РУБРИКИ

Культ мертвых и миф об Осирисе

   РЕКЛАМА

Главная

Зоология

Инвестиции

Информатика

Искусство и культура

Исторические личности

История

Кибернетика

Коммуникации и связь

Косметология

Криптология

Кулинария

Культурология

Логика

Логистика

Банковское дело

Безопасность жизнедеятельности

Бизнес-план

Биология

Бухучет управленчучет

Водоснабжение водоотведение

Военная кафедра

География экономическая география

Геодезия

Геология

Животные

Жилищное право

Законодательство и право

Здоровье

Земельное право

Иностранные языки лингвистика

ПОДПИСКА

Рассылка на E-mail

ПОИСК

Культ мертвых и миф об Осирисе

Культ мертвых и миф об Осирисе

Введение ( Что такое египетская мифология

Ранним утром солнце поднимается на голубовато-стальном небе — сначала

желтое, затем ослепительно яркое, потом увядающее; оно движется по

небосводу, отражаясь в коричневом, желтом, желтовато-коричневом, белом

песке. Словно врезанные в песок, лежат глубокие тени — темные силуэты

изредка встречающихся здесь строений, деревьев, кустов.

Сквозь эту вечно залитую солнцем, не знающую «непогоды» пустыню (здесь

не бывает ни дождя, ни снега, ни тумана, ни града) — пустыню, которая

никогда не слышала раскатов грома и никогда не видела блеска молнии, где

воздух сухой, стерильный, консервирующий, а земля бесплодная,

крупитчатая, ломкая, крошащаяся катит свои волны отец всех потоков, «Отец

всемогущий, Нил». Он берет начало в глубинах страны и, вспоенный озерами и

дождями в темном, влажном, тропическом Судане, набухает, заливает все

берега, затопляет пески, поглощает пустыню и разбрасывает ил — плодородный

нильский ил; каждый год на протяжении тысячелетий он поднимается на

шестнадцать локтей — шестнадцать детей резвятся около речного бога в

символической мраморной группе Нила в Ватикане, — а затем медленно вновь

возвращается в свое русло, сытый и умиротворенный, поглотив не только

пустыню, но и сушь земли, сушь песка. Там, где стояли его коричневые воды,

появляются всходы, произрастают злаки, давая необыкновенно обильные урожаи,

принося «жирные» годы, которые могут прокормить «тощие». Так каждый год

вновь возрождается Египет, «дар Нила», как его еще две с половиной тысячи

лет назад назвал Геродот, «житница» древнего мира, которая заставляла Рим

голодать, если в тот или иной год вода стояла слишком низко или, наоборот,

прилив был слишком высок.

Там, на этой местности, с ее сверкающими куполами и хрупкими

минаретами, в городах, переполненных людьми с различным цветом кожи,

принадлежащими к сотням различных племен и народов — арабами, нубийцами,

берберами, коптами, неграми, — в городах, где звучат тысячи разных говоров,

возвышались, словно вестники другое мира, развалины храмов, гробниц,

остатки колонн и дворцовых залов.

Там вздымались ввысь пирамиды (шестьдесят семь пирамид насчитывается

на одном лишь поле близ Каира!), выстроившиеся в сожжен ной солнцем пустыне

на «учебном плацу солнца» — чудовищные склепы царей; на сооружение лишь

одного из них ушло два с половиной миллиона каменных плит, сто тысяч рабов

на протяжении долгих двадцати лет воздвигали его.

Там разлегся один из сфинксов — получеловек, полузверь с остатками

львиной гривы и дырами на месте носа и глаз: в свое время солдаты Наполеона

избрали его голову в качестве мишени для своих пушек; он отдыхает вот уже

многие тысячелетия и готов пролежать еще многие; он так огромен, что какой-

нибудь из Тутмесов, мечтая получить за это трон, мог бы соорудить храм

между его лап.

Там стояли тонкие, как иглы, обелиски — часовые храмов, пальцы

пустыни, воздвигнутые в честь царей и богов; высота многих из них достигала

28 метров. Там были храмы в гротах и храмы в пещерах, бесчисленные статуи —

и деревенских старост, фараонов, саркофаги, колонны, пилоны, всевозможные

скульптуры, рельефы и росписи...

И все на этом грандиознейшем из существующих на свете кладбищ было

испещрено иероглифами — таинственными, загадочными знаками, рисунками,

контурами, символическими изображениями людей, зверей, легендарных существ,

растений, плодов, различных орудий, утвари, одежды, оружия, геометрическими

фигурами, волнистыми линиями и изображениями пламени. Они были выполнены на

дереве, на камне, на бесчисленных папирусах, их можно было встретить на

стенах храмов, в камерах гробниц, на заупокойных плитах, на саркофагах, на

стенах, статуях божеств, ларцах и сосудах; даже письменные приборы и трости

были испещрены иероглифами. «Тот, кто пожелал бы скопировать надписи на

храме Эдфу, даже если бы трудился с утра до вечера, не управился бы с этим

и в двадцать лет».

Таким был мир, открывшийся в «Описаниях» изумленной Европе, той самой

ищущей Европе, которая занялась исследованием прошлого, которая по

настоянию Каролины, сестры Наполеона, с новым рвением принялась за раскопки

в Помпеях и чьи ученые, восприняв у Винкельмана методику археологических

исследований и толкования находок, горели желанием проверить эти методы на

практике.

У истоков археологического открытия Египта стоял Наполеон I.

17 октября 1797 года был подписан мир в Кампо-Формио. Итальянский

поход окончился, и Наполеон возвратился в Париж.

«Героические дни Наполеона позади!»—писал Стендаль. Он ошибался.

Героические дни еще только начинались.

19 мая 1798 года с флотом в триста двадцать восемь кораблей, имея на

борту тридцать восемь тысяч солдат н офицеров, Наполеон вышел из Тулузы в

открытое море. Цель: через Мальту на Египет.

План Александра! Для Наполеона Египет тоже не был самоцелью:

его взгляд проникал дальше, с Индию. Поход за море был попыткой

нанести Англии, неуязвимой в своем центре — Европе, смертельный удар на

периферии.

В отличие от греческой, особой популярности египетская мифология не

приобрела и сделалась достоянием лишь узкого круга специалистов-

востоковедов — историков и филологов.

Почему так произошло? По многим причинам. Но главных, пожалуй, можно

выделить две. Во-первых, когда к началу нашей эры египетская культура

пришла уже в совершенный упадок и традиции её стали забываться, их не

наследовал никакой другой народ, как наследовал эллинскую культуру Рим (а

культуру Рима воскресила потом эпоха Возрождения, — и через неё уже

восприняли мы). К IV веку нашей эры никто уже не умел ни говорить, ни

читать по-египетски, — и все последующие четырнадцать веков египетская

литература была для европейцев недоступна. Мифов страны Нила просто не

знали. Когда же в 1822 году гениальный французский филолог Франсуа

Шампольон (1790 — 1832) разгадал тайну египетских иероглифов и учёные

смогли наконец прочитать древние письмена, оказалось, что — это уже во-

вторых — египетская мифология не похожа ни на одну из мифологий других

народов и европейцу не под силу даже мало-мальски в ней разобраться

самостоятельно: на две-три строки переведенного текста для рядового

читателя надо писать страниц пять примечаний и комментариев — иначе он не

поймёт ничего.

Выяснилось, например, что у египтян не существовало даже правил,

которые предписывали бы, как полагается изображать богов. Одного и того же

бога изображали то в виде какого-нибудь животного, то в виде человека со

звериной головой, а то просто в виде человека. Многих богов в разных

городах называли по-разному, а у некоторых так даже в течение суток имена

менялись несколько раз. Например, утреннее солнце воплощал бог Хепри,

который, по представлениям египтян, принимал облик жука-скарабея и катил

солнечный диск до зенита — подобно тому, как навозный жук катит перед собой

свой шар; дневное солнце воплощал бог Ра — человек с головой сокола; а

вечернее, «умирающее», солнце — бог Атум. Ра, Атум и Хепри были как бы

тремя «разновидностями» одного и того же бога — бога солнца.

В отличие от олимпийских богов, божества Древнего Египта зачастую не

имели строго определённых функций. У греков, к примеру, была богиня любви

Афродита, бог войны Арес, — а у египтян хотя и были похожие божества —

богиня любви Хатхор и богиня-воительница Нейт, но наряду с этим

существовало очень много богов «абстрактных», каких в греческой мифологии

нет. Например: Ху, Сиа, Сехем и Хех — «воля», «разум», «энергия» и

«вечность». Были боги — воплощения мудрости и могущества какого-то другого

бога или боги — олицетворения какого-либо закона природы... А разговор о

характерах египетских богов попросту не имеет смысла. Про Зевса мы знаем,

что он могуч и всесилен, про Гермеса — что он пройдоха и плут, а

древнеегипетский бог в одном и том же мифе может быть то добрым, то злым,

то справедливым, то беспощадным и коварным.

Одно и то же деяние — сотворение мира, например, или сотворение людей

— в каждом крупном городе приписывалось разным богам. Весь Египет чтил и

любил доброго бога Осириса — и одновременно почитался его убийца, бог зла

Сет; имена в честь Сета носили фараоны; и — опять же одновременно — Сета

проклинали. В одном религиозном тексте говорится, что бог-крокодил Себек —

враг солнечного бога Ра, в другом — что друг и защитник. Совершенно по-

разному описывается в разных текстах Загробный Мир... И вообще — о любом

природном явлении одновременно существовало множество разных представлений,

которые самым непостижимым образом друг другу противоречили. Так, небо

изображалось и в виде коровы, и в виде крыльев коршуна, и в виде реки —

небесного Нила, и в виде женщины — небесной богини Нут.

С нашей точки зрения, такое нагромождение противоречий, конечно, не

укладывается ни в какие логические рамки и попросту идёт здравому смыслу

наперекор. Именно эти противоречия и делают египетскую мифологию столь

трудной для понимания, именно из-за них она не получила такого широкого

распространения, как мифология Древней Греции.

Объяснить, из-за чего эти противоречия возникли, сравнительно

нетрудно. В разных областях и городах страны складывались разные варианты

одних и тех же легенд, которые, естественно, во многом не совпадали.

Сказания передавались из уст в уста, переписывались с папируса на папирус;

раз от разу всё больше искажался первоначальный смысл текста, добавлялось

что-то новое, забывалось старое, всё большим становилось несоответствие

между разными представлениями об одном боге. Наконец, как в любом

фольклоре, сказания смешались и переплелись.

Труднее понять, каким образом беспорядочное, казалось бы,

нагромождение исключающих друг друга представлений могло сложиться в

единую, цельную картину. Ведь если в наши дни человек из двух разных

источников получит два противоречивых известия, он немедленно сделает

вывод, что какое-то из двух известий (а может быть, и оба) не соответствует

истине. Нельзя одновременно верить, что вчера в Москве был дождь и что его

вчера в Москве не было: одно утверждение автоматически исключает другое.

Как же в сознании египтян одновременно уживались четыре, пять, шесть и

больше взаимоисключающих представлений об одном боге? Как они могли верить

сразу десяткам противоречивых легенд?

Попытаемся в этом разобраться.

К сожалению, в наши дни большинство людей считает, что древние

египтяне изображали, например, бога солнца Ра в виде человека с головой

сокола, а небо — в виде реки, коровы, крыльев птицы и богини-женщины

потому, что были наивны, не обладали достаточными знаниями о природе, об

окружающем мире; и, чтобы хоть как-то объяснить непонятные для них явления

— гром, ветер, закаты и восходы солнца, движение звёзд, смену времён года,

— они выдумали могущественного бога Ра, который и движет солнце по небу. На

самом же деле такое простое, само собой напрашивающееся объяснение слишком

поверхностно и содержит лишь очень малую долю истины.

Прежде всего, никто из египтян не понимал изображение солнечного бога

Ра буквально; никто не верил, что где-то на небесах действительно живёт

такое существо — человек с соколиной головой. Нет, изображения Ра, как и

изображения других богов, служили только символами божества. Это

засвидетельствовал ещё знаменитый древнегреческий историк Геродот,

посетивший Египет около 450 года до н.э.: «Пишут ... художники и высекают

скульпторы изображения Пана подобно эллинам — с козьей головой и козлиными

ногами, хотя и не считают, конечно, такое изображение правильным, полагая,

что этот бог имеет такой же вид, как и прочие боги. Но почему они всё-таки

изображают его таким, мне трудно сказать». Нам тоже трудно, а скорее всего,

и невозможно узнать, как в действительности представляли себе египтяне

своих богов, в том числе бога солнца, но зато мы можем с уверенностью

заключить, что в виде сокологолового человека они его не представляли, а

лишь изображали. Это — символ; и это не покажется вам таким уж удивительным

и непонятным, если вы вспомните, что всякого рода символические изображения

широко распространены и в наше время. Например, в городе Волгограде в честь

победы Красной Армии над фашистскими захватчиками в Сталинградской битве

установлен памятник, изображающий нашу Родину, восставшую на борьбу с

оккупантами, в виде женщины с мечом в руке. Никто ведь из нас не

воспринимает это изображение буквально, никто не представляет себе Родину —

Россию — в виде женщины. Все мы прекрасно понимаем, что это символ, все мы

знаем его значение. И гербы государств, и гимны, и знамена — это тоже

символы.

Во-вторых, ни к какой мифологии, а к древнеегипетской в особенности,

нельзя подходить с точки зрения нашей логики и нашего «здравого смысла».

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, в чём разница между мифом и

сказкой?

Сказка — это заведомый вымысел. Тот, кто рассказывает сказку,

всегда знает, что он рассказывает нечто такое, чего не было и не могло быть

в действительности, хотя и рассказчик, и слушатель в какой-то степени в эту

выдумку всё же верят (точно так же и мы с вами знаем, что на земле нет ни

страны лилипутов, ни страны великанов, — и тем не менее, когда мы читаем

сказку Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера», эти страны начинают для

нас как бы существовать в действительности). Но — не более того: с каким бы

захватывающим интересом мы сказку ни слушали, мы всё равно знаем, где

кончается реальный мир и начинается мир вымысла.

Миф же — для того, кто в него верит, — это всегда правда, но

выражена эта правда не реалистическими средствами, а — иносказательно. Это

вполне определённая картина окружающего мира и система взглядов на жизнь:

попытка объяснить и явления природы, и смысл человеческого существования на

земле, и нравственные ценности, и принятые в обществе моральные нормы.

Разумеется, каждая эпоха объясняет это своими, доступными ей способами. В

наше время в сознании людей, в их миросозерцании преобладает логика, строго

научный подход к жизненным явлениям; для египтян же большее значение имели

чувства, эмоции, красота и поэтичность окружающего мира, а не только

познание и научное объяснение его явлений. Поэтому в мифологии Древнего

Египта преобладает именно поэтичность. И вполне естественно, что в поэзии

небо может быть одновременно и рекой, и крыльями коршуна, и коровой. Это —

символы, своеобразные «поэтические определения» неба.

Понять психологический склад, образ мышления другого народа очень

трудно даже в том случае, когда этот народ — наши современники. И уж тем

более непонятна для нас психология древних египтян. Как, например,

представить себе, что мистерии (своеобразные «театральные представления» на

мифологические сюжеты) они воспринимали не как ИЗОБРАЖЕНИЯ мифологических

событий на «сцене», а как САМИ СОБЫТИЯ, происходящие в действительности?

Как понять, что жрец-бальзамировщик, надевавший во время мумификации

покойника маску шакалоголового бога бальзамирования Анубиса, считался САМИМ

БОГОМ АНУБИСОМ до тех пор, покуда маска была на нём? Да и не только жрец

мог отождествиться с богом, — богом мог «стать» любой человек. Существует

легенда о том, как Ра был ужален ядовитой змеей и вылечился при помощи

магических заклинаний. Поэтому, если египтянина кусала змея, лекарь первым

делом читал заклинания, целью которых было отождествить пострадавшего с

богом Ра. Злой демон, по наущению которого действовала змея, имел дело уже

не с простым смертным — его противником был могущественный бог! Демон

вспоминал своё былое поражение и в страхе обращался в бегство, — а больной

вылечивался. Египтяне придавали огромное значение словам — любым,

вытесанным ли на каменной плите, записанным на папирусе или произнесённым

вслух. Слова были для них не просто набором звуков или иероглифов: египтяне

верили, что слова обладают магическими свойствами, что любая фраза способна

повлиять на окружающий мир. И особое значение имело имя человека. Если кто-

то хотел навлечь зло на своего врага, он писал его имя на клочке папируса и

затем сжигал этот клочок. В коллекции Государственного Эрмитажа есть очень

интересный экспонат — статуэтка фараона Сенусерта III, правившего

государством в XIX веке до н. э. На этой статуэтке выбито имя Рамсеса II,

который занимал египетский престол спустя 600 лет после Сенусерта III. В

эпоху правления Рамсеса скульпторы, стремясь создать как можно больше

статуй для увековечения этого фараона, нередко использовали и готовые

статуи, изображавшие прежних владык Египта: стёсывали старые имена и

высекали имя Рамсеса II. Внешее сходство в данном случае было делом не

таким уж важным: имя важнее.

Древние египтяне селились на восточном берегу Нила. Западный же берег

был отдан «вечности» — загробной жизни. Здесь возводили пирамиды и строили

гробницы. Этот обычай тоже был основан на символике: подобно тому, как Ра,

то есть солнце, «рождается» на восточном берегу небесной реки и «умирает»

на западном, так и люди, «скот бога Ра», проводят свою земную жизнь на

востоке, а после смерти переселяются на запад — в Поля Камыша, загробный

рай, место успокоения, блаженства и вечной жизни. Смерть для египтянина

была просто уходом в другой мир, который во всем был похож на мир земной:

умершие ели, пили, собирали урожай, развлекались охотой и ловлей рыбы.

Только смерти в Загробном Царстве не было: там египтянин жил вечно.

Рождение Осириса, его братьев и сестёр

Ещё до того, как Ра покинул землю и стал плавать в Ладье Вечности по

небесам и по Царству Мёртвых, богиня Маат создала времена года. Она

разделила год на три равные части и дала им названия: время Разлива, время

Всходов и время Урожая.

Затем Маат поделила все три времени года на месяцы, по четыре в

каждом. Каждый месяц состоял из тридцати суток, а каждые сутки поровну

поделили между собой дневное и ночное светила — солнце и луна. Солнечный

год, таким образом, был в точности равен лунному: и в том, и в другом было

двенадцать месяцев, триста шестьдесят дней.

Хранительницей этого порядка Маат назначила Луну.

Но круглолицая Луна не справилась с доверенным делом. Богу мудрости

Тогу без особого труда удалось её перехитрить и изменить установленный

миропорядок.

Всё началось с того, что однажды владыка Вселенной разгневался на

богиню неба Нут за непослушание. Вспыхнула ссора. Ослеплённый яростью, бог

вскричал, потрясая кулаками:

— Знай же, непокорная ослушница: страшное наказание ждёт тебя! Отныне

и навеки я предаю проклятию все триста шестьдесят дней года. Ни в один из

них ты не сможешь рожать детей и навсегда останешься бездетной!

Нут похолодела от страха. В отчаянии она заломила руки и пала перед

владыкой на колени. Но было поздно: проклятие уже было наложено. Солнечный

бог, гневно тряхнув головой, повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Хлынул проливной дождь — это безутешно рыдала Нут, убитая горем. В

мире всё подчинено воле Ра. На все дни года великий бог наложил проклятие.

Ей, Нут, не суждено иметь детей!

— И ничего нельзя сделать! Нет такой силы на свете, которая могла бы

хоть что-то изменить! — причитала богиня, обливаясь слезами, — и вдруг

услышала спокойный, чуть насмешливый голос:

— Силы такой и вправду нет. Зато есть хитрость! Знай: ум — это нечто

гораздо большее, чем сила. Там, где сила бесполезна, выручит ум. Скоро ты

убедишься в этом.

Нут стремительно обернулась.

Перед ней стоял Тот. Бог мудрости, посмеиваясь, крутил в руках

пальмовую ветвь.

— Ты можешь мне помочь? — спросила Нут с надеждой.

— Да, — ответил Тот.

— Но как?

— Я скоро вернусь, — сказал Тот загадочно, превратился в ибиса,

вспорхнул и улетел.

Нут смотрела ему вслед до тех пор, пока Тот не скрылся из виду. И

опять разрыдалась. Она не поверила Тоту. Разве можно что-нибудь сделать,

если Ра обрёк проклятию все триста шестьдесят дней?! Тот хотел её утешить,

обнадёжить, вот и всё...

Богиня с горестно опущенной головой побрела к западным горам.

А Тот между тем прилетел к хранительнице времени Луне.

Добродушная Луна очень обрадовалась гостю. Ей было скучно одной среди

неразговорчивых звёзд. Редко случалось, чтоб кто-то из богов её навещал.

Луна усадила Тота на циновку, расставила перед ним изысканные кушанья:

финики, медовые лепёшки, орехи и кувшин пальмового вина.

— Угощайся, любезный гость, а заодно расскажи, что нового происходит в

мире, — сказала она, села напротив Тота и приготовилась слушать.

Тот отведал яства, вежливо похвалил их и рассказал хозяйке все

новости, умолчав только о ссоре Ра и Нут. Когда Тот умолк, Луна предложила:

— Давай теперь играть в шашки!

Ей очень не хотелось, чтоб Тот уходил. Но, кроме шашек, ей нечем

больше было занять гостя.

А хитрый Тот только того и ждал!

— Что ж, давай, раз ты просишь... — протянул он с притворной скукою в

голосе, словно ему совсем не хотелось задерживаться в гостях и он

соглашался только из вежливости. — А на что мы будем играть?

Луна растерялась:

— Не знаю... Можно ведь играть просто так, ради удовольствия.

— Нет! — решительно возразил бог мудрости. — Это неинтересно! Игра

должна быть азартной, — а какой азарт, если ничем не рискуешь в случае

проигрыша?

— Но как же быть? — озабоченно проговорила Луна. — Ведь у меня ничего

нет, кроме света, которым я освещаю небо по ночам.

— Вот и хорошо. Будем на него играть. Не на весь твой свет, конечно, —

это слишком много. В лунном году триста шестьдесят дней. Возьми от каждого

дня маленькую-маленькую часть, затем сложи эти части вместе — они и будут

ставкой.

— Я не могу этого сделать, — сказала Луна. — Я хранительница времени,

и я не вправе отдать ни одного дня из лунного года.

— Да и не надо целого дня! Убавь от каждого дня по несколько минут...

А впрочем, как знаешь, — холодно добавил Тот, встал с циновки и сделал вид,

будто собирается уходить.

— Подожди! — остановила его Луна. — Так и быть. Сыграем на мой свет.

Но учти: я убавлю от каждого дня очень маленький кусочек, всего лишь одну

семьдесят вторую его часть. Если ты выиграешь, никто даже и не заметит, что

лунные сутки стали короче. Тот кивнул в знак согласия, и они уселись

играть. Наивная Луна! Она надеялась одержать верх над богом мудрости, но не

тут-то было! Тот очень скоро выиграл партию, и Луне ничего не оставалось

делать, как сдаться.

— Возьми свой выигрыш, он причитается тебе по праву, — проворчала Луна

и смешала шашки на доске.

И только тут выяснилось, что, хотя простодушная Луна укоротила каждый

из 360 дней года всего лишь на несколько минут, её проигрыш оказался очень

велик. Как по одной капельке молока можно накапать целый кувшин, так и из

этих минут, когда Тот сложил их вместе, получилось целых пять суток! Поняв,

что она наделала, Луна в ужасе схватилась за голову. Но было поздно.

Заполучив свой выигрыш — пять дней, — Тот прибавил их к солнечному

году. С тех пор лунный год сделался короче: в нём осталось лишь 355 дней. А

солнечный год увеличился: дней в нём отныне было 365.

Но самое главное — на пять лишних дней солнечного года не

распространялось проклятие Ра! Ведь когда владыка Вселенной предавал

проклятию все дни года, их насчитывалось только 360.

Правда, Ра немедленно проклял бы и эти новые пять дней, а вдобавок

наказал бы Тога за столь наглую выходку. Но бог мудрости предусмотрел всё.

Пять дней, которые он прибавил к солнечному году, он посвятил Ра. Не станет

же владыка проклинать дни, посвящённые ему самому!

Как Тот рассчитал, так и вышло. Узнав о случившемся, Ра было осерчал и

напустился на бога мудрости с бранью, грозя ему всеми мыслимыми и

немыслимыми карами. Но когда Тот, смиренно склонив голову, сказал богу

солнца, что новые дни он посвятил ему, — Ра, задобренный таким щедрым

подарком, простил Тогу его проделку.

И вот в конце года, в те самые пять дней, на которые не

распространялось проклятие, у Нут родилось пятеро детей.

В первый день на свет появился Осирис. Младенец заплакал так громко,

что земля задрожала, а в небе вспыхнуло зарево, возвестившее о рождении

величайшего бога. Во второй день родился Гор Бехдетский.

В третий день родился Сет, бог пустыни, войны и стихийных бедствий. У

малыша была звериная морда; красные глаза его сверкали злобой, и волосы у

него тоже были красными, как горячий песок пустыни. Вот почему третий

предновогодний день — день рождения Сета — стал для всех египтян

несчастливым. Фараоны и придворные сановники не занимались в этот день

государственными делами, не принимали никаких важных решений и не допускали

к себе иноземных послов.

В четвёртый день родилась добрая богиня Исида. И, наконец, в пятый

день родилась её сестра Нефтида. Всё это произошло в те времена Золотого

века, когда Ра уже вознёсся на небо, а землёю правил Геб.

Земное царствование Осириса

Когда Осирис стал взрослым, он унаследовал трон Геба и был

провозглашён царём Та-Кемет (одно из названий Египта).

Египтяне в те времена были ещё народом диким и невежественным, как

племя кочевников. Они не знали целебных трав, не умели лечить болезни и

часто умирали молодыми. У них не было ни письменности, ни законов. Селения

враждовали друг с другом, и вражда то и дело выливалась в побоища. В

некоторых племенах не умели готовить мясо и ели его сырым, а кое-где даже

процветало людоедство.

Поэтому Осирис решил, что прежде всего нужно дать народу знания.

Это было задачей очень нелёгкой, но Осирис успешно с ней справился. Он

разъяснил людям, какие поступки благородны, а какие нет, установил с

помощью бога Тога справедливые законы, научил египтян строить плотины и

оросительные каналы, чтобы в сезон Всходов, когда свирепствует зной и

мелеет Нил, поля питались живительной влагой. Это избавило Та-Кемет от

неурожаев и голода.

Это были лучшие дни Золотого века!

Когда в Та-Кемет все жители стали грамотными и по всей стране

установился угодный богам порядок, Осирис решил обойти соседние страны:

ведь другие народы всё ещё прозябали в варварстве и невежестве. Вместе со

свитой музыкантов и певцов бог отправился в путешествие и вскоре преобразил

весь мир. Ни разу не прибегнув к насилию, покоряя сердца людей только

красноречием и добром, Осирис установил богоугодные законы во всех племенах

и во всех городах.

Покуда великий наследник земного престола богов путешествовал, в Та-

Кемет правила Исида, его жена. Исида была богиней колдовства и магии.

Вместе с Тотом она научила людей совершать религиозные обряды, творить

чудодейственные заклинания и делать амулеты, спасающие от бед. Женщинам

добрая богиня объяснила, как правильно вести домашнее хозяйство.

Прошло двадцать восемь лет с тех пор, как Осирис воссел на престол. За

эти годы страна совершенно изменилась. Прежде города были маленькими —

теперь они разрослись вширь, перекинулись с чёрной плодородной земли на

пески, а окраины дотянулись до самого восточного предгорья. Там, на

окраинах, красовались роскошные усадьбы вельмож. Ближе к берегу обитал

незнатный люд: тесно лепились друг к дружке дворики с лачугами из кирпича-

сырца. Крыши на этих лачугах были тростниковые, обмазанные илом. Зной

быстро превращал ил в засохшую корку, — поэтому каждый год после половодья

с берегов натаскивали свежий ил и обмазывали крыши заново.

Западный берег любого города принадлежал мёртвым. Там хоронили тех,

кто ушёл в Дуат. Боги ещё не научили людей делать мумии, поэтому мёртвые

тела, облачённые в погребальное убранство, опускали в деревянные футляры и

закапывали в песок. Только высекатели саркофагов и гробовщики жили за

рекой, около своих мастерских. Корабли доставляли им гранит и песчаник из

каменоломен и кедровые брёвна с севера. По ночам на западном берегу

заунывно плакали и скулили шакалы, священные животные бога Анубиса.

С раннего утра в городах закипала жизнь. Пчеловоды развозили по

усадьбам душистый мёд, пекари — пышные хлеба и лепёшки, пивовары разливали

в бочки пахучее ячменное зелье; высекатели статуэток и другие ремесленники

горласто расхваливали свои товары, зазывая прохожих. Кто-то возделывал

деревья в саду, кто-то чинил запруду в канале, кто-то брал поутру

тростниковый челнок и отправлялся на реку рыбачить.

Так продолжалось до полудня, покуда Ладья Вечности не достигала

вершины неба. В полдень, когда жара свирепствовала уже так, что невмоготу

было оставаться на солнцепёке, все прятались в тень — в дома или в

пальмовые рощи — и отдыхали до вечера. А с вечерней прохладой горожане

вновь принимались каждый за свою работу.

Вдали сверкали на солнце дворцы богов...

Повсюду звучала музыка. Только в одном дворце окна были плотно

занавешены, двери заперты, а вдоль плетёной изгороди, окружавшей сад,

бродили хмурые стражники, вооружённые копьями и мечами. Это был дворец

Сета.

Косые нежаркие солнечные лучи, падая сквозь окна в крыше главного

зала, веером рассыпались во все стороны и освещали богатое убранство.

Посреди зала стоял стол с винами и кушаньями, а вокруг стола, удобно

расположившись в креслах с резными подлокотниками, золотыми спинками и

ножками в виде львиных лап, сидели царица Эфиопии Асо и семьдесят два

демона. Сборище возглавлял Сет.

Затаив дыхание, все ждали, что он скажет.

— Смерть! — сказал Сет и сверкнул алыми глазищами.

— Да, только его смерть избавит нас! — поддержала Сета царица Асо. —

После того, как смутьян побывал в моей стране, мои подданные больше не

хотят воевать с соседями, грабить их города, захватывать в плен рабов,

увеличивать мои богатства!

— Он должен умереть! — загалдели демоны. — Умереть! Смерть ему!

— Да, но как же мы его убьём?

Сет поднял руку, приказывая всем замолчать.

— У меня уже всё продумано, — объявил он. — Слушайте. Мне удалось

тайком измерить рост моего брата, которого я ненавижу не меньше, чем вы

все. Осирис не достоин царского сана! Трон владыки Та-Кемет должен быть

моим!.. — Сет медленно оглядел собравшихся. — Так вот, — продолжал он. — Я

велел моим рабам сделать по снятой мерке великолепный сундук, украсить его

золотом, серебром, драгоценными1 камнями... Работа скоро будет закончена.

Тогда мы...

И Сет изложил демонам свой замысел.

Минуло несколько недель, и вот во дворец Осириса прибежал гонец от

Сета.

— Мой хозяин устраивает званый пир, — насилу отдышавшись, проговорил

гонец. — Он смиренно просит тебя пожаловать сегодня в гости и занять

почётное место за столом.

— Скажи своему хозяину, что я с благодарностью принимаю его

приглашение, — ответил Осирис. — Ступай в сокровищницу:

я велю слугам одарить тебя.

Скороход поклонился и ушёл.

Вечером Осирис облачился в праздничные одежды, надел корону, взял

царский жезл и бич, и рабы на носилках отнесли его во дворец Сета.

Осириса встречала большая процессия опахалоносцев и музыкантов. Они

сказали носильщикам, что те могут сейчас же, не дожидаясь своего господина,

возвращаться назад и отдыхать, потому что пиршество затянется до утра. А

утром рабы Сета сами доставят Осириса домой.

Носильщики ушли. Царя Та-Кемет торжественно, под музыку, проводили в

зал, где в ожидании гостей восседал сам хозяин — красногривый бог пустыни.

Он покрикивал на слуг, суетившихся вокруг стола.

— Привет тебе, любимый мой брат! — воскликнул Сет, увидев входящего

Осириса. — Благодарю тебя, ты оказал великую честь моему дому. Сам царь Та-

Кемет, сам Осирис будет сегодня моим гостем!

Осириса усадили во главу стола, на самое почётное место. Вскоре начали

собираться заговорщики. Первой пришла красавица Асо, коварная царица

Эфиопии. Следом один за другим явились демоны.

Рабыни заиграли на систрах. Под сладкозвучный музыкальный перезвон

боги приступили к трапезе.

— Угощайтесь, любезные гости! — хлопотал Сет. — Отведайте вот этого

ячменного пива. Более вкусного напитка вы не найдёте во всём Та-Кемет! Мои

пивоварни — самые лучшие, мои рабы — самые усердные!.. А это пальмовое

вино! Десять лет я его выдерживал в прохладном погребе. Эй, слуги! Несите

новые кувшины, наполните кружки гостям, да поживей!

Вино и вправду было очень вкусным. Гости стали наперебой его

расхваливать, а потом, не скупясь на лесть, стали превозносить самого Сета.

Какой у него роскошный дворец! Какой вид открывается из окон! Резную мебель

чёрного дерева изготовили искуснейшие мастера! Каменотёсы украсили стены

великолепными рельефами!

— Да, — с деланной скромностью согласился Сет, — Моими рабами-

ремесленниками я и вправду могу гордиться. Видите эту статую в саду? Они

высекли её за десять дней из цельной глыбы песчаника. А недавно они

изготовили сундук — такой... такой... Нет, я не могу найти достойных слов,

чтоб описать эту красоту! Лучше вы сами посмотрите, что это за чудо. Эй,

слуги! Принесите сундук.

Боясь каким-нибудь случайным жестом или неосторожным словом выдать

своё волнение, заговорщики сделали вид, что с нетерпением ждут, какое диво

покажет им Сет. Застолье возбуждённо зашумело.

Когда рабы принесли сундук, все вскрикнули от восхищения и

повскакивали с мест.

Изделие было воистину достойно богов! По инкрустированной чёрным

деревом поверхности сундука змеились золотые ленты. В центре полыхал

огромный круглый гранат, изображавший солнце. Его катил по небосводу

лазуритовый жук-скарабей. Вокруг вспыхивали и искрились светом драгоценные

камни — звёзды. Тяжёлая крышка сундука была украшена надписью из золотых и

серебряных иероглифов.

— Великий Сет! — прошептала царица Асо, как зачарованная глядя на

сундук. — Я согласна отдать все мои богатства, лишь бы только заполучить

это сокровище.

— И я! И я! — закричали демоны наперебой, стараясь не смотреть на

Осириса, чтоб как-нибудь себя не выдать ненароком.

— Великолепная работа, — вежливо сказал Осирис. Ему тоже очень

понравился сундук. Но бог был спокоен. Он никогда не терял голову при виде

богатства.

В зале стоял невообразимый шум.

— Вижу, я вам угодил, дорогие гости, — воскликнул Сет и украдкой

переглянулся с царицей Асо. — Ладно! Так и быть, я подарю этот сундук кому-

нибудь из вас.

— Кому же? — замирающим голосом спросил один из демонов.

— Кому?.. Кому?.. — Сет обвёл взглядом гостей, как бы раздумывая. —

Тому, кому сундук придётся впору! Ложитесь в него по очереди.

И слуги по знаку Сета распахнули крышку сундука.

— Пусть же будет так, как ты сказал! — крикнул демон, сидевший ближе

всех к Осирису; первым бросился к сундуку и лёг в него.

Но сундук оказался слишком для него узок. Демон изобразил на лице

досаду, обиженно фыркнул и вернулся к столу.

— Пусть попробует кто-нибудь ещё!

Изо всех сил стараясь не выказать своего волнения, демоны стали по

очереди забираться в сундук. А Осирис, ни о чём не подозревая, спокойно

наблюдал происходящее. Богу было совершенно безразлично, ему ли достанется

сокровище или его заполучит кто-то другой. С добродушной улыбкой смотрел

он, как забавляются захмелевшие гости. Он бы и не стал залезать в сундук,

но не хотелось обижать брата столь откровенным безразличием к предмету его

гордости.

И вот очередь Осириса подошла.

— Попытай счастья и ты, любимый брат. Может быть, тебе повезёт больше,

чем остальным, — сказал Сет, обнимая Осириса и ласково на него глядя.

Осирис забрался в сундук, лёг на днище, скрестил на груди руки. Все

замерли.

— Сокровище твоё! — воскликнул Сет.

Эти слова были условным сигналом к злодеянию. Заговорщики кинулись к

сундуку, захлопнули крышку, и Сет ударом ноги вогнал клин.

— Сундук навеки твой! — захохотал он. — Умри в нём! Это твой гроб!

— Что вы делаете? — в ужасе вскричал Осирис, но ответом ему был новый

взрыв неистового хохота.

Демоны обмотали сундук сыромятными ремнями, отнесли его к реке и

бросили в Танитское устье. С тех пор это устье считается у египтян

ненавистным и проклятым.

Вода сомкнулась над гробом доброго царя Та-Кемет. Потом сундук

вынырнул на поверхность и, кружась, поплыл вниз по течению.

А случилось это на двадцать восьмом году царствования Осириса, в

семнадцатый день третьего месяца Разлива.

Странствия Исиды

Рано поутру, когда над берегами Нила ещё стелился туман, в покои Исиды

вбежал запыхавшийся слуга.

— Пробудись, великая богиня! — закричал он с порога, всхлипывая и

утирая рукавом мокрое от слез лицо. — Горе! Нет твоего мужа! Нет нашего

любимого царя Осириса!

— Что случилось? — Исида побледнела, предчувствуя самое худшее.

— Не спрашивай, беги! Сюда идёт Сет, а с ним несметно всяких злодеев.

Он хочет захватить трон и стать царём. Он убил Осириса. Он не пощадит и

тебя! Спасайся! Мне тоже надо бежать. Прощай, добрая богиня!.. — Последние

слова раб выкрикнул уже в дверях и бросился наутёк без оглядки.

— Где мой супруг? Что с ним? — прошептала Исида похолодевшими губами.

Ноги её вдруг подкосились, она изнеможённо упала в кресло и закрыла лицо

ладонями.

В саду заливались птицы. Внезапно щебет смолк: пичуги вспорхнули и

разлетелись, кем-то вспугнутые. Послышался топот, крики, смех; к дворцу

приближалась толпа. Среди общего шума прозвучал самодовольный голос Сета:

— Вот чертог Осириса — теперь он мой. Отныне я царь Севера и Юга.

Распахнулась дверь. Толпа заговорщиков вошла в тронный зал, — и все

застыли на пороге.

— Как? Ты ещё здесь? — изумился Сет, увидев Исиду. — Известно ли тебе,

что произошло ночью?

Исида молча смотрела на него, и Сет, не в силах вынести её взгляда,

отвёл глаза.

— Убирайся! — крикнул он. — Теперь это мой дворец!

— Клыкастая длинноухая гадина! Придёт день, когда ты дорого заплатишь

за своё злодейство, — проговорила Исида, с ненавистью глядя на Сета. — Где

Осирис? Отвечай, что ты сделал с моим мужем?

— И не надейся! — Сет попытался изобразить смех, но голос его

предательски дрожал, выдавая волнение. — Я не желаю, чтоб ты нашла мёртвое

тело, похоронила его и воздвигла стелу на месте погребения. Ведь тогда люди

будут приходить к этому надгробию и поклоняться ему. Нет! Память об Осирисе

должна сгинуть из людских сердец. Люди забудут его. уходи, я не скажу, где

его искать.

Исида встала. Заговорщики расступились, давая ей дорогу, и богиня

вышла из дворца.

И только покинув свою обитель, она дала волю чувствам и разрыдалась.

Где искать Осириса? Куда идти?

В знак скорби богиня остригла волосы, облачилась в траурные одежды и

отправилась на поиски. Она шла и горестно причитала:

Сливается небо с землёю, тень на земле сегодня, Сердце моё пылает от

долгой разлуки с тобою... О брат мой, о владыка, отошедший в край

безмолвия, Вернись же к нам в прежнем облике твоём! Руки мои простёрты

приветствовать тебя! Руки мои подняты, чтоб защищать тебя! Сливается небо с

землёю, Тень на земле сегодня, Упало небо на землю. О, приди ко мне!

Богиня ходила из одного селения в другое и спрашивала каждого

встречного, не знает ли он что-нибудь об Осирисе. Но все беспомощно

разводили руками.

Много дорог исходила Исида, много обошла селений и городов, пока

наконец не повстречала шумную ватагу ребятишек, игравших возле храма в

камешки. Когда богиня стала их расспрашивать, дети обступили её и,

возбуждённо размахивая руками, наперебой загалдели:

— Мы видели сундук!

— Да, да! Он плыл по реке мимо нашего города!

— Там внутри кто-то был и звал на помощь!

— Мы сразу побежали к лодочникам, но они нам не поверили. А пока мы

спорили с ними, сундук уплыл.

— Только это было очень давно, — сказал самый старший мальчик. —

Теперь его уже, наверно, унесло в море.

Исида очень обрадовалась. Это была первая весточка об Осирисе за много

дней бесплодных поисков. Желая отблагодарить ребятишек, богиня произнесла

волшебное заклинание и наделила всех детей вещим даром. С тех пор египтяне

считают, что по крикам детей, играющих возле храмов, можно предсказывать

будущее. Для этого надо мысленно о чём-нибудь спросить богов и сразу же

выйти во двор, где слышны крики ребятишек. Первое, что удастся услышать, и

будет ответом.

С помощью колдовства — ведь она была богиней колдовства — Исида

узнала, где сундук. Течение вынесло его на просторы Великого Зелёного Моря

, а морской прибой выбросил на сушу неподалёку от финикийского города

Гебала. Сундук остался лежать около молодого деревца. Покуда Исида

странствовала, деревце выросло, превратилось в могучего великана с

ветвистой кроной, и сундук оказался замурованным внутри ствола.

Богиня тотчас отправилась в Гебал. Но когда она пришла туда, дерева

уже не было, — лишь пень-обрубок уродливо торчал на берегу. Царь Гебала

Малакандр, гуляя однажды по побережью, увидел великолепное дерево и велел

его срубить и сделать из него колонну для украшения дворца.

— Я опоздала! Горе мне! — воскликнула в отчаянии Исида, села на камень

у родника и заплакала: — Никогда я не увижу своего возлюбленного супруга,

не воздам ему погребальных почестей! Будь ты проклят, Сет!

— Отчего ты убиваешься, прекрасная чужестранка? Тебя кто-то обидел? —

прозвучало вдруг за спиной богини. Исида обернулась.

Возле родника стояли три женщины с расписными пузатыми кувшинами и

дружелюбно улыбались.

— Кто вы такие? — спросила их богиня.

— Мы служанки нашей госпожи Астарты, царицы города Гебала, — ответили

женщины. — А ты, видно, пришла издалека? Сандалии твои стоптаны, одежда

порвана, ноги исцарапаны терновником. Бедняжка! Если у тебя нет в городе

друзей и близких, пойдём с нами к Астарте. Царица очень добра и отзывчива.

Ты непременно понравишься ей, и она оставит тебя при дворце. Поверь нам, уж

мы-то знаем!

Растроганная Исида от всего сердца поблагодарила добрых женщин, и все

вместе они отправились во дворец.

— Откуда и зачем ты пришла в Гебал? — спросила Астарта, с интересом

разглядывая чужестранку.

Исида ответила не сразу. Она долго задумчиво молчала. Но царица,

полагая, что бедная женщина попросту робеет перед ней, великой супругой

властителя Гебала, не торопила Исиду с ответом. А Исида стояла и

раздумывала, что ей делать. Достаточно было объявить, кто она такая и зачем

пришла, — и Астарта тут же упала бы перед ней на колени в благоговейном

трепете, а слуги, сбивая Друг друга с ног, бросились бы рубить деревянную

колонну топорами... Сердце богини колотилось от волнения. Сундук с телом

Осириса был здесь, рядом!.. Но Исида не могла покинуть Гебал, не

отблагодарив добрых женщин и Астарту за ласку и участие. А как

отблагодарить их, она не знала, поэтому и медлила, решая, не утаить ли

правду от царицы и не пожить ли под видом бедной странницы во дворце,

покуда не представится случай сделать добро.

Молчание затянулось. Служанки, недоумённо переглянувшись, стали что-то

Страницы: 1, 2


© 2000
При полном или частичном использовании материалов
гиперссылка обязательна.