еще 20 крестьян и посадили их в Александровскую цитадель в

Варшаве. Наместник назначил для расследования специальную комиссию и сам

принимал крестьянских делегатов. Власти признали жалобы крестьян

правильными, заставили помещика уменьшить натуральные повинности, обещали

затем перевести крестьян на чинш, а пока принуждали крестьян к послушанию

помещику. Однако крестьяне отказывались признать старые повинности. Тогда

(в июле 1860 г.) несколько крестьян было наказано на месте розгами, а 48

человек были заключены в тюрьму в г. Пётркове. После этого часть крестьян

скрылась в окрестностях, а другая согласилась уступить. В конце года еще

свыше 80 крестьян продолжали сопротивляться помещику. В результате всей

этой борьбы многие крестьяне лишились своих усадеб и стали безземельными.

В имении Бежунь Млавского уезда Плоцкой губернии распространился слух,

будто царь освободил крестьян от повинностей, а от помещиков отобрал землю,

превышающую 100 моргов. Крестьяне прекратили выполнение барщины и уплату

чинша и потребовали возвращения отобранной у них земли, частью переданной

новым поселенцам. Между старыми и новыми поселенцами начались стычки.

Власти направили в имение воинскую часть, которая розгами и палками

усмиряла «бунтовщиков». Многие крестьяне были закованы в кандалы и вывезены

из Деревни.

В 50-х годах крестьянское движение проявлялось еще лишь в отдельных,

разрозненных выступлениях.

Характеризуя социальную структуру Царства Польского в целом, следует

отметить ее сложность и противоречивость. Преобладающую роль играли в ней

еще феодальные отношения и старые классы (помещики и крестьянство), но уже

весьма серьезное влияние имели капиталистические отношения и новые

социальные группы (буржуазия, пролетариат, служащие). В промышленности и

торговле было занято 22% населения. Далеко вперед зашло социальное

расслоение. Наверху началось сращивание: буржуазия приобретала землю и

включалась в организацию сахарных заводов, помещики включались в

промышленные предприятия (например, в пароходном обществе на Висле

хозяйничали капиталист Л. Кроненберг и земельный магнат граф Анджей

Замойский). И хотя между буржуазией и помещиками существовали известные

противоречия в интересах и различия во взглядах на общественные проблемы,

между ними было больше общих интересов и общих взглядов, которые и

сплачивали эти два класса в единый блок. Буржуазия не обнаруживала

серьезной оппозиции политике помещиков.

Характерной особенностью социальной структуры польского общества было

наличие многочисленной и многоликой мелкой шляхты. Когда-то, во времена

Речи Посполитой, эта шляхта представляла собой класс мелких земельных

собственников, часто не имевших крепостных крестьян, но пользовавшихся

привилегиями господствующего сословия и оказывавших немалое влияние на

политическую жизнь страны. Теперь эта шляхта под влиянием экономического

развития и политических потрясений в значительной части своей утратила

землю и деклассировалась. Потерявшие землю шляхтичи превращались в

«разночинцев»: в приказчиков, экономов, писарей, чиновников, учителей,

служащих, ремесленников, инженеров, мелких предпринимателей и т. п.

Сохранявшие землю шляхтичи по своему материальному положению не отличались

от средних крестьян. Естественно, что новые условия бытия отражались и на

сознании. И хотя мелкая шляхта в массе своей не забывала о своем

происхождении и на многое смотрела по-шляхетски, значительная часть её уже

восприняла новые, демократические взгляды и стремилась к социальным и

политическим преобразованиям. Особенно интересовали ее вопросы

национального освобождения.

После незавершенной буржуазной революции 1848 г. в западных и северных

польских землях (как и во всей Пруссии) усилилась реакция. Революционное

движение было подавлено. Постепенно усилилось национальное угнетение:

употребление польского языка ограничивалось, в школах все чаще обучали на

немецком языке. Прусские власти помогали немцам приобретать землю и

заселять польские области.

В результате аграрной реформы развитие капитализма в сельском

хозяйстве шло по «прусскому» пути. Половина крестьян осталась без земли,

четвертая часть сидела на маленьких участках и лишь незначительная часть

оказалась зажиточной. Помещики продолжали господствовать, эксплуатируя

безземельных и малоземельных крестьян. Удовлетворенные социальной политикой

прусских властей, польские помещики занялись «органической работой», т. е.

обогащением самих себя, и отказались от борьбы за национальное

освобождение.

Указанные обстоятельства — репрессии прусских властей, аграрная

реформа — подорвали национально-освободительное движение в западных и

северных землях; здесь не было сколько-нибудь серьезной подпольной

организации.

В Галиции происходили подобные же процессы. Усилился гнет австрийской

бюрократии. Учреждения и школы онемечивались. Налоги на население резко

увеличились. Аграрная реформа осуществлялась исключительно в интересах

помещиков: безземельные крестьяне остались без земли, сервитутные права

крестьян отменялись, в деревне создалась самая многочисленная прослойка

крестьян с карликовыми наделами. Огромная масса беднейшего и безземельного

крестьянства продолжала страдать. В результате крестьянской нищеты в

1845—1856 гг. произошло даже сокращение населения на 6 % — еще большее, чем

в Царстве Польском. Классовый антагонизм в галицийской деревне оставался

острым и после реформы: крестьяне продолжали борьбу за землю и свои права.

Польские помещики, удовлетворенные социальной политикой австрийского

правительства, старались сохранить с ним хорошие отношения. Они стремились

к соглашению с монархией не только в интересах сохранения своего господства

над польскими крестьянами, но и в интересах сохранения своего господства

над Восточной Галицией — украинской. Среди украинской интеллигенции

усиливалось сознание единства Восточной Галиции со всей Украиной,

углублялась также симпатия к русскому народу. Польские помещики старались

ограничить применение украинского языка в школах Восточной Галиции и

расширить употребление польского. Социальная и национальная практика

польских помещиков в Восточной Галиции приводила к обострению польско-

украинских отношений в ущерб обоим народам и к выгоде австрийской монархии.

В начале 60-х годов польские помещики стали хлопотать о предоставлении

Галиции широкой автономии (сейма с решающим голосом, польской администрации

и школ на польском языке). Однако их автономия выглядела слишком по-

шляхетски и на сейме 1861 г. не нашла поддержки со стороны крестьянских и

украинских депутатов. Закосневшие в своем сословном консерватизме польские

помещики мешали даже развитию промышленности в стране, что и послужило

одной из причин крайней экономической отсталости Галиции.[26]

В силу указанных обстоятельств польское национально-освободительное

движение в Галиции переживало упадок. Многие деятели этого движения не

понимали крестьянства и сторонились его, ошибочно считая крестьян

приверженцами австрийского императора и противниками всех своих планов. Не

видели они опоры и в других слоях общества.

ПОДЪЕМ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО И КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ЦАРСТВЕ

ПОЛЬСКОМ В КОНЦЕ 50-х - НАЧАЛЕ 60-х ГОДОВ

Поражение крепостнической России в Крымской войне заставило царское

правительство вступить на новый путь — постепенных буржуазных реформ. После

заявления Александра II о необходимости отмены крепостного права

последовало смягчение цензуры, освобождение некоторых политических узников,

предоставление университетам некоторой автономии, разрешение на выезд за

границу для учения. В обществе зародились надежды на прогрессивные

преобразования, начались дискуссии о размерах и способах этих

преобразований.

Смягчение режима наступило и в Царстве Польском. Наместник Паскевич,

командовавший в годы войны русской армией на Дунае, вскоре умер. На его

место был прислан либеральный князь М. Д. Горчаков. Военное положение,

существовавшее в Царстве Польском с 1833 г., было отменено (хотя

административное управление страной по-прежнему оставалось в руках военной

власти). Польское общество стало ожидать скорых и больших перемен. Вначале

большинство надеялось на реформы сверху. Когда в мае 1856 г. Александр II

приехал в Варшаву, то его встретили с радушием.

Правда, намерения Александра II плохо гармонировали с настроениями

варшавян. Первое его обращение к представителям высшего общества,

пытавшимся заявить царю о своих весьма скромных пожеланиях (политическая

амнистия, введение местного самоуправления, открытие университета в

Варшаве), выразилось в охлаждающем возгласе: «Никаких мечтаний!» Царь

откровенно сказал полякам следующее: «Вы близки моему сердцу так же, как

финляндцы и другие русские подданные; но я желаю, чтобы порядок,

установленный моим отцом, не был изменен нисколько. А потому, господа,

отбросьте всякие мечтания! Я сумею остановить порывы тех, кто бы вздумал

увлечься мечтами. Я сумею распорядиться так, что эти мечты не перейдут за

черту воображения мечтателей. Счастье Польши заключается в полном слитии ее

с народами моей империи. То, что мой отец сделал, хорошо сделано и я его

поддержу... Верьте, что я имею относительно вас самые лучшие намерения. Вам

лишь остается помочь мне в решении задачи, а потому, повторяю еще раз,

оставьте всякие мечтания». [27]

Однако Александр II должен был исправлять кое-что из «содеянного» его

отцом в Царстве Польском так же, как необходимо было многое «исправлять» и

во всей Российской империи. Прежде всего был издан манифест об амнистии для

осужденных по политическим мотивам и для эмигрантов, кроме «закоренелых в

своей неисправимости», разрешивший им вернуться на родину. В течение

четырех лет в Царство Польское вернулось около 9 тыс. ссыльных и

эмигрантов.

Александр II вынужден был дать разрешение на открытие в Варшаве Медико-

хирургической академии, Сельскохозяйственного общества, а также воскресных

и ремесленных школ. Наконец, была смягчена цензура. Стало возможным издание

произведений даже таких писателей, как Мицкевич, имени которого нельзя было

раньше произносить под страхом наказания. Появились новые газеты и журналы.

Несмотря на то, что все эти уступки были скромные, они имели большое

значение для дальнейшего политического развития Царства Польского,

лишенного до этого времени и таких возможностей. Сам факт возвращения

ссыльных («сибиряков») и эмигрантов пробуждал общественное внимание, хотя

сами «сибиряки» были весьма умеренных взглядов и настроений. Медико-

хирургическая академия стала одним из активных очагов общественного

движения. Сельскохозяйственное общество, несмотря на свой помещичий состав,

будило национальный и общественный дух, так как казалось шляхетским и

мелкобуржуазным слоям своего рода национальным представительством: его

полугодовые собрания в Варшаве, на которые съезжались помещики со всех

частей Царства Польского, были в тогдашних условиях подобием сессий

польского сейма. В газетах и журналах постепенно начали появляться разного

рода «политические вольности». Польское общество медленно, по упорно

наступало на правительство, которое, выполняя указания царя, отнюдь не

спешило навстречу польским «мечтаниям».

Польская общественность уже не могла удовлетвориться только теми

учреждениями, на которые получила официальное разрешение. Появились

многочисленные «кружки», состоявшие главным образом из молодежи. Кружки

вначале не имели определенного политического характера, по они сыграли

огромную роль в деле оживления национально-освободительного и

демократического движения. В них вырабатывалась идеология этого движения,

создавались кадры его руководителей и будущая повстанческая организация.

Кружки не были вполне оформленными, часто распадались или перемешивались и

о большинстве из mix не сохранилось никаких документов.

Среди наиболее значительных кружков самым ранним был кружок в Школе

изящных искусств, возникший еще в 1856 г. Один из его участников, в будущем

член повстанческого правительства, Юзеф Яновский так описывает его: «Этот

кружок имел совершенно свободный и чисто товарищеский характер. Он не имел

никакой писанной или утвержденной программы или устава; принадлежавшие к

кружку не принимали никаких обязанностей, могли приходить или не

приходить... Мы собирались для совместного обмена мыслями и именно это

разнообразие взглядов и темпераментов, это столкновение мнений, часто прямо

противоположных, было весьма полезным». О его характере можно также судить

по составу его участников, среди которых были как будущие красные (Кароль

Новаковский, Яп Кужина, Адам Аснык, Францишек Годлевский), так и будущие

белые (Эдвард Юргенс и др.). Этот дружок, известный еще под названием

дружка Каплинского (по имени одного из его организаторов), был весьма

оживленным: на его еженедельных собраниях, на которые приходило иногда до

40 человек, происходили горячие дискуссии по самым различным вопросам.

Однако в 1860 г. кружок ввиду разнородности его состава стал распадаться,

его участники, посещавшие и раньше другие кружки, присоединялись к тем из

них, которые более соответствовали их политическим симпатиям.

Другим известным и видным кружком был студенческий кружок в Медико-

хирургической академии, возникший в 1858 г. Вначале кружок выдвигал задачи

материальной и учебной взаимопомощи. Наиболее видным его руководителем был

Ян Кужина, 25-летний сын провинциального полицейского, человек образованный

и способный, стремившийся уже в то время к созданию конспиративной

повстанческой организации. Весной 1859 г. кружок Кужины сумел организовать

студенческую политическую демонстрацию против учебной власти, неожиданно

издавшей постановление о проведении внеурочных экзаменов. Это постановление

преследовало цель провалить ненадежных в политическом отношении студентов и

исключить их. Под влиянием кружка две трети студентов (из общего числа 318)

организовали коллективный протест, выразившийся в одновременной подаче

заявлений об уходе из академии. Учебные власти встревожились, но своего

постановления не отменили. Были произведены аресты зачинщиков. Под

давлением репрессий студенты уступили и взяли обратно свои заявления.

Выступление студентов, вызвавшее большое сочувствие в демократических слоях

и недовольство в высших, закончилось исключением из академии наиболее

активных лиц, в том числе и Яна Кужины. Последний выехал в Париж, где стал

ближайшим сотрудником Людвика Мерославского. Во время указанного конфликта

студентов с учебной властью впервые появились в употреблении прозвища

«красных» и «белых»: «красными» стали называть сторонников решительной

борьбы с царскими властями, «белыми» — сторонников соглашения и легализма.

Студенческий кружок, временно ослабленный, снова окреп осенью 1859 г.

в связи с началом деятельности Кароля Маевского. Этому последнему суждено

было сыграть в движении тех лет значительную, при этом весьма двусмысленную

роль. Маевский, которому в то время было 26 лет, был человеком способным и

энергичным, расчетливым политиком и умелым организатором. За пять лет до

этого он окончил Сельскохозяйственный институт, затем занимался хозяйством,

а осенью 1859 г. поступил в Медико-хирургическую академию, намереваясь

заниматься научной работой. Маевский был против создания нелегальной

повстанческой организации в близком будущем. Он считал необходимым «не

горячиться, не спешить, но серьезно, деловито и настойчиво стремиться

прежде всего к тайному возрождению нации во всех одновременно

направлениях», а также склонять все классы «к единству и гармонии», ибо

«только этим путем можно достичь силы и влияния».

В академии Маевский организовал «Общество братской помощи», которое

имело свою кассу и библиотеку. На собрания студенческих групп академии

иногда приглашались учащиеся из других учебных заведений. Маевский старался

завоевать влияние в разных кругах общества. Он имел связи с некоторыми

городами Царства Польского и Познанской области, а также с Яном Кужиной в

Париже.

Третьим кружком, имевшим уже революционный характер и сыгравшим

наибольшую роль в подготовке повстанческих кадров, был кружок Янковского,

зародившийся также в 1858 г., но окончательно сложившийся в следующем году.

Нарциз Янковский, 30-летний сын волынского помещика, бывший офицер русской

армии, отличался горячим темпераментом и готовностью к немедленной борьбе с

царизмом. Янковский стремился объединить «разночинский» элемент

города: чиновников, ремесленников, служащих, писателей, купцов и т. д. Он

имел постоянную связь и со студентами. В конце 1859 г. по инициативе

Янковского между ним и Маевским начались переговоры о слиянии, которые и

закончились созданием общего комитета, известного под названием «Варшавской

капитулы». В состав этого комитета вошли Янковский, чиновник лютеранской

коллегии Болеслав Денель, литератор Станислав Кшеминский, банковский

чиновник Юлиан Верещинский (из кружка Янковского) и Кароль Маовский (из

студенческого). Кроме того, ближайшее участие в работе новой организации

принимали также братья Франковские (Ян, Станислав и Леон), Кароль

Новаковский, Рафал Краевский, поэт Адам Аснык и др. Организация строилась

на конспиративной основе и вскоре охватила своей сетью весь город. Ее целью

была подготовка восстания. Собирались средства, распространялась

нелегальная литература, проводились военные занятия, пропагандировалась

идея восстания в народе. Организация имела связи со многими городами

Царства Польского, а также с эмиграцией. Янковский находился под большим

влиянием Мерославского и держал контакт с его главным помощником Кужиной.

Образование организации Янковского означало шаг вперед в деле подъема

национально-освободительного движения. Социальные вопросы — и прежде всего

крестьянский — не слишком интересовали ее, хотя она и предусматривала

скорейшее уничтожение барщины и наделение крестьян землей. Главное внимание

ее было сосредоточено на 'подготовке восстания против русского царизма.

[28]Следует отметить, что Маевский и его сторонники были против такой

установки. Летом 1860 г. Янковский ездил в Париж для обсуждения некоторых

вопросов с Кужиной и на обратном пути был арестован австрийской охраной на

границе; его выдали русским властям, которые посадили его в Варшавскую

цитадель, а затем сослали в Сибирь. Это обстоятельство в известном смысле

ослабило организацию, комитет был распущен, Маевский снова обособился и

только осенью новые люди — прибывший из Парижа по поручению Мерославского

Францишек Годлев-ский, братья Франковские, Болеслав Денель — восстановили

прежнюю организацию и даже усилили ее.

На движение в Царстве Польском большое влияние оказывали польские

патриотические кружки, возникавшие в России, а также польские эмигранты,

поддерживавшие Мерославского. Эти кружки и эмигранты дали движению многих

людей и повлияли на его направление. Наибольшую роль в польских

патриотических кружках в России играли студенты, которых насчитывалось в то

время в русских высших учебных заведениях около 3 тыс. и которые по своему

возрасту и по условиям своей жизни, а также под влиянием возникавших перед

ними общественных и научных интересов особенно легко замечали недостатки

общественной жизни и живо на них реагировали. Среди поляков — студентов

русских университетов в это время преобладали не богатые (обычно

отправлявшиеся учиться за границу), а малоимущие, более отзывчивые к нуждам

и несправедливостям, которые терпел народ. Огромное влияние на развитие

политических взглядов польской молодежи оказывали русские революционеры,

усилившие в это время свою борьбу с крепостническим строем. Молодежь

усваивает демократические взгляды и готовится к общественной деятельности.

Она мечтает о восстановлении независимости Польши и построении ее на

демократических началах. Постоянное общение польских революционеров с

русскими побуждает первых к тесному сотрудничеству с русским революционным

движением. Однако в решении основных вопросов — крестьянского и

национального — польская молодежь в большинстве своем не обнаружила

достаточной' зрелости: крестьянскую реформу она рассчитывала провести

руками самой шляхты, а территории Литвы, Белоруссии и правобережной Украины

она продолжала рассматривать как составные части Польши.

К числу ранних польских кружков относились польские землячества в

Киевском университете, в котором насчитывалось около тысячи польских

студентов (что составляло более 80% всего состава). Землячества

содействовали самообразованию студентов, имели свои библиотеки и кассы

взаимопомощи. В 1857 г. студенты создали узкую нелегальную организацию,

построенную на основе троек (отсюда ее прозвище: «Тройницкий союз»).

Организация объединяла не только поляков, но и украинцев. К числу виднейших

деятелей этого союза принадлежали Владислав Геншель, Влодимеж Милёвич, Леон

Гловацкий (его младший брат Александр впоследствии выдающийся писатель

Болеслав Прус), известный уже нам по Варшаве Кароль Новаковстаий, видный

впоследствии украинский историк и общественный деятель Владимир Антонович,

Фаддей Рыльский (отец современного украинского поэта Максима Рыльского),

студент Стефан Бобровский и др. Союз имел демократический характер, его

приверженцы выступали прежде всего за интересы крестьянства, требовали

проведения радикальной аграрной реформы, в летнее время «ходили в народ»,

одетые в крестьянские свитки. В университете Тройницкий союз организовал

несколько студенческих протестов, конфликтов с властями и даже забастовок.

Позже (в 1861 г.), когда обнаружилось различие взглядов по важнейшему

вопросу — о судьбе Украины и границах будущей независимой Польши,

украинская группа союза вышла из него.

Наиболее тесно с русским революционным движением связан был польский

патриотический кружок в Петербурге. Из его среды вышли впоследствии видные

участники восстания. В Петербурге была довольно многочисленная польская

колония, состоявшая из студентов, чиновников, офицеров. Студенты были

объединены в землячество. В 1858 г. оформилась нелегальная польская

патриотическая организация, ядро которой составлял офицерский кружок в

составе некоторых слушателей военных академий (артиллерийской, инженерной и

Генерального штаба). В организацию входили также студенты и чиновники. Были

и русские. Наиболее видными деятелями этой организации, насчитывавшей до 70

человек, были офицеры Генерального штаба Зыгмунт Сераковский и Ярослав

Домбровский (в будущем генерал Парижской Коммуны), видный чиновник

министерства финансов и историк Иосафат Огрызко, офицеры Зыгмунт Падлевский

и Людвик Звеждовский, студент Лесного' инстигута Валерий Врублевский (в

будущем также генерал Парижской Коммуны), студент университета Константин

Калиновский.

Душой организации был Сераковский, которому в то время исполнилось 32

года. Сераковский, сын мелкопоместного волынского шляхтича, еще в 1848 г.,

будучи студентом Петербургского университета, участвовал в революционном

движении, за что был арестован и сослан в солдаты в Оренбургский край. По

возвращении через восемь лет в Петербург Сераковский окончил здесь Академию

генерального штаба и в чине капитана служил в Военном министерстве. В

Петербурге Сераковский тотчас же возобновил свою революционную

деятельность, познакомился с русскими [революционерами, в том числе с Н. Г.

Чернышевским и Н. А. Добролюбовым, с которыми установил дружеские

отношения. Он сотрудничал в журнале «Современник», утверждая в своих

статьях идеи национального равноправия и свободы. Способный, энергичный и

пылкий и в то же время мягкий и искренний, Сераковский вызывал большую

симпатию среди революционеров. Пользуясь своим служебным положением,

Сераковский начал настойчивую борьбу за отмену телесных наказаний в армии.

Летом 1860 г. он ездил в заграничную командировку, во время которой

встречался с Герценом в Лондоне и с Гарибальди в Италии.

Польская патриотическая организация в Петербурге имела не только общую

цель — свержение царизма, но и частную — восстановление независимости

Польши. Эту цель она пропагандировала среди польской колонии, используя для

этого легальные литературные вечера с приглашением более широкого круга

лиц. В конце 1858 г. Огрызко организовал издание польской газеты «Слово»,

среди сотрудников которой был видный польский адвокат и ученый Владимир

Спасович (газета, однако, вскоре была запрещена). Кроме того, Огрызко издал

8 томов собрания законов (Volumina legum) старой Польши, что должно

было символизировать неизбежность и близость восстановления польского

государства.

Польские революционеры в Петербурге в большинстве своем вышли из

мелкой шляхты западных губерний (украинских, белорусских и литовских).

Социальное происхождение оказывало влияние на их взгляды. Польские

революционеры не вполне усвоили революционные идеи Чернышевского. Даже

такие деятели, как Сераковский и Домбровский, полагали, что основной

социальный вопрос — крестьянский — может быть решен только с участием

шляхты. В то же время следует отметить, что происхождение многих польских

революционеров из украинских, белорусских и литовских земель способствовало

выработке у некоторых из них более правильного отношения к национальным

интересам литовцев, белоруссов и украинцев. Они учитывали национальную

самобытность указанных земель и считали необходимым считаться с этим

фактом. Немалое влияние оказывала при этом демократическая позиция русских

революционеров в данном вопросе. Сераковский, Калиновский и некоторые

другие революционеры признавали право литовского, белорусского и

украинского народов на самостоятельность.

Кроме Киева и Петербурга, польские землячества и патриотические

организации возникли также в Москве, Дерите (в университетах) и в других

городах. Между всеми этими организациями существовали связи, в которых

наиболее важную роль играли Владислав Геншель, Зыгмунт Падлевский, Стефан

Бобровский и др.

Как отмечалось выше, деятельность Польского демократического общества

в 50-х годах чрезвычайно ослабла. Руководящая группа его была удалена из

Франции и переехала в Лондон, после чего в Обществе наступил раскол. Левые

элементы поддерживали лондонскую группу, которая, однако, и после революции

1848—1849 гг. не сумела вполне освободиться от влияния шляхетских

взглядов;после смерти своего наиболее выдающегося руководителя Станислава

Ворцеля (1857) она ослабила свою деятельность и утратила влияние. Правые

элементы группировались вокруг оставшегося в Париже Мерославского, который

продолжал активную деятельность.

Людвик Мерослапский принадлежал к старшему поколению деятелей

польского национального движения (родился в 1814 г.). Еще в 1846—1849 гг.

он прославился как мужественный патриот, демократ и искусный военачальник.

Приговоренный прусским судом к смерти в 1847 г., он был освобожден

[революцией в марте 1848 г. и принял активное участие в революционных

сражениях в Познанской области, а затем в Сицилии и Баденс. [29]С тех пор

демократическая и повстанческая молодежь считала его своим вождем и первым

кандидатом в руководители будущего восстания. Однако Мерославский не

оправдал возлагавшихся на пего надежд. Он был слишком высокомерным

человеком, далеким от народа шляхетским революционером и упорным

доктринером в военном деле. Он сам считал себя вождем польского народа и не

терпел возражений и критики но своему адресу. Его демократизм был

демагогический, и угрозы по адресу шляхты лишь прикрывали его главные

расчеты па шляхту. Мыслящий категориями военных операций лишь регулярных

армий, он не понимал значения партизанской, народной войны и полностью

отвергал последнюю. Ко всему этому он, воспитанный в культе Наполеона 1

(его отец служил в наполеоновской армии), остался бонапартистом до конца

своих дней и в 50-х годах свои главные надежды возлагал на Наполеона III.

Таким образом, Мерославский надеялся освободить Польшу не силами народа, а

при помощи шляхты и западных держав.

После разрешения выездов за границу в Париж прибыло из Царства

Польского немало поляков, стремившихся к учению или к политической

деятельности. Они с воодушевлением слушали речи Мерославского, в которых

он нападал на сторонников мирного экономического прогресса и призывал к

восстанию, утверждая, что восстание решит крестьянский вопрос. Он угрожал

консервативной шляхте народным возмущением и в то же время обещал ей

сохранить ее имения в случае участия в восстании. Он говорил, что восстание

должны организовать заговорщики из «третьего сословия» без участия

крестьянства; народ и шляхта должны будут подчиняться руководителям

восстания. Последнее должно начаться лишь в случае военной интервенции

западных держав. Совершенно очевидно, что Мерославский указывал польскому

народу неправильный путь.

Деятельность Мфославского и его сторонников особенно усилилась с

возникновением национально-освободительной войны итальянского народа весной

1859 г. Оживились связи с Царством Польским, Галицией и другими польскими

землями. Мерославский стремился занять руководящую роль в движении в

Царстве Польском. Ближайшими соратниками его были генерал Юзеф Высоцкий,

Северин Эльжановский Ян Кужина; в числе его приверженцев были Адам Аснык,

Влодимеж Милёвич и др. Мерославский установил связи с вождями итальянского

демократического движения Гарибальди и Маццини, которые, опасаясь

воскрешения реакционного Священного Союза против итальянцев, призывали его

к организации народного восстания в Польше. Мерославский через Яна Кужину

посылал директивы о подготовке восстания в Царство Польское. В то же время

племянник французского императора принц Жером-Наполеон передавал ему, что

Франция, хотя она и заинтересована в польском движении, не будет воевать с

Россией за Польшу. Мерославский оказался на распутьи.

Демократическим кружкам в Царстве Польском противостояло возникшее в

1858 г. Сельскохозяйственное общество, состоявшее в подавляющем большинстве

своем из помещиков и шляхты. Во главе общества стоял граф Анджей Замойский.

В течение первых трех лет своей деятельности Сельскохозяйственное общество

занималось почти исключительно вопросами агрономии, выставок, конкурсов и

т. д. Когда же оно касалось крестьянского вопроса, то ограничивалось лишь

пожеланием очиншевания крестьян при условии добровольного согласия обеих

сторон. Эти пожелания были обречены на неудачу, так как менее состоятельные

помещики вообще не хотели переводить крестьян на чинш, а другие стремились

при очиншевании отобрать от крестьян сервитуты. Крестьяне же решительно

защищали свои сервитуты. Острота классовых противоречий в деревне и боязнь

крестьянских волнений побуждали помещиков сохранять хорошие отношения с

русским царизмом. Помещики видели, что в решении крестьянского вопроса им

не обойтись без поддержки правительства. Они мечтали о смягчении

политического режима в Царстве Польском и получении некоторой автономии, но

лишь мирным, легальным путем. В условиях же оживления демократического

движения они опасались обращаться к правительству даже с легальными

требованиями. Граф Анджей Замойский вообще полагал, что для Польши выгоднее

быть в одном государстве с Россией, чем быть независимой, ибо в случае

восстановления независимой Польши Россия вновь стремилась бы покорить ее,

что привело бы Польшу к необходимости затрачивать огромные силы на оборону.

«Наше политическое существование под властью русских монархов,— говорил

он,— при одновременном закреплении законом нашей полной национальной

обособленности и нашего возрождения было бы для нас наиболее желательно,

ибо оно устраняло вышеуказанную опасность» .

Консервативная часть польской эмиграции, находившаяся под руководством

князя Адама Чарторыского, а затем его сына Владислава и ожидавшая нового

возрождения польского вопроса на международной арене, старалась не

допустить открытого соглашения польских помещиков с царским правительством,

рекомендуя им проводить либеральные реформы (наделение крестьян землей и

др.) и надеяться на французского императора Наполеона III; тем самым

имелось в виду удержать польское общество под влиянием помещиков.

Сельскохозяйственное общество было только частью либерально-

консервативного лагеря польского народа. На левом крыле этого лагеря

находился кружок Эдварда Юргенса, чиновника Комиссии внутренних дел,

Страницы: 1, 2, 3, 4