Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы

Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы

ставится в рамках хозяйственного плана ... Остается ноябрь, декабрь,

январь, февраль, март, четыре с половиной месяца, в течение которых, если

империалисты впрямую не атакуют нас, мы сможем осуществить решительный

прорыв в экономике и коллективизации". Решения пленума подстегнули это

движение вперед. Специальная комиссия разработала новый календарный план

коллективизации, который несколько раз пересматривался в сторону еще

большего сокращения сроков, план был обнародован 5 января 1930 года.

Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были стать зоной сплошной

коллективизации осенью 1930 года, другие производящие зерно

сельскохозяйственные регионы - на год позднее1.

27 ноября 1929 года Сталин объявил о переходе от "ограничения

эксплуататорских тенденций кулаков" к "полной ликвидации кулачества как

класса". На специальную комиссию Политбюро под председательством Молотова

было возложено проведение практических мер по этой "ликвидации". Комиссия

определила три категории кулаков: первые - это "те, кто принимал участие в

контрреволюционной деятельности", они должны быть арестованы и отправлены

на исправительные работы в лагеря ОГПУ или расстреляны в случае оказания

сопротивления, семьи их должны быть высланы, а вещи конфискованы. Кулаки

второй категории, определенные как "не проявившие себя как

контрреволюционеры, но все-таки являющиеся сверхэксплуататорами, склонными

помогать контрреволюции", должны быть арестованы и сосланы вместе со своими

семьями в отдаленные регионы страны. Наконец, кулаки третьей категории,

определенные как "в принципе лояльные к режиму" должны быть выселены с

прежних места обитания и устроены на жительство "вне зон коллективных

хозяйств, на худородных землях, требующих возделывания". Настоящий декрет

уточнял, что число кулацких хозяйств, подлежащих ликвидации в течение

четырех месяцев, находится где-то в вилке между 3% и 5% от общего "числа

хозяйств"; таковы, во всяком случае, были цифры, объявленные в период

проведения операций по раскулачиванию2.

В каждом округе действовала тройка, состоявшая из секретаря партийного

комитета, председателя исполнительного комитета местного Совета и местного

ответственного от ОГПУ, операции проводились непосредственно комиссиями и

бригадами по раскулачиванию. Список кулаков первой категории, в котором

было шестьдесят тысяч отцов семейств согласно "подлежащему обнародованию

плану", специально предусмотренному в Политбюро, был в ведении

исключительно органов ОГПУ. Что касается списков кулаков других категорий,

они были подготовлены на месте согласно "рекомендациям" "активистов"

деревни. Кто были эти активисты? Один из близких соратников Сталина Серго

Орджоникидзе так говорил об этом: "Поскольку в деревне нет партийных

борцов, мы туда направим по одному молодому коммунисту в село, у него будут

двое или трое помощников из бедных крестьян, и вот этот актив и решит все

деревенские вопросы: коллективизацию, раскулачивание"3. Главная цель была

такая: необходимо обобществить как можно больше хозяйств, арестовать

сопротивляющихся кулаков.

Подобная практика открыла путь злоупотреблениям, как при всяком сведении

счетов. Как определить, что такое кулак? Что такое кулак второй категории

и, в особенности, третьей категории? В январе-феврале 1930 года уже нельзя

было использовать критерии определения кулацкого хозяйства, старательно

выработанные на многих дискуссиях различными идеологами и экономистами

партии в предшествующие годы. В самом деле, в течение последнего года

кулаки заметно обеднели; они с трудом выносили все возрастающее бремя

налогов, становящееся все более и более нестерпимым. При отсутствии внешних

признаков богатства комиссия должна была прибегнуть к старым фискальным

спискам, сохранившимся в деревенских советах, к осведомителям ОГПУ, к

разоблачительным выступлениям соседей, привлеченных возможностью разграбить

чужое хозяйство. Действительно, вместо того, чтобы вести точную и детальную

инвентаризацию в интересах колхоза для пополнения его фондов, бригады по

раскулачиванию часто действовали под девизом: "Все наше, все съедим и

выпьем". Как отмечалось в докладе ОГПУ из Смоленской области:

"Раскулачивающие снимали с зажиточных крестьян их зимнюю одежду, теплые

поддевки, отбирая в первую очередь обувь. Кулаки оставались в кальсонах,

даже без старых галош, отбирали женскую одежду, пятидесятикопеечный чай,

последнюю кочергу или кувшин... Бригады конфисковывали все, включая

маленькие подушечки, которые подкладывают под головы детей, горячую кашу в

котелке вплоть до икон, которые они, предварительно разбив, выбрасывали"4.

Собственностью раскулаченных они или просто овладевали сами или продавали

ее на торгах членам бригады по раскулачиванию по смешным ценам: избу за 60

копеек, корову за 15 копеек, что было в сотни раз ниже их реальной

стоимости. Иными словами, бригада имела неограниченные возможности для

разграбления, раскулачивание часто служило предлогом для сведения личных

счетов.

При этом в некоторых районах 80 или 90% раскулаченных крестьян в

действительности были середняками. А поскольку было необходимо предъявить

центральным властям значительное число кулаков, загребали и тех, кто

местными властями был не указан! Ссылали и арестовывали крестьян,

пытавшихся летом продать зерно на рынке, крестьян, нанимавших на два месяца

в 1925 или в 1926 году одного сельскохозяйственного рабочего, крестьян,

имевших два самовара, а также таких крестьян, кто в сентябре 1929 года

"убил свинью с тем, чтобы ее съесть и тем самым не дать ей стать

социалистической собственностью". Были крестьяне, которых арестовывали за

то, что "они пускались в коммерцию", и это тогда, когда крестьяне просто

продавали самостоятельно произведенные продукты или товары. Ссылали также

тех, чьи братья служили в царской армии; еще была такая категория ссылаемых

"кулаков", "которые слишком прилежно посещали церковь". Но чаще всего

"кулаками" называли тех, кто просто пытался противиться коллективизации.

Комиссии по раскулачиванию состояли из обычных крестьян, не всегда

бедняков, которых трудно было "расклассифицировать". Так, в одном местечке

на Украине один середняк, член бригады по раскулачиванию, был арестован

"как кулак" другой комиссией по раскулачиванию, которая работала на другой

окраине того же местечка".

Следует отметить, что после этой первой фазы "борьбы с кулаками в деревне",

которая часто оказывалась просто сведением старых счетов односельчан,

деревенская община сплотила свои ряды перед лицом комиссий по

раскулачиванию и организаторов колхозов. В январе 1930 года ОГПУ отмечает

402 массовых выступления "крестьян против коллективизации и

раскулачивания", в феврале - 1048 подобных выступления, а в марте даже

6.5285.

Неожиданное и массовое сопротивление крестьянства заставило власть

мгновенно переменить свои планы. 2 марта 1930 года все советские газеты

немедленно опубликовали знаменитую статью Сталина "Головокружение от

успехов", в которой он осудил многочисленные перекосы и волюнтаризм при

"приеме крестьян в колхозы", вменяя злоупотребления в вину членам комиссий

по раскулачиванию и организаторам колхозов, делая их ответственными за

"головокружение от успехов". Реакция на статью последовала незамедлительно,

только за один месяц март больше пяти тысяч крестьян покинули колхозы.

Беспорядки, связанные часто с насильственным возвращением средств

производства и скота, продолжались. В течение всего марта месяца

центральные власти получали ежедневно доклады ОГПУ о массовых выступлениях

в западных областях Украины, в районах Черноземья, на Северном Кавказе и в

Казахстане... Всего ОГПУ насчитало в этот критический месяц 6.500 массовых

выступлений, из которых 800 было подавлено с применением оружия. Во время

этих событий было убито, ранено или пострадало 15.000 работников ОГПУ.

Число жертв среди восставших неизвестно, но это многие тысячи людей6.

В начале апреля месяца власть должна была решиться на новые уступки. Она

направила местным властям циркуляры, устанавливающие снижение темпов

коллективизации, поскольку существует "реальная опасность крестьянских

войн" и возможность "физического уничтожения представителей советской

власти". В апреле число крестьянских восстаний и стычек с властями

понизилось, хотя все равно было зарегистрировано 1992 массовых выступления.

Уменьшение числа выступлений постепенно произойдет летом: 886 в июне, 618 в

июле, 256 в августе. В целом в течение 1930 года около 2,5 миллионов

крестьян приняли участие в 14000 восстаниях, бунтах и манифестациях против

режима. Наиболее беспокойным регионом была Украина, области на западе

Украины, в частности, на границах с Польшей и Румынией, которые буквально

вышли из-под контроля органов советской власти, некоторые районы Черноземья

и Северный Кавказ7.

Одной из особенностей этих выступлений была роль в них женщин, которых

выставляли первыми в надежде, что их не тронут8. Конечно, зрелище

крестьянок, протестующих против закрытия церкви или против обобществления

молочных коров, грозившего смертью их детям, произвело впечатление на

властей, но это не значит, что между отрядами ОГПУ и группами крестьян с

топорами и вилами не вспыхивали кровавые стычки. Сотни сельских Советов

были разгромлены, крестьянские комитеты на несколько часов или даже

несколько дней брали власть у себя в деревне, составляли списки требований,

среди которых вперемешку шли требования о возвращении в собственность

средств производства и конфискованного скота, роспуске коллективных

хозяйств, восстановлении свободы торговли, открытии церквей, возвращении

награбленных богатств кулакам, возвращении высланных крестьян, уничтожении

власти большевиков и даже восстановления "самостийной Украины"9.

Если крестьянам и удалось в марте-апреле нарушить правительственные планы

ускоренной коллективизации, успех их был недолог. В отличие от 1920-1921

годов, к концу 20-х они уже не могли создать настоящей организации, найти

лидеров, объединиться хотя бы на региональном уровне. У них не было времени

в отличие от правящей власти, которая действовала мгновенно, у них не было

руководителей, которые были утрачены во время гражданской войны, у них не

было оружия, которое у них постепенно конфисковали на протяжении всех 20-х

годов, крестьянские восстания постепенно затухали10.

Репрессии были ужасны. В одном только приграничном округе на западе Украины

"чистка контрреволюционных элементов" привела к аресту в конце марта 1930

года более 15.000 человек. ОГПУ Украины арестовало в течение сорока дней с

1 февраля по 15 марта 1930 года 26.000 человек, из которых 650 были

приговорены специальными судами к расстрелу. Согласно данным ГПУ, только

политическая полиция приговорила к смерти в 1930 году 20.200 человек.

Продолжая репрессии против "контрреволюционных элементов", ОГПУ воплотило в

жизнь директиву Ягоды № 44.21 об аресте шестидесяти тысяч кулаков первой

категории. Судя по ежедневным рапортам, посылаемым Ягоде, операция была

быстро проведена в период с 6 февраля, когда арестовали сразу 15.985

человек, а к 9 февраля уже 25.245 человек, по терминологии ОГПУ, "были

выведены из строя" .В секретном докладе (спецсводке), датированной 15

февраля, уточнялось: "При ликвидации кулаков как класса "изъято из

обращения" в массовых операциях и при индивидуальных чистках 64.589

человек, из них в ходе подготовительных операций (1 категории) 52.166

человек, а в ходе массовых операций - 12.423 человека". За несколько дней

"план-заказ" на 60.000 кулаков первой категории был перевыполнен11.

В действительности же кулаки представляют собой лишь часть "изъятых из

обращения" людей. Местные агенты ОГПУ воспользовались чисткой и для того,

чтобы расправиться в своем округе, области, крае со всеми "социально

чуждыми элементами", среди которых были старорежимные полицейские, белые

офицеры, служители культа, сельские ремесленники, бывшие купцы,

представители местной интеллигенции и другие. Под докладом от 15 февраля

1930 года, в котором детально перечислялись категории арестованных, Ягода

писал: "Северо-западные регионы и Ленинград не поняли наших указаний и не

желают их понимать; надо заставить их понять. Мы не очищаем территории от

попов, купцов и других. Если они говорят "другие", это значит, что они не

знают, кого они арестуют. У нас есть еще время, чтобы избавиться от попов и

купечества, но сегодня надо точно указать цель: кулаки и кулаки-

контрреволюционеры"12. Сколько же было в ходе этой операции по "ликвидации

кулаков первой категории" всего арестовано и сколько казнено людей? На

сегодняшний день мы такими данными не располагаем.

Кулаки первой категории составляют, без сомнения, заметную часть первых

партий заключенных в исправительных лагерях. Летом 1930 года ОГПУ уже ввело

в действие обширную сеть лагерей. Первой в сети стал исправительный лагерь

Соловки, раскинувший свои филиалы на побережье Белого моря, в Карелии и в

районе Архангельска. Более 40.000 заключенных этого лагеря строили дорогу

Кемь-Ухта, и они же давали большую часть лесопродукции, вывозимой из порта

Архангельск. В группе северных лагерей насчитывается 4.000 заключенных,

принимавших участие в строительстве трехсоткилометровой железной дороги

между Усть-Сысольском и Пинегой и дороги длиной в 290 километров между Усть-

Сысольском и Ухтой. В восточной группе лагерей 25 тысяч человек были той

рабочей силой, с помощью которой возникли стройки на линии Богучанской

железной дороги. Четвертая сеть лагерей была на Вишере, тут содержалось

20.000 заключенных, которые обеспечивали стройки громадного химического

комбината в Березняках на Урале. И, наконец, группа сибирских лагерей, где

содержалось приблизительно 24.000 заключенных, использовавшихся на

строительстве линии железной дороги Томск-Енисейск и металлургического

комбината в Кузнецке13.

За полтора года, приблизительно с конца 1928 года и до лета 1930 года,

рабочая сила заключенных, эксплуатируемых в лагерях ОГПУ, увеличилась в 3,5

раза; вместо сорока тысяч их стало сто сорок тысяч. Успехи по использованию

бесплатной рабочей силы вдохновили власть на новые, еще более грандиозные

проекты. В июне 1930 года правительство решило построить канал, связывающий

Белое море с Балтийским длиной в 240 километров, проложив большую его часть

в скальном грунте. Без технических средств и каких бы то ни было машин этот

фараонов проект потребовал 120.000 заключенных с мотыгами, лопатами и

тачками. Но летом 1930 года, когда раскулачивание было в полном разгаре,

рабочая сила заключенных перестала быть дефицитным товаром!

К концу 1930 года реальная масса раскулаченных была свыше 700.000 человек и

более 1.800.000 - к концу 1931 года14, и потому "принимающие организации"

"не справлялись с наплывом". Совсем непродуманно и при полной анархии

проходили операции по депортации кулаков "второй" и "третьей" категории.

Для них нашли беспрецедентную форму "высылки-забвения", абсолютно

нерентабельную для властей, а ведь главной целью раскулачивания было

освоение спецпоселенцами незнакомых регионов богатой естественными

ресурсами страны15.

Ссылка кулаков второй категории началась в первую неделю февраля 1930 года.

По одобренному Политбюро плану 60.000 должны были быть отправлены в ходе

первой фазы операций ОГПУ, которые должны были закончиться к концу апреля.

Районы Севера должны были принять 45.000 семей, Урал - 15.000 семей. 16

февраля Сталин телеграфировал Эйхе, первому секретарю Западно-Сибирского

крайкома: "Недопустимо, что Сибирь и Казахстан не были готовы для приема

ссыльных. Сибирь должна непременно принять 15.000 семей уже в конце

апреля". В ответ Эйхе прислал в Москву смету стоимости возможного

расселения запланированных контингентов ссыльных, она была около 40.000

рублей, такой суммы ему никогда так и не удалось получить! 16

В операциях по высылке заключенных наблюдается полное отсутствие

координации между отдельными звеньями цепи. Высланные крестьяне неделями

содержались в местах, для проживания не предназначенных - казармах,

административных зданиях, вокзалах, откуда, кстати, многим из них удавалось

бежать. ОГПУ запланировало для операций первой фазы 240 составов по 53

вагона, каждый железнодорожный состав, согласно нормам ГПУ, состоял из 44

вагонов для перевозки скота на 40 заключенных каждый и 8-ми вагонов для

перевозки орудий труда, пропитания и скарба, принадлежащего заключенным из

расчета 480 килограммов на семью, а также из одного вагона для

сопровождающего конвоя. Как о том свидетельствует горькая переписка между

ОГПУ и Народным комиссариатом путей сообщения, редкие поезда добирались,

сохранив всех пассажиров, до места. В больших центрах по сортировке

контингентов, например, в Вологде, Котласе, Ростове, Свердловске и Омске,

составы оставались неделями без движения со всем своим живым грузом.

Длительные остановки составов с людьми, где было большое число женщин,

стариков и детей не могли остаться не замеченными местным населением - об

этом свидетельствуют многочисленные коллективные письма, отправленные в

Москву, в которых говорится об "избиении младенцев", истреблении невинных;

письма подписаны "коллективами рабочих и служащих Вологды" или

"железнодорожниками Котласа"17.

В неподвижно застывших на путях посреди зимы составах в ожидании указания

места назначения, где будут "размещены" высланные, холод, отсутствие

гигиены, эпидемии вызывают такую смертность, о которой мы, к сожалению,

располагаем лишь некоторыми цифрами, относящимися к 1930-1931 годам.

Привезенные по железной дороге на какой-нибудь вокзал, здоровые ссыльные,

отделенные от своих семей, временно устраивались в наспех сколоченных

бараках, а затем под охраной отсылались в "места колонизации", как это было

указано в официальных инструкциях, в стороне от путей сообщения.

Бесконечное путешествие продолжалось еще очень долго, многие сотни

километров люди продвигались с семьей или без оной, зимой на санях, летом в

телегах, иногда пешком. Практически этот последний этап путешествия кулаков

"второй категории" совпадал с этапированием кулаков "третьей категории",

перемещаемых на "залежные земли" для "освоения регионов", а это были как

раз земли Сибири, Урала, простиравшиеся на сотнях квадратных километров.

Как рапортовали 7 марта 1930 года власти Томской области в Западной Сибири,

"первые составы кулаков третьей категории прибыли пешком, без лошадей,

саней, без упряжи ... Лошади оказались неспособными к переходам на 300

километров и более, так как все хорошие лошади, отнятые у раскулаченных и

переданные для транспортировки высланных, превратились в клячи. ... Ввиду

такой ситуации, вопрос о перевозке вещей и каких бы то ни было припасов, на

которое имели право кулаки, не стоял. Что делать с контингентом, состоящим

на 50% из стариков и детей?"18

В другом докладе из той же местности Краевой Исполнительный Комитет Западно-

Сибирского края объяснял невозможность проведения в жизнь инструкций ОГПУ,

касающихся депортации 4.902 кулаков третьей категории из двух районов

Новосибирской области, поскольку ситуация доходила до нелепости: "Транспорт

на триста семьдесят километров ужасающих дорог, 8.560 тонн зерна и фуража,

на которые теоретически ссыльные имели право для переезда и устройства,

потребовали мобилизацию 28.909 лошадей и 7.277 сопровождающих (один

надзиратель на четырех лошадей)". В заключение доклада утверждалось, что

"осуществление подобной операции затруднит весеннюю посевную кампанию,

потому что изнуренные лошади потребуют длительного периода отдыха. ... И

наконец, стоит ли так ограничивать количество провизии, которую ссыльные

могут взять с собой"19.

Иначе говоря, без достаточного пропитания и орудий труда, чаще всего без

крова ссыльные должны были устраиваться на поселение. В рапорте,

поступившем из Архангельска, признавали, что в сентябре 1930 года из 1641

места обитания для ссыльных было построено только семь! Ссыльные

устраивались на каком-нибудь клочке земли посередине степи или в тайге.

Самыми счастливыми были те, кто сумел переправить какие-то орудия труда,

позволявшие построить какие-то подобия жилища; чаще всего это были

традиционные землянки, простые дыры в земле, прикрытые сверху ветками. В

некоторых случаях, когда ссыльные тысячами прибывали для работы на больших

стройках или на строительстве нового промышленного предприятия, их селили в

общие бараки с трехъярусными нарами; каждый барак был рассчитан на

несколько сотен человек.

Неизвестно, сколько человек из 1.803.392, официально сосланных по графе

"раскулачивание" в 1930-1931 годах, погибло от голода и холода первых

месяцев "новой жизни". Новосибирские архивы сохранили щемящий документ,

посланный в мае 1933 года инструктором горкома партии Нарыма в Западно-

Сибирский крайком, он касается судьбы двух составов, в которых прибыло

более 6 тысяч человек ссыльных из Москвы и Ленинграда. Хотя и запоздало

касающийся другой категории ссыльных, не крестьян, но тоже "социально

чуждых элементов", изгнанных из нового "социалистического города" в конце

1932 года, этот документ иллюстрирует, что такое ссылка на вечное

поселение.

Вот несколько отрывков из этого ужасающего свидетельства:

29 и 30 апреля два состава с деклассированными были присланы к нам поездом

из Москвы и Ленинграда. Прибыв в Томск, эти элементы были погружены на

баржи и были высажены, один состав 18 мая, другой - 26 мая на острове

Назино, расположенном на Оби и реке Назине. В первом составе было 5.070

человек; во втором - 1.044 человека, всего 6.114 человек. Условия

транспортировки были ужасающими: недостаточная и скудная пища, нехватка

воздуха и места; пострадали самые слабые. ... Как результат, ежедневно

умирали 35-40 человек. Однако те условия существования, которые у них были,

кажутся просто роскошными по сравнению с теми, в которых они очутились на

острове Назино (откуда они должны были быть высланы к конечному пункту

назначения, в районы предполагаемых колоний в верхнем течении реки Назина).

Остров Назино - место абсолютно нетронутое, куда буквально не ступала нога

человека, там нет никакого жилья. ... Никаких орудий труда у заключенных не

было, никаких семян, никакой пищи... Началась новая жизнь. На следующий

день после прибытия, 19 мая, пошел снег, поднялся ветер. Голодные,

исхудавшие, без крова, без орудий труда ссыльные оказались в безвыходной

ситуации. Они были неспособны разжечь огонь, чтобы защититься от холода.

Люди начали умирать. ... В первый день закопали 295 трупов. ... Только на

четвертый или пятый день по прибытии власти разрешили прислать на остров

ссыльным немного муки из расчета "несколько грамм на человека". Получив

свой скудный паек, люди бежали к воде на берег, чтобы с помощью шапки,

штанов или пиджака смешать немножко муки с водой. Но большинство ссыльных

попыталось проглотить муку сразу, они тут же умирали от заворота кишок. За

время своего пребывания на острове они не получили ничего, кроме одной

муки. Только очень немногим удалось приготовить что-то вроде галет, но у

них не было никаких котелков. ... Вскоре начались случаи каннибализма.

К концу июня началась транспортировка ссыльных к так называемым деревням

колонизованных. Это была местность в двухстах километрах от острова в

верхнем течении реки Назина в глубине тайги. Деревни там не было, место

было абсолютно девственным. Однако же все-таки удалось поставить

примитивную печь, чтобы выпекать какой-то хлеб. В остальном больших

изменений по сравнению с условиями на острове Назино здесь не было: то же

отсутствие каких бы то ни было занятий, те же костры, те же развязки

конфликтных ситуаций, единственное отличие: хлеб, который распределяли один

раз в день на несколько человек. Потому та же смертность. Вот один пример.

Из 78 человек, выгруженных на острове и отправленных в 5-й сектор

колонизации, остались в живых только 12 человек. Очень скоро власти

вынуждены были признать, что эти места трудно поддаются колонизации, и весь

выживший контингент был направлен пароходами вниз по реке. Участились

побеги. ... В новых местах поселения выжившие, которым наконец дали какие-

то орудия труда, начали строить, начиная с пятнадцатого июля, "пристанища",

наполовину врытые в землю. Произошло еще несколько случаев каннибализма.

... Но жизнь набирала свои права: люди вновь начали работать, хотя их

организмы были истощены до предела, и хотя в день они получали 750-1000

граммов хлеба, они продолжали болеть, умирать, есть мох, траву, листья и

т.д. Итогом всего этого стало: из 6.100 человек, выехавших из Томска, (к

ним добавилось 500-700 человек из близлежащих местностей) в живых к 20

августа осталось только 2.200 человек"20.

Сколько же было пересылок, подобных Назино? Несколько цифр дают нам

представление о потерях. Между февралем 1930 года и декабрем 1931 года было

депортировано чуть более 1.800.000 человек. Когда 1 января 1932 года власти

осуществили первую попытку регистрации заключенных, то их оказалось

1.317.02221. Иными словами, потери составили полмиллиона, то есть около 30%

от общего числа. Однако число тех, кому удалось бежать, без сомнения

росло22. В 1932 году состояние контингентов на разных этапах пути впервые

стало предметом изучения ОГПУ. Именно ОГПУ было фактически единственным

ответственным за депортированных или, иначе, "спецпоселенцев", на

протяжении всего их продвижения до мест, где они должны были быть поселены.

Согласно данным этого исследования 210.000 человек сбежало и 90.000 умерло.

В 1933, голодном, году власти зафиксировали 151.601 умершего в

спецпоселениях из 1.142.022 завезенных туда человек; они были впервые

подсчитаны 1 января 1933 года. Процент смертности таким образом составлял

приблизительно 6,8% в 1932 году, 13,3% в 1933 году. По поводу 1930-1931

годов мы располагаем только частичными данными, но они красноречивы: в 1931

году смертность была 1,3% в месяц среди депортированных Казахстана, 0,8% в

месяц в Западной Сибири. Что касается детской смертности, она колеблется

между 8 и 12% в месяц, а в Магнитогорске 15% в месяц. С 1 июня 1931 по 1

июня 1932 года смертность среди высланных в район Нарыма в Западной Сибири

достигла 11,7% в год. В общем, мало вероятно, чтобы в 1930-1931 годах

процент смертности был ниже, чем в 1932 году. По-видимому, он равнялся где-

то 10% в год. Из всего этого можно судить, что в спецпоселениях умирало

ежегодно 300.000 депортированных23.

Для центральных властей, озабоченных нерентабельностью работы тех, кого они

называли "раскулаченными", а начиная с 1932 года "спецпоселенцами", высылка

стала лишь крайним средством; как писал один из руководителей ОГПУ Н.

Пузицкий, ответственный за спецпоселения, все дело было "в преступной

небрежности и политической близорукости в работе с представителями местной

власти, которые не поняли идею спецпоселений раскулаченных"24.

В марте 1931 года по указанию Политбюро, чтобы положить конец потерям

рабочей силы депортированных, организуется специальная комиссия под

председательством Андреева, где Г. Ягода играл ключевую роль. Целью этой

комиссии была проверка эффективности управления спецпоселениями. Из первых

полученных комиссией сведений стал ясен практически нулевой эффект

привлечения рабочей силы из среды депортированных. Оказалось, что из

трехсот тысяч депортированных на Урал только 8% были в апреле способны

выйти на работу по рубке леса и производить другие общественно-необходимые

работы, остальные "здоровые взрослые" строили жилье для самих себя и

пытались что-то предпринять, чтобы выжить". Из другого документа становится

понятным также, что операции по раскулачиванию были накладны для

государства: средняя стоимость конфискованного у кулаков имущества в 1930

году составляла максимум 564 рубля на хозяйство, что было довольно смешной

суммой (она равна размеру 15-месячного рабочего заработка), ярко

свидетельствующей о якобы имеющемся у кулака "богатстве". Что же касается

затрат на депортацию кулаков, то она поднималась до 1000 рублей на семью!25

Комиссия Андреева по перестройке управления спецпоселениями начала свою

деятельность с реорганизации отвечающих за депортацию административных

структур. В течение лета 1931 года ОГПУ имело монополию управления

"специальными поселениями", которые до того времени зависели лишь от

местных властей. Создалась сеть комендатур, настоящих администраций,

позволяющих ОГПУ извлекать пользу из "экстерриториальности" спецпоселений и

полностью контролировать огромные территории, где спецпоселения составляли

отныне основную часть местного населения. Их жизнь подчинялась теперь

строгим правилам. Привязанные к месту жительства, переселенцы

распределялись администрацией на государственное предприятие, в

"сельскохозяйственный кооператив", в кооператив ремесленников, имеющий

специальный статус, охраняемый местной командой ОГПУ, других направляли на

строительные или дорожные работы, а также работы по возделыванию новых

земель. Конечно, нормы и заработки здесь были специальными, в среднем, по

сравнению с трудящимися "на воле" на 30-50% более высокими (нормы) и

наоборот более низкими (заработки); из заработка, например, в случае, если

платили деньгами, 15 или 25% удерживали для администрации ОГПУ.

Действительно, в результате предпринятой реорганизации управления

спецпоселениями, как об этом свидетельствуют документы комиссии Андреева,

ОГПУ выполняло задачу; теперь оно могло поздравить себя с созданием

источников рабочей силы - спецпоселений, которые обходились им в девять раз

дешевле, чем заключенные лагерей; в июне 1933 года 203.000 спецпоселенцев

Западной Сибири были распределены между 83 комендатурами, для наблюдения за

ними было нужно всего 971 человек26.ОГПУ выполняло важную задачу поставлять

свою рабочую силу некоторому числу больших комбинатов, которые осваивали

естественные ресурсы северных и восточных районов страны, таким как

Ураллеспром, Уралуголь, Востокуголь, Востоксталь, Цветметзолото,

Кузнецкстрой (металлургия) и т.д. В принципе, предприятие брало на себя

обязанность обеспечить спецпоселения жильем, производить обучение кадров,

снабжать депортированных необходимым рабочим инвентарем. В

действительности, как признавали сами чиновники ОГПУ, предприятия имели

тенденцию рассматривать эту рабочую силу как имеющую двойной статус

свободных заключенных, то есть все-таки как бесплатную рабочую силу.

Спецпоселенцы не получали часто никакого заработка, поскольку суммы,

которые им начисляли, были ниже тех, которые удерживала администрация за

постройку бараков, предоставление средств производства, профсоюзные взносы,

государственные займы и т.д.

Стоящие последними в списках на питание, настоящие парии, они страдали не

только от голода и лишений, но также от различных злоупотреблений. Самым

большим нарушением отношений с администрацией предприятий была установка

завышенных норм, отказ от выплат зарплаты, наказание поркой или заключением

в холодный карцер среди зимы; ссыльных женщин начальники из ОГПУ обменивали

на товары или бесплатно поставляли их "в качестве прислуги" местным

начальникам. Эти факты стали известны из доклада директора одного лесного

предприятия Урала, использующего работников спецпоселений, они также

цитировалось и критиковалось в докладе ОГПУ 1933 года как итог состояния

умов руководителей предприятий, использующих бесплатную рабочую силу,

которые могли заявить своим работникам: "Мы могли бы вас вообще

ликвидировать, в любом случае ОГПУ нам пришлет на ваше место еще сто тысяч

таких, как вы!"

С течением времени использование спецпоселений становится с точки зрения

производительности труда все более эффективным. Начиная с 1932 года

предпринимается переселение рабочей силы из спецпоселений в климатически

трудных районах поближе к большим стройкам, шахтам и промышленным

предприятиям. На некоторых участках часть бывших спецпоселенцев, работавших

на предприятиях или стройках рядом со свободными тружениками, жили в

бараках рядом с местом приложения их труда, что было очень важно. На шахтах

Кузбасса в конце 1933 года около 4100 спецпоселенцев составляло 47% от всех

шахтеров. В Магнитогорске 42462 депортированных было зарегистрировано в

сентябре 1932 года, что составляло две трети местного населения27.

Прописанные в четырех зонах жительства на расстоянии от двух до шести

километров от главного места работы, они работали в тех же бригадах, что и

свободные рабочие; при такой ситуации в конце концов стерлась граница между

теми, кто имел специальный статус и всеми прочими рабочими. В силу

экономических обстоятельств вчерашние раскулаченные снова стали частью

общества, в котором никто не знает, что будет дальше, кого это общество

вычеркнет в следующий раз.

Глава 3 Великий голод

Среди белых пятен советской истории долгое время фигурировал великий голод

1932-1933 годов, который судя по неоспоримым сегодня источникам унес 6

миллионов жизней1. Эта катастрофа не была обычной даже в ряду прочих

затяжных голодных лет или периодов, которые с разными интервалами постигали

Россию. Этот голод был прямым следствием новой системы хозяйствования на

селе, "военно-феодального способа правления", как выражался один из

большевистских руководителей, выступавший против Сталина, Николай Бухарин;

голод возник в период насильственной коллективизации и стал трагической

иллюстрацией чудовищного социального регресса, которым сопровождалась

форсированная политика советской власти на селе в конце двадцатых годов.

В отличие от голода 1921-1922 годов, признаваемого советской властью, во

время которого правительство обращалось за помощью к другим государствам,

голод 1932-1933 годов отрицался советским режимом, более того, он с помощью

средств пропаганды заставлял умолкнуть те голоса, которые пытались привлечь

внимание к этой трагедии. В этом советской власти очень помогли "личные

впечатления" французского депутата и лидера радикальной партии Эдуарда

Эррио, совершившего летом 1933 года путешествие по Украине и выяснившего,

что там теперь есть только "колхозные сады и огороды, прекрасно

возделываемые и орошаемые", и Эррио поспешил сделать следующее заявление:

"Я проехал через всю Украину. И что же! Я видел большой плодоносящий сад2".

Это ослепление было сначала итогом потрясающей инсценировки, организованной

ОГПУ для иностранных гостей, маршрут которых пролегал через образцовые

колхозы и образцовые детские сады. Это ослепление вероятно еще

подкреплялось и политическими соображениями со стороны французских

руководителей, стоявших в то время у власти, что не следует прерывать

наметившийся процесс сближения с Советским Союзом перед лицом все более

ощутимой угрозы со стороны Германии, где недавно к власти пришел Адольф

Гитлер.

Однако некоторые высокие политические руководители, особенно немецкие и

итальянские, были знакомы с голодом 1932-1933 годов. Донесения итальянских

дипломатов из Харькова, Одессы и Новороссийска, недавно открытые и

опубликованные итальянским историком Андреа Грациози3, показывают, что

Муссолини, который эти тексты читал с особой тщательностью и был прекрасно

осведомлен о положении дел в России, сам никогда не использовал полученных

сведений для антикоммунистической пропаганды. Наоборот, лето 1933 года было

отмечено его подписью под договором об итало-советском сотрудничестве в

области торговли, за которым последовал договор о дружественных отношениях

и о ненападении. Отрицаемая или принесенная на алтарь государственных

интересов правда о большом голоде, известная ранее немногим из публикаций

малыми тиражами в издании украинских организаций за границей, начала

познаваться только со второй половины 80-х годов после опубликования серии

исследовательских работ как западными историками, так и историками бывшего

Советского Союза.

Наверное нельзя понять голода 1932-1933 годов вне контекста новых

"экономических отношений" между государством и крестьянством, ставших

следствием насильственной коллективизации деревни. В деревнях, где

состоялось обобществление хозяйств, роль колхозов была стратегической.

Целью обобществления было обеспечение фиксированных поставок

сельскохозяйственных продуктов, причем львиную долю всех

сельскохозяйственных поставок должна была занимать продукция колхозов.

Каждой осенью кампания по коллективизации превращалась в настоящее

испытание отношений между государством и крестьянством, которое всеми

средствами старалось утаить часть своего урожая. Игра была масштабной:

государство думало только об увеличении получаемой от крестьян продукции, в

то время как крестьянину важно было выжить. Чем более плодородным был

регион, тем большей сдачи сельхозпродукции от него ждали. В 1930 году

государство забрало 30% колхозной продукции на Украине, 38% в богатых

районах Кубани и Северного Кавказа, 33% в Казахстане. В 1931 году при

получении еще более низкого, чем в предыдущем году, урожая эти проценты

поднялись соответственно до 41,5%, 47% и 39,5%. Такое изъятие

сельскохозяйственной продукции у крестьянства могло полностью расстроить

производственный цикл; достаточно напомнить, что при НЭПе крестьяне

продавали только 15-20% своей продукции, оставляя 12-15% всего собранного

зерна на семена, 25-30% на корм скоту, а остальное для собственных нужд.

Крестьяне, которые пытались сохранить хотя бы часть своего урожая, и

местные власти, обязанные во что бы то ни стало выполнять все более

ирреальный план хлебозаготовок (так, план сдачи сельхозпродукции

государству в 1932 году превышал на 32% план сдачи 1931 года)4, неизбежно

вступали в конфликт.

Кампания по заготовкам 1932 года разворачивалась постепенно. Как только

начиналась новая жатва, колхозники стали стараться спрятать, "своровать"

ночами хотя бы малую часть своего урожая. Настоящий фронт "пассивного

сопротивления" возникал при молчаливом согласии колхозников и бригадира,

бригадира и бухгалтера, бухгалтера и председателя колхоза, тоже

крестьянина, который только недавно был выдвинут из массы, зачастую к нему

примыкал также и секретарь местного партбюро. Чтобы "взять зерно",

центральные власти вынуждены были послать в деревню новые "ударные

комиссии", состоящие из городских коммунистов и комсомольцев.

В деревне установилась атмосфера войны и противостояния, о чем пишет

инструктор Центрального исполнительного комитета, прибывший в командировку

в один из зерновых районов на Нижней Волге:

"Аресты и обыски учиняют все, кто хочет: члены сельского совета,

командировочные всех видов и родов, спецкомиссии, любой комсомолец,

которому не лень это делать. В этом году 12% хозяев района были преданы

суду, не говоря об уже высланных кулаках, а также о крестьянах,

подвергнутых штрафам и т.д. Согласно расчетам бывшего помощника прокурора

района, за последний год 15% взрослого населения стало жертвой репрессий в

той или иной форме. Если к этому прибавить, что в течение последнего месяца

приблизительно восемьсот земледельцев были исключены из колхозов, вы можете

себе вообразить размах репрессий в данном районе. ... Исключая ситуации, в

которых репрессии действительно были необходимы, нужно признать, что

эффективность репрессивных мер все продолжает падать, а когда эти меры

превышают все допустимые нормы, их просто невозможно использовать. ...

Тюрьмы переполнены. В тюрьме в Балашово содержится в пять раз больше

человек, чем это предусмотрено, в маленькой тюрьме в Елани содержится 610

человек. В прошлом месяце тюрьма Балашово "возвратила" в Елань 78

заключенных, среди которых было 48 человек моложе десяти лет; 21 человека

они немедленно отпустили. ... Для завершения разговора об этом превосходном

методе хозяйствования, единственном, который здесь используется, - методе

насилия - два слова о крестьянах-единоличниках, в отношении которых

делается все, чтобы они прекратили сеять и убирать пшеницу.

Следующий пример может продемонстрировать, в какой степени крестьяне-

единоличники находятся во власти террора: в Морци один крестьянин-

единоличник, который выполнил свой план на все 100%, пришел на встречу с

товарищем Фомичевым, председателем исполнительного комитета данного района

и попросил выслать его на Север, так как он не сумеет больше жить в таких

условиях. С подобной петицией, под которой стояло шестнадцать подписей,

обратились в Александровский сельсовет крестьяне-единоличники, пожелавшие

быть высланными за пределы своего района. ... Единственной формой массовой

агитации остается "нажим": "нажимом" берут посевную, кредиты, выращивание

скота, на работу идут как на "штурм" и т.д. Ничто не делается без "нажима".

... Заседают ночью с 9-10 вечера до зари. "Нажим" происходит следующим

образом: комиссия сидит в избе и вызывает по очереди всех, кто не выполнил

такое-то обязательство или план и убеждает различными средствами выполнить

эти обязательства. Таким образом работают буквально с каждым человеком из

списка каждую ночь"5.

В арсенал репрессий попал и знаменитый закон от 7 августа 1932 года,

изданный в момент наиболее напряженного противостояния власти и

крестьянства; он сыграл немалую роль. Закон устанавливал осуждение на 10

лет лагерей или смертную казнь за "кражу и расхищение колхозной

собственности". Этот закон народ прозвал законом "колосков", так как

согласно этому закону могли быть наказаны и те, кто собирали на колхозных

полях оставшиеся после уборки колоски ржи или пшеницы. Закон позволил

осудить в период с августа 1932 по декабрь 1933 года более 125.000 человек,

из которых 5.400 было приговорено к смертной казни6.

Но, несмотря на принятые драконовские меры, зерно никак не собиралось в

нужных количествах. В середине октября 1932 года общий план главных

зерновых районов страны был выполнен только на 15-20%. 22 октября 1932 года

Политбюро решило послать на Украину и на Северный Кавказ две чрезвычайные

комиссии, одну под руководством Вячеслава Молотова, другую под руководством

Лазаря Кагановича с целью "ускорения хлебозаготовок"7. 2 ноября комиссия

Лазаря Кагановича, участником которой был и Генрих Ягода, прибыла в Ростов-

на-Дону. Тотчас было созвано совещание всех секретарей парторганизаций

Северокавказского региона, по окончании которого была принята следующая

резолюция: "В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых,

заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими

контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов

и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж". Для некоторого числа

округов, внесенных в черный список (согласно официальной терминологии) были

приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная

остановка торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение

высокими налогами, арест всех саботажников, всех "социально чуждых и

контрреволюционных элементов" и суд над ними по ускоренной процедуре,

которую должно обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться,

Страницы: 1, 2, 3