Иван Грозный любимый герой Сталина

Иван Грозный любимый герой Сталина

прежнему приводило его в ярость. Она мечтает о сыне священнике? Значит

этого не будет!

''Ты хочешь, чтобы твой сын стал метрополитом? Ты никогда не доживешь до

этого, я сапожник, и он будет им'', -часто говорил Бесо. Он попросту увез

мальчика в Тифлис и определил на фабрику Адельханова: маленький Сосо

помогал рабочим, прислуживал старикам. Но Кэкэ уже не боялась мужа

–приехала в Тифлис и увезла сына. Беляев помог ей снова определить мальчика

в училище'', -вспоминал Гоглицицидзе.

Она еще раз победила мужа, еще раз унизила его. После этого Бесо больше

никогда не возвращался в Гори. Он исчез. Сверстники и его биографы пишут:

''Погиб в пьяной драке.''1

Б) НАЧАЛО ПУТИ.ЮНОСТЬ.

Тускла и одинока горийская жизнь. Одним из самых сильных

впечатлений Сосо была публичная казнь двух преступников. 13 февраля 1892

года тысячная толпа собралась у помоста. Отдельно в толпе- учащиеся и

преподаватели духовного училища. Считалось, что зрелище казни должно

внушать чувство неотвратимости возмездия, боязнь преступления.

Из воспоминаний Петра Капанадзе: ''Мы были страшно подавлены казнью

двух крестьян. Во время казни оборвалась веревка, но повесили во второй

раз.''

В толпе у помоста были двое будущих знакомцев: Горький и Сосо. Горький

описал казнь, а Сосо запомнил. И понял: можно нарушать заповеди! Может

быть, тогда и зародилась мысль: а не обманывают ли его в духовном училище?

Начав подозревать, он никогда не мог остановиться.

В 1894 году Сосо блестяще закончил училище и поступил в первый класс

Тифлисской духовной семинарии. Тифлис- веселый, пьяный, залитый солнцем

город. Новый мир, который увидел маленький Сосо…

Учащиеся жили в большом здании, отделенные стенами от полного соблазнов

южного города. Суровый, аскетический дух служения Господу царил в

семинарии.

Раннее утро, когда так хочется спать, но надо идти на молитву.

Торопливое чаепитие, долгие классы, и опять молитва, затем скудный обед,

короткая прогулка по городу. И вот уже закрылись ворота семинарии. В десять

часов вечера, когда город только начинал жить, учащиеся уже отходили уже ко

сну после молитвы. Так началась юность Сосо.

''Мы чувствовали себя как арестанты, которые должны провести здесь

без вины молодые годы'', -писал его соученик Иосиф Иремашвили.1

Многие из этих пылких, рано созревших юношей были совсем не готовы

к такому служению. И они нашли иное учение. Оно позволило им наслаждаться

радостями жизни и одновременно удовлетворило ту жажду жертвенности,

высокого смысла, которую поселили в них чтение святых книг и благородные

мечты юности. Старшие мальчики рассказывали о неких запретных организациях.

. Большое впечатление на молодого Сталина произвели книги

грузинского писателя А.Казбеги, особенно роман "Отцеубийца"- о борьбе

крестьян-горцев за свою независимость и свободу. Один из героев романа-

неустрашимый Коба- стал и героем для молодого Сталина, он даже начал

называть себя Кобой. Это имя было его первой партийной кличкой; старые

большевики и в 30-ые годы (а Молотов и Микоян даже позднее),

обращаясь к Сталину, нередко называли его Кобой. Партийных кличек у Сталина

было немало- "Иванович", "Василий", "Васильев".2 Но остались имя Коба и

фамилия-псевдоним Сталин.

Семинарий, несомненно, повлияла на Сталина и в другом отношении,

-она развила и ранее свойственные ему изворотливость, хитрость и грубость.

Догматизм и нетерпимость, а также присущий его статьям и выступлениям стиль

катехизиса также сложились, бесспорно, не без влияния церковного

образования. С ранней молодости Сталин был начисто лишен чувства юмора.

"Это странный грузин, -говорили позднее его друзья по семинарии. -Он

совершенно не умеет шутить. Он не понимает шуток и отвечает руганью и

угрозами на наиболее невинные."

Итак, многие революционеры, которым было запрещено жить в столице,

выбирали для жительства благодатный Тифлис. С ними часто встречались умные

семинарские мальчики. Знакомится со ссыльными и Сосо. От них он и получил

''Катехизис''.

После отбоя, при свете огарка, читал новые заповеди. Надо отметить, что

без Ткачева, без ''Катехизиса революционера'' не понять ни нашего героя, ни

всю историю России ХХ века.

Но особенно привлекательными, вызывающими испуг и сладкую дрожь

семинаристов, были идеи революционного террора.

Опасаясь капитализма в России, который разрушал общину- оплот будущего

социализма, революционеры решили ускорить падение строя, свергнуть царизм

постоянными покушениями на его слуг- виднейших государственных деятелей- и

на самого царя. Им удалось убить царя Александра II…Но вместо ожидаемого

народного взрыва начался мрачный период царствования Александра III.

Именно в это время из народничества выделяются марксисты. Их первые вожди

символичны: Георгий Плеханов, сын русского помещика, и нищий еврей Павел

Аскельрод. Марксизм быстро завоевывает Тифлисскую духовную семинарию.

Семинаристам легко усваивать марксистские идеи: жертвенное служение нищим и

угнетенным, презрение несправедливому богатству, обещание царства

справедливости с восцарением нового мессии- Всемирного пролетариата- все

это отчасти совпадало с тем, что было посеяно религиозным воспитанием.

Отменялся только Бог. Но взамен они получали возможность жить в миру,

наслаждаться его утехами. Отменялось малопонятное их возрасту ''добром

отвечать на зло'', а вместо этого юным дикарям даровалось право быть

беспощадным к врагам их нового мессии. Вопрос маленького Сосо: ''Почему

Иисус не вынул саблю?'' –был разрешен. И главное: униженное положение

большинства из них, находившихся внизу социальной лестницы, объявлялось

неправедным. Они получали право самим его изменить.

Теперь Сосо- постоянный слушатель всех марксистских диспутов. И все

заманчивее звучит для гордого, нищего мальчика великое обещание революции:

''Кто был ничем- тот станет всем!''

Его характер изменился, прошла веселость, любовь к играм. ''Он стал

задумчив, казался мрачным и замкнутым, -пишет его сверстник, - он не

расстается с книгой.'' Точнее с новыми книгами. В это время Сосо уже владел

тайной. Он сказал сверстнику: ''Бога нет, они обманывают нас.'',1 и показал

испуганному мальчику книгу Дарвина. Именно тогда он научился таить. Он

тайный неверующий, по-прежнему блестяще отвечал на уроках, где религия-

смысл и содержание. Дведушие становится его повседневной жизнью.

Его расставание с прошлым, его одиночество находят отражение в стихах,

что обычно для юноши. Он посылает стихи в ''Иверию''. Журналом руководит

король грузинских поэтов- князь Илья Чавчавадзе.

''Иверия'' печатает стихотворения Сосо- обычные юношеские грезы о луне,

цветах. Вот, например, стихотворение ''Луне''.

ЛУНЕ

Плыви, как прежде, неустанно

Над скрытой тучами землей,

Своим серебряным сияньем

Развей тумана мрак густой.

К земле, раскинувшейся сонно,

С улыбкой нежною склонись,

Пой колыбельную Казбеку.

Чьи льды к тебе стремятся ввысь.

Но твердо знай, кто был однажды

Повергнут в прах и угнетен,

Еще сравняется с Мтацминдой,

Своей надеждой окрылен.

Сияй на темном небосводе,

Лучами бледными играй,

И, как бывало, ровным светом

Ты озари мне отчий край.

Я грудь свою тебе раскрою,

Навстречу руку протяну,

И снова с трепетом душевным

Увижу светлую луну.

Вообще в стихотворениях прослеживается, как меняется его настроение,

мировосприятие. Последнее стихотворение уже трагическое:

Там, где раздавалось бряцание его лиры,

Толпа ставила фиал, полный яда, перед гонимым

И кричала: ''Пей, проклятый!

Таков твой жребий, твоя награда за песни.

Нам не нужна твоя правда и небесные звуки!''.

Сосо готовится к жертвенному пути. Он помнит слова ''Катехизиса'':

''Революционер есть человек обреченный''.1

Стихи оказались его последним ''прости'' маленькому Сосо…Стихи

прекратились. Навсегда. Теперь во время отлучек из семинарии он руководит

рабочими марксистскими кружками и вступает в социал-демократическую

организацию ''Месаме-Даси''.

Он перестается хорошо учиться- не хочет тратить напрасно время. На

укоризненные слова учителей он научился отвечать презрительной улыбкой. Он

презирает этих обманщиков, служащих несуществующему Богу. Но самое

интересное: он стал одним из главных действующих лиц семинарской жизни. Вся

семинария делится на его друзей и врагов!!! Но и враги боятся его

скрытного, мстительного характера, его утонченных издевательств и грубых

вспышек его гнева. И мести его друзей. Самые сильные мальчики в каком-то

рабском подчинении у тщедушного семинариста с его маленькими глазками,

которые в ярости загораются желтым огнем.

В Грузии ценится мужская дружба. У него много друзей. Точнее, тех, кто

поверил, что они его друзья. На самом деле и тогда, и в будущем он одинок.

Просто есть юноши, которых он убеждал в своей дружбе и использует их в

борьбе с другими юношами, которых считает своими врагами…

Но это уже другой этап жизни Сталина. Главное, что мы разобрались в его

детстве, поняли, что сформировало такой характер Сталина.

3 ВЫВОД: Сходства и различия в детстве Грозного и Сталина

''Воспитание- великая вещь, и ею определяется судьба человеческая,'' –

сказал один известный психолог. Для того чтобы понять, как же влияет

детство человека на его дальнейшую жизнь, я разговаривала с психологом. И

вот, что я поняла.

Уже с детства закладываются основные черты характера. Итак, перед нами

два великих человека: Иван Грозный и Сталин. Оба росли в тяжелой

обстановки. У Ивана вообще не было родителей, а у Сталина практически не

было отца. Для того чтобы человек вырос добрым, человечным, любившим жизнь

и людей, его с детства должны окружать заботой, лаской, любовью.

Согласитесь, вряд ли человек будет таким, если с детства его унижали,

игнорировали, обращались жестоко, т.е. не видел простой нежности и

понимания. Так и случилось у наших героев. Мы, конечно, не имеем право

проводить прямую параллель между ними, ведь их отделяет несколько веков. Но

между Грозным и Сталиным есть общие черты характера, которые они вынесли из

детства. Жестокость, мнительность, грубость – все это они вынесли с

детства. Так Иван Грозный не видел искренности, добра от бояр, которые

опекали его. И Сталин не получал ласки от отца, даже, наоборот, отец бил

его. Тем более Сталин был слаб здоровьем и телосложением.

Можно сделать вывод, что и Грозный, и Сталин скрывали за своей

агрессией слабость. Ведь жестокость- оборотная сторона трусости. Разве стал

бы сильный духом человек так деспотично расправляться с людьми? Думаю, что

нет.

Значит их дальнейшее отношение ко всем они вынесли с детства, что,

конечно, не уменьшает значение преступлений, которые они совершили. Но

первый шаг к раскрытию нашей темы мы уже сделали. Перейдем к следующему

пункту…

III ОПРИЧНИНА И РЕПРЕССИИ

1 Иван Грозный и опричная политика.

А) ВСТУПЛЕНИЕ.

Мало найдется в отечественной истории периодов, которые

привлекали бы к себе столь стойкий интерес самой широкой публики, как

время Ивана Грозного. Ведь, пожалуй, только петровское и сталинское

времена могут соперничать с этой эпохой в популярности. В чем дело? В

яркости ли самих правителей, с которыми связывается эпоха? В неизбывном

ли тяготении к сильным личностям? В том ли, наконец, глубоком

отпечатке, который оставила каждая из этих эпох и на реформах жизни

общества, и на общественном сознании? Вероятно, здесь смешались все эти

компоненты.

Конечно, мы вправе возмутиться: людей, оставивших кровавый зловещий

след в истории, называют яркими. Увы, яркость и даже талантливость

личности исторического деятеля вовсе не предопределяют его

положительную оценку. Гений и злодейство несовместимы, но талант и

яркость совместимы со злодейством, в истории тому есть тьма примеров.

Для историка, пожалуй, главное в каждой из эпох- ее роль в общем ходе

исторического развития страны. Изменились ли в результате деятельности

Ивана Грозного темп и направление движения истории? Над этими и другими

вопросами историки задумываются уже не один век.

Переломный характер русского XVI в. ощущали уже младшие современники

той мрачной эпохи. Вряд ли случайно, что почти все авторы первой

половины XVII в., писавшие о Смутном времени, этом калейдоскопе

возводимых и свергаемых с престола царей, самозванцев, крестьянско-

казацких отрядов, иноземных полков и иноземных же и отечественных

грабительских шаек, начинали свой рассказ о деятельности того царя,

который "множество народу от мала до велика при царстве своем погуби и

многие грады своя поплени."^, хотя и был "муж чудного рассуждения''.

Я уверена, что при игре в ассоциации большинство при имени царя Ивана

Грозного, не задумываясь, скажет: "Опричнина''. Правда, всего семь лет

из 51 года, которые Иван Грозный провел на престоле. Но какие семь лет!

"Пожар лютости", разгоревшийся, по словам Курбского, в те годы (1565-

1572), унес многие тысячи, а то и десятки тысяч человеческих жизней. Мы

в наше просвещенное время привыкли считать жертвы миллионами, но в

грубом и жестоком XVI в. не было ни такого количества населения (в

России жило всего 5-7 миллионов человек), ни тех совершенных

технических средств уничтожения людей, которые принес с собой НТР. Да и

аппарат насилия был еще примитивен и патриархален. Так что в памяти

людей XVI в. и их младших современников опричнина осталась таким же

символом людской мясорубки, как в нашей - тысяча девятьсот тридцать

седьмой год. Сходство наблюдается и в том, что как 1937-й начался

значительно раньше этой сакраментальной даты, а кончился куда позже,

так и опричнина как террор началась до ее учреждения и кончилась много

позже ее отмены.

И все же не случайно символом террора стала именно опричнина:

концентрация казней и садистских расправ была в это семилетие особенно

велика. А потому стоит пренебречь строгой хронологией: через призму

опричнины попытаемся взглянуть на ход событий эпохи. Для этого

перенесемся на мгновение в XVI век.

Б) ЖЕСТОКОЕ ПРАВЛЕНИЕ ИВАНА ГРОЗНОГО.

Само слово опричнина обозначает совокупность мер, направленных на

родовую аристократию. Грозный решил уничтожить радикальными мерами

значение княжат, пожалуй, даже и совсем погубить.

В годы правления Ивана III и Василия III началось становление

централизованного государства; этот процесс продолжался и позднее. В

период регентства Елены Глинской (1533-1538), матери малолетнего

великого князя Ивана VI, и боярского правления (1538-1547) шла

ожесточенная борьба за власть. Однако ни одна из аристократических

группировок, возглавлявшихся семейными кланами Шуйских, Бельских и

Глинских, не ставила под сомнение сам принцип единства государственной

территории Великого княжества Московского, не стремилась восстановить

прежнюю феодальную систему. Борьба велась не ради разрушения

формировавшегося аппарата центральной власти, а во имя овладения

ключевыми позициями в этом аппарате.

Сходные устремления были присущи боярам, и после воцарения Ивана VI

(1547); ход политической борьбы в то время направлялся не только

честолюбием каких-либо лиц или семейств. Речь шла и о более

принципиальном выборе, чем выбор между претендентами на высшие

государственные должности. Процесс централизации поставил на очередь

вопрос о формах власти и о степени участия ведущих социальных сил

общества в управлении страной. Судьба страны зависела не только от

противоборства и взаимодействия духовной и светской власти. Не меньшее

значение имело и создание достаточно прочной социальной базы

складывавшей монархии.

Стабильность государственной власти может достигаться и при

отсутствии явно выраженной поддержки большинства общества;

количественные факторы обычно не имеют здесь решающего значения.

Намного важнее, чтобы общество в целом воспринимало существующую власть

как приемлемую, а активное меньшинство- политическая элита - связывала

свои надежды с деятельностью в рамках сложившихся форм государственной

жизни и стремилась улучшить их, а не заменить совершенно другими. Ведь

всякое общество неоднородно, делится на управляющих и управляемых;

общество всегда нуждается в политической элите - наиболее образованных,

умелых, способных и подготовленных к сложной деятельности.

Политическая элита первой половины XVI в. (бояре и дворяне) не

сомневались в необходимости стоящей над обществом наследственной

монархической власти, но считала, что царь должен делиться своими

полномочиями с верхушкой общества. Боярско-дворянский взгляд на

государственное устройство опирался на традиционные средневековые

представления о социальной иерархии, о том, что между верхушкой

общественной пирамиды (великим князем) и ее низами (холопами) должно

существовать известное количество ступеней. Стоящие на наиболее высоких

ступенях по своему статусу намного ближе к князю, чем к холопам. Такие

взгляды, становившиеся обоснованием участия аристократии (как старой,

боярской, удельной, так и новой, дворянской) в управлении государством,

уходили корнями в феодальную эпоху, но были вполне приемлемы и в

условиях централизации: ведь новый государственный аппарат при

рациональной его организации также нуждается в иерархии - только в

иерархии должностей, а не уделов, вотчин и других земельных владений.

В формирующемся Русском государстве существовала, однако, и иная

концепция распределения власти, восходящая к византийским традициям, а

также к идеям, сложившимся в северо-восточных княжествах в годы

ордынского владычества, - концепция равного бесправия всех членов

общества перед лицом монарха. Такой взгляд на взаимоотношения монарха и

подданных усвоил Ивана Грозного; он обосновал и пытался применять на

практике теорию безусловной и всеобъемлющей власти царя-самодержца. "А

жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были, и казнить'',

- писал царь Иван Андрею Курбскому, называя холопами (рабами) всех без

исключения своих подданных.

Такой подход был неприемлем для верхушки общества, которая в XVI в.

уже могла достаточно отчетливо осознать свои интересы и - пускай не без

некоторой опаски - заявить о них. Прежней боярской независимости,

характеризовавшей социальное положение крупного вотчинника в феодальные

времена, уже нельзя было вернуть; но формировавшееся в XVI в. новое

политическое сознание боярства, высшей бюрократии (дьяков) и служилого

дворянства предполагало определенную самостоятельность этих слоев

общества. Царь Иван, вынужденный в 1550-е годы делиться властью со

своим ближайшим окружением (Избранной радой), постепенно стал

тяготиться всем, что ограничивало его произвол. Искренне убежденный в

праве монарха единолично вершить все государственные дела, Иван Грозный

попытался привести действительность в соответствии с собственными

убеждениями. Упорство монарха в достижении абсолютной власти, не

стесняемой ни обычаем, ни законом, ни даже здравым смыслом или

соображениями государственной пользы, - это упорство, усиленное крутым

нравом Иваном Грозного, обострило долго вызревавший кризис во

взаимоотношениях царя и общества.

Итак, декабрь 1564 г., последний доопричный месяц. Ситуация в

стране была тревожной. Всего четыре года тому назад начались перемены в

высших эшелонах власти. 7 августа 1560г. умерла царица Анастасия

Романовна, женщина, которую царь Иван, похоже, искренне любил. При

жизни царицы клан ее родственников Захарьиных-Юрьевых (впоследствии за

ними утвердилась фамилия Романовых) был в напряженных отношениях с

реально правившим в стране неофициальным правительственным кружком,

возглавлявшимся костромским вотчинником Алексеем Федоровичем Адашевым и

придворным священником, После смерти Анастасии влияние Захарьиных на

оплакивавшего любимую жену царя усилилось, а отношения Ивана IV с

Избранной радой обострилось. А.Ф.Адашев и его брат Данило оказываются в

опале, в ссылку попадает Сильвестр. "Собаку Алексея" и "попа" царь

теперь считать виновниками всех своих бед и неудач. Новая жена царя (он

женился через год после смерти Анастасии) - дочь кабардинского князя

Темрюка Айдаровича Кученей, получившая при крещении имя Мария, чужачка,

- не связана так с придворными группировками, как покойная Анастасия.

Но именно о ней, "черкешенке" Марии Темрюковне, усиленно ходят слухи,

что она нашептала царю злой совет - учредить опричнину.

Нелегка внешнеполитическая ситуация. Еще в правление Избранной рады

началась Ливонская война- против властвовавшего в Прибалтике на

территории современных Латвии и Эстонии Ливонского ордена. Также еще

одна "горячая точка" политической жизни начала 60-х годов XVI в. -

двоюродный брат царя Старицкий князь Владимир Андреевич. Когда в 1553

г. царь Иван тяжело заболел и казался уже безнадежным, кое-кто из

придворных противопоставлял удельного князя Владимира как возможного

наследника престола сыну Ивана VI, еще грудному младенцу. Этого было

достаточно, чтобы царь стал относиться к своему кузену как к

династическому сопернику. Недоверие усиливалось еще и потому, что в

1537 г. отец князя Владимира, добиваясь великокняжеского престола,

поднял мятеж против своего семилетнего племянника Ивана IV. В 1563 г.

Иван IV использовал сфабрикованный донос, чтобы обвинить князя

Владимира и его мать в "великих изменных делах"; мать была сослана в

далекий монастырь, а у князя Владимира царь отобрал часть удела, дав

взамен новые земли, где население и, главное, местные феодалы не

привыкли считать удельного князя своим государем

В апреле 1564 г. из Юрьева Ливонского (ныне Тарту) бежал в Великое

княжество Литовское опытный и видный воевода князь Андрей Михайлович

Курбский. Человек, близкий к Адашеву и Сильвестру, Курбский сначала

избежал опалы. Но в августе 1562 г. он проиграл битву под Невелем, и

только боевая рана спасла князя от репрессий. Курбский, однако, знал,

что царь не простил ему неудачи, до него доходили слухи о ''гневных

словах'' повелителя. В послании инокам Псково-Печерского монастыря

князь Андрей писал, что ''напасти и беды'' на него ''кипети многи

начинают''. Бегство Курбского тем сильнее ударило по Грозному, что

беглый боярин прислал из-за рубежа краткое, но энергичное послание

своему бывшему монарху, в котором гневно обвинял царя в тирании, казнях

невинных людей.

Таков был канун опричнины. Далее события стали развиваться

стремительно. 3 декабря 1564 г. царь с семьей и приближенными выехал на

богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Вроде ничего особенного в этом

нет, но настораживало то, что царь увез с собою всю свою казну, а

заранее отобранным многочисленным сопровождающим было приказано ехать с

семьями.

Задержавшись под Москвой из-за внезапно наступившей распутицы,

помолившись у Троицы, царь к концу декабря добрался до Александровой

слободы (ныне - г. Александров Владимирской области)- села, где не раз

отдыхали и ”тешились” охотой и Василий III, и сам Иван IV . Оттуда 3

января 1565 г. в Москву приехал гонец, который привез две грамоты. В

первой, адресованной митрополиту Афанасию, сообщалось, что царь положил

свой гнев на всех епископов и настоятелей монастырей, а в опалу - на

всех служилых людей, от бояр до рядовых дворян, поскольку служилые люди

истощают его казну, плохо служат, изменяют, а церковные иерархи их

покрывают. Потому он, ''от великие жалости сердца, не хотя их изменных

дел терпети, оставил свое государство и поехал, где вселитися, иде же

его, государя, бог наставит''.1

Он грозил оставить свое царство из-за боярской измены и остался во

власти, по молению москвичей, которым, кстати, и была адресована вторая

грамота, в которой он заверял, ''чтобы они себе никоторого сумнения не

держали, гневу на них и опалы никоторые нет'',2 только под условием,

что ему на изменников ''опала своя класти, а иных казнити, и животы их

и статки (имущество) имати, а учинити ему на своем государстве себе

опришнину: двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной''.3

Борьба с изменою была целью, опричнина же была средством.

Новый двор Грозного состоял из бояр и дворян, новой ''тысячи

голов'', которую отобрали так же, как и в 1550 г. отобрали тысячу

лучших дворян для службы по Москве. Первой тысяче дали тогда

подмосковные поместья; второй- Грозный дает поместья в тех городах,

''которые городы поимал в опришнину''4; это и были опричники,

предназначенные сменить опальных княжат на их удельных землях. В

опричнине действовала своя Боярская дума, были созданы свои особые

войска, возглавлявшиеся воеводами ''ис опришнины''.5 Опричнина часть

была выделена и в Москву.

Естественно, рядовые опричники по своему социальному составу не

отличались от рядовых служилых людей из земщины. Разницу стоило бы

искать в составе руководителей, но и здесь она была невелика. С самого

начала в число опричников вошли многие отпрыски знатных и старинных

боярских и даже княжеских родов. Те же, кто не принадлежали к

аристократам, тем не менее, и в доопричные годы в основном входили в

состав ''дворовых детей боярских''6- верхушки феодального сословия,

традиционной опоры русских государей. Внезапные возвышения таких мало

знатных, но честных людей неоднократно случались и раньше (например,

Адашев). Дело было не в якобы демократическом происхождении опричников,

потому будто бы вернее служивших царю, чем знать, а в том, что

опричники стали личными слугами самодержца, пользовавшимися, кстати, и

гарантией безнаказанности. Служивший в опричнине немец Генрих Штаден

рассказывает, будто при учреждении опричнины царь Иван послал в земщину

приказ: ''Судите праведно, наши виноваты не были бы''. Слова эти Штаден

записал по-русски латинскими буквами:''Sudite praveda, nassi winowath

ne boly by''7, следовательно, он слышал эти слова. Вероятнее всего,

Штаден передает лишь слух, но не возник же он на пустом месте? Так

была, по сути, узаконена жизненная практика, которую он сам знал

прекрасно. Пока он не вступил в опричнину, его сумел обобрать успевший

стать опричником современник. Впрочем, и сам Штаден, когда сумел

попасть в опричнину, не остался в долгу.

Опричнина была жестокою мерою, разорившей не только княжат, но и

многих других людей, - всех тех, кого насильственно переселяли с места

на место, у кого отнимали вотчины и хозяйство. Сама по себе опричнина

должна была возбудить ненависть гонимых. Но действия опричнины

сопровождались еще чрезвычайными зверствами. Царь Иван не только

выгонял знать из ее вотчин: он мучил и казнил неприятных ему людей. По

царскому велению рубили головы изменникам не только десятками, но

целыми сотнями. Опалы, ссылки и казни заподозренных лиц, насилия

опричников над изменниками, чрезвычайная распущенность Грозного,

жестоко истязавшего своих подданных во время оргий, - все это приводило

Москву в трепет и робкое смирение перед тираном. Тогда еще никто не

понимал, что этот террор больше всего подрывал силы самого

правительства и готовил ему жестокие неудачи вне и кризис внутри

государства. До каких причуд и странностей могли доходить эксцессы

Грозного, свидетельствует, с одной стороны, новгородский погром, а с

другой, вокняжение Симеона Бекбулатовича.

Кульминацией опричного террора стали конец 1569- лето 1570 г. В

1570 году по какому-то подозрению Грозный устроил целый поход на

Новгород, по дороге разорил Тверской уезд, а в самом Новгороде из 6000

дворов запустошил около 5000 и навсегда ослабил город. Остановимся на

этом подробнее.

В) ПОХОД НА НОВГОРОД.

Царь давно уже не терпел Новгорода. При учреждении опричнины он

обвинял весь русский народ в том, что в прошедшие века этот народ не

любил царских предков. Видно, что Иван читал летописи и с особенным

вниманием останавливался на тех местах, где описывались проявления

древней вечевой свободы. Нигде он не видел таких резких, ненавистных

черт, как в истории Новгорода и Пскова. Понятно, что к этим двум

землям, а особенно к Новгороду, развивалась в нем злоба.

В 1569 году какой-то бродяга, родом волынец, наказанный за что-то в

Новгороде, вздумал разом, и отомстить новгородцам, и угодить Ивану. Он

написал письмо как будто от архиепископа Пимена и многих новгородцев к

Сигизмунду-Августу, спрятал это письмо в Софийской церкви за образ

Богородицы, а сам убежал в Москву и донес государю, что архиепископ с

множеством духовных и мирских людей отдается литовскому государю. Царь

с жадностью ухватился за этот донос и тотчас отправил в Новгород искать

указанных грамот. Грамоты действительно отыскались. Чудовищно развитое

воображение Грозного не допустило его до каких-нибудь сомнений в

действительности этой проделки.

Что же, в декабре этого года Иван Грозный предпринял поход на

север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Он шел как

на войну: то была странная, сумасбродная война с прошлыми веками, дикая

месть живым за давно умерших. Не только Новгород и Псков, но и Тверь

были осуждены на кару, как бы в воспоминание о тех временах, когда

тверские князья боролись с московскими предками Ивана. Город Клин,

некогда принадлежащий Твери, должен был первый испытать царский гнев.

Опричники, по царскому приказанию, ворвались в город, били и убивали,

кого попало. Испуганные жители, ни в чем не повинные, не понимавшие,

что все это значит, разбегались. Затем царь пошел на Тверь. На пути все

разоряли и убивали всякого встречного, кто не нравился. Подступивши к

Твери, царь приказал окружить город войском со всех сторон, и сам

расположился в одном из ближних монастырей.

Грозный стоял под Тверью пять дней. Сначала ограбили всех духовных,

начиная с епископа. Простые люди думали, что тем дело и кончится; но

через два дня, по царскому приказанию, опричники бросились в город,

бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери,

окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, кожи и

пр., свозили в кучи, сожигали, а потом удалились. Жители опять начали

думать, что этим дело кончится, что, истребивши их достояние, им, по

крайней мере, оставят жизнь, как вдруг опричники опять врываются в

город и начинают бить, кого ни попало: мужчин, женщин, младенцев, иных

жгут огнем, других рвут клещами, тащат и бросают тела убитых в Волгу.

Сам Грозный собирает пленных полочан и немцев, которые содержались

в тюрьмах, частью помещены были в домах. Их тащат на берег Волги, в

присутствии царя рассекают на части и бросают под лед. Из Твери уехал

царь в Торжок, и там повторилось то же, что творилось в Твери. В

помяннике Ивана записано убитых там православных христиан 1490 человек.

Ведь надо заметить, что Иван Грозный при всей своей жестокости был

крайне набожен. Он постоянно молился о спасении душ людей, умерщвленных

его опричниками, просил молиться об этом и духовенство. Он надеялся

очиститься от греха пролитой крови, тем более он не мог не понимать,

что часто гибли ни в чем не повинные люди. Для поминовения погибших в

монастырях в 1582-1583 г.г. был составлен «Синодик опальных»1 (или

«Помянник»), который содержит более 3 тыс. имен казненных в 1567-1571

г.г. и является ценным источником по истории опричнины.

Но вернемся к походу Грозного. В Торжке Иван едва избежал

опасности. Там содержались в башнях пленные немцы и татары. Иван IV

явился прежде к немцам, приказал убивать их перед своими глазами и

спокойно наслаждался их муками; но, когда оттуда отправился к татарам,

мурзы бросились в отчаянии на Малюту, тяжело ранили его, потом убили

еще двух человек, а один татарин кинулся было на самого Ивана Грозного,

но его остановили. Все татры были умерщвлены.

Из Торжка царь шел на Вышний Волочек, Валдай, Яжелбйцы. По обе

стороны дороги опричники разбегались по деревням, убивали людей и

разоряли их достояния.

Еще до прибытия Ивана в Новгород приехал туда его передовой полк.

По царскому приказу тотчас окружили город со всех сторон, чтобы никто

не мог убежать из него. Потом нахватали духовных из новгородских и

окрестных монастырей и церквей, заковали в железа и в Городище

поставили на правеже, всякий день били их, требуя по 20 новгородских

рублей с каждого, как бы на выкуп. Так продолжалось дней пять. Дворяне

и дети боярские, принадлежащие к опричнине, созвали в Детинец

знатнейших жителей и торговцев, а также и приказных людей, заковали и

отдали приставам под стражу, а дома их и имущество опечатали. Это

делалось в первых числах января 1570 года.

6 января, в пятницу вечером, приехал государь в Городище с

остальным войском и с 1500 московских стрельцов. На другой день дано

повеление перебить дубинами всех игуменов и монахов, которые стояли на

правеже, и развести тела их на погребение, каждого в свой монастырь. 8

января, в воскресенье, царь дал знать, что приедет к св. Софии к

обедне. По давнему обычаю, архиепископ Пимен со всем собором, с

крестами и иконами стал на Волховскому мосту у часовни Чудного креста

встречать государя. Царь шел вместе с сыном Иваном, не целовал креста

из рук архиепископа и сказал так: «Ты, злочестивец, в руке держишь не

крест животворящий, а вместо креста оружие; ты со своими

соумышленниками, жителями сего города, хочешь этим оружием уязвить наше

царское сердце, вы хотите отчину нашей царской державы Великий Новгород

отдать иноплеменнику, польскому королю Жигимонту-Августу, с этих пор ты

уже не назовешься пастырем и сопрестольником св. Софии, а назовешься ты

волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу…».1 Затем, не

подходя к кресту, царь приказал архиепископу служить обедню.

Иван отслушал обедню со всеми людьми, а из церкви пошел в столовую

палату. Там был приготовлен обед для высокого гостя. Едва уселся за

стол и отведал пищи, как вдруг завопил. Это был условный знак:

архиепископ Пимен был схвачен, опричники бросились грабить его

владычную казну, дворецкий Салтыков и царский духовник Евстафий с

царскими боярами овладели ризницею церкви св. Софии, а отсюда

отправились по всем монастырям и церквам забирать в пользу царя

церковную казну и утварь.

Вслед за этим царь приказал привести новгородцев, которые до его

прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские

дети боярские, выборные городские и приказные люди, и знатнейшие

торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши эту толпу

перед собою, Иван Грозный приказал своим детям боярским раздевать их и

терзать «неисповедимыми»2, как говорит современник, муками, между

прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него

назывался «поджар»; потом он велел измученных, опаленных привязывать

сзади к саням, шибко везти вслед за собою в Новгород, волоча по

замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и

детей, женщинам связывали к ним младенцев и в таком виде бросали в

Волхов, по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали

тех, которые всплывали. «Пять недель продолжалась неукротимая ярость

царева»1, говорит современник. Когда царю надоела такая потеха на

Волхове, он начал ездить по монастырям и приказал перед своими глазами

истреблять огнем хлеба в скирдах и в зерне, рубить лошадей, коров и

всякий скот. Осталось предание, что, приехавши в Антониев монастырь,

царь отслушал обедню, потом вошел в трапезу и приказал побить все живое

в монастыре. Расправившись, таким образом, с иноческими обителями, Иван

начал прогулку по мирскому жительству Новгорода: приказал истреблять

купеческие товары, разметывать лавки, ломать дворы и хоромы, выбивать

окна, двери в домах, истреблять домашние запасы и все достояние

жителей. В то же время царские люди ездили отрядом по окрестностям

Новгорода, по селам, деревням и боярским усадьбам разорять жилища,

истреблять запасы, убивать скот и домашнюю птицу. Наконец, 13 февраля,

в понедельник, на второй неделе поста, созвал государь оставшихся в

живых новгородцев; ожидали они своей гибели, как вдруг царь окинул их

милостивым взглядом и ласково сказал: «Жители Великого Новгорода!

Молите всемилостивого, всещедрого, человеколюбивого Бога о нашем

благочестивом царском державстве, о детях наших и обо всем

христолюбивом нашем воинстве, чтоб Господь подаровал нам свыше победу и

одоление на видимых и невидимых врагов! Судит Бог изменнику моему и

вашему архиепископу Пимену и его злым советникам и единомышленникам: на

них, изменниках, взыщется вся пролитая кровь; и вы об этом не скорбите,

живите в городе сем с благодарностью, я вам оставляю наместника князя

Пронского”.2 Самого Пимена Иван отправил в оковах в Москву. Иностранные

известия говорят, что он предавал его поруганию, сажал на белую кобылу

и приказывал водить окруженного скоморохами, игравшими на своих

инструментах.

Вот мы и рассмотрели один из примеров противостояния вечевого

города и московского самодержавия!

Опричнина была жестокою мерою, разорившей не только княжат, но и

многих других людей, - всех тех, кого насильственно переселяли с места

на место, у кого отнимали вотчины и хозяйство. Кровавые казни сменялись

у него пирами, на которых также лилась кровь; пиры сменялись

богомольем, в котором бывало и кощунство. В Александровской слободе

Иван устроил что-то вроде монастыря, где его развратные опричники были

«братиею»3 и носили черные рясы поверх цветного платья. От смиренного

богомолья братия переходила к вину и крови, глумясь над истинным

благочестием. Московский митрополит Филипп (из рода бояр Колычевых) не

мог мириться с распущенностью нового государева двора, обличал Ивана и

опричников и за то был низложен царем с митрополии и сослан в Тверь (в

Отрочь монастырь), где в 1570 г. был задушен одним из самых жестоких

опричников - Малютой Скуратовым-Бельским. Иван не постеснялся

расправиться со своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем,

которого подозревал в умыслах против себя еще со своей болезни 1553

года. Князь Владимир Андреевич был умерщвлен без суда, так же, как мать

и жена его. Не умеряя своей жестокости, Грозный не ограничивал никаких

своих вожделений. Он предавался всяческим излишествам и порокам.

Наблюдая необычайную жестокость царя и его странные выходки, народ

не понимал его и говорил, что царь «играл божьими людьми»1, порученными

ему Богом, нелепо раздвоил свое царство на две половины и одной

половине (опричникам) заповедовал другую грабить и убивать. При этом,

однако, подданные не считали Ивана больным или умалишенным человеком;

напротив, о Грозном царе говорили, что он был «муж чудного

рассуждения»2; Грозного царя народ славил в своих песнях.

Да, вера в доброго, честного царя была непоколебима! А мы же

давайте посмотрим правде в глаза, окунувшись во времена правления

Ивана.

Весной 1570 года в застенках Александровской слободы пыточных дел

мастера вели следствие. В измене теперь были обвинены многие из

руководителей опричнины. 15 июля 1570 г. состоялась публичная казнь

более ста человек на Красной площади в Москве. Перед смертью людей

подвергали нечеловеческим мучениям: резали живьем на куски, варили в

котлах. В качестве палачей орудовали и сам Иван, и опричные бояре и

воеводы. Кое-кому из них пришлось через год-два тоже сложить головы на

плахе. И это не единственный пример жестоких расправ Грозного.

Так, например, 25 июля 1570 года произошло наиболее массовая казнь

в Москве на площади в Китай-городе, непосредственно примыкающем к

Кремлю с востока. На большой торговой площади поставили 18 виселиц;

разложили многие орудия мук; зажгли костер и над ним повесили огромный

чан с водой. Увидев сии грозные приготовления, несчастные жители

вообразили, что настал последний день для Москвы; что Иоанн хочет

истребить их всех без остатка: в беспамятстве страха они спешили

укрыться, где могли. Площадь опустела; в лавках отворенных лежали

товары, деньг; не было ни одного человека, кроме толпы опричников у

виселиц и костра пылающего. В сей тишине раздался звук бубнов: явился

царь на коне с любимым старшим сыном, с боярами и князьями, с легионом

кромешников в стройном ополчении; позади шли осужденные, числом 300 или

более, в виде мертвецов, истерзанные, окровавленные, от слабости едва

передвигая ноги. Иоанн стал у виселиц, осмотрелся и, не видя народа,

велел опричникам искать людей, гнать их повсюду на площадь. Не имев

терпения ждать, сам поехал за ними, призывая москвитян быть свидетелями

его суда, обещая им безопасность и милость. Жители не смели ослушаться:

выходили из ям, из погребов; трепетали, но шли; вся площадь наполнилась

ими; на стене, на кровлях стояли зрители. Тогда Иоанн, возвысив голос,

сказал: ''Народ! Увидишь муки и гибель; но караю изменников!

Ответствуй: прав ли суд мой?''1 Все ответствовали велегласно: ''Да

живет многие лета государь великий! Да погибнут изменники!'' Он

приказал вывести 180 человек из толпы осужденных и даровал им жизнь,

как менее виновным. Потом думный дьяк государев, развернув свиток,

произнес имена казнимых; назвал Висковатого и читал следующее: ''Иван

Михайлов, бывший тайный советник государев! Ты служил неправедно его

царскому величеству и писал к королю Сигизмонду, желая предать ему

Новгород. Се первая вина твоя!'' Сказав, ударил Висковатого в голову и

продолжал: ''А се вторая, меньшая вина твоя: ты изменник неблагодарный,

писал к султану турецкому, чтобы он взял Астрахань и Казань.'' Ударив

его в другой - и в третий раз, дьяк промолвил: ''Ты же звал и хана

крымского опустошать Россию: се твое третье злое дело!''

Висковатый ответствовал: ''Свидетельствуюся Господом Богом,

Страницы: 1, 2, 3