Проблема культурно-исторических взаимоотношений Москва-Петербург и их отражение в социально-философских, публицистических и художественных текстах

Проблема культурно-исторических взаимоотношений Москва-Петербург и их отражение в социально-философских, публицистических и художественных текстах

логика отчетливо просматривается в «Невском проспекте». Внешне

композиционные очертания повести определяются законами нравоописательного

очерка: сначала идет типично очерковая («фельетонная») характеристика

определенной части города, затем две конкретные истории как бы иллюстрируют

эту обобщенную характеристику, в заключение следует авторские рассуждения

по поводу изложенных фактов. Повествование как будто бы все время ведется в

рамках эмпирического бытописания. Тем больше ошеломляет своим тоном, стилем

и содержанием концовка («Он лжет во всякое время, этот Невский проспект…»),

разом обнажающая его иллюзорность. Сюжет обретает апокалипсический смысл,

пройдя сквозь бытовую реальность петербургских будней. Здесь столица

подменяется ее главной улицей, изображение которой замещает собой весь

Петербург. «Невский проспект есть всеобщая коммуникация Петербурга»/29/.

Как считает Г.П.Макагоненко, главная улица Петербурга служит Гоголю

местом демонстрации внеличного существования чиновников, безликой массы.

«Невский проспект - единственная улица в Петербурге, где сколько-нибудь

показывается наше таинственное общество, в многолюдной массе пользующееся

самою бесцветною славою, заставляющую даже подозревать и сомневаться в его

существовании. Тут оно иногда высыпается из карет своих. Но живописец

характеров, резкий наблюдатель отличий, лопнет досады, если захочет его

изобразить в живых огненных чертах. Никакой резкой особенности!»/26/.

Невский проспект как бы соединяет собой все разобщенные слои

столичного населения: разделенные социальной иерархией и даже временем

своего появления на главной улице. «Каждое сословие заполняет ее в «свой

час», они своеобразно объединены неминуемым пребыванием в одной и той же

точке пространства: «Всемогущий Невский проспект!…боже, сколько ног

оставило на нем следы! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата под

тяжестью которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий,

как дым башмачок молоденькой дамы…и гремящая сабля исполненного надежд

прапорщика, проводящая на нем резкую царапину…» /10/.

Таким образом, рисуется образ необычного сообщества людей, созданного

современным городом: люди живут рядом, вплотную друг к другу, но не вместе,

не сообща.

Петербург наиболее ярко противопоставляется Москве в гоголевских

«Петербургских записках» 1836 года. Автор дает представление о главных

качествах города и стремится передать его суть, основные отличия от Москвы.

Очерк делится на две неравные части. В каждой из них – особый ракурс

во взгляде на Петербург. В разных частях «Записок» говорится о различных

обликах города. Главное в первой части – противопоставление Петербурга

Москве. Москва у Гоголя – «матушка», «старая домоседка», «русская борода».

А Петербург – «аккуратный немец». Более чем по двадцати пунктам

сопоставлены и противопоставлены две русские столицы. Попытаемся обозначить

эти противопоставления:

1. «Петербург весь шевелится, от погребов до чердака; с полночи начинает

печь французские хлебы, которые назавтра съест немецкий народ, и во всю

ночь то один глаз его светится, то другой – Москва ночью вся спит и на

другой день, перекрестившись и поклонившись на все четыре стороны,

выезжает с калачами на рынок».

1. «Москва женского рода, здесь все невесты – Петербург – мужского, здесь

все женихи».

1. «Петербург – аккуратный человек, совершенный немец, на все глядит с

расчетом и прежде, нежели задумает дать вечеринку, посмотрит в карман, -

Москва – русский дворянин, и если уж веселится, то веселится до упаду и

не заботится о том, что уже хватает больше того, сколько находится в

кармане: она не любит середины».

1. «Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и прочих – в петербургских

журналах говорят только о публике и благонамеренности».

1. «В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками – в

Петербурге журналы не идут наравне с веком, но выходят аккуратно, в

положенное время».

1. «В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются».

1. «Москва всегда едет, завернувшись в медвежью шубу - Петербург, в

байковом сюртуке, заложив обе руки в карман, летит во всю прыть на биржу

или «в должность».

1. «Москва гуляет до четырех часов ночи и на другой день не подымется с

постели раньше второго часу; - Петербург тоже гуляет до четырех часов, но

на другой день, как ни в чем не бывало, в девять часов спешит в

присутствие».

1. «В Москву тащится Русь с деньгами в кармане и возвращается налегке – в

Петербург едут люди безденежные и разъезжаются во все стороны света с

изрядным капиталом».

1. «В Москву тащится Русь в зимних кибитках по зимним ухабам сбывать и

закупать – в Петербург идет русский народ пешком летнею порою строить и

работать».

1. «Москва – кладовая, она наваливает тюки, но мелкого продавца и смотреть

не хочет; Петербург весь расточился по кусочкам, разделился, разложился

на лавочки, магазины и ловит мелких покупщиков».

1. «Москва не глядит на своих жителей, а шлет товары во всю Русь; Петербург

продает галстуки и перчатки своим чиновникам».

1. «Москва – большой гостиный двор; Петербург – светлый магазин».

1. «Москва нужна для России; для Петербурга нужна Россия».

1. «В Москве редко встретишь гербовую пуговицу на фраке; в Петербурге нет

фрака без гербовых пуговиц».

1. «Петербург любит подтрунить над Москвою, над ее слеповатостию и

неловкостию, и безвкусием; Москва кольнет Петербург тем, что он человек

продажный и не умеет говорить по-русски» и т.д./34/.

Основной фразой этой части является важное сопоставление: «Москва

нужна для России; для Петербурга нужна Россия». И уже во второй части

«записок» речь идет о ущербности Петербурга, в чем она заключается, по

мнению автора?

В этом вненациональном городе («немец», «не умеет говорить по-русски»,

«есть что-то похожее на европейско –американскую колонию») люди, по мысли

Гоголя страшно разобщены, живут раздробленно, группами. «Эти общества, -

совершенно отдельны: аристократы, служащие чиновники, ремесленники,

англичане, немцы, купцы … Каждый из этих классов составлен из множества

других маленьких кружков, тоже не слитых между собой». Каждый человек, так,

получается, по Гоголю, сам по себе, для себя.

И еще один упрек Петербургу: увлеченные погоней за чинами, занятые

бюрократической деятельностью, люди забыли об истинном, высоком искусстве.

Здесь любят театр-развлечение, «игрушку»,здесь забыли, что театр- "«это

такая кафедра, с которой читается разом целой томя живой урок». Забыли, что

«существует величавая трагедия»,что «есть комедия… производящая глубокостью

своей иронии… живительный смех». На петербургской сцене лишь водевиль и

мелодрама. Но, пишет Гоголь, «лжет самым бессовестным образом наша

мелодрама; ибо нет в ней правды о сегодняшней жизни. Но в «Петербургских

записках 1836 года» есть и мотив «весны», надежды. Надежду рождает мысль о

«внутренней стихии русского человека», которая видна даже здесь, в

казенном, чиновном Петербурге.

В творчестве Н.В.Гоголя преобладают сразу несколько явных оппозиций:

во-первых, - официальный (чиновничьний)-неофициальный (народный) город,

Петербург у него – это город чиновников, город строгой социальной иерархии;

во- вторых, - русский(Москва) – европейский(Петербург) город.

Другой русский писатель этого периода А.И. Герцен в своем очерке

«Москва и Петербург» можно сказать, довольно трезво и резко судит об обеих

столицах. Для него одним из важнейших был вопрос об «европейских началах»,

которых, по его мнению, Москва не видит «оттого, что касается их

затылком», Москва «почивает», и в этом ее историческая вина, а Петербург

для Герцена это настоящее России, он живет и действует в уровень

современным и своеземным потребностям на огромной части планеты,

называемой Россией». Но в то же время, по мысли Герцена Петербург ведет

«загадочное существование, основанное на «всяческих противопоставлениях и

противоречиях, физических и нравственных».

Перед нами выстраивается довольно сложный и противоречивый образ

Петербурга: это и олицетворение деспотизма, город бессмысленной

деятельности, у которого нет сердечной связи со страной, и в то же время

Петербург – это залог нашего сближения с Европой, город, в судьбе которого

есть «что-то трагическое, мрачное и величественное».

Также в тексте встречаются довольно часто противопоставления:

«В Петербурге любят роскошь, но не любят ничего лишнего; - в Москве именно

одно лишнее считается роскошью; оттого у каждого московского дома колонны,

а в Петербурге нет; у каждого московского жителя несколько лакеев, скверно

одетых и ничего не делающих, а у петербургского один, чистый и ловкий. В

Петербурге по его мнению можно предаваться скорбным мыслям, а «Москва даже

мучить, терзать не умеет»/12/.

Как мы видим, Герцен отмечает прежде всего отрицательные стороны в

жизни двух столиц: барской Москвы и бюрократического Петербурга. Герцен не

отдал преимущества ни Москве ни Петербургу.

«Есть стороны московской жизни, которые можно любить, есть они и в

Петербурге, но гораздо более таких, которые заставляют Москву не любить, а

Петербург ненавидеть».

У Герцина являются преобладающими две явные оппозиции – «

органический»(Москва) – «неорганический»(Петербург), и русский –

европейский город.

В отличие от Герцена, В. Белинский в своем очерке «Петербург и Москва»

поставил на первое место Петербург, тем самым, изменив точку отсчета.

«… Если у нас две столицы, - пишет В. Белинский, - и значит, каждая из них

необходима. Белинский не принимает вывода Герцена о неоригинальности и

неисторичности Петербурга.

«О Петербурге привыкли думать как о городе, построенном даже не на болоте,

а чуть ли не на воздухе. Многие, не шутя, уверяют, что этот город без

исторической святыни, город, построенный на сваях и на расчете. Все эти

мнения немного уж устарели, и их пора оставить. Правда, коли, хотите, в них

есть своя сторона истины, но зато много и лжи. Петербург построен Петром

Великим как столица новой Российской империи, и Петербург – город

неисторический, без предания!… Эта нелепость, не стоящая опровержения! Вся

беда вышла из того, что Петербург слишком молод для самого себя и

совершенное дитя в сравнении со старушкою Москвою»/34/.

По его мнению, Московское царство было обречено, оно уже не могло

больше двигаться, как пишет Белинский, «на ржавых колесах своего азиатского

устройства», а народу надо было жить и именно Петербург, должен был

сблизить народ с Европой. И это и является высокой миссией города –

распространение и утверждение европеизма в русском обществе.

Мы можем увидеть, что до Белинского сопоставления двух русских столиц

делалось так: или Москва, или Петербург. Белинский предложил свой вариант:

и то, и другое. Он впервые сумел посмотреть на соперничество Москвы и

Петербурга, как на движущееся противоречие, органический, естественный

процесс.

В начале своего очерка автор рассуждает о Москве, о ее

противоречивости после основания Петербурга.

«Она вышла каким-то причудливым городом, в котором пестрят и мечутся в

глаза перемешанные черты европеизма и азиатизма».

Далее он говорит о московской обширности как о создаваемой иллюзии. По

его мнению здесь нет огромных зданий т.к. этот город «патриархальной

семейственности: «дома стоят особняком». Здесь во всем и на всем печать

семейственности: «и удобный дом, обширный, но тем не менее для одного

семейства, широкий двор, а у ворот, в летние вечера, многочисленная

дворня»/34/.

Таким образом, получается, что везде царит разъединенность, особность.

Далее автор обращается к Петербургу, параллельно сопоставляя его с

Москвой.

Первое сравнение – это жизнь того и другого города. По его мнению,

московские улицы только бывают, тесны и то по причине их узкости, нежели

многолюдства. Но с десяти часов вечера Москва уже пустеет. « Широкие улицы

Петербурга почти всегда оживлены народом, который куда-то спешит, куда-то

торопится. На них до двенадцати почти довольно людно, и до утра везде

попадаются то там, то сям запоздалые».

Еще одно сравнение касается размеров города – «Петербург несравненно

больше город, чем Москва, и здесь нет домашнего или семейственного

затворничества». «В противоположность Москве, огромные дома в Петербурге не

затворяются».

Далее в тексте сравнение уже идет на уровне народонаселения.

«В Петербурге очень много кругов «большого света». «Петербург во всем

себе верен: он стремится к высшей форме общественного быта… Не такова в

этом отношении Москва». Ядро коренного московского народонаселения

составляет купечество, но также автор выделяет и еще одно среднее сословие

- образованные люди. «Образованный класс в Москве довольно многочислен и

чрезвычайно разнообразен – все москвичи очень похожи друг на друга».

Главным петербургским сословием Белинский все же считает бездомных, и в

этом отношении Петербург – антипод Москвы.

И в заключение очерка Белинский рассуждает над гоголевской фразой:

«Москва нужна России; для Петербурга нужна Россия». По его мнению,

Петербург так же нужен России, как и Москва, а Россия также нужна для

Москвы, как и для Петербурга. В Москве есть свое собственное консервативное

начало, которое только уступает, и то понемногу новизне, но не покоряется

ей. И представитель этой новизны есть Петербург, и в этом его великое

значение для России.

Для Белинского также наиболее важной является явная оппозиция –

русский-европейский город, но если Петербург – это европейский город, то

Москва- это даже нерусский город, а смесь азиатизма и европеизма. Также мы

можем выделить еще и скрытую оппозицию – это обширный – замкнутый. Москва,

считает Белинский, в отличие от Петербурга, город «домашнего и семейного

затворничества».

В творчестве еще одного яркого представителя художественной литературы

19 века Ф.М. Достоевского проследить диалог двух столиц довольно сложно. Но

мы попытаемся обратиться к образу Петербурга, ведь именно ему автор

посвятил все свое творчество.

Как считает исследователь В.М. Орлов, Достоевский проникся ощущением

города как живого существа, со своим характером, со своими повадками/33/.

Уже в «Петербургской летописи» (1847г.) город возникает в образе

желчного, «с ног до головы сердитого» субъекта, изливающего свое

раздражение решительно на все, что его окружает. «Весь горизонт

петербургский смотрел так кисло, так кисло… Петербург дулся. Видно было,

что ему страх, как это водится в таких случаях у иных гневливых господ, всю

тоскливую досаду свою на каком-нибудь подвернувшемся постороннем третьем

лице… а потом уже и самому куда-нибудь убежать с места и ни за что, не

стоять более в ингерманландском суровом болоте».

В его произведениях «прослеживается нота» безотчетного страха перед

неразгаданными тайнами города. В «Петербургских сновидениях в стихах и

прозе» (1861) он говорит: «Еще с детства, затерянный, заброшенный в

Петербурге, я как-то все боялся его. Петербург, не знаю почему, для меня

всегда казался какою-то тайною». Герой «сновидений» рассказывает, как

однажды, зимним вечером, в сильный мороз, когда он стоял, задумавшись над

необъятной Невой, город обернулся в его глазах «фантастической, волшебной

грезой» – и эта метаморфоза с удивительной силой отозвалась в его душе:

«Какая-то страшная мысль вдруг зашевелилась во мне… как будто прозрел во

что-то новое, совершенно в новый мир, мне незнакомый и известный только по

каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам»./44/.

А тут же рядом влачит жалкое существование какой-то по-своему тоже

фантастический чиновник с красноречивой фамилией Млекопитаев, с женой,

сгорающей в чахотке, с некормлеными детьми и прохудившимися сапогами. Самое

удивительное, что в представлении Достоевского, на эту убогую жизнь тоже

падает свет волшебства и фантастики.

Практически во всех его произведениях, таких как «Бедные люди», «Белые

ночи» и других, Петербург выступает как враждебная, беспощадная сила,

губительная для многих людей. Губительна петербургская среда и для Р.

Раскольникова, главного героя романа «Преступление и наказание».

Действие романа погружено в эпоху, прозванную «железным веком». И не

случайно Петербург у Достоевского становится ее олицетворением.

Ведь было два Петербурга. Один – город, созданный руками гениальных

архитекторов, Петербург Дворцовой набережной и Дворцовой площади, Петербург

дворцовых переворотов и пышных балов, Петербург-символ величия и расцвета

послепетровской России, поражающий нас своим великолепием и по сей день. Но

был и другой, далекий и неизвестный нам, теперешним людям, Петербург –

город, в котором люди живут в « клетушках», в желтых грязных домах с

грязными тесными лестницами, проводят время в маленьких душных мастерских

или в смердящих кабаках и трактирах, город полусумашедший, как и

большинство, знакомых нам героев Достоевского. Город болен, и чудовищно

больны его обитатели. Сама окружающая обстановка создает у человека

чувство безвыходности и озлобления. Она стимулирует возникновение самых

невероятных и фантастических теорий: «Я тогда, как паук, к себе в угол

забился. Я любил лежать и думать». Город, – материал для раздумий,

подталкивает мысль в определенном направлении, и в конце концов заражает

человека идеями, больше похожими на бред. Чертой, по которой мы узнаем

зараженного «болезнь большого города», является навязчивый желтый цвет.

Желтые обои и мебель в комнате у старухи, желтое от постоянного пьянства

лицо Мармеладова, желтая, «похожая на шкаф или на сундук», каморка

Раскольникова, желтоватые обои в комнате у Сони, «мебель из желтого

отполированного дерева» в кабинете Порфирия Петровича. Эти детали

подчеркивают безысходную атмосферу существования главных действующих лиц

романа, являются предвестниками недобрых событий. Город, как зловещий

демон, ищущий грешные души, опутал все вокруг своими черными сетями, в

которые попадают его обитатели. Он как бы отыгрывается на своих жертвах,

высасывая из них недостающую ему энергию. И в эти мастерски расставленные

ловушки попадают герои романа. Мармеладов испивается в грязной распивочной,

Раскольников привязан нуждой к старухе-процентщице, Сонечка попала в

«когти» Дарьи Францевны, «женщины злонамеренной и полиции многократно

известной». Раскольников, совершив свое преступление, пошел не только

против человеческой морали и своей совести, но невольно нанес рану и

городу, обрубив одно из его щупалец. И город отомстил ему. Задавив своей

громадой, заставив страдать во много раз сильнее. Но события помогают

Раскольникову, выхватив его из этого озлобленного мира. Он, дитя огромного

мрачного города, попав в Сибирь, оказывается в новом для себя мире,

вырванным из той искусственной почвы, на которой взросла его страшная идея.

Это – иной, доселе неведомый Раскольникову мир, мир вечно обновляющейся

Природы. И здесь, вместе с весною, охватывает его «необъятное ощущение

полной и могучей жизни». Начинается его новый путь, свободный от своеволия

и бунта.

Таким образом, Достоевский проводит параллель с «Медным всадником».

Главным героем у него является также «маленький человек», однако это уже

студент, а не чиновник, что свидетельствует о некотором изменении дискурса.

Но в любом случае человек организационно связанный с государством

(университет тоже казенное учреждение) становящийся жертвой иррациональных,

стихийных сил и яростно этим силам сопротивляющийся. При этом сопротивление

его постепенно становится все агрессивнее и бессмысленнее: от грозящего

кулака Евгения – до окровавленного топора.

У Достоевского является преобладающей явная антитеза – «органический»

– «неорганический». Петербург Достоевского – это самый вымышленный,

искусственный, призрачный город. Но в текстах преобладает еще и скрытая

оппозиция – природа – цивилизация. В частности, для Р.Раскольникова,

каторга – место предназначенное по своей сути для ограничения человеческой

свободы, оказывается местом более пригодным для свободного проживания

человеческой личности, нежели реальная «воля» большого города.

Публицистические статьи Гоголя, Белинского и Герцена наглядно

показали, что тема Петербурга в литературе уже выходит за рамки одного

города и перерастает в масштаб всей страны. Москва и Петербург, таким

образом, становятся особыми полюсами бинарной русской культуры.

2.3. Москва-Петербург в русской художественной литературе рубежа XIX-

начала XX веков.

На рубеже XIX – начала XX веков тема города и городской среды

становится центральной в русской художественной литературе. К ней

обращаются на страницах своих произведений такие писатели и поэты как А.

Блок, А. Белый, О. Мандельштам и многие другие

А. Блока называют поэтом Петербурга. Петербург всегда был главным

местом действия блоковской лирики. Каким же был реальный, исторический

Петербург в конце девяностых – начале девятисотых годов, когда А.Блок

входил в жизнь и в литературу?

Это был большой, многолюдный город. Уходили в прошлое времена

патриархальные, неторопливые. Жизнь с каждым годом все больше набирала

скорость. С каждым годом росли блеск и нищета Санкт-Петербурга. По-прежнему

сохранял город облик военной столицы – с частой барабанной дробью, медью

оркестров, тяжким шагом пехоты, слитным топотом конницы.

Город занимал в личной жизни поэта одно из главных мест. Именно в

Петербурге у поэта развился роман. Город со всеми своими историческими

преданиями и литературными мифами стал словно бы третьим лицом,

соучаствующим в том, что происходило между молодыми людьми. «И зима, и

город, и внезапные встречи –все вспыхивает и все безотчетно» – пишет Блок

возлюбленный. Ко времени встречи с Любовью Менделеевой Блок уже пережил

первую пылкую влюбленность, которая оставила очень заметный след в его

стихах. В строчках, вызванных этими встречами, упоминается и город. По

большей части это город «вообще», в сущности названия отличают в нем

Петербург.

«Луна проснулась. Город шумный

Гремит вдали и льет огни…

Город спит, окутан мглою,

Чуть мерцают фонари…

Там далеко, за Невою,

Вижу отблески зари…»/7/.

И лишь изредка Петербург проступает в своей особой, единственной в

своем роде сущности, воздействующей на душевное состояние и судьбу

человека.

«Наша любовь обманулась,

Или стеря увлекла –

Только во мне шевельнулась

Синяя города мгла…».

А когда вскоре на юного Блока нахлынула новая любовь – огромная

всепоглощающая – и когда все, что было связано с предыдущей влюбленностью,

отступило на задний план – в стихах появляется некая загадочная женская

тень.

«Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла

Над берегом Невы и за чертой столицы?…»/33/.

Пришла петербургская осень с огненными закатами, за нею – снежная

зима. Петербург все больше дает о себе знать – своей мглой, туманами,

огнями, влекущими и обманными видениями.

«Зарево белое, желтое, красное,

Крики и звон вдалеке.

Ты не обманешь, тревога напрасная,

Вижу огни на реке.

Заревом ярким и поздними криками

Ты не разрушишь мечты.

Смотрится призрак очами великими

Из-за людской суеты…»/7/.

Исследователь Александров А.А. говорит, что у Блока город на первых

порах воспринимается как начало чуждое, посягающее на высокую мечту поэта.

Но пройдет немного времени – и все переменится: оказывается, этот шумный и

будто бы чуждый мир обладает громадной силой притягательности, и от него

уже никуда не уйти. Потом Блок скажет, что душа поэта не может оставаться

«молчаливой, ушедшей в себя» – именно потому, что ее тревожат «людские

обитатели – города»: так в магическом вихре и свете, возникают «страшные и

прекрасные видения жизни»/1/.

Обстоятельства литературной биографии Блока сложились таким образом,

что первое признание как поэт снискал он не в Петербурге, а в Москве.

Находясь в Москве, Блок сравнивал два города. И всегда Петербург оказывался

хуже Москвы. Столица на Неве представилась городом мглы, болотным «бургом».

Москва же была «градом» со сказочными теремами, освещенными чудо-зарей,

родиной философа В.Соловьева, который верил в красоту будущей жизни,

призывал к преодолению эгоизма и истинно любовным отношениям. Москва

показалась А. Блоку местом, откуда лучше слышны «торжествующие созвучия»

будущего.

В традиционном соперничестве двух русских столиц А.Блок на некоторое

время встал на сторону первопрестольной. «В Москве счастье за облачком, -

говорил он – в Петербурге за черной тучкой». А.Блок восторгался тем, что в

Москве люди лучше, чем в Петербурге и немало стихотворений А.Блок посвятил

Москве. Так рисует свои впечатления о ней в стихотворении «Утро в Москве»:

«Упоительно встать в ранний час,

легкий свет на песке увидать.

Упоительно вспомнить тебя,

Что со мною ты, прелесть моя.

Я люблю тебя, панна моя,

Беззаботная юность моя,

И прозрачная нежность Кремля

В это утро – как прелесть твоя»/6/.

Вернувшись в Петербург, Блок готов был воспринимать жизнь города как

гоголевский гротеск. Петербург предстал обиталищем черта, местом каверз и

нелепостей.

В конце 1903 – 1904 г. город в творчестве А.Блока становится своеобразным

фетишем: современный капиталистический город с его социальными контрастами

принимает в стихах поэта образ враждебного человеку живого существа.

В феврале 1904 года Блок пишет «Петербургскую поэму».

В первой части «Петербургской поэмы» отчетливо сказались как воздействие

ближайшей к Блоку литературной традиции, так и отталкивание от нее. Как

отмечает исследователь В.Орлов, здесь творится мрачная фантасмагория в

декадентско-символическом демонологическом освещении, и сам Петр

вписывается в общий идейно- образный контекст произведения.

«Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится змей, копытом сжатый».

Но все меняется с наступлением позднего часа, когда гаснет заря и

начинается «ночная потеха» – просыпается все низменное, грешное, недоброе,

символом чего служит витающий над городом лукавый искушающий змей. Таким

образом, змей – это символ зла, греховности, обмана.

«Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами –

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя»/33/.

Во второй части «Петербургской поэмы» Петербург и Москва обозначены

как символы двух враждующих начал. Противоборство демонического Петра и

«светлого мужа» Георгия Победоносца, патрона Московской Руси, завершается

победой «светлого мужа» – и в тени московских «узорных теремов» происходит

чудесное явление «Лучезарной жены», покинувшей на этот раз стогны Северной

Пальмиры.

В творчестве А.Блока, преобладающей будет скрытая оппозиция – святой –

демонический. Петербург предстает в демоническом обличии, а Москва в образе

светлого мужа.

Особый вклад в осмысление темы города внес вслед за А.Блоком А.Белый.

О его восприятии города мы можем судить по романам «Петербург» и

«Москва».

Тема города как средоточия главных противоречий жизни рано начала

волновать творческое воображение Белого: города – как места, где, с одной

стороны, совершаются глобальные катаклизмы, с другой – места подавления

личности, природной прелести и естества.

Главным героем романа «Петербург» является реальный город. Петербург в

изображении Белого, - не только промышленный город, окутанный в фабричной

гарью, но, в первую очередь, олицетворение самодержавной власти, город

сверкающих прямолинейных проспектов, ослепительный дворцовых строений.

Грозный и загадочный символ Петербурга – Медный всадник. Фантастически

преображаясь, он принимает участие в судьбах героев романа. Его

«тяжелозвонкое» раздается время от времени за спинами персонажей, приводя

их в смятение: он гонится за испуганной Софьей Петровной Лихутиной по

предутренним, пустынным улицам, от Всадника с безумным хохотом убегает

Николай Апполонович, предчувствуя, что «погиб без возврата». Медный всадник

является на чердак к сумасшедшему Дудкину, превращаясь в грозного

«металлического гостя», испепеляющего его душу.

Традиция изображения самодержавного Петербурга в образе

символизирующего его могущество Медного всадника не только подхватывается и

развивается в романе-она, по мнению автора, может логически в нем

завершиться. Автор предчувствует тот день, когда «чердак рухнет»;

разрушится-Петербург; каркатида- разрушится… ведь «Медноголовый гигант»

прогонял через периоды времени вплоть до этого мига, смыкая весь круг»//.

Петербург в романе - это увиденный когда-то Достоевским фантастический

город туманных миражей и нереальных видений, как будто его и не было вовсе.

Город с его мрачной фантасмагорией – даже не всегда место действия

событий, скорее, это полуреальный соучастник происходящего, влияющий на

судьбы персонажей. Лирические обращения и признания Белого посвящены чаще

всего городу, «Петербург! Петербург! Осаждаясь, пир, меня ты преследовал:

мозговою игрою. Мучитель жестокосердный! И – непокойный призрак: года на

меня нападал: бегал на ужасных проспектах, чтоб с разбега влететь вот на

этот блистающий мост… О, зеленые, кишащие бациллами воды! Помню я роковое

мгновение: через сырые перила сентябрьскою ночью и я – перегнулся»/49/.

Первое развернутое описание города дано от лица Аблеухова-Старшего.

Оно служит способом психологического раскрытия внутреннего мира сенатора,

мертвенной прямолинейности его правления и страха перед островами,

населенными рабочими. Когда в повествование входит новый персонаж, Дудкин,

образ Петербурга продолжает развиваться, отражаясь и в его сознании, а

затем, в лирическом отступлении наполненном патетическими пророчествами

автора: «Вы ! В вас осталась память не Петербурга… О, Линии!… Как они

изменились: как и их изменили суровые дни!… О, русские люди, о, русские

люди! Вы толпы теней с островов не пускайте! Через воды уже перекинуты

черные и сырые мосты. Разобрать бы их… Поздно…» /4/.

И здесь главный мотив романа – мотив тревоги, ожидания катастрофы,

предчувствия гибели. Катастрофу принесет «толпа теней островов». Поздно что-

либо изменять.

Петербург в романе каждый раз изображается по-разному. Аполлон

Аполлонович философствует, рассуждает, принимает решения на фоне

прямолинейных проспектов, блестящих дворцовых ансамблей. Дудкин – всегда

среди прохожих, чиновников, рабочих.

Авторское видение Петербурга в романе – это, прежде всего видение

Петербурга первой русской революции, в трагическом финале которой автор

увидел лишь слепую стихию разрушения и гибели. Революционный Петербург

изображен эскизно: это жители островов, показанные в виде молчаливой или

орущей толпы. Революционная толпа представляется автору неуправляемой,

разрушительной стихией.

В романе «Москва» город также является главным героем. Делая Москву

центром повествования, городом призванным раскрыть судьбоносный ход русской

и мировой истории, Белый тем самым как бы оказывается в полемической

позиции по отношению к истолкованию роли Петербурга: «… немыслимости

понимания определенного периода русской истории, культуры и литературы без

уяснения феномена Петербурга/3/.

Романом «Москва» Белый стремится расширить границы видения русской

истории, делая петербургский миф не единственным ключом к ней. Текст

романа, однако не содержит в себе антитезы Петербург - Москва. Здесь

отсутствуют сравнения, параллели. Москва интересует Белого как объект

предреволюционной кризисной русской истории. Именно там строятся части

«Москвы» - романы «Московский чудак» и «Москва под ударом», в которых Белый

рисует разложения дореволюционного быта, нравы старой Москвы.

В свете общей концепции крушения мира накануне революции старая Москва

видится в образной системе романа убогой и грязной, с помойками, клопами,

зелеными мухами, в паутине сплетен и слухов, мерзлости и пошлости

существования. Москва в романе пестра, разноголоса, разноречива. «Здесь

человечник мельтешил, чихал, голосил, верещал, фыркал, шаркал из робких

фигурок, вьюркивающих из ворот, из подъездов пропсяченной, непроветренной

жизни: ботинками, туфлями, серо-зелеными пятнами иль каблучками; покрытые

трепаными картузами с рынка, на рынок трусили; тяжелым износом несли свою

жизнь, кто мешком на плече, кто – кулечком рогожевым, кто ридикюльчиком,

кто – просто фунтиком; пыль зафетюнила в сизые, в красные, в очень большие

косищи и рты всякой формы, иванящие отсебятину и пускающие пустобаи в

небесную всячину; в псине и в перхоти, в злом раскуряе гнилых табаков, в

оплевоньи, в мозгляйстве словесном пошли в одиночку: шли - по двое, по

трое; слева- направо и справа налево- в разброску, в откидку, в раскачку,

вподкачку».

А вот другая Москва, город иных социальных слоев: «Там шуба из куньего

меха, пышного и черно- белого меха садилась в авто- точно в злого рычащего

мопса Под вывеской « Сидорова Сосипатра» блистала толпа: золотыми

зубами, пенсне и моноклями»/5/.

Если гибнущий Петербург в романе Белого изображен как геометрически

правильный, казарменный город, то образ Москвы иной: Москва, –

изображается как «воплощенный опухолью, переплетенный сплошной переулочной

сетью город: страшная гибель Москвы, прежде всего – внутри ее самой, в сети

переулков, изворотов, опутывающих город, где погибло все живое, «все здесь

искажалось, смещалось, перекорячивалось…»

Вырастает образ Москвы, столицы переулков, которые как метастазы

раковой опухоли разъедали город, чья гибель имеет последствия для всего

мира: «Москва вскармливала на груди своей – вихрь мировой».

Финал романа «Москва под ударом» звучит так:

«Раздавалось

Ура!

Но казалось:

Пора!

Начинался пожар мировой…»/3/.

Гибнущая, опутанная зловещей паутиной, Москва «под Тартаром» вызывает

у писателя чувство национальной боли – чувство настолько сильное, что оно

вступает в соперничество с самой идеей гибели города, как паучьего гнезда

изжившего себя в своей затхлой консервативности. Этот мотив пронизывает всю

художественную структуру произведения. И тогда в описание Москвы врываются

картины природы, городские пейзажи, московские дворики, колокольни.

В последней части романа «Маски» образы обоих столиц окрашены особенно

сильными лирическими интонациями. Москва видится в виде коня с медным

отливом, раздутыми ноздрями – ланьими глазами.

Таким образом, если Петербургу – столице империи был произнесен Белым

холодный, безжалостный приговор, то старая Москва – сердце России,

болезненно влачилась к своей гибели, уносимая потоком в бездну «Смотрите

– на – кровь платке!»

Москва – как безнадежно больное существо умирает, и приговор писателя:

«Поскорей!»

Идея Петербурга, гибнущего в казарменных тисках, города, вобравшего в

себя противоречия Востока и Запада – версия русской истории даже для начала

века не столь уже нова. Оценивая роман «Москва», мы вряд ли обнаружим в нем

некую, собственно авторскую, все опрокидывающую идею хода русской истории.

Москва по Белому, погибает из-за собственной замшелости, дикости,

безнравственности, бескультурья.

У А.Белого, также как и у Ф.Достоевского, преобладающей будет

оппозиция – «органический» – «неорганический». Однако если Петербург

предстает в романе как призрачный, неорганический город, то и о Москве

нельзя говорить как об органическом существе. Москва в романе неоднородна и

негармонична.

М. Цветаева также пытается обозначить тему столичного диалога в своем

сборнике «Версты 1». Сборник содержит ряд стихотворений о Москве.

Москва у нее – город – символ, город – образ, город – душевное состояние,

город – мистическое чудо.

«У меня в Москве – купола горят,

У меня в Москве – колокола звенят».

Светлое золото – символ радости и счастья, колокольный звон – символ

полета, возвышенности душевной – такой приняла М. Цветаева Москву в свой

поэтический мир, и потому утверждает она:

«В дивном граде сем,

В мирном граде сем,

Где и мертвой мне

Будет радостно…»

Идея Москвы как общенационального города также близка ей, но также

своеобразно осмыслена:

«Москва! Какой огромный

Страннопримный дом!

Всяк на Руси – бездомный

Мы все к тебе придем»

М. Цветаева отдает первенство Москве, столица только она, утверждается

в ее стихотворениях:

«Над городом, отвернутым Петром,

Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой

Над женщиной отвергнутой тобой.

Царю Петру и вам, о царь, хвала!

Но выше вас, цари: колокола.

Пока они гремят из синевы-

Неоспоримо первенство Москвы»/48/.

Как считает исследователь Майкл Мейкин, одна из задач утверждения

русских народных и типично московских элементов состояла в том, чтобы

противопоставить эти стихи поэзии символистов и их продолжателей в

Петербурге, даже когда содержание и тема унаследованы именно от них.

В «Верстах 1» присутствуют символистские темы и влияния , но в новых

сочетаниях: пейзаж фантастического города заставляет вспомнить Блока,

однако этот город – «стихийная» Москва, а не «придуманный» интеллектуальный

Петербург/30/.

В творчестве М.Цветаевой преобладает в основном скрытая оппозиция –

святой – демонический. Москва для нее – это символ христианства.

К образам Москвы и Петербурга обращается в своем творчестве и О.Э.

Мандельштам.

Петербург для Мандельштама город, в котором прошли его детство и

молодость. Поэт был знаком с комплексом мифологем, связанных с

Петербургом, от Пушкина до Белого, но сказанное до него не получает

прямого продолжения.

По мнению исследователя Е.М.Таборисской, Петербург, каким он предстает

в стихах Мандельштама, довольно слабо ориентирован на культурно-

литературные типы видения и осмысления столицы (пушкинский, гоголевский,

достоевский «Петербурги» северная столица у символистов и т.д.). По-особому

преломляется в стихах Мандельштама и непосредственный конкретный облик

города несущий в себе исторический колорит/16/.

Поэт (особенно в стихах 1913 – 1915г.г.) легко и охотно оперирует

всеми известными реалиями, петербургского зодчества, который в сознании

русских людей переросли исконную сущность и функции архитектурных

сооружений и стали не только градостроительными и художественными

доминантами (лицом города), но и эмблемами северной столицы. Его

«Адмиралтейство», «Дворцовая площадь», хранят достоверность деталей. Детали

Дворцовой площади: ангел, венчающий колонну, арка Главного штаба, знамя с

двуглавым орлом – размываются в стихотворении «Дворцовая площадь» сквозным

образом водной стихии. «Черный омут столицы» появляется в первой строфе,

затем развертывается в малых образах второго четверостишия:

«В темной арке, как пловцы,

Исчезают пешеходы,

И на площади, как воды,

Глухо плещутся торцы» /27/.

Господствующий образ водной стихии определяет восприятие всего

Петербурга. Автор, воссоздавая в своем стихотворении город, где

господствует перманентный потоп, по отношению, к которому небо смотрится

твердью («Только там где твердь светла, черно-желтый лоскут злится…»),

менее всего имеет в виду реальную воду: реку, дождь, наводнение. У

Мандельштама первенство словесного образа подчиняет себе реальные явления.

Петербург – город – омут, город – призрак, торжественно – державный и

угрожающе гибельный.

В «Адмиралтействе» появляются неотъемлемые, но как бы убежавшие от

стереотипного восприятия детали знаменитого архитектурного ансамбля: якоря,

зелень сада, сквозь которую просвечивает циферблат на центральном фасаде.

Здание Адмиралтейства, в котором поэт усматривает равную общность с

фрегатом и Акрополем, оказывается не только строением, но и явлением

природного, стихийного порядка:

«И в темной зелени фрегат или Акрополь

Сияет издали, воде и небу брат»/12/.

В тридцатые годы возникает новый образ Петербурга, это теперь город

ностальгической тяги и тоски. Уютный, какой-то сказочный, «детский»

Петербург возникает в стихотворении «Вы, с квадратными окошками, невысокие

дома…». Петербург появляется трогательно обжитым: невысокие дома, кожура

мандаринов, коньки в слепеньких прихожих. «Шоколадные, кирпичные, невысокие

дома» воспринимаются как постройки города – пряника, а не жестокой и

непреклонной северной столицы.

Шесть лет спустя Мандельштам снова обратится в стихах города своего

детства. «Я вернулся в мой город», - скажет поэт. Это стихотворение –

диалог то ли с самим собой, то ли с Петербургом-Ленинградом, связанным с

ним на столько тесно, что исчезает граница между человеком и городом: чьи

это «прожилки» и «детские припухшие железа» – собственного детства или

города, «где к зловещему дегтю подмешан желток»? Почему «телефонов моих

номера» у «тебя», т.е. у Петербурга-Ленинграда, а не ленинградские номера

сохраняются в памяти вернувшегося поэта?

Возникает образ зимы, но зимы слякотной, какой-то гриппозной, с

«рыбьим жиром» «речных фонарей». Петербург надвигается на человека «шевеля

кандалами цепочек дверных», ударом «вырванного с мясом звонка».

Поэт готов принять действительность глаза в глаза. Он всего лишь человек, и

в обращенных к городу словах звучит почти мольба о пощаде: «Петербург, я

еще не хочу умирать».

В этом стихотворении отражен реальный образ Петербурга 30-х годов, это

город репрессий, где каждый человек «ждет гостей дорогих, шевеля кандалами

цепочек дверных»/16/.

О. Мандельштам, помимо Петербурга, узнал и понял Москву, а через нее и

Россию. Москву ему «дарила» М. Цветаева: «Из рук моих – нерукотворный град

Прими, мой странный, мой

Прекрасный брат», - и он увидел Москву ее глазами, почувствовал ее

ощущением. У нее в Москве «на морозе Флоренцией пахнет вдруг», у него

«успенье нежное – Флоренция в Москве»; у нее – «Провожай же меня, весь

московский сброд, юродивый, воровской, хлыстовский», у него – «О, этот

воздух смутой пьяный, на черной площади Кремля…»/11/.

Очень много стихов о Москве написано поэтом в 30-е годы. Москва 30-х

годов – это столица тоталитарного государства. И этот факт, естественно, не

мог не отразиться в творчестве поэта:

«В Москве черемухи да телефоны,

И казнями там имениты дни»/28/.

В городе ему враждебна даже собственная квартира:

«И вместо ключа Ипокрены

Домашнего страха струя

Ворвется в халтурные стены

Московского злого жилья»/27/.

В поэзии О.Мандельштама, как и у многих других поэтов рубежа веков,

преобладающей является явная оппозиция – «органический» – «неорганический».

2.4. Москва и Петербург в литературе советского периода.

Во времена В.О.В. и послевоенное время диалог двух столиц отходит как

бы на второй план. Вся литература обращается прежде всего к теме В.О.В.

Однако о Москве и Ленинграде пишется довольно много.

Писателей и поэтов этого времени занимают не конкретные образы города,

а прежде всего ход военных действий и героические подвиги людей,

мужественно отстаивающих свой родной город.

Чаще всего можно встретить изображение блокадного Ленинграда:

«Скрипят, скрипят по Невскому полозья.

На детских санках, узеньких, смешных,

В кастрюльках воду голубую возят,

Дрова и скарб, умерших и больных…» (О.Бергольц «Февральский

дневник»1942г.).

Анна Ахматова немало своих стихотворений посвятила в эти тяжелые для

всех дни ленинградцам:

«Вот о вас напишут книжки:

Жизнь свою за други своя,

Незатейливые парнишки-

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,

Внуки, братики, сыновья»! («Победителям»1944г.).

Москва в литературе также выступает как город- герой, который не

покорился врагам. Звучит мотив веры в русских людей и прежде всего в

москвичей:

«Да, Москва- это город героев,

Он один лишь такой на земле,

Здесь Отчизна звездой золотою

Награждает героев в Кремле» (Л.Куксо «Город героев»).

Во второй половине XX века создается целый ряд песен о Москве, в

которых Москва отождествляется со всей страной в целом, это своего рода

«город-мир»:

«Кипучая,

Могучая,

Никем не победимая,

Страна моя,

Москва моя,

Ты самая любимая».(В.Лебедев-Кумач).

Москва предстает как город будущего, который вечно молод:

«Может быть, мы с тобою

Состаримся друг,

Но Москва никогда, никогда»

(М.Светлов «Выходите гулять москвичи»).

В XX столетии преобладающей будет оппозиция столица – провинция. Только

теперь в отличие от литературы XVIII, Москва и Петербург меняются местами.

Теперь Москва – это своего рода «Город-Мир», и оппозиция здесь невозможна.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Культурологический аспект данного исследования заключается в том, что

Москва и Петербург, а точнее их противопоставление в научной,

художественной и публицистической литературе, является одной из центральных

проблем, так как охватывает и интегрирует в себе множество других

противоречий русской культуры.

Антитеза Москва-Петербург зародилась первоначально, прежде всего, в

массовом сознании людей с момента основания Петербурга, и только потом уже

получила осмысление в литературе.

В работе были выделены основные оппозиции, по которым обычно

противопоставляют исследователи две столицы. Если говорить о XVIII

столетии, то здесь преобладала оппозиция столица-провинция, так как Москва

в это время уступила свои столичные функции Петербургу, законодателю новой

светской культуры. В XIX веке основная полемика развернулась также вокруг

Петербурга, который теперь все чаще противопоставлялся Москве, как

европейский, официальный город русскому, народному. В советское же время

тема Москва-Петербург ушла из искусства, науки, публицистики, так как

Москва в это время превратилась в эталон для всех народов страны.

И вот уже на рубеже XX-XXI века вновь обострились отношения двух

столиц в современном обществе. Именно в наши дни в различных средствах

информации говорят о переносе столицы обратно в Петербург.

В ходе работы было проведено небольшое социологическое исследование

касающиеся восприятия Москвы и Петербурга в современном обществе. В

исследовании принимали участие представители провинции (жители города

Комсомольска-на-Амуре) и столицы (москвичи). При опросе не учитывались

возрастные, профессиональные особенности, социальный статус.

Были получены следующие варианты ответов. На вопрос, – какой из

центральных городов России – Москва или Петербург может в большей степени

считаться столицей Российского государства, большинство, а точнее 75%

ответило что Москва, т.к. она имеет более выгодное географическое положение

и является сосредоточием политической, общественной и духовной жизни

страны. Однако 20% все же считают, что столицей именно Российского

государства должен быть Петербург. Москва, по их мнению, изначальна была

столицей Руси, а Петербург строился как столица великой империи, то есть

государства. Так же 5% опрашиваемых, считают не принципиально важным вопрос

о столичных функциях, им все равно где будет находиться наша столица.

На второй вопрос – возможен ли перенос Российского государства обратно

в Петербург, 60% - ответило, что нет, т.к. повлечет за собой большие

экономические затраты. 10%, в основном это москвичи считают, что возможен,

но не нужен, т.к. за это никто не возьмется. К тому же Петербург имеет

черную славу, его называют криминальной столицей России. 30% опрашиваемых

считают, что возможен. Многие комсомольчане довольно критично относятся к

современной Москве, т.к. она, по их мнению, давно уже отдалилась от

глубинки.

И, наконец, на вопрос – считаете ли вы Петербург только

европеизированным городом, 99% ответили, что нет, т.к. Петербург – это

синтез русской и европейской культуры. Петербург всегда связывают с

понятием «интеллигентность», а как мы знаем, интеллигенция существовала и

существует только в России.

Таким образом, мы можем быть уверены, что Москва в ближайшее время не

потеряет статуса официальной столицы. И дело здесь даже не в материальных

проблемах, просто Москва в сознании русского человека прочно укоренилась

как единственная и неизменная столица нашего государства, как исторически

первая «тотальная» собирательница земель российских. Петербург же останется

культурной столицей, хотя и здесь масса противоречий. По большому счету ХХ

век не позволил развиваться в полной мере Петербургу как культурному

центру. В советское время из Петербурга постоянно происходил отток многих

талантливых людей: деятелей культуры, науки. Эмиграция порой приобретала

массовый характер, к примеру, вспомним эмиграцию евреев из Петербурга в 70-

х годах ХХ столетия.

Также нельзя довольно критично, утверждать, что Петербург – это только

инокультурная столица. Петербург – это своего рода площадь, где встречаются

в равноправном диалоге те культуры – и таким образом, снова он вступает в

соперничество с Москвой, Городом – Миром.

Как прекрасно сказал В. Белинский, - «и Петербург и Москва – это две

стороны, или лучше сказать, две односторонности, которые могут со временем

образовать своим слиянием прекрасное и гармоничное целое, привив, друг

другу то, что в них есть лучшего»/18/.

CПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Александров А.А. Блок в Петербурге - Петрограде.- Л.: Лениздат, 1987г.

2. Бегунов Ю.К. «Путешествие из Петербурга в Москву А.Н.Радищева».-М.:

Художественная литература, 1983г.

3. Белый А. Москва. - М.: Советская Россия, 1989г.

4. Белый А. Собрание сочинений - Петербург; роман в 8 главах с прологом и

эпилогом.-М.:Республика,1994г.

5. Белый А. Сочинения в двух томах. - М.: Художественная литература, 1990г.

6. Блок А.А. Лирика. - М.: Правда, 1988г.- с.318-320.

7. Блок А.А. Собрание сочинений: в 6-ти томах. - М.: Художественная

литература, 1981г – т.1.

8. Волович Н.М. Пушкинская Москва. - М.: Художественная литература, 1990г.

9. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия XI-XIX веков. – Л.:

Наука, 1970г.

10. Гоголь Н.В. Петербургские повести. – М.: Детская литература, 1978г.

11. «Город чудный, город древний…»: Москва в русской поэзии XVII – начала

XX века.- М.: Московский рабочий, 1985г.

12. Гранитный город: литературно – художественный сборник. – Л.: Детская

литература, 1988г.

13. Долгополов Л.К. А.Белый и его роман «Петербург». – Л.: Советский

писатель, 1988г.

14. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. – М.: Советская Россия,

1988г.

15. Душа Петербурга. – СПб.: Лениздат, 1996г.

16. Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. – Воронеж, 1990г – с.517-525.

17. Исупов К.Г. «Душа Москвы и гений Петербурга»// Петербург как феномен

культуры : сборник публикаций о Петербурге. – СПб.: Издательство

Государственного педагогического университета имени А. Герцина, 1994г. –

с. 47 – 61.

18. Каган М.С. «Град Петров в истории русской культуры». – СПб.: Славия,

1996г.

19. Кац С. «Здравствуй столица»: сборник песен о Москве. – М.: Искусство,

1980г.

20. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х книгах. – М.:

Мысль, 1993г, - книга 1,2.

21. Кондаков И.В. Русская культура: краткий очерк истории и теории – М.:

Университет, 1994г.,- с. 196-202.

22. Кунин В.В. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками. –

М.: Художественная литература, 1987г.

23. Кураев М. «Путешествие из Ленинграда в Санкт – Петербург// Новый мир –

1996 - № 10.

24. Лесневский С.С. «Путь открытый взорам». Московская земля в жизни

А.Блока. – М.: Художественная литература, 1980г.

25. Лотман Ю. Роман Пушкина «Евгений Онегин». – Л.: наука, 1980г.

26. Макогоненко Г.П. Избранные работы: о Пушкине, его предшественниках и

наследниках. – Л.: Художественная литература, 1987г.

27. Мандельштам О. Избранное. – М.: С.П. Интерпринт, 1991г.

28. Мандльштам О. Полное собрание стихотворений. – СПб.: 1997г.,- с.169-

171.

29. Маркович В.М. Петербургские повести Н.В.Гоголя. – Л.: Художественная

литература, 1989г.,- с. 127-130.

30. Мейкин М. М.Цветаева. Поэтика усвоения. – М.: Наука, 1997г., - с. 45-

46.

31. Москва: Иллюстрированная история в 2-х томах. – М.: Мысль, 1984г.

32. Москва с точки зрения… Эстрадная драматургия 20-60-х г. – М.:

Искусство, 1991г.

33. Орлов В.К. Поэт и город: А. Блок и Петербург. – Л.: Лениздат, 1987г.

34. Петербург в русском очерке XIX века. – М.: Художественная литература,

1989г.

35. Пушкин А.С. «Евгений Онегин» – М.: Детская литература, 1983 г.

36. Пушкин А.С. Сочинения в 3-х томах, т.2.- М.: Художественная

литература, 1983г.

37. Пушкин А.С. Стихотворения. – Х.: Книжное издательство, 1983г.

38. Пыляев М.И. Старый Петербург – М.: Сварог и К, 1997г.

39. Пыляев М.И. Старая Москва – М.: Сварог и К, 1995г.

40. Радищев А.Н. «Путешествие из Петербурга в Москву». – М.:

Художественная литература, 1984г.

41. Русская эстетика истории. – СПб.: Издательство высших гуманитарных

курсов, 1992г.

42. Рябцев Ю.С. История русской культуры – XVIII – XIX веков. – М.:

ВЛАДОС,1997г.

43. Санкт-Петербург: окно в Россию, 1990-1935г. – Л.: Лениздат, 1997г.

44. Саруханян Е.П. Достоевский в Петербурге. – Л.: Лениздат, 1972г.

45. Собчак А. «Путешествие во времени и пространстве». – СПб.: Контрфорс,

1999г.

46. Федотов Г.П. «Три столицы»// Новый мир, 1989-№4.

47. Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. – М., 1878г.

48. Цветаева М.И. Стихотворения. Поэмы. Проза. – Владивосток: Издательство

Дальневосточного университета, 1990г.

49. Целкова А.Н. Поэтика сюжета в романе А.Белого «Петербург»//

Филологические науки, 1991-№2.

50. Чаадаев П.Я. Статьи и письма. - М.: Современник, 1987г.

51. Что? – Где? – Когда? – СПб.: Контрфорс, 1998г.

52. Шубинский В.Г. «Город мертвых и город бессмертных».// Новый мир, 2000-

№4.

53. Этов В.И. Достоевский. Очерк творчества. – М.: Просвещение, 1968г.

54. «Я вернулся в мой город…Петербург Мандельштама. – М.: Художественная

литература, 1991г.

Страницы: 1, 2, 3