Шарль Морис Талейран

Шарль Морис Талейран

3. народу принадлежит и контроль над финансами;

4. основы общественного порядка – собственность и свобода: никто не

может быть лишен свободы, кроме как по закону;

5. наказания должны быть одинаковыми для всех граждан;

6. провести инвентаризацию имуществ в королевстве и создать единый

национальный банк»[78].

2 апреля 1789 года его избрали депутатом Генеральных Штатов от

духовенства Отена. 12 апреля, в день пасхи, он отбыл в Париж. «Я

отказался от епископства Отенского и помышлял лишь об удалении от первого

пройденного мною жизненного поприща. Я отдал себя во власть событий и

мирился со всем, лишь бы только остаться французом. Революция предвещала

народу новые судьбы; я следовал за ее ходом и за ее превратностями. Я

отдал ей в дар все свои способности, решив служить своей стране ради нее

самой, и возложить все свои надежды на конституционные принципы, которые,

казалось, близки к осуществлению»[79].

Таким образом, уже в юности, а затем в молодости у Талейрана

обнаруживаются незаурядные способности тонкого политика. Он легко пишет

одну политическую программу за другой, легко добивается поставленных

целей. У него уже тогда можно заметить те черты характера, которые

окажутся главными в его дипломатической деятельности. Это:

целеустремленность, дальновидность, хитрость, практичность, тонкий ум.

Для него уже тогда единственно верным направлением в жизни становится

нажива, он стремится жить красиво и без лишних неудобств.

Глава II

Начало политической деятельности.

1. Епископ Отенский и революция.

Французский ученый Альбер Собуль заметил: “ Талейран всегда

оставался Талейраном. Для него личные интересы, его хромоногое «я» стояли

в центре вселенной, но он был талантлив. В 1789-1791 он был словно пьян

от свежего воздуха революции. Он объективно, независим от своих

внутренних побуждений и расчетов, работал на восходящий класс - крупную

буржуазию, к которой его привлекали звон золота и ощущение близости

власти”.[80]

Шарль Морис придерживался известной системы политических взглядов.

Оторванный на время от общественной жизни предреволюционного периода из-

за своего физического недостатка, он имел возможность наблюдать

современное ему общество как бы со стороны, мысленно отыскивая свое место

в жизни. А мысли о собственной судьбе приводили его к размышлениям о

будущем страны.[81] Он всегда сохранял себе позиции к отступлению.

Считал, что «только глупцы неизменно сохраняют верность одним и тем же

общественным идеалам; политики - реалисты приспосабливаются к

обстоятельствам, и именно беспринципность является их лучшим оружием;

оппортунизм в политике полезен и необходим; политическая интуиция – дар

божий – помогает своевременно заметить повороты исторического пути и

принимать правильные решения»[82] - такова была жизненная концепция

Талейрана.

Е.В. Тарле в своей работе ставит вопрос о том, предвидел ли Талейран

революцию. И отвечает: « ее наступление предвидели и не такие умы, но

мало кто предсказал хотя бы даже в общих чертах ее дальнейшее развитие и

особенно ее формы»[83]

В своих мемуарах Талейран пишет следующее: « Королевская власть

превратилась в простую тень, и притом тень, бледневшую с каждым днем.

Нужно было, прежде всего, не подвергать эту слабую власть никаким

опасностям, а ей создавали затруднения, пытаясь раньше времени вернуть

утраченное ею реальное значение…. Казалось, что король подобен тростнику,

торжествующему над силой ветра потому только, что он ей не

сопротивляется. В таком положении вещей король счел себя вынужденным,

несмотря на свое личное нерасположение, призвать Неккера, который умел

при помощи произведений, потворствовавших господствовавшим идеям,

опубликованных в умело выбранные сроки, привлекать к себе внимание

публики, и я уверен, что еще в 1788 году король не мог сделать худшего

выбора. В период чисто внутреннего кризиса поставить во главе всех дел

иностранца, обывателя маленькой республики, не принадлежащего к

вероисповеданию большинства народа, который не мог сделать ничего иного,

как созвать Генеральные штаты и притом плохо созвать»[84].

5 мая 1789 г в Версале начали свою работу Генеральные Штаты. Там он

энергично и не бесплатно занялся тем, что сейчас называется

"лоббирование", и за хорошие деньги продавал свой голос то одной, то

другой фракции. Знаменитый вождь "третьего сословия" Мирабо в сердцах

говорил о нем: "За деньги Талейран продал бы честь, друзей и даже свою

душу. И не прогадал бы, получив золото за навозную кучу". Правда, Мирабо

и сам не брезговал взятками, как и прочие пламенные революционеры.[85]

« Очень скоро в первые недели после начала заседаний, Талейрану

стало ясно, что надвигаются такие времена, когда опасно сидеть между двух

стульев. Он без колебаний покинул погибающий корабль и поспешил

перебраться в более безопасное помещение, он перешел из зала духовенства

в зал третьего сословия.

Талейран твердо знал, что старый режим нужно немедленно пустить на

слом и провести все требуемые буржуазией реформы. Для Талейрана

революционный процесс был с самого начала и остался до конца дней его по

существу в полной мере неприемлемым, враждебным, губительным. Он никогда,

ни на один момент не принимал искренне, не мирился от души с полной

передачей власти народной массе. Отвращение и боязнь – других чувств к

восставшим Талейран никогда не питал».[86]

Через два дня после взятия Бастилии, когда Париж был уже во власти

революционной национальной гвардии, а король уже был готов уехать в

Версаль, Талейран попытался спасти положение.[87]

Талейран был одним из немногих, кто открыто выступал за

неприкосновенность личности короля. Он искренне верил в нерушимость

законов Франции, относительно власти короля. И сильно желал оказать

помощь Людовику XVI – законному королю Франции. Талейран потребовал

аудиенции. В беседе с королем он предложил на рассмотрение Людовику XVI

проект спасения короны, где главная роль отводилась военному

столкновению армии короля и сил восставших.[88] Талейран в своих мемуарах

описывает два способ спасения монархии, но потом заявляет, что «сам

император уже смирился со своей участью и нисколько не хотел

сопротивляться надвигавшимся событиям».[89]

Узнав о взятии Бастилии, Талейран пришел в ужас. Он ненавидел толпу

и боялся ее, понимая, что она разрушит всю любимую им "сладость

жизни".[90]

Талейрана отличала его дальновидность и рассудительность, эти

качества его не раз выручали. 1789-1791 года время смятения для

Талейрана. Он выжидал: “к какому лагерю присоединится, на чью сторону

встать?” – этот вопрос мучил Талейрана до тех пор, пока он не убедился в

необходимости выступить в поддержку революции. До этого времени он не

покидал лагерь монархии и открыто не поддерживал революционных действий и

не осуждал монархии.[91]

Революция была совершена, как говорили, против абсолютной монархии. А

между тем сама она готовила цезаризм. Проницательные умы не ошибались в

данном случае.[92]

Парламентская карьера епископа из Отена была стремительной и

блестящей. Он занимал посты почетных членов первого и второго

конституционных членов, председателя учредительного собрания и члена его

дипломатического комитета.

26 августа 1789 года Учредительное собрание приняло декларацию прав

человека и гражданина, провозгласившую принципы буржуазной демократии:

свободу, равенство, братство. Статья шестая, принятая в редакции

Талейрана говорила о законе как выражении «всеобщей воли», признавала

его обязательность для всех, утверждала равный доступ всех граждан к

должностям и занятиям в «соответствии с их способностями».[93] Таким

образом, Талейраном было сформулировано одно из естественных прав

человека и гражданина.

В это время в конце лета и осенью 1789 года Учредительное собрание

было озабочено гнетущим вопросом о финансах. Предстоял обильный выпуск

бумажных денег, для которых следовало найти хоть некоторое обеспечение.

Таким обеспечением мог послужить огромнейший земельный фонд,

принадлежавший католической церкви во Франции, который следовало отнять у

духовенства и перечислить в казну.

И вот, 11 октября 1789 года епископ Талейран потребовал конфискации

имущества духовенства, от имени комитета, учрежденного 28 августа, с

целью рассмотрения проекта о займах.[94] Как замечает Виконт де Брок:

«это предложение было столь оскорбительно со стороны служителя церкви и

сопровождалось скандалами его вероотступничества[95]

По идее Талейрана эта мера должна была сломить могущество церкви,

которая являлась важнейшей опорой феодально-абсолютистского строя, и в то

же время способствовать разрешению финансового кризиса в стране. Церковь

была лишена также ряда привилегий, обязанностей и прав, перешедших к

государству, установившему контроль над всей деятельностью церкви.[96]

Парламентская карьера Талейрана развернулась блестяще, ему поручались

доклады по важнейшим вопросам. 16 февраля 1790г. Талейран был избран

председателем Учредительного собрания, как «горячо преданного делу

революции»[97].

Популярность Талейрана особенно возросла после того, как 7 июня

1790г. с трибуны Учредительного собрания он предложил отныне отмечать

день взятия Бастилии как национальный праздник Федерации.

Альбер Собуль по этому поводу заметил: “праздник Федерации 14 июля

1790 года был пиком парламентской карьеры Талейрана. Вскоре началось

падение его популярности.[98]

12 августа была принята гражданская конституция духовенства,

которая представляла собой для духовных лиц альтернативу или быть

богоотпущенниками или же мятежниками. Благодаря этому у государства

появилась возможность преследовать непокорных священников. Роль

священников была сведена к роли чиновников. Были уничтожены все

монашеские обеты.[99] В составлении данной конституции Талейран принял

самое деятельное участие.

Но Талейран еще не окончательно перешел на сторону революции, об

этом говорит тот факт, что Талейран присягнул новой конституции одним из

последних.[100]

Парламентская карьера Талейрана подходила к концу. Полномочия

Учредительного Собрания истекали 30 сентября 1791 года. За несколько дней

до этого Талейран выступил с докладом по вопросу народного образования.

Основные положения Талейрана сводились к тому, что нация дает всем

бесплатное образование. Для того времени замысел казался грандиозным

[101].

Заставив говорить о себе, князь всё-таки предпочёл не занимать пока

первых ролей в этом не слишком стабильном обществе. Он не мог, да и не

стремился стать народным вождём, предпочитая более доходную и менее

опасную работу в различных комитетах. Талейран предчувствовал, что эта

революция добром не кончится.

После 10 августа 1792 г. многое изменилось в жизни. Революция шагнула

несколько дальше, чем хотелось бы Талейрану. Чувство самосохранения взяло

верх над перспективами лёгких доходов. Талейран понял, что скоро начнётся

кровавая баня. Надо было уносить ноги.[102]

Что же касается внешней политики, «тогдашнее правительство хотело

воздействовать на главные европейские дворы в том смысле, чтобы они не

готовились к войне и разоружились. Руководители Законодательного

собрания, известные под именем жирондистов, требовали этого шага, так как

они были уверены, что правительство короля на это не пойдет. Они

ошиблись: Лессар, бывший тогда министром иностранных дел, ухватился за

эту идею и предложил /Талейрану/ отправиться с этой целью в Англию. /

Он /согласился. Король написал английскому королю письмо, которое /

Талейран / должен был ему вручить.[103] Талейрану было предложено

дипломатическое поручение, с этого времени именно этот род деятельности

становится для Талейрана ведущим, именно на этом поприще дипломатического

деятеля Талейрану суждено было войти в мировую историю.

Таким образом, во время революции Талейрану удалось расстаться с

ненавистной для него “лиловой сутаной” и заявить о себе. Этот период

жизни Талейрана является своего рода школой его политической карьеры, так

как именно в это в это время раскрываются его таланты искусного

политика. Этот период его жизни отмечен множеством положительных

программ, результаты его политических программ и предложений существуют и

действуют сейчас.

2. Начало карьеры: миссия в Лондоне.

«Очень скоро услуги Талейрана понадобились революции на том

поприще, на котором ему было и суждено было соискать себе историческую

славу, - на поприще дипломатии».

«Собственно говоря, о дипломатической карьере Талейран размышлял

давно. Он считал себя подготовленным к этому роду деятельности».[104]

В сфере внешней политики во Франции сложилось своеобразное

двоевластие. Существовало королевское министерство иностранных дел, за

которым сохранялись представительские функции. Но его важнейшие

полномочия уже перешли к специальному органу Учредительного собрания –

Дипломатическому комитету во главе с Мирабо, который взял под свой

контроль международные переговоры и повседневные дипломатические акции. 2

апреля 1791 года Мирабо умер. А через пять дней его место занял Талейран.

Наступил конец революции. Возникла новая ситуация и в Европе. В

августе 1791 года император Австрии и король Пруссии подписали декларацию

о совместных действиях с целью полного восстановления власти Людовика

XVI. Сложилась первая антифранцузская коалиция, вдохновляемая Екатериной

II. С помощью своих дипломатов она настраивала против Франции Австрию и

Пруссию.

В таких условиях для Франции большое значение имела позиция

Англии.

Талейран был готов к своей новой миссии. Дело было не только в

способностях этого человека, но и в его политическом опыте, приобретенном

в Дипломатическом комитете Учредительного собрания, свои идеи Талейран

изложил в «Записке о внешних делах»[105].

В «Записке» Талейран подчеркивал, что свободный народ не может

строить свои отношения с другими народами на «идеях» и «чувствах»

деспотического правительства; он должен основывать «политические действия

на принципах разума, справедливости и всеобщей пользы».

Новым во взглядах Талейрана явился новый подход к колониальной

проблеме. Он одним из первых подошел к пониманию интернациональных

потребностей и интересов нового класса. В «Записке» рассматривалась

возможность англо-французской конвенции, предоставляющей независимость

колониям обеих стран. «Записка» провозглашала принципы новой буржуазной

дипломатии»[106].

24 января 1792 года Шарль Морис прибыл в Лондон. Его главная

цель была – убедить Уильяма Питта остаться нейтральным в предстоящей

войне против монархической Европы.

Приняли его в Лондоне крайне враждебно. Французские эмигранты

презирали и ненавидели «этого интригана, этого вора и расстригу», как они

его величали[107].

Делегация от Франции следовала программе, которую сформировал

ранее Талейран. Оборонительный союз с Англией – дело отдаленного

будущего. Поэтому делегаты уделили особое внимание реальному содержанию

английского нейтралитета, добиваясь сохранения в силе англо-французского

торгового договора 1787 года.

«…Талейран вернулся в Париж 10 марта 1792 года. Его усилия не

пропали даром: «Фактический нейтралитет Англии неоспорим», - считал

Шарль Морис. Но в Лондоне по-прежнему не было официального представителя.

Талейран предложил направить 26-летнего маркиза Франсуа Бернара Шевелена.

Его назначили посланником в Лондоне. Однако руководил переговорами по-

прежнему Талейран. Он и не скрывал своей ведущей роли.[108]

К этому времени обстановка в Европе вновь круто изменилась. 20

апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии.

25 мая в Лондоне было обнародовано заявление английского короля,

в котором, хотя и не упоминалось слово «нейтралитет», запрещалось

вооружение каперских судов, и их действия объявлялись противозаконными.

Таким образом, фактический нейтралитет Англии был официально

подтвержден»[109].

Первая дипломатическая миссия Талейрана завершилась успешно.

Присоединение Англии к антифранцузской коалиции было отсрочено. Бывший

епископ раскрыл свои способности практика буржуазной дипломатии. Миссию в

Лондоне – дебют Талейрана. Он был удачен. Уже тогда Талейран проявил те

основные качества политика, которыми будет в последствии часто

пользоваться при выполнении той или иной задачи для Франции.

Может быть, подобный прием в Лондоне сыграл определенную роль в

развитии англо-французских отношений. Ведь именно Талейран был особенно

враждебно настроен против союза с Англией.

3. Эмиграция Талейрана 1792 – 1796 гг.

Талейран блестяще справился со своей первой дипломатической

задачей. Казалось, пришло время для официальных и неофициальных

поздравлений. Но…

«В ночь с 9 на 10 августа 1792 года Париж не спал. Толпы

вооруженных людей двигались к Тюильрийскому дворцу. Штурм его завершился

падением королевского режима. Людовик XVI и члены его семьи оказались в

заключении в замке Тампль.»[110]

Народное восстание победило. Крупная буржуазия и аристократия

были отстранены от власти. В новом правительстве – временном

исполнительном совете – ведущую роль играл Жорж Дантон. Способности

Талейрана оказались нужны и революционному правительству, но ненадолго.

По его поручению в 18 августа 1792 года Талейран подготовил документ,

цель которого состояла в том, чтобы разъяснить правительствам иностранных

государств причины устранения монархии». В своей записке бывший епископ

осудил королевский режим.

Талейран считал, что с Бурбонами покончено навсегда. Любой

ценой надо было приспосабливаться к новым веяниям. К новым людям – к

Дантону, Робеспьеру и Марату.

Революционная коммуна Парижа во главе с Робеспьером действовала

решительно. По ее настоянию Законодательное собрание создало чрезвычайный

трибунал по борьбе с контрреволюцией. Начались обыски и аресты[111].

События 10 августа и их последствия, однако, серьезно

обеспокоили Талейрана. Он обладал удивительным умением своевременно

предвидеть грозившую ему опасность. Он предпринял немедленные попытки:

«…После 10 августа 1792 года я просил временную исполнительную власть

дать мне на некоторый срок поручение в Лондон. Для этого я выбрал научный

вопрос, которым я имел некоторое право заняться, т.к. он был связан с

предложением, сделанным мною раньше Учредительному собранию. Дело

касалось введением по всему королевству единообразной системы мер и

весов. По проверке правильности этой системы учеными всей Европы она

могла бы быть принята повсеместно. Следовательно, было полезно обсудить

этот вопрос сообща с Англией.[112]

Его же истинной целью, по словам самого Талейрана, было уехать из

Франции, где ему казалось бесполезным и даже опасным оставаться, но

откуда он хотел уехать только с законным паспортом, чтобы не закрыть себе

навсегда пути к возвращению.[113]

«Он явился к Дантону просить заграничный паспорт. Дантон

согласился. Паспорт был окончательно оформлен 7 сентября, а через

несколько дней Талейран ступил на английский берег.

Опоздай он немного – и голова его скатилась бы с эшафота еще в

том же 1792 году. 5 декабря 1792 года декретом конвента было возбуждено

обвинение против Талейрана. Он официально был объявлен эмигрантом.

Путь во Францию был закрыт если не навсегда, то очень

надолго»[114].

«Я провел в Англии весь страшный 1793 год и часть 1794года. Меня

принял с чрезвычайной любезностью маркиз Лендсдаун.… Я часто с ним

встречался.… Я подружился со многими видными людьми Англии …»[115].

Но пребывание в Лондоне оказалось непродолжительным. Талейран в

своих мемуарах пишет: « Я не имел намерения долго оставаться в Англии.

Хотя номинально я был поставлен во Франции вне закона, я не хотел

причислить себя к категории эмигрантов, к которой я не принадлежал. Но

английский министр думал проявить свое рвение к общему делу, удовлетворив

сначала известное чувство вражды к эмиграции, и поэтому, воспользовавшись

законом об иностранцах, которого он добился от парламента, он дал мне

предписание в двадцать четыре часа покинуть Англию. Если бы я последовал

своему первому побуждению, я бы немедленно выехал, но чувство достоинства

заставило меня протестовать против несправедливого преследования. Поэтому

я обращался последовательно к Дантасу, Питту, к самому королю; когда мои

ходатайства были отвергнуты, я вынужден был подчиниться и сел на судно,

которое должно было раньше других отплыть в Американские Соединенные

Штаты».[116] Это случилось 24 января 1794 года.

Талейран выбрал Соединенные Штаты и выехал в Филадельфию.

«Цель Талейрана состояла, прежде всего, в том, чтобы как можно

быстрее войти в филадельфийское общество. Однако прием, оказанный

эмигранту в Филадельфии, не внушал больших надежд»[117].

Все свое свободное время Талейран занимался изучением положения

США, изучения опыта развития США оказало большое влияние на Шарля Мориса.

«В Америке он деятельно занялся разными земельными

спекуляциями»[118].

«Неуверенность в собственном будущем, поддерживаемая известиями

из Европы, побудило меня заняться спекуляцией, которая могла бы быть

весьма выгодна. Я должен был отправиться в Индию на нанятом мною судне. Я

готов был к отплытию, когда я получил декрет конвента, разрешавший мне

вернуться во Францию. Он был издан без всякого ходатайства с моей

стороны.… Надо было воспользоваться им»[119].

«В июне 1796 года – он поднялся на борт датского брига с

названием «Новое испытание», который взял курс к берегам Европы.»[120].

20 сентября 1796 года он прибыл в Париж.

Началась новая эпоха его жизни, а одновременно начинался и новый

период мировой истории. «Революция закончилась во Франции и пошла на

Европу»[121].

Так волею судьбы Талейран был возвращен во Францию, которой

Талейрану еще не раз придется доказывать свою «преданность и любовь», где

Талейран сможет открыть во всей полноте свои таланты искусного политика и

дипломата.

Глава III

Дипломатическая деятельность Талейрана.

Талейран и Россия.

1. Начало дипломатической деятельности. Первые встречи с

Александром I.

Началась новая эпоха его жизни, а одновременно начинается и

новый период мировой истории. Предстояли великие перемены во Франции и в

Европе.

С помощью госпожи Сталь в 1797 году министром иностранных дел

был назначен Шарль Морис Талейран.

Заняв пост главы дипломатической службы, Шарль - Морис Талейран

выдвинул концепцию, которая называлась «европеистская». Запад он

неизменно противопоставлял «варварскому» Востоку, самим богом якобы

предназначенному для угнетения и эксплуатации европейцами. В Европе же

необходимо сохранять равновесие сил (политических и военных) с помощью

сотрудничества и союзов главных европейских государств. Талейран разделял

традиционные взгляды дореволюционных Бурбонов, считая основным партнером

Франции - Австрию. Но на определенных этапах своей деятельности глава

внешнеполитического ведомства Франции являлся активным сторонником англо-

французского союза. Неоднократно он выступал и за сближение французов с

Пруссией. Возможности союза Франции и России для укрепления мира и

безопасности на Европейском континенте он нередко недооценивал.[122] Эти

положения следует рассмотреть подробней.

Сначала об Австрии.

Ещё раньше Шарль-Морис Талейран «сформулировал своё понимание главной

цели французской политики в «европейском вопросе»: держать Австрию

подальше от Италии (от границ Франции) и настаивать на расширении её

владений в Германских землях», тем самым, сталкивая лбами старых

соперников - Австрию и Пруссию.

В то время и Австрия, и французская армия во главе с Бонапартом

желали прекращения боевых действий и готовы были вести переговоры. Но

директоры не желали этого. Но благодаря усилиям министра внешних сношений

Директории переговоры проходили в местечке Кампоформио. Несмотря на то,

что Директория выставляла заведомо невыполнимые условия Австрии, чтобы

она продолжала войну против армии генерала Бонапарта. Но путем различных

уловок военачальнику и его союзнику Талейрану удалось заключить договор

между Францией и Австрией. Это произошло 18 октября 1797 года. По этому

договору Директория получила ряд территорий Рейнской области и Бельгии, а

Австрия - Зальцбург, Тироль, часть Баварии, Истрию и Далмацию. Также к

австрийцам отходила Венеция. Французы же получили Ионические острова и

часть Албании.

Слава миротворца досталась генералу Бонапарту, но подлинным

организатором победы в Кампоформио, который остался неизвестным, был

министр-дипломат. Оставаясь приверженцем союза с Австрией, Талейран сумел

предотвратить разрыв с ней [123].

За Кампоформио последовал конгресс в Рамштадте (небольшой городок в

герцогстве Вюртемберг). Главой французской делегации Директория по

предложению Талейрана назначили Бонапарта. На Рамштадтском конгрессе в

декабре 1797 года переговоры к соглашению так и не привели.

В Рамштадте Франция учитывала равновесие между Австрией и Пруссией.

Талейран предлагал даже выступить в роли арбитра в их споре о

территориях. Когда переговоры зашли в тупик, министр Директории прибегнул

к силе оружия и ультиматумов. Он требовал передачи Директории территорий

по Рейну, Майнца, его форты и Кельтский мост.

Австрию это никак не устраивало. Конгресс превратился в очаг

антифранцузской деятельности. Отношения между Францией и Австрией

накалились до предела, в результате чего австрийцы превратились из

потенциальных союзников французов в их врагов. Это был первый

дипломатический провал Талейрана.

Не лучше дела обстояли и с Пруссией. Талейран пытался заручиться

поддержкой пруссаков в борьбе с Австрией. Он несколько раз посылал

предложения о создании франко-прусского союза, в котором должны

объединиться средства и военные силы, но всякий раз получал отказ. В

Берлине не верили в надёжность и стабильность Директории.

В это время Англия находилась в состоянии изоляции. Кроме того, ей

приходилось действовать против флотов трёх держав: Франции, Испании и

Голландии. Это положение усугублялось кризисом в экономике страны. Англии

была необходима передышка, чтобы накопить силы. Она искала возможности

мирных переговоров. Директория пошла навстречу.

Местом переговоров выбрали город Лилль - городок, между Лондоном и

Парижем. Основным требованием Директории был возврат Англией всех

завоеваний, отнятых у Франции, Испании и Голландии. Тактика Талейрана

была проста: наносить постоянные, мощные удары по экономике англичан, не

давать им подниматься, чтобы уничтожить их как торговых конкурентов. Уже

намечались сдвиги в ходе переговоров, как после 18 фрюктидора, новый

состав Директории взял курс на конфронтацию с Англией. Поддержка жесткой

позиции директоров стала для Талейрана вопросом не только карьеры, но и

личной безопасности. Он уступил. Последние возможности для англо-

французского соглашения были утрачены.[124]

Отношения с Россией стояли далеко не на последнем месте. Этой стране

стали уделять в Париже особое внимание после смерти Екатерины II в 1796

году. Нормализация отношений с Российской империей стала одной из важных

задач внешней политики Директории. Это необходимо было сделать для того,

чтобы изолировать Англию, лишить Австрию русской поддержки, прорвать

внешнеполитическую изоляцию Франции. Российская империя представляла

собой заманчивый рынок сбыта французских товаров, потеснённых во время

колониальных потерь французов. Главная же цель сближения с Россией - её

нейтрализация и недопущение в антифранцузскую коалицию. Параллельно

министр внешних сношений вел переговоры о военно-политическом

сотрудничестве с Пруссией, которые в Париже даже надеялись закрепить

формальным соглашением.

Но уже через несколько месяцев после прихода Талейрана во

внешнеполитическое ведомство, он убедился в нереальности своих замыслов в

силу того, что император Павел I крайне отрицательно относился к

французской республике. Политика Павла I, по словам Талейрана, «наименее

ловкого и наиболее капризного из деспотов», в конечном счете, имела своей

целью создание второй антифранцузской коалиции.[125] Но у России не было

союзников. 5 апреля 1795 года Пруссия подписала в Базеле сепаратный

мирный договор с Францией, начались англо-французские переговоры о мире.

В марте 1798 года вице-канцлер Российской империи А.Б. Куракин

констатировал, что ни с венским, ни с берлинским дворами союз пока

невозможен. И поэтому не следует «становиться во враждебные отношения с

Францией при ее теперешнем перевесе».[126] Поэтому министр уже в 1798

году выдвинул план дипломатической войны против России. Здесь сказалось и

то, что Талейран недооценивал возможности русско-французского

сотрудничества для укрепления внешнеполитических позиций Франции.

Почему Россия так тяжело шла на сближение с Францией? Российские

правящие круги с подозрением относились к республиканской власти во

Франции. Престиж наследственной власти русский император охранял

ревностно и не только путём помощи контрреволюции. Власть Директории была

непрочна, поэтому Россия не хотела себя компрометировать отношениями с

республиканцами. Хотя для многих истинные причины разрыва отношений между

двумя государствами остались в тайне, но только не для Талейрана. Он

видел причину холодности русских в происках англичан. «Арест консула на

венецианских островах явился предлогом для разрыва; его настоящий мотив

заключался в обстоятельствах, которые существовали тогда и в непрерывных

усилиях Англии, имевших своей целью держать Россию привязанной к её

системе».[127] Можно догадаться о том, что последующие шаги сближения

России и Франции оказались неудачными.

Особо необходимо рассмотреть поход генерала Бонапарта в Египет. Эта

идея была не нова: возможности похода в Египет рассматривались ещё при

Людовике XV.

О ней почти одновременно вспомнили и Талейран, и Бонапарт. Цели были

определены: главная - это компенсация колониальных потерь Франции (Египет

представлял собой огромный рынок сбыта французских товаров), Египет

откроет дорогу для торговли с Индией. Эта североафриканская страна могла

выступить в роли плацдарма для покорения Азии. Через неё можно было

нанести серьёзный удар по английскому колониальному владычеству, вытеснив

Англию, прежде всего, из Индии.[128] Нельзя не заметить, что эта

экспедиция носила и антироссийский характер. Именно через Египет Талейран

надеялся «достать» Россию, нанести ущерб её авторитету и интересам в

Оттоманской империи. Не исключался вариант вооруженного захвата Крымского

полуострова. По мнению Талейрана, все эти выгоды Франция могла получить

«малой кровью».[129]

По мнению Талейрана, у Бонапарта «не было ещё шансов на господство в

своей собственной стране, но зато он мог достичь верхов власти в другом

месте, лишь бы только Франция предоставила ему необходимые

средства».[130]

Молодой генерал Бонапарт раздражал членов Директории, поэтому они

готовы были отправить его куда угодно, лишь бы подальше от Франции.

Поэтому Бонапарту с Талейраном не составило большого труда добиться

согласия директоров, и 5 марта 1798 года они его получили. Организация

похода легла на плечи генерала, а дипломатическая подготовка - на

министра.

Талейран рассчитывал в этом походе на поддержку местного населения и

турецкий флот, чтобы совместно нанести удары и по англичанам, и по

русским.

Надо сказать, предложения эти были небеспочвенны. Турки многие годы

боролись с Россией за влияние в черноморском регионе и на балканские

народы. Также Турция не оставляла надежды захватить полуостров Крым.

Но расчеты французов оказались неверными. «Восточная экспедиция»

Бонапарта потерпела крах. Экспансия Франции создавала стремительную

угрозу для самого существования Оттоманской империи. Страх Порты оказался

сильнее вековых противоречий с Россией. Заключение договора укрепило

международные позиции Англии, всей антифранцузской коалиции.[131]

Из выше сказанного можно сделать вывод: первый период для

деятельности Талейрана на посту главы дипломатической службы оказался

неудачным практически на всех направлениях внешней политики Директории.

Он допустил множество просчетов, но сумел сохранить влияние на

международные отношения в Европе. Потерпев ряд дипломатических поражений,

князь Перигор стал более осторожно и взвешенно вести внешнюю политику в

последующем.

Еще при Директории Талейран внес ряд перемен в организацию

министерства иностранных дел. Между прочим, он восстановил институт

консулов. До революции консулы французской монархии (чаще всего выходцы

из дворян, чуждые интересам торговли) не всегда должным образом защищали

интересы французских купцов, например, на Востоке они лишь следили за

мелочной регламентацией торговли; поэтому уже в первые годы революции

французское купечество настойчиво добивалось замены их своими выборными

уполномоченными. Во время якобинской диктатуры на первом плане стояли

политические вопросы. Консульства были подчинены политическим отделам

министерства; функции их смешивались с деятельностью политических агентов

республики. Талейран восстановил консульское бюро в министерстве. Главной

задачей консулов стали защита торговых интересов французских торговцев и

сбор коммерческой информации. После переворота 18 брюмера консулы стали

именоваться "комиссарами по коммерческим сношениям", так как название

"консул" приобрело другой, политический смысл. Талейран восстановил и

реорганизовал при консульском бюро школу молодых переводчиков,

подготовлявшую драгоманов для восточных посольств и консульств Франции.

Ученики, которых было около двух десятков, набирались из детей

французских семейств, живших на Востоке. Талейран широко использовал в

министерстве прежних чиновников. Дипломатическим агентам была запрещена

частная переписка по политическим вопросам. Количество политических

отделов было сведено к двум, как было до 1789 года.[132]

После переворота 18 брюмера, установившего Директорию, Наполеон

установил режим военной диктатуры. Все дипломатические дела перешли в

руки первого консула и его министра.

Придя к власти, Наполеон стремился, прежде всего, наладить

дружественные отношения с Австрией и Англией. И даже по этому поводу

разослал письма, в которых говорилось о скорейшем желании

примирения.[133] Первоначально Наполеон не хотел и слышать ни о каком

общем деле, общем соглашении с Россией. Французский министр иностранных

дел напротив выразил желание войти в соглашение с Россией. Талейран

призывал Колычева составить общий план против Германии и Австрии.[134]

Возобновление франко–русских отношений произошло благодаря активной

пропаганде необходимости союза с Россией Талейрана. Он объяснял свою

позицию так: «При Консульстве Франция воевала практически со всеми

основными государствами Европы, кроме России»[135]. Основной соперницей в

Европе и колониальных землях у Франции была Англия. Традиционно велась

дипломатическая война двух государств. «Странная война «льва и кита».

Франция не имела флота, чтобы поразить Англию на море. Британия не имела

армии, чтобы одолеть Францию на суше. Один на один они оставались

недосягаемыми друг для друга. Следовательно, борьба между двумя западными

державами с неизбежностью становилась борьбой за континентальных

союзников».[136]

Временные союзы с некоторыми европейскими государствами не оказывали

значительного действия на ход международных событий, оказывались

быстротечными и сгорали в огне очередного военного конфликта.

Необходимость сближения с Российской империей оставалась жизненно важной.

Первый консул рассчитывал с помощью России создать антианглийский союз,

который втянул бы государства не только Европы, но и Америки. В этом

случае открылись бы перспективы вытеснения Англии из Азии, в частности,

Индии. Бонапарт предлагал разделить Турцию между Францией и Россией,

мотивируя это тем, что Оттоманской империи осталось существовать недолго,

и, если Павел I направляет свои взгляды в ту сторону, их «интересы

становятся общими».[137]

В Петербурге после 18 брюмера начался пересмотр внешнеполитической

концепции.

Момент для русско-французского сближения был выбран удачно. В начале

1800 года Павел I выдворил австрийское посольство из Петербурга. Бонапарт

в это время готовился к нанесению решающего удара по австрийцам и в

коротких письмах Талейрану доказывал всю важность нахождения путей

взаимодействия с Россией. Министр понимал значение этой акции. Им была

выдвинута новая тактика достижения поставленной задачи: действовать не

через посредников в Берлине и Копенгагене, так как это дело продвигается

чрезвычайно медленно, а через прямые переговоры. Бонапарт энергично

поддерживал Талейрана.[138]

Первый ход этой дипломатической игры был чрезвычайно эффективным. В

июле 1800 года графу Никите Петровичу Панину (вице-канцлер) было

направлено послание, в котором изящно и ненавязчиво восхвалялись русские

войска, и обещалось возвращение на родину всех пленных русских солдат с

почестями и новым оружием.

За первым ходом последовал второй - не менее сильный. Второе письмо

было адресовано также Панину (англофил, сторонник союза с Англией против

Франции).

Антианглийская направленность французской дипломатии сближала Францию

и Россию.

8 октября Ростопчин Ф.В., глава коллегии иностранных дел, сообщил

министру внешних сношений и Бонапарту условия установления «дружественных

отношений» между Россией и Францией. Условия подписания мирного договора

были следующими: передача Мальты ордену Святого Иоанна Иерусалимского,

великим магистром которого являлся российский император, возвращение

сардинскому королю его владений, неприкосновенность владений

короля обеих Сицилий, курфюрста Баварского и герцога

Вюртембергского.[139]

Как в Петербурге, так и в Париже франко-русскому сотрудничеству в это

время придавали решающее значение. «Я желаю видеть скорый и неизменный

двух могущественных наций в мире», - писал Бонапарт Павлу 21 декабря 1800

года. Он настаивал на подписании мира между Россией и Францией и на

распределении границ различных государств. В документах отражается

настроение того времени. «События в Европе быстро сменяются одно другим;

дела Германии, Италии, Англии требуют самого быстрого союза между Россией

и Францией, чтобы решить войну или мир».[140] Слова Талейрана показывают,

что русско-французский союз он рассматривал в качестве дипломатического

инструмента общеевропейского значения. Бонапарт считал, что в союзе с

Россией он сумеет сокрушить морское и колониальное могущество Англии.

Почва в Петербурге была подготовлена. В 1800 году император расторг

союз с Англией и порвал с ней дипломатические отношения. Дошло до того,

что Павел I хотел вооруженного конфликта. Он писал Бонапарту: «Нельзя ли

предпринять или, по крайней мере, произвести на берегах Англии?»

В январе 1801 года царь приказал атаману Войска Донского выступить с

казачьими полками в Оренбург, а затем в Индию, чтобы «поразить неприятеля

в сердце». Более 22 тысяч казаков двинулись в путь. Только после смерти

Павла I поход был отменен.

Поддерживая русские инициативы в Азии, первый консул активно

действовал в Европе. Он наметил программу совместных действий двух стран

в Европе и Африке, в районах, представляющих первостепенный интерес для

России и Франции.

Талейран и Бонапарт рассчитывали использовать союз с Россией для

обеспечения Франции господства в Германии, гарантировать ей границы по

Рейну и, наконец, сохранив соперничество Австрии и Пруссии, лишить их

политических и военных преимуществ. Павел I рассчитывал, объединившись с

французами, распоряжаться немецкой землей.

Итак, франко-русский союз должен был явиться в руках создателей

орудием для решения германских дел. Поэтому, в течение последних восьми

месяцев царствования Павла I, шли переговоры.[141]

3 марта 1801 года в Париж прибыл российский посланник С.А.

Колычев. Настроен Колычев был против Франции. Через четыре дня он писал

царю, что «кажется, что в сближении Франции с Россией ни малейшей нет

искренности». В тот же день посланник сообщил: «Я очень сомневаюсь, что

мы дождались чего-нибудь хорошего от Франции; повторяю, что она старается

поссорить нас со всеми». Через две недели Колычев вновь пишет Павлу I о

том, что «союз Франции никому не полезен и ни с кем искренен, быть не

может в теперешнем ея состоянии».[142]

Колычев подвергал критике Бонапарта и Талейрана.«Более воин, чем

политик, очень посредственный правитель, ничего не понимающий во внешней

политике и не слушающий ничьих советов», «честолюбие Бонапарта столь же

безмерно, как смутны его политические планы».

Нелестно Колычев отзывался и о Талейране, обвиняя его в стремлении

навязывать свои решения, в нарушениях своего слова и т.п. Бонапарт и

Талейран же считали Колычева наглым и глупым. Столь отрицательное

отношение между дипломатами не могло положительно сказаться на ходе

переговоров.[143]

После убийства Павла I, который крайне негативно относился к

происходящим во Франции событиям, с приходом Александра I началась новая

эра в русско-французских отношениях.[144]

Уже через несколько дней после его смерти Талейран шлет в Россию

предложение о сотрудничестве, об установлении прочного мира на

континенте. Далее подразумевалось уничтожение могущества Англии на море и

на суше совместными усилиями, а её колонии поделить.

Но молодой российский император ещё не вставал ни на одну из сторон.

Вскоре в российской внешней политике наметились перемены. Россия

постепенно начинает сближаться с Англией. Начались англо-российские

Страницы: 1, 2, 3, 4