Раскол русской православной церкви в 17 в

Раскол русской православной церкви в 17 в

Он родился в мае 1605 года1 в крестьянской семье в селе Вельдеманове

Нижегородского края. Мирское имя — Никита Минин. Пережил очень трудное

детство со злой мачехой, тиранившей его и даже пытавшейся убить. Рано

проявил неудержимый интерес к духовным знаниям. Был послушником

Желтоводского Макарьевского монастыря, где многому, в том числе архитектуре

и строительству, учился. Затем по настоянию родни женился и стал

священником. В этом сане около 9 лет провел в Москве. Трое его детей один

за одним умерли. Тогда они с женой оба решили всецело посвятить себя Богу.

Она стала монахиней Алексеевского монастыря в Москве, а он ушел на Белое

море в Анзерский скит Соловецкого монастыря, где в 1636 году2 был пострижен

в монашество под именем Никон. С 1639 года3 иеромонах Никон стал

подвизаться в Кожезерской обители на материке.

В 1643 году4 он — игумен этого монастыря. В 1646 году5 за сбором милостыни

приехал в Москву и так полюбился 16 летнему царю своей духовностью,

глубокой аскетичностью, обширными познаниями, живым, благородным нравом,

что царь уже не отпустил его обратно, назначив архимандритом Ново-Спасского

монастыря в Москве. В 1649 году6 Собором архиереев во главе с патриархом

Иосифом Никон посвящен в митрополита Новгородского.

Когда скончался патриарх Иосиф, все в Москве могли догадываться, что

преемником его на патриаршей кафедре будет не кто иной, как Новгородский

митрополит Никон, который и при жизни Иосифа был главным советником царя

Алексея Михайловича в церковных делах и возвышался над всеми сколько

своими личными достоинствами, столько и неограниченной доверительностью и

любовью к нему государя. Никону пророчили патриаршество еще в то время,

когда он только сделался митрополитом, для этого уже тогда было достаточно

оснований.

На церемонии посвящения в патриархи в соборной церкви Никон обратился ко

всем находившимся там с такими словами: "Вы знаете, что мы от начала

приняли св. Евангелие, вещания св. апостолов, правила св. отцов и царские

законы из православной Греции, и потому называемся христианами, но на деле

не исполняем ни заповедей евангельских, ни правил св. апостолов и св.

отцов, ни законов благочестивых царей греческих... Если вам угодно, чтобы я

был у вас патриархом, дайте мне ваше слово и произнесите обет в этой

соборной церкви пред Господом и Спасителем нашим и Его Пречистою Материю,

ангелами и всеми святыми, что вы будете содержать евангельские догматы и

соблюдать правила св. апостолов и св. отцов и законы благочестивых царей"7.

Тогда царь, все бояре, и весь освященный Собор произнесли перед святым

Евангелием и перед святыми чудотворными иконами обет исполнять все, что

предлагал Никон. И Никон, призвав во свидетели Господа, Пресвятую

Богородицу, ангелов и святых, изрек свое согласие быть патриархом. Правда,

все это об избрании Никона мы знаем только из его собственного рассказа.

Но, излагая этот рассказ, Никон говорил: "Господь Бог свидетель есть, яко

_________________________________________________

1,2,3,4,5 См. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М.: Терра,

1992 г.. Том II.

6,7 См. Митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1.

тако бысть" - и смело повторял этот рассказ перед самим царем Алексеем

Михайловичем и перед своими врагами, которые могли бы обличить его в

неправде, а еще прежде смело указывал на это событие даже в печатных

богослужебных книгах1.

Объяснение столь необычной «присяги» заключается в том, что Никон очень

глубоко видел серьезное внутреннее разделение в недрах русского общества,

грозившее расколом. Это проявлялось в отступлении (апостасии) от веры и

Церкви, наметившемся в самых разных слоях общества и в разных направлениях.

Здесь — и увлечение земным благополучием за счет духовных ценностей

определенной части народа, и пренебрежение к Церкви и ее установлениям

среди части высших сословий, в том числе придворной знати, и увлечение в

этих же кругах западной культурой и образом жизни и мысли, и податливость

самого царя на некоторые антиканонические государственные мероприятия.

Последнее особенно обнаружилось в знаменитом «Уложении» 1649 года, согласно

которому учреждался Монастырский приказ как чисто светский орган управления

церковными имениями и делами, которому по гражданским вопросам оказалось

подсудным все духовенство, кроме патриарха2.

Итак, с 25 июля 1652 года Никон стал первым патриархом «Московским и всея

Великия, и Малыя, и Белыя России»3. Ему едва исполнилось тогда 47 лет4, и

он вступил на патриарший престол еще во всей крепости своих сил.

Начал он с укрепления собственной власти. Никон имел характер жестокий и

упрямый, держал себя гордо и недоступно, называя себя, по примеру римского

папы, «крайним святителем», титуловался «великим государем» и был одним из

самых богатых людей России. К архиереям он относился надменно, не хотел их

называть своими братьями, унижал и преследовал остальное духовенство. Все

страшились и трепетали перед Никоном. Историк Ключевский назвал Никона

церковным диктатором5.

Между царем и Никоном сложились не только добрые отношения, но большая

сердечная дружба. Алексей Михайлович воспринимал его как отца, называл

«собинным другом» и стал титуловать великим государем, как и себя, как

некогда Михаил Федорович титуловал своего родного отца — патриарха

Филарета. Если тогда это определялось, прежде всего, кровным родством, то

теперь — чисто духовным. А такое родство царя и патриарха — новая, высшая

ступень отношений Церкви и государства, духовного и мирского начал русской

жизни.

Протоиерей Лев Лебедев в своей статье «Десять Московских патриархов»

высказывает мнение, что Патриарх Никон был человеком глубочайшей

православной церковности, и в этом смысле являлся чрезвычайно ярким,

типическим представителем русского православия. По его мнению, задача,

которую Никон сознательно ставил для себя, состояла в том, чтобы удержать

все русское общество в целом в послушании православной Церкви в такой

обстановке, когда значительная часть общества (снизу доверху) стала заметно

от нее отходить. Отсюда и необходимость клятвенного обещания всех

безоговорочно слушаться Церкви в лице ее патриарха во всех делах чисто

духовной и церковной жизни.

Именно с этой позиции Протоиерей Лебедев представляет возможным понять и

объяснить огромную и очень разностороннюю деятельность великого иерарха.

Патриаршество Никона составляет целую эпоху в истории нашей Церкви. При нем

началось соединение двух ее частей, двух бывших митрополий, Западнорусской

(Киевской) и Восточно-русской (Московской), которые разделены были около

двух столетий6, - соединение, совершавшееся потом медленно и постепенно в

продолжение значительного времени. При нем и при его главном участии

действительно началось основательное исправление наших церковных книг и

обрядов, какого прежде у нас почти не бывало, продолжавшееся и при его

преемниках, и вслед за тем начался и русский раскол «глаголемого

старообрядства». При Никоне или, вернее, самим Никоном сделана была самая

смелая из всех когда-либо у нас бывших и решительная попытка отстоять

самостоятельность и независимость Русской Церкви от светской власти, хотя и

кончившаяся для него неудачно. При Никоне чаще, чем когда-либо, происходили

сношения Русской Церкви с Греческой по делам церковным, чаще, чем когда-

либо, приезжали к нам высшие греческие иерархи и при их участии совершались

у нас такие

______________________________________________

1,2,3,4,5 См. Митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1.

5 См. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс в 3-х книгах. М.: Мысль,

1993 г. Кн. 2.

Соборы, каких ни прежде, ни после у нас не бывало. Да и сам Никон, с его

необыкновенным умом и характером и с его необыкновенной судьбой,

представляет собой такое лицо, которое резко выделяется в ряду других наших

патриархов и всех когда-либо бывших в нашей церкви первосвятителей.

Патриаршество Никона продолжалось всего четырнадцать лет и четыре с

половиной месяца1. Но из них он только шесть лет был действительным

патриархом Московским и всей России и управлял Церковью, пока самовольно не

оставил своей кафедры. Остальные же восемь лет он уже не был и не назывался

патриархом Московским и всей России, а считал себя только патриархом и не

управлял Церковью, но не переставал вмешиваться в ее управление и делать

попытки к возвращению себе прежней власти, пока не был совсем низложен

сана.

Реформы Никона.

Первым и важнейшим делом патриаршества Никона было исправление

богослужебных книг и церковной обрядности. Начало такому исправлению было

положено еще при патриархе Иосифе, и тогда же обозначились те два правила,

которыми потом Никон постоянно руководствовался, занимаясь этим делом.

Богослужебные книги исправлялись у нас при всех патриархах, когда

готовились к печати. Но правились только по славянским "добрым переводам",

или спискам. Также, как и "добрые" славянские списки, даже самые древние,

не чужды были погрешностей и немало различались между собой в некоторых

моментах, поэтому, совершенно естественно, что и в печатных книгах,

появившихся при первых наших патриархах, повторились все эти погрешности и

различия, доходящие иногда до противоречий. Под конец жизни патриарха

Иосифа у нас, наконец, ясно осознана была мысль, что исправлять церковные

книги по одним славянским спискам недостаточно, а нужно сверять также и с

греческими текстами. И вот сам царь Алексей Михайлович обратился в Киев с

просьбой прислать в Москву «ученых мужей», знавших греческий язык, чтобы

они исправили по тексту семидесяти толковников славянскую Библию, которую

тогда намеревались вновь напечатать. Эти ученые люди успели еще при жизни

патриарха Иосифа исправить по греческому тексту одну, уже кончавшуюся

печатанием, книгу "Шестоднев" и напечатали свои исправления в конце книги,

чтобы всю ее не перепечатывать2. Это была первая напечатанная в Москве

церковная книга, исправленная не только по славянским спискам, но и по

греческому тексту; и в этом выразился первый принцип, которого потом

придерживался Никон - исправлять богослужебные книги одновременно по

"добрым" славянским спискам и по греческому тексту.

В отправлении богослужения у нас с давнего времени допускалось крайнее

бесчиние, происходившее от многоголосия и от хорового пения. Службы

совершались сразу многими голосами: один читал, другой в то же время пел,

третий говорил ектении или возгласы, а иногда читали разом двое или трое, и

совершенно различное. А при хоровом пении слова растягивались до

бессмыслия, с переменой ударений, заменой полугласных букв на гласные,

прибавлением новых гласных. Против такого бесчиния восставали еще Стоглавый

Собор и патриарх Гермоген, а теперь, при патриархе Иосифе, восстали даже

некоторые из светских людей, таких как Федор Ртищев, и два самых

авторитетных московских протоиерея: казанский - Неронов и благовещенский –

Вонифатьев (царский духовник). К ним присоединились Новгородский митрополит

Никон и сам царь. А патриарх Иосиф посоветовался с Цареградским патриархом

Парфением и другими греческими иерархами и решил, что "подобает ли в

службах по мирским церквам и по монастырям соблюдать единогласие". Иосиф с

Собором своих русских архиереев в присутствии самого государя и его

синклита постановил, чтобы по всем церквам пели чинно, безмятежно и

единогласно и читали в один голос, тихо и неспешно3. В этом выразился

второй принцип, которого также постоянно придерживался Никон: во всех

случаях недоразумений при исправлении церковной обрядности просить совета и

решения Восточных первосвятителей).

Появились новые обстоятельства, которые вынудили не только не прекращать, а

напротив, с еще

большей энергией продолжать начатое дело исправления церковных книг и

обрядов. При царе Алексее Михайловиче еще чаще, чем прежде, прибывали в

Москву греческие иерархи и другие

_______________________________________________

1,2,3 См. об этом Митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2,

гл. 1.

духовные лица для милостыни и иногда оставались у нас довольно долго.

Присматриваясь с любопытством к нашей церковности, они не могли не замечать

в нашей Церкви некоторые расхождения с чинами и обрядами Греческой Церкви и

некоторые "новшества", каким особенно казалось им употребление двуперстия

для крестного знамения. Это новшество, несмотря на решение Стоглавого

Собора, слабо проникало в народ, который издревле от предков привык

креститься тремя пальцами. Но при патриархе Иосифе, будучи внесено в

некоторые учительные и богослужебные книги, стало распространяться,

утверждаться и наиболее бросаться в глаза восточным единоверцам. Гостил так

же в Москве Иерусалимский патриарх Паисий. Он тоже заметил новшества в

русской церковности и с укором указывал на них царскому любимцу Никону и

другим. Встревоженные царь и патриарх Иосиф, прощаясь с Паисием, отправили

с ним на Восток своего старца Арсения Суханова, чтобы он изучил там

церковные чины и обряды и доставил о них сведения. Арсений, возвратившись в

Москву, привез с собой "Статейный список", в котором подробно изложил свой

жаркий спор с греками о двуперстии для крестного знамения и о некоторых

других церковных предметах, которыми русские отличались тогда от греков, а

также привез достоверное, им самим обследованное известие, что на Афоне

монахи всех греческих монастырей, собравшись на соборе признали двуперстие

ересью, сожгли московские книги, в которых было напечатано о нем, как книги

еретические, и хотели сжечь самого старца, у которого нашли те книги.1

Все это должно было еще больше встревожить царя и церковные власти в Москве

и показать им, до чего могут довести те обрядовые разночтения, которые

находили у нас греки и прямо называли новшествами. Вместе с Арсением прибыл

в Москву Назаретский митрополит Гавриил, привезя с собой письма от

Иерусалимского патриарха Паисия к царю и к патриарху Иосифу. И этот

митрополит также высказал свои укоризны на наши церковные новшества2. Что

же оставалось делать нашему церковному правительству? Патриарх Иосиф был

уже дряхл и слаб и скоро скончался. Но Никон, столь могущественный еще при

патриархе Иосифе, а теперь сделавшийся его преемником, мог ли он быть

спокоен и не отреагировать на порицания греков?

Тотчас по вступлении на патриаршую кафедру Никон, как рассказывается в

предисловии изданного им Служебника, "упразднися от всех и вложися в труд,

еже бы Святое Писание разсмотрити, и, входя в книгохранильницу, со многим

трудом многи дни в разсмотрении положи"3. В «книгохранильнице» он нашел

подлинную уложенную грамоту об учреждении патриаршества в России,

подписанную патриархами Иеремией Цареградским и Иовом Московским и многими

другими святителями, русскими и греческими; нашел также подлинную грамоту,

или книгу, об утверждении патриаршества в России, подписанную и присланную

в 1593 г. всеми Восточными патриархами со множеством греческих епископов4.

В последней грамоте он прочел, что Московский патриарх есть брат всех

прочих православных патриархов, единочинен им и сопрестолен, а потому

должен быть согласен с ними во всем. Наиболее же привлекли к себе внимание

Никона следующие слова: "Так как православная Церковь получила совершенство

не только в догматах боговедения и благочестия, но и в священно-церковном

уставе, то справедливость требует, чтобы и мы потребляли всякую новину в

ограде Церкви, зная, что новины всегда бывают причиною церковного смятения

и разделения, и чтобы следовали мы уставам св. отцов, и чему научились от

них, то хранили неповрежденным, без всякого приложения или отъятия"5.

Прочитав всю эту грамоту, Никон “впал в великий страх”, не допущено ли в

России какого-либо отступления от православного греческого закона, и начал

прежде всего рассматривать Символ веры. Он прочел Символ веры, начертанный

греческими буквами на саккосе, который за 250 лет перед тем, был принесен в

Москву митрополитом Фотием6 и сравнил с этим Символом славянский, как он

изложен был в новых московских печатных книгах. Таким образом, он убедился,

что в славянском Символе есть разногласия с древним греческим. Затем точно

так же рассмотрел святую литургию, т. е. Служебник, и нашел, что одно в нем

прибавлено, другое отнято или изменено, а после Служебника нашел и в других

книгах многие несходства. После этого, стремясь быть во всем согласным с

Восточными патриархами и истреблять всякие нововведения,

которые могут вести к разногласиям в Церкви, смутам и разделению, и

убедившись лично, что такие нововведения у нас действительно есть в

печатных церковных книгах и даже в самом

_________________________________________________

1,2,3,4,5,6 См. об этом митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел

2, гл. 1.

Символе веры, Никон решился приступить к исправлению наших богослужебных

книг и церковных обрядов.

Первая попытка в этом роде была сделана Никоном спустя около семи

месяцев после вступления его на патриаршую кафедру1 и касалась только двух

новшеств. Но при первой же попытке обнаружились и ярые противники Никона и

начатого им дела. Перед наступлением Великого поста в 1653 г. Никон

разослал по всем московским церквям следующую "Память": "По преданию св.

апостол и св. отец не подобает в церкви метания творити на колену, но в

пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя персты бы есте крестились"2. В

таком сжатом виде передает "Память" протопоп Аввакум, но относительно

поклонов передает неясно и неточно, конечно, не без намерения. Никон, как

считает митрополит Макарий (см. его соч. «История русской церкви»),

указывал вовсе не то, чтобы православные не клали вообще земных поклонов в

церкви, а лишь на то, чтобы в святую Четыредесятницу при чтении известной

молитвы святого Ефрема Сирина православные не клали одних земных

многочисленных (около 17)3 поклонов, как делалось у нас тогда, а клали

поклоны поясные, только кроме четырех земных. "Память" эта прислана была и

в Казанский собор протопопу Ивану Неронову. Неронов тотчас пригласил к себе

протопопа Аввакума, который проживал у него, и других своих близких. "Мы

же, - рассказывает Аввакум, - задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко

зима хощет быти: сердце озябло и ноги задрожали. Неронов мне приказал идти

в церковь (т. е. Казанский собор), а сам един скрылся в Чудове, седмицу в

палатке молился. И там ему от образа глас бысть во время молитвы: "Время

приспе страдания, подобает вам неослабно страдати". Он же, плача, сказал

Коломенскому епископу Павлу… потом Даниилу, костромскому протопопу, таже

сказал и всей братии. Мы же с Даниилом, написав из книг выписки о сложении

перст и о поклонех, и подали государю, много писано было. "Он же не вем,

где скрыл их, мнится, Никону отдал"4. Вот кто явились противниками Никона и

как они начали борьбу с ним! Что ж подвигло их на эту роковую борьбу?

Неужели одна привязанность к тем двум обрядам, или обычаям, которые хотел

изменить Никон? Протопопы казанский Неронов и благовещенский Вонифатьев

были при патриархе Иосифе самыми авторитетными людьми в московском

духовенстве, сильными перед патриархом и царем, и под их покровительство

стекались и другие, преимущественно иногородние, протопопы, каковы были:

Аввакум юрьевский, Даниил костромской, Логгин муромский, составлявшие

вокруг них "братию". В числе своих близких друзей временщики-протопопы

считали и Никона, нового царского любимца, пока он был архимандритом и даже

Новгородским митрополитом. Но когда патриарх Иосиф скончался, эти мнимые

друзья Никона, воспользовавшись его отсутствием в Москве, строили козни,

чтобы не допустить его до патриаршества. Никон по возвращении в Москву

узнал о кознях и как только сделался патриархом, то не стал, по выражению

протопопа Аввакума в его автобиографии, «пускать к себе бывших друзей своих

и в крестовую»5. Такого унижения и оскорбления Неронов со своими

приближенными не в силах были перенести и ждали только случая отомстить

Никону. Случай, как им казалось, представился. Никон разослал "Память"

духовенству - они написали на нее опровержение из книг, выставляя ее

еретической, и подали свою рукопись государю, рассчитывая уязвить Никона и

навредить ему. Но ошиблись в расчете: Никон остался в полной силе, но

только еще больше разозлился на своих бывших друзей. И началась борьба

преимущественно из личных побуждений, которая уже в самом начале приняла с

обеих сторон самый резкий характер. Но стоит заметить, что Никон в этот

раз как бы не обратил внимания на поступок своих врагов, не потребовал их

на суд за оказанное сопротивление архипастырскому распоряжению и вовсе их

не преследовал.

Никон ввел еще некоторые изменения: в старых книгах всегда писалось и

выговаривалось имя Спасителя «Исус», в новых книгах это имя было переделано

на «Иисус»; в старых книгах установлено во время крещения, венчания и

освящения храма делать обхождение по солнцу в знак того, что мы идем за

Солнцем-Христом. В новых книгах введено обхождение против солнца; в старых

книгах, в Символе Веры (8 член), читается: «И в Духа Святаго Господа

Истиннаго и Животворящаго», после же исправлений слово «Истиннаго было

исключено»; вместо двойной аллилуйи была введена тройная; божественную

литургию в Древней Руси совершали на семи

__________________________________________________________

1,2,3,6 См. об этом Митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2,

гл. 1.

4,5 См. протопоп Аввакум. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и

другие его сочинения (Сост. Н.С. Сарафанова). М.: Госполитиздат, 1960г.

просфорах; новые «справщики» ввели пятипросфорие, т. е. две просфоры

исключили; и некоторые другие1.

Между тем, 16 апреля (1653)2 в Москву прибыл еще один из высших святителей

Востока, бывший Константинопольский патриарх Афанасий. Для нас этот визит

интересен тем, что и он, подобно другим Восточным первосвятителям,

приходившим к нам прежде, "зазирал" патриарху Никону "в неисправлении

Божественного Писания и прочих церковных винах"3 и тем вновь побуждал его к

исправлению наших церковных книг и обрядов. Кроме того, Афанасий во время

своего пребывания в Москве написал для Никона сочинение под названием "Чин

архиерейского совершения литургии на Востоке", чтобы Никон ясно мог видеть,

какие отступления от того чина допущены в России.

6. Собор 1654 г. по делу исправления церковных книг и обрядов.

Распоряжение, сделанное Никоном лично от себя перед наступлением

Великого поста в 1653 г.4 и направленное только против двух обрядовых

новшеств, послужило для него как бы пробным камнем, чтобы узнать, как

отзовутся на задуманное им исправление церковных обрядов и богослужебных

книг. И он понял из сопротивления, оказанного Нероновым и его братией, что

действовать тут одной своей патриаршеской властью недостаточно, а

необходимо ему, патриарху, иметь для себя опору в более сильной церковной

власти - соборной. Никон просил царя Алексея Михайловича созвать Собор (как

и Неронов). Собор был созван в марте или в апреле 1654 г. и происходил в

царских палатах5. На Соборе "председательствовали царь Алексей Михайлович и

патриарх Никон, и присутствовали пять митрополитов: Новгородский Макарий,

Казанский Корнилий, Ростовский Иона, Крутицкий Сильвестр, Сербский Михаил;

четыре архиепископа: Вологодский Маркелл, Суздальский Софроний. Рязанский

Мисаил, Псковский Макарий; один епископ - Коломенский Павел; одиннадцать

архимандритов и игуменов и тринадцать протопопов - всего, кроме

председательствовавших, 34 человека, "ту же и царскому сигклиту

предстоящу"6. На соборе Никон, взяв в обоснование грамоту Восточных

иерархов, собиравшихся в Константинополе в 1593 г. и утвердивших

патриаршество в России (которую он обнаружил книгохранилище), провозгласил,

что необходимо истреблять нововведения в Церкви и все преданное святыми

отцами сохранять без изменений7. Никон полностью прочитал грамоту Восточных

иерархов и все присутствовавшие услышали Символ веры, изложенный в грамоте

Восточными святителями, и не могли не заметить тех, прибавлений и

изменений, какие находились в употреблявшемся тогда у нас Символе. Никон:

"Посему я должен объявить вам нововводные чины церковные. В Служебниках

московской печати положено, чтобы архиерейские молитвы, которыми архиереи

разрешают многие грехи людские, священник пред совершением литургии читал

от своего лица за самого себя, а в греческих Служебниках и в наших старых,

писанных за сто, за двести, за триста лет и более, тех молитв не

обретается; положено еще пред началом литургии говорить отпуст (после

часов) на всю церковь, чего ни в греческих, ни в наших старых не положено,

да есть разности и в действиях за литургиею и в ектениях. Посему прошу

решения: новым ли нашим печатным Служебникам последовать или греческим и

нашим старым, которые купно обои един чин и устав показуют?" Тогда царь и

преосвященные митрополиты, архиепископы и епископ, и весь освященный Собор

отвечали: "Достойно и праведно исправити противо старых - харатейных и

греческих" Затем последовал целый ряд предложений и вопросов со стороны

Никона и решений или ответов со стороны Собора. Никон: "В Уставах наших

написано отверзать царские двери во время литургии только на малый выход и

на великий, а у нас теперь они бывают постоянно отверсты от начала литургии

до великого выхода. Скажите: по Уставу ли действовать или по нашему чину? А

греки действуют согласно с нашим Уставом". Собор: "И мы утверждаем быть так

же, как греческие и наши старые книги и уставы повелевают". Никон: "В наших

Уставах написано в воскресный день начинать литургию в начале третьего (по-

новому, девятого) часа, а у нас ныне, когда случается соборный молебен,

литургия начинается в начале седмого и осьмого часа (т. е. первого и

второго часа дня). Что скажете: по уставу ли св. отцов начинать литургию

или по нашему обычаю в начале седмого и осьмого часа, о чем нигде не

__________________________________________________

1,2,3,4,5,6,7 См. Митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл.

2.

написано?" Собор: "Быть по уставу св. отцов". Никон: "По 7-му правилу

Седмого Вселенского Собора, при освящении церквей должно полагать в них

мощи св. мучеников, а у нас в России все церкви освящаются без мощей;

только в антиминсе вшивают частицы мощей, под престолом же мощей не кладут,

а в старых наших Потребниках есть указ о том, чтобы под престолом класть

три части св. мощей. Что об этом скажете?" Собор: "Быть по правилам св.

отцов и по уставу, как написано в древних Потребниках". Никон: "По 15-му

правилу Лаодикийского Собора, без малых ризиц (стихаря) никто не должен

восходить в церкви на амвон, чтобы читать и петь, а у нас простецы без

благословения, и двоеженцы, и троеженцы читают и поют в церквах. Что

скажете?" Собор: "Также быть по правилам св. отцов". Никон: "В Уставах

греческих и в наших старых написано о поклонах в великую Четыредесятницу, а

в новых наших Ставах положено несогласно с греческими и нашими старыми, и о

сем должно истинно испытать". Собор: "Быть согласно с древними Уставами".

Никон: "В наших старых Потребниках и Служебниках и в греческих указано

служить на антиминсах, а ныне то не делается: антиминс полагают под

покровом. И о сем рассудите". Собор: "Добро есть исправить согласно с

старыми и греческими книгами". Затем благочестивый государь царь и великий

князь Алексей Михайлович и великий государь святейший патриарх Никон

повелели написать это соборное Уложение ради совершенного его укрепления,

чтобы впредь быть исправлению церковных книг при печатании их по древним

харатейным и греческим книгам, Ставам, Потребникам, Служебникам и

Часословам. И Никон вместе с митрополитами, архиепископами и епископом, с

архимандритами, игуменами, протопопами и весь освященный Собор утвердили

соборное Уложение подписями своих рук, "яко да имать в предыдущия лета

непременно сему быти"*.

Таков был первый Собор по делу исправления наших церковных книг и обрядов.

Он не только признал необходимость их исправления, но утвердил правило, как

вести это исправление. Патриарх Никон напомнил своим сопастырям, отцам

Собора, их священный долг хранить неизменно все преданное святыми

апостолами, святыми Соборами и святыми отцами и истреблять всякие новшества

в Церкви, а потом указал некоторые нововведения в наших тогдашних книгах и

церковных обычаях и спрашивал, что делать. И сам Собор единогласно решил:

достойно и праведно исправить новопечатные книги по старым - харатейным и

греческим. Против такого решения нельзя было ничего сказать, потому что

лучшего способа для исправления наших церковных книг не представлялось.

7. Начало раскола. Основные противники Никона.

Мы видим, как вопрос об исправлении церковных книг постепенно

выдвигался вперед по мере того, как в Москве утверждалось единоначалие –

церковное и гражданское. С начала XVII в. то приступали к исправлению книг,

то оставляли его; то торжествовало единоначалие с его объединительными

формами, то брали верх местные элементы и предания старины. Борьба эта

велась судорожно, толчками, кризисами. Отбирали и жгли книги, изданные

несколько лет назад. Преследуются как неправильные и еретические книги,

вышедшие лишь недавно в большом количестве экземпляров и распространенные в

народной массе, с разрешения высшей духовной власти. Но если, например,

Филарет сжигает требник, изданный до него, и Никон преследует книги,

изданные при Иосифе; если собор 1667 г. постановляет, что «стоглавый собор

не в собор и клятва не в клятву» - то этим дело еще не заканчивается. Никон

сам себе противоречит: он объявляет еретической кормчую книгу, изданную им

же самим1 . Народ уже не знал, чему верить, что признавать за непогрешимое.

Авторитеты падали низвергаемые другими авторитетами и даже заносили руку на

самих себя.

При таких обстоятельствах не мог не возникнуть религиозный раздор. Усилению

церковного раздора также содействовали колебания в высших кругах духовной и

светской сферы. (Противоречивость действий в отношении Никона и Аввакума).

Раскол, как плод религиозного раздора, начинается в высших сферах, а затем

спускается в низшие. В это время его последователи борются,

преимущественно, по выражению протопопа Аввакума, с «любоначалием»,

________________________________________________

* См. об этом митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 2.

1 См. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. СПб.,

1869 г.

происходящим, главным образом, от высшей духовной власти при Никоне.

Патриарх Иосиф крестился двумя пальцами. Так крестился в начале и

Никон, так крестились массы русского населения, так креститься было

положено Стоглавым Собором. Были изданные постановления этого собора

действительно утверждены им, или нет – в массе населения эти постановления

все равно принимались как соборные. С митрополита Даниила в русском

духовенстве было много защитников двуперстного знамения. В этом русское

духовенство отличалось от греческого, так как греческая церковь признавала

лишь трехперстное знамение и видела в двуперстном отступление русской

церкви. Иерусалимский патриарх Паисий Афонские монахи, Митрополит

Назаретский и патриарх Константинопольский – все они проклинали двуперстное

знамение. При Алексее Михайловиче влияние греческого духовенства на Москву,

через южную Россию и Киев, становилось ощутимым. В 1648 г. Ртищевым было

основано около Москвы ученое общество для перевода и издания церковных

книг1. Основанием исправления должны были служить греческие книги.

Отступления русской церкви, очевидно, должны быть отменены, если за норму

принимался греческий текст. Но эти отступления укоренились временем, и

вступать в борьбу с ними было нелегко.

Не всякий представитель высшей духовной власти мог приступить к

выполнению этого дела. Патриарх Иосиф был кроток и опасался, что его

отставят, но его преемник Никон был другим человеком. Сначала он крестился

двумя пальцами, но когда греческий иерарх указал ему, что это неверно, он

начал креститься тремя. Начав исправление с себя, он не отступил и перед

исправлением других. Двухперстное знамение и двойная аллилуйя.

Четырехконечный крест вытесняет восьмиконечный крест, вместо семи просфор

вводится служение на пяти. Никон также вводит изменения во второстепенных

подробностях: поклоны в землю запрещены – вместо них предписаны только

поясничные2. Все эти исправления многих озадачивают, и возникает

раздражение против Никона. Главными его врагами становятся священники Иван

Неронов, Аввакум, Лазарь и Никита. Эти люди были начитанными и

образованнейшими из духовенства того времени.

Первой типической личностью выступает протопоп Аввакум. Это был

человек железной воли и непреклонного, неуступчивого характера, фанатик в

преследовании своих целей и защите своих убеждений. Он ломает маски и бубны

пришедших в его приход музыкантов с медведями, так как считает такое

скоморошничество грехом. Он наотрез отказывается благословить сына боярина

с выбритой бородой, так как выбритая борода, по выражению Аввакума –

«блудоносный образ»3. В Тобольске Аввакум с местным архиереем велели кинуть

тело сына боярина Петра Бекова на улицу собакам4 . Во всех этих поступках

виден человек, не отступающий ни перед чем, если его задели за живое. Явное

расположение женской половины царского семейства, сочувствие бояр,

большинство которых было враждебно Никону, и нерешительный характер Алексея

Михайловича – все это содействовало тому, что личный враг Никона – Аввакум

приобрел большой вес и стал предводителем большой партии старообрядцев.

Сподвижники Аввакума были подстать ему: Логгин, когда его расстригали из

священников, плевал через порог в алтарь на Никона, Неронов останавливал

службу в Успенском соборе, когда пели тройную аллилуйю и запрещал петь ее5.

Первое открытое столкновение Никона с его противниками произошло, прежде

всего, с протопопом Нероновым. Столкновение это довольно подробно описал

сам Неронов в своей "Росписи", которую и послал царю Алексею Михайловичу, и

несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии патриархам.

В июле 1653 г. Никон созвал в своей крестовой Собор6, на который приглашен

был и протопоп Неронов, и слушал на Соборе отписку муромского воеводы на

протопопа муромского Логгина, будто тот похулил образ Спасителя, Пресвятой

Богородицы и всех святых. Никон, выслушав Логгина и "не испытав истины, по

отписке того воеводы осудил Логгина в мучение злому приставу, мстя себе

прежде бывшее обличение от того Логгина протопопа в его Никонове небрежном,

и высокоумном, и гордом житии"7 (значит, не Никон начал вражду, а его

первого оскорбил муромский протопоп, позволив

________________________________________________

1,5 См. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории.

СПб., 1869 г.

2,6,7 См. об этом митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл.

2.

3,4 См. Протопоп Аввакум. Житие Протопопа Аввакума, им самим написанное, и

другие его сочинения. (Сост. Сарафанова Н. С.) М.: Гослитиздат, 1960 г.

себе резко укорять патриарха в небрежности и гордости-прим. мое (А.Т.)).

Неронов сначала заступился за одного из своих сторонников, муромского

протопопа Логгина, еще прежде дерзко укорявшего Никона в гордости, и

упрекнул Никона в жестокости. Потом донес царю на Никона, будто бы

сказавшего о царе неприличные слова. А потом резко укорял Никона, что он

верит одним только клеветникам без всякого расследования; что прежде он был

другом Вонифатьева и его друзей, советовался с ними во всем, а теперь

сделался врагом Вонифатьева, везде «поносит» его, а друзей его, протопопов

и попов, разоряет, мучит, на их места ставит других, избрал себе новых

советников, которых прежде называл врагами Божиими; что прежде из страха

подписал Уложение, а теперь порицает его; что, наконец, лжет на него,

Неронова, и сам настроил на него клеветника. И среди всех этих укоров

Никону нет ни слова против исправления им церковных обрядов, которое уже

начиналось тогда; не видно и тени какой-либо привязанности к старым

обрядам, на которые будто бы посягнул Никон. Во всем видна одна лишь личная

вражда, ненависть, озлобление Неронова и его друзей против Никона за то,

что он изменил им, лишил их прежней власти, стал их врагом, преследует их.

Этой-то ненавистью более всего руководились они и впоследствии, когда

начали ратовать будто бы за старые обряды.

Озлобление Неронова не имело границ, и он совершенно забылся, когда

позволил себе на Соборе дерзко порицать и позорить в глаза своего

патриарха, а в конце похулить и весь Собор. Неудивительно, что святой Собор

на основании 55-го правила святых апостолов, которое гласит: "Аще кто из

клира досадит епископу, да будет низвержен"1, определил послать протопопа

Неронова на смирение в монастырь.

Когда Неронов подвергся опале, его друзья, составлявшие вокруг него

"братию", продолжали ходатайствовать за него перед государем. Протопопы

Аввакум и Даниил костромской написали челобитную и отнесли к царскому

духовнику Стефану. Но осторожный Стефан уже начал отделяться от своих

друзей, затеявших неравную борьбу с могущественным патриархом, и, по

выражению Аввакума, "всяко ослабел", и челобитной "государю не снес".

"Братия", впрочем, нашла другой путь к государю и подала ему свою

челобитную, а государь передал ее патриарху2.

Тем временем, Аввакум отправился провожать Неронова в ссылку на

Каменный остров. А когда вернулся, казанские священники не дали ему читать

вместо протопопа Неронова поучение к народу из толкового Евангелия и

сказали: «ты протопоп в Юрьевце, а не наш, и патриарший архидиакон велел

нам самим читать поучения к народу»3. Аввакум очень огорчился и не стал

ходить в Казанскую церковь, а "завел свое всенощное" в сушиле, находившемся

на дворе протопопа Неронова, переманил к себе несколько прихожан Казанской

церкви, а чрез них призывал и других от церкви в сушило, говоря: "В

некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше"4.

Казанские священники донесли об этом патриарху Никону. Поступок Аввакума

был очень важен и противен канонам Церкви: он самовольно устроил особую

молельню, самовольно отделялся сам и отделял других от Церкви в самочинное

сборище. По приказу патриарха Борис Нелединский со стрельцами осадили

молельню и схватили самого Аввакума, богомольцев и челобитчиков (писавших и

подписавших челобитную о Неронове), так что всех взятых было больше 40

человек5. Аввакум был отвезен на телеге в Андроньев монастырь, а "братью",

т. е. взятых богомольцев и челобитчиков, отослали в тюрьму и держали в ней

целую неделю. Затем царь пригласил их к себе, прочитал им церковные

правила, которые они нарушили своим самочинным сборищем, и всех предал

анафеме (проклял) и отлучил от Церкви.

Протопопа Неронова известили в его заточении, какая судьба постигла

его ближайших друзей протопопов. И он написал к государю ходатайственное

письмо об этих "заточенных, и поруганных, и изгнанных", утверждая, что они

осуждены мирским судом, а не по правилам Церкви, что они много лет служили

и сам Никон на них не жаловался, а теперь они оболганы и Никон поверил

клевете на них. Затем Неронов уверял, что не собственные страдания побудили

его обратиться к государю, а страх, «как бы благочестие не было в поругании

и гнев Божий не излился на Россию, и умолял царя утишить бурю, смущающую

Церковь, прекратить брань, губящую сынов Церкви». Духовник царя Стефан,

конечно по его поручению, два раза писал к своему

_________________________________________________

1,2,5 См. митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1.

3,4 См. протопоп Аввакум. Житие Аввакума им самим написанное, и другие его

сочинения (Сост. Н.С. Сарафанова). М.: Гослитиздат, 1960 г.

бывшему другу, казанскому протопопу, и убеждал его смириться, быть в

послушании патриарху, примириться с ним и извещал, что Никон ожидает от

него и его друзей истинного покаяния и готов простить их. Но неукротимый

Неронов с укорами отвечал Вонифатьеву: «Зачем ты оскорбил меня?.. Я не могу

принять твоего совета: мы ни в чем не согрешили пред отцом твоим Никоном

патриархом...»1. Неронов отправил обширное послание и к царю Алексею

Михайловичу. Здесь прежде всего умолял о тех же "заточенных, поруганных,

изгнанных без всякой правды" своих друзьях, осужденных будто бы мирским

судом, а не по правилам Церкви, и напоминал царю о временах антихриста,

когда Христовы рабы гонимы будут, носящие на себе знамение Небесного Царя.

Потом указывал на известную "Память", или указ, Никона, содержавший два его

распоряжения относительно поклонов в святую Четыредесятницу и относительно

троеперстия для крестного знамения. Первое распоряжение называл прямо

"ересью непоклонническою". Против второго распоряжения Никона защищал

двуперстие для крестного знамения и ссылался на Мелетия Антиохийского,

Феодорита, Максима Грека. Далее уверял, что ничем не согрешил "пред мнимым

владыкою" (т. е. Никоном) и что говорил к нему одну истину, вступившись за

честь царского величества, им ругаемую и ни во что поставляемую, да и за

своих страждущих братьев, и молил царя созвать Собор, на котором бы

присутствовали не одни архиереи, но и другие духовные лица и добродетельные

миряне всякого чина. Под конец послания он писал: "От патриарха, государь,

разрешения не ищу, потому что он осудил меня не по правилам св. апостолов и

св. отцов, но своей ради страсти; я сказал ему правду, а он за то

возненавидел меня, и не меня только, но всю братию - рабов Христовых"2.

Прочитав это послание, царь дал приказ, чтобы Неронов впредь к нему не

писал. И Вонифатьев, передавая этот приказ Неронову, извещал его так же,

что царь удивляется его упрямству и ни царь, ни царица не одобряют его, что

"царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" и за

патриархом ничего худого не видал, что относительно поклонов царь

согласуется с государем патриархом и с властями, а крестное знамение будет,

как было издревле. Но Неронов остался непреклонен и отвечал Вонифатьеву:

"...Не вменяй в упрямство, что я не прошу у патриарха прощения: я не

признаю себя согрешившим пред ним..." и пр.3

На соборе 1654 года, созванном по вопросу о книжном исправлении,

епископ Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем»4. Надо

заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие

Никону. Еще в предшествующем году, когда перед наступлением Великого поста

Никоном была издана "Память" относительно земных поклонов, Павел находился

в числе лиц, которые вместе с протопопом Нероновым восстали против этой

"Памяти", написали на нее возражения и подали государю. Никон разразился

над несчастным епископом страшной карой: низверг его с кафедры, снял с него

мантию, предал его тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение.

Вследствие этого Павел сошел с ума, и никто не видел, как он погиб; но

ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон

единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители

Никона на Соборе 1666 г., или низвержение Павла совершено было соборно, по

Страницы: 1, 2, 3