Коренные народности севера: история, культура, быт

Коренные народности севера: история, культура, быт

| |

|МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ |

|РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ |

|УРАЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. А.М.ГОРЬКОГО |

|ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ |

|КАФЕДРА АРХИВОВЕДЕНИЯ |

| |

| |

| |

| |

| |

| |

| |

|КОРЕННЫЕ НАРОДНОСТИ СЕВЕРА: ИСТОРИЯ, КУЛЬТУРА, БЫТ. |

| |

| |

| |

|ДИПЛОМНАЯ РАБОТА |

|студентки V курса |

|Яковлевой Елены |

|Владимировны |

| |

| |

|Научный руководитель: |

|Черноухов Анатолий |

|Владимирович |

| |

| |

| |

| |

| |

|Екатеринбург |

|2000 |

| |

СОДЕРЖАНИЕ

| |С. |

| | |

|ВВЕДЕНИЕ |3 |

| | |

| | |

|ГЛАВА 1. Коренное население Севера в начале XX века | |

| | |

| | |

|ГЛАВА 2. Народности Севера в годы Советской и постсоветской | |

|власти | |

| | |

| | |

|ГЛАВА 3. Этнические традиции, культура народов Севера и проблемы| |

|их сохранения | |

| | |

| | |

|ЗАКЛЮЧЕНИЕ | |

| | |

| | |

|ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ | |

| | |

| | |

|ПРИЛОЖЕНИЕ | |

ГЛАВА 1. КОРЕННОЕ НАСЕЛЕНИЕ СЕВЕРА В НАЧАЛЕ

XX ВЕКА.

Хозяйство саами, как и других народов тундровой зоны, было основано

на оленеводстве в сочетании с рыболовством главным образом (озерным и

морским) и охотой[1]. Летом они отпускали оленей на свободу и собирали их с

пастбищ осенью, но затем стали постоянно сопровождать стада.

Жилище саами раньше представляло собой бревенчатую однокамерную

“коробку” с плоской крыше и одним окном; временное летнее жилище - шалаш из

колье и досок в виде усеченной пирамиды.

Традиционная летняя одежда саами состояла из длинной подпоясанной

рубахи (юпа) и суконных или сделанных из оленьей кожи штанов; под влиянием

русских у мужчин стали распространяться ситцевые рубахи, а у женщин - кофты

и пестрые юбки. Головным убором у мужчин был вязаный колпак, у замужних

женщин - кокошник. Зимой носили глухую меховую одежду до колен, мехом

наружу; в сильный холод одевались в одежды мехом внутрь. Зимним головным

убором служила суконная шапка на меху, обувью - пимы - сапоги из оленьего

меха.

Саами были обращены в православие; но сохранили в пережиточной форме

дохристианские верования, в частности, они поклонялись камням

человекообразной формы.

Ханты и манси, народы угорской языковой подгруппы, являются

ближайшими родственниками венгров, переселившихся с XIII в. с Южного

Приуралья на запад.

Традиционное хозяйство хантов и манси в прошлом было основано на

рыболовстве и охоте; довольно существенную роль играл сбор кедрового ореха.

В целом такой же тип хозяйства характерен для их соседей - селькупов, а

также для кетов - небольшой народности, живущей по среднему течению Енисея.

Материальная культура хантов и манси характеризуется сочетанием

разнообразных по своему составу элементов. Летним жилищем им раньше служил

берестяной чум, зимним - четырехугольная юрта срубного типа, сходная с

алтайской (те и другие отапливались камельком), а у некоторых групп хантов

- землянка. Зимняя одежда, особенно у северных групп, состояла из малицы

(одевалась мехом внутрь) и парки (мехом наружу). Женщины носили сходную с

рубахой народов Поволжья длинную туникообразную рубашку с вышивкой. Была

распространена также халатообразная верхняя одежда, запахивающаяся налево,

с поясом.

В транспортных целях северные группы этих народов использовали

оленей, большинство же хантов и манси - ездовых собак.

Основа питания хантов и манси - рыба. Некоторые группы их знали

земледелие, держали коров, лошадей, что влияло на традиционную пищу.

До вхождения в состав России и некоторое время после этого основу

общественного строя хантов и манси составляли патриархально-родовые

отношения, переходящие к классовым. Ханты и манси были обращены в

православие, но сохранили прежние промысловые культы и шаманизм. В

фольклоре, как и у соседних народов, преобладали героические сказания о

богатырях, которые исполнялись под аккомпанемент щипковых инструментов.

Высокое развитие получило изготовление предметов утвари из дерева и

бересты.

Материальная культура селькупов и кетов была весьма сходна с

культурой некоторых групп хантов и манси. В хозяйстве кетов более видную

роль играла охота; в отличие от хантов и манси они почти не практиковали

подледный лов рыбы.

Летом они кочевали в больших крытых лодках, пользуясь парусом и

веслами. По уровню своего социально-культурного развития они несколько

отставали от хантов и манси. Это выразилось, в частности, в сильном

развитии у селькупов шаманизма, а также большем сохранении тотемизма

(почитание каких-либо животных). Особенно был распространен культ медведя:

убив его, они устраивали праздник, лишь длившийся несколько дней.

Материальная культура ненцев, а также энцев и нгасан, была

приспособлена к кочевому быту. Жилищем служил конический чум с остовом из

шестов, крытый оленьим шкурами, иногда берестой. Посередине чума

располагался открытый очаг, который позже стали заменять железной печкой.

Одежда ненцев - глухая малица с капюшоном - надевалась на голое тело

мехом внутрь; зимой, особенно при езде на оленях, поверх ее носили совяк -

мехом наружу; обувью служили меховые сапоги - пимы.

Передвигались на нартах, в которые запрягались веером несколько

оленей. Основная пища - оленье мясо, в меньшей степени рыба,

употреблявшаяся нередко в замороженном виде. Питание и существенное место

занимала дичь, а также грибы и ягоды.

В начале XX века ненцы находились на стадии разложения патриархально-

родового строя, среди них шло выделение богатых оленеводов. Сохранялась

родовая эклогами (запрет браков с сородичами), многоженство, калым и

отработка за жену. В религии важную роль играли различные промысловые

культы (с особенным почитанием медведя) и шаманизм, в фольклоре - песенные

сказания о богатырях.

Лесные ненцы называют себя “нещан”, то есть “человек”, тундровые

ненцы называют их иначе: пяк-хасава ( пя - дерево, хасава - человек)[2]. По

некоторым данным, селькупы называют лесных ненцев “хандаярами”. Сами же

лесные ненцы тундровых называют “люди с другой страны”.

Язык ненцев - и лесных, и тундровых, - относят к самодийской группе,

в которую еще входят селькупский, нгасанский, энецкий языки, составляющие

северно-самодийскую подгруппу.

В XVI - XVII в.в. русские, начав освоение земель по рекам Обь и Таз,

впервые столкнулись с лесными ненцами.

Первые материалы по языку ненцев на подлинно научной основе были

собраны финским ученым Александром Христиановичем Кастреном в 40-50 г.г.

прошлого столетия: кроме материалов по ненецкому (юрако-самодийскому),

нгасанскому (тавгийско-самодийскому), селькупскому (остяко-самодийскому)

языкам Кастрен также собрал ценные данные и о южно-самодийских языках[3].

Кастрену принадлежат первые и более полные сведения о лесных ненцах, как о

самостоятельной этнической группе ненецкого народа. По мнению Кастрена,

лесные ненцы представляют собой как бы переходное звено между северно-

самодийской и южно-самодийской подгруппами этносов.

Замечательный след в изучении языка лесных ненцев оставил советский

ученый Григорий Давыдович Вербов, наиболее полно исследовав его морфологию.

В лесном наречии ненецкого языка имеется большое количество слов,

одинаковых по звучанию и близких по фонетическому оформлению с хантыйским.

Сближение между наречиями тундровых и лесных ненцев за весьма долгий

исторический период не произошло: оба они продолжают сохранять

специфические черты, особенно ярко проявляющиеся в фонетике, а также в

морфологии, синтаксическом строе и лексике.

Традиционное хозяйство эвенов и эвенков издавна основывалось на охоте

с использованием в качестве транспортного средства вьючных и верховых

оленей[4]. Охота на копытных животных (лося и оленей) и на птицу давало им

пищу, а на пушных зверей - товары для обмена или торговли. Эвенки и эвены

подразделяются на ряд диалектных и этнографических групп. Летом обычно

перекочевывали к рекам и занимались рыболовством, причем часть рыбы

заготавливали впрок. Зимой они уходили вглубь тайги - в районы своих

охотничьих угодий, где они промышляли, разбившись на мелкие группы.

Кочевому быту эвенов и эвенков соответствовало их основное жилище -

конический чум, крытый оленьими шкурами (без шерсти) или берестой; лишь

южные группы эвенов и эвенков в конце XIX в. стали переходить к

полуоседлости и оседлости и жить в избах русского типа. В местах промыслов

эвенки устраивали свайные амбары и лабазы на столбах. Зимой для

передвижения пользовались оригинальными широкими лыжами, а также санями -

волокушами. Традиционная одежда представляла собой своего рода кафтан из

оленьего меха с несходящимися спереди полами; промежуток между ними занимал

нагрудник, у женщин - более короткий и широкий с богатой вышивкой. Под

кафтан одевали кожаные или меховые штаны, на голову - чепчикообразную

меховую шапку (южные женщины - эвенки, носили платки), на ноги - ноговицы

или унты.

До XVII в. у эвенов и эвенков сохранялся патриархально-родовой строй.

Однако многие группы их уже в то время стали втягиваться в торговые связи с

якутами и бурятами. После прихода русских купцов и скупщиков торговля

расширилась, что привело к разложению родоплеменного строя. Формально эвены

и эвенки были крещены, но господствующей формой религии оставляя шаманизм,

развитый больше, чем у других народов Сибири. Существовал и промысловый

культ, связанный с верой в духов-хозяев природы и покровителей промыслов. В

тунгусском фольклоре преобладали сказания о богатырях. Изобразительно

искусство было представлено главным образом резными фигурками и

геометрическим орнаментом из бисера на одежде.

Юкагиры по материальной культуре, связанной с их основными занятиями

- охотой и рыболовством, почти не отличались от эвенков. В их общественном

строе и духовной культуре сильнее сохранялись архаичные черты, в частности,

пережитки матриархата и шаманизма. У юкагиров существовала пиктографическая

письменность, применявшаяся для передачи сведений товарищам по охоте,

посланий девушкам и т.п.

В хозяйстве народов тунгусско-манчжурской группы алтайской семьи:

нанайцы, нечидальцы, ульчи, ороки, орочи, удэгейцы основную роль играло

рыболовство с применением сетей, лишь отчасти дополняемое охотой (главным

образом зимний).

Зимним жилищем народов, ведших оседлый образ жизни, служили землянки,

которые в XIX в. стали вытесняться надземным жилищем, отапливаемым печью с

длинным дымоходом под нарами, а затем рубленными домами русского типа.

Летним временным жилищем служили различные шалаши и хижины, крытые корой.

Амбары для хранения вяленой рыбы, а иногда и сами жилища, строились на

сваях.

Основным типом одежды у всех этих народов был халат из рыбьей кожи

или покупных тканей, запахивающийся направо; зимой - меховая одежда того же

типа. Все народы (кроме удегейцев), использовавшие ездовых собак, зимой

носили одежду из собачьего меха. Костюмы украшались орнаментом.

В целом у всех перечисленных народов был очень сильно развит

шаманизм, сочетавшийся с родовыми культами. Ни один из этих народов не имел

письменности.

Основную роль в хозяйстве ительменов (камчадалов), как и у народов,

живших по Амуру, играло рыболовство. Ловили главным образом рыбу лососевых

пород, которая шла на икрометание в реки. Рыба заготавливалась впрок- ее

вялили (такая рыба называлась юкола) или квасили в ямах. Подсобную роль в

хозяйстве играл сбор съедобных растений и охота. Эскимосы

и алеуты являются типичными охотниками на морского зверя(тюленей, моржей,

китов). Этот же вид хозяйства преобладал у береговых чукчей и коряков. В

месте с тем существовали “оленные” чукчи и коряки, которые подобно ненцам,

занимались оленеводством мясного типа и кочевали по тундре. Главным

транспортным средством у всех оседлых групп этих народов были упряжки

собак. Основное

жилище оседлых групп этих народов составляли крупные юрты, а также

землянки, в которые спускались через центральный лаз, служивший и

дымоходом. Традиционное жилище кочевых чукчей и коряков-яранга- своим

внешним видом (нижняя часть цилиндрическая, крыша коническая) несколько

напоминала юрты бурят. Внешнюю ее часть образовывали шесты, крытые оленьими

шкурами, а внутри располагался полог- квадратное помещение также из оленьих

шкур, отапливаемое жировой лампой. Постепенно яранга стала основным жилищем

части береговых чукчей и коряков. Для этих народов была

характерна глухая (надеваемая через голову) одежда до колен, мехом

внутрь; зимой на нее надевалась одежда с капюшоном мехом наружу; из меха

или выделанной кожи шились штаны и сапоги. Своеобразным элементом

материальной культуры охотников на морского зверя были сделанные из

натянутой на каркас кожи одноместные лодки каяки и многоместные лодки, а

также особые гарпуны. Основной социальной единицей у

кочевых групп было стойбище, у оседлых поселок.

В мифологии чукчей и коряков центральное место

занимали сказания оБольшом Вороне, бывшем якобы творцом всего

существующего. Большую роль играл шаманизм.

В начальный период освоения Сибири (конец XVI-XVII в

в.)[5]. Московское государство, стремясь закрепиться на вновь освоенных

территориях и обложить проживающее там население данью(ясаком), использует

методы как прямого,так и косвенного колониального управления. С одной

стороны, вся полнота административной и судебной власти на местах в

“заочной государевой вотчине” передавалась в руки воевод. Сбор ясака должен

был осуществляться ясачными сборщиками, которые отправлялись в “ улусы и

кочевья ясашных” в сапровождении казачьих команд. При этом широко

практиковалось аманатсво- пленение “ князца”,его ближайшего родственника

или кого либо из “лучших людей” с целью призвать к “государеву ясаку”

подведомственных им аборигенов. Ясачные сборщики , кроме того, имели право

производить и судебные разбирательства между “ясашными”. Такая форма

взаимоотношений с коренным населением складывалась в этот период , как

правило, там,где не сформировалась сильная власть племенных вождей, где

население оказывало открытое сопротивление колонизаторам, а также в тех

районах, жители которых “ по бродяжьему быту своему” постоянно переходили с

места на место в тайге или кочевали с табунами оленй в тундрах зачастую

сознательно укрываясь от поборов.

Вмете с тем царская администрация вынуждена была считаться с авторитетом

наиболее сильных и влиятельных традиционных лидеров, используя его в

собственных целях.На условиях подчинения русским властям - добровольном

взносе ясака, участии в военных походах “ князцы” не только были оставлены

у управления своих “княжеств” и освобождены от уплаты дани, но и наделялись

достаточно широкими иммунитетами.Москва официально признавала их

владельческие права, жаля особыми грамотами.Свои должности и привилегии эти

“княжики” передавали по наследству ,сохраняя право на получение “поминок”с

той части подвласного населения, которая не уплачивала “государева ясака”.

Таким образом, обладая в своих владениях всей полнотой власти,эти “князцы”

пользовались правами, являющимися “характерным признаком политической

самостоятельности, а именно правом суда и сбора дани”.

Две охарактеризованные формы

управления “ясашными инородцами”, сложившиеся в этот период, на практике,

скорее всего не существовали в чистом виде, а сочетались в зависимости от

конкретных обстоятельств.Поэтому, постепенно укрепляясь на Западно-

Сибирском Севере, Московское правителство к середине 17века ликвидирует

привилегированное положение большинства своих бывших вассалов,облагая их

ясаком и низводя до уровня простых глав ясачных волостей, либо заменяя

выборными старшинами,из числа “лучших людей”.

На протяжении XVIII в. происходят

существенные изменения в социально- экономическом положении коренного

населения края[6]. К концу столетия завершается процесс унификации форм

ясачного обложения. Ясак теряет черты дани и трасформируется в феодальную

ренту. Власти пытаются силою указов регламентировать действия ясачных

сборщиков, наказывая, чтобы они под страхом смертной казни не брали у

аборигенов пушнину в свою пользу.

Видя тщетность попыток пресечь “лихоимство” своих агентов,

правительство повелевает местным властям: Указами Сената от 1 и 8 февраля

1740 г. и Указом Сибирского приказа 1742 г. оповестить “князцов” и страшин,

чтобы они сами приносили ясак в города воеводам.

Окончательный отказ от методов прямого колониального управления

происходит в результате деятельности первой ясачной комиссии 1763 - 1769

г.г. В соответсвие с инструкцией Сената, был упразднен институт ясачных

сборщиков, отменялось аманатство - заложничество. Фуекции сбора ясака

передавались в руки “князцов” и старшин. В XVIII в. главы волостей и родов

стали утверждаться в должности губернскими властями. При этом приносилась

присяга на верность царю и вручался наказ, определявший функции этих лиц.

На фоне понижения социального статуса “князцов” усиливается роль

коллективного управления. Общество в лице общих собраний (сходов) имело

возможность контролировать действия глав волостей, родов, патронимий,

отдельных селений и сменять неугодных (кроме наследующих свои должности).

Решающее значение при этом играло мнение “лучших людей” или “почетных

родовичей”, составлявших своеобразный совет знати при страшинах и

“князцах”. Несмотря на то, что старшины были официально наделены всей

полнотой власти в своей волости, роде, единолично они решали только мелкие

дела. Обычной в начале XIX в. была практика решения дел на ярмарках

(сугланах), во время уплаты ясака, при общих сходах “инородцев”. Общий сход

представлял собой собрание всех мужчин волости, рода, уплачивающих ясак.

Только здесь решались важнейшие споры, особенно те, что возникали между

отдельными селениями, родами.

Использование государством специфических форм взаимоотношений с

аборигенным населением вызвало к жизни соответствующую систему его

управления. Она включала в себя общественные и правовые автохонные

институты, сохранявшие значительную самостоятельность в своем

функционировании. Организация административного устройства впитала все

многобразие этно-социальной организации аборигенов Северо-Западной Сибири,

а форма первичного управления, также не будучи унифицированной,

предполагала пеструю номенклатуру должностей, различное положение среди

сообщинников, разную степень включенности в феодально-сословную систему

(“жалованные” и “простые” старшины), неодинаковые принципы замещения

должностей, объем компетенции и размеры вознаграждения.

Трансформировавшиеся из института “князцов” в XVI-XVII в.в.,

волостные и родовые старшины XIX в. сохранили характер органов

традиционного властвования, став промежуточным звеном, посредниками между

автохонным социумом и государством.

Отказавшись от методов силового принуждения и окончательно перейдя к

методам административно-бюрократического контроля, государство нарабатывает

новые приемы и формы взаимоотношений с коренным населением Севера[7].

Однако в ходе этого процесса обнаруживается дефицит организационных,

юридическо-правовых и коммуникативных средств его обеспечения. Инструкции

1728 и 1763 г.г., являвшиеся до реформы 1822 г. основополагающими

законодательными актами в области управления народами Сибири, представляли

собой лишь “предварительные начертания тех оснований, на коих должны быть

составлены полные правила об инородцах”.

Введение “Устава об управлении инородцев” предполагал порядок

организации “инородческого” управления. Все туземное население Сибири

делилось на три сословно-административных разряда: оседлых, кочевых и

бродячих.

Несмотря на все особенности проведения “инородческой” реформы 1822

г., на Западно-Сибирском Севере были соблюдены и ее основыне принципы:

сохранение традиционной основы аборигенного самоупраления, его частичная

рационализация при дифференцированном подходе к категориям автохонного

населения с различным уровнем общественно-экономического развития.

В процессе введения Устава у коренных народов Севера можно выделить 3

этапа:

| 1) 1823 - 1830-е г.г. В этот период осуществлено разделение |

|аборигенов на разряды и переобложение их новой ясачной податью. Было |

|закреплено прежнее волостное устройство, на базе которого началось |

|формирование новых институтов автохонного управления. |

| 2) 1840-е - середина 1860-х г.г. На данном этапе идет процесс |

|реорганизации родовых управлений в инородные управы, что было вызывано |

|необходимостью упорядочения организации податного учета на местах и |

|передачи на волостной уровень функций, обременительных для земской |

|полиции. |

| 3) 1866 - 1890-е г.г. Период дальнейшей рационализации системы |

|“инородческого” управления. Инородные управы закрепляются в качестве ее |

|основного института. Они превращаются в постоянно действующие органы, |

|приближающиеся по свои функциям к волостным правлениям русских крестьян. |

Реформа проводилась поэтапно, с учетом особенностей социально-

административной организации коренного населения[8]. Была найдена

достаточно гибкая и эффективная (синтез элементов государственного и

традиционного управления) форма взаимодействия государственных

управленческих структур с общественной организацией аборигенов. Несмотря на

свои недостатки, в тех условиях это был наиболее приемлимый вариант,

позволивший коренным народам занять свою нишу в общей системе

административных связей Российской империи.

Тем не менее, во второй половине XIX в. инородческий Устав был

подвергнут ревизии, а на рубеже XIX - XX в.в. предприняты шаги,

направленные на ликвидацию сложившейся к этому времени системы управления

коренным населением.

Пересмотр сложившейся системы управления автохонным населением

вызывается целым рядом причин субъективного и объективного порядка,

основными из которых были следующие[9]:

| 1) Стремление царских властей ускорить распространение на всю |

|территорию Сибири, в полном объеме, общероссийского административного и |

|судебного законодательства. Естественно, что данный процесс был направлен,|

|в первую очередь, на упразднение особой организации управления коренными |

|народами, которая во многом и обуславливала сохранившуюся до конца XX |

|столетия специфику административных порядков в сибирских губерниях. |

| 2) Проведение столыпинской аграрной реформы и связанная с этим |

|переселенческая политика, требовавшая формирования колониального |

|земледельческого фонда и, следовательно, ускоренного проведения |

|землеустройства старожильческого и коренного населения на востоке страны. |

| 3) Существенные сдвиги, произошедшие в социально-экономическом |

|укладе коренных народов, которые были обусловлены проникновением россикого|

|капитализма и распространением товарно-денежных отношений в автохонной |

|среде, а также инокультурным влиянием со стороны русского населения. |

|Перестройка традиционного хозяйства аборигенов сопровождалась, в ряде |

|случаев, их активной аккультурацией и ассимиляцией (обрусением), в |

|результате чего часть “инородческого населения” утрачивала существенные |

|черты этносоциальной и этнокультурной самобытности. |

Реформы, направленные на унификацию управления русским крестьянским

и “инородческим” населением, коснулись тех районов, где процесс

распространения общероссийских административных и судебных порядков, а

также интенсивное земледельческое и торгово- промышленное освоение вошли

в наиболее острое противоречие с особенностями управления, податного

обложения и землепользования аборигенов[10].

Вместе с тем, коренное население сохраняло важнейшие черты

традиционного хозяйственного уклада и традиционной культуры, свою

этносоциальную специфику и этнотерриториальную монолитность, продолжало

уплачивать ясак. В этих условиях оставались актуальными коммуникативная и

фискальная функции системы косвенного управления, продолжали действовать ее

основные институты, сохраняя тем самым и саму систему, окончательная

ликвидация которой была осуществлена здесь только в первые годы Советской

власти.

ГЛАВА 2. НАРОДНОСТИ СЕВЕРА В ГОДЫ СОВЕТСКОЙ И ПОСТОСОВЕТСКОЙ

ВЛАСТИ.

В ходе районирования, проходившего в 1923 г. на территории округа,

были образованы Обдорский, Березовский, Самаровский, Кондинский и

Сургутский раоны. После упразднения в 1924 г. Наркомнаца при Президиуме

ВЦИК был создан Комитет содействия народностям северных окраин

(Центральный Комитет Севера)[11]. В 1925 году образованы Уральский

областной и Тобольский окружной комитеты Севера.Комитет Севера занимался

сборм сведений о жизни и нуждах северных народностей,их истории, культуре и

быте, наблюдением за мероприятиями , проводимыми для этих народностей,

разработкой проэктов законов, В

октябре 1926 года ВЦИК и СНК РСФСР приняли “Временное положение об

управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР”. В

соответствии с ним регламентировалось административно - правовое устройство

северных народностей. Оно строилось на основе их родо- племенного

устройства . Вместо традиционногородового управления вводились родовые

собрания, избиравшие родовые советы , районные и туземные исполнительные

комитеты. К 1928 году в

Тобольском округе было создано 12 районных исполнительных комитетов. Их

формирование было компромиссов между советской властью и родо -племенным

устройством народностей Севера . Поворот от “военного

комунизма”к нэпу коренным образом изменил хозяйственное положение Севера .

Огромные рыбные запасы играли значительную роль в решении

продовольственной проблемы не только в районах промыслов ,но и далеко за их

пределами. В 1923 году вся заготовка рыбы была передана Рыбтресту и

кооперации. Частный промысел был запещен. Для ханты ,манси , коми, ненцев и

селькупов, у которых вылов рыбы был одним из главных источников

существования, не оставалось выбора - либо вступать в кооператив , либо

отказеться от промысла. Расширение

внешней торговли СССР привело к повышению спроса на сибирскую пушнину -

традиционный российский экспортный товар . В отличии от рыбного ,

охотничъим промыслом занимались не только государственные и кооперативные

предприятия, но и различные агенства и акционерные компании. Разнообразие

хозяйственных форм вело к росту конкуренции между ними . Заготовительные

органы , соперничая между собой , снабжали охотников - промысловиков из

числа местного населения продуктами питания,ружьями , порохом , дробью и

другими припасами .”Пушной бум” привел к резкому снижению цен на рыбу и

дальнейшему падению уровня жизни рыбаков .

К 1925 г. на Севере началось

кооперирование. Первоначально возникали потребительская кооперация. Она

раздавала населению кредит, получая взамен пушнину, оленину, рыбу. Вскоре

многие жители Севера оказались в долгу у потребительских обществ. Только в

Березовском и Обдорском районах в 1924 г. задолженность составила 220 тысяч

золотых рублей.

К 1926 г. в кооперативы было объединено 24 % манси, 14 % ханты и 3 %

ненцев. Среди членов кооперативов были также русские и коми.

Переломным моментом в жизни народов Севера явилось создание

национальных округов. Проекты их образования разрабатывались с конца 20-х

г.г. XX в. и исходили из постулата о готовности народов Севера к созданию

собственной государственности. Главным критерием при определении границ

округов была значительная доля коренного населения, составляющая более 70 %

на территории будущего Ямало-Ненецкого округа и ококло 40 % - в Ханты-

Мансийском (первоначально - Остяково-Вогульском). Подготовка к образованию

округов шла в невообразимой для такого дела спешке. Не были определены

или определены приблизительно границы районов национальных окургов,

медленно решались вопросы материального обеспечения. Продолжал

дебатироваться вопрос о размещении окружного центра Ямала-Ненецкого округа

- село Обдорское рассматривалось лишь как временный центр, предполагалось

“столицу” округа образовавть в рацйоне города Надым. Результатом этого

явился перенос образования округов на год. 10 декабря 1930 г. на Обском

Севере было образовано два национальных округа - Остяко-Вогульский с

центром в селе Самарово и Ямало-Ненецкий с центром в селе Обдорское (с 1931

г. центр Остяко-Вогульск, с 1940 г. - город Ханты-Мансийск, село Обдорское

в июне 1933 г. было переименовано в Салехард, которому в 1938 г.

присваивается статус города). Образование окургов поставило новые проблемы

перед народами Севера. Возникли территориальные споры между некоторыми

родами из-за охотничьих угодий.

Власти видели “продвижение народов Севера к социализму” в полном

подчинении их общегосударственным нормам. Созданная на территории округов

система судов исключала из судопроизводства нормы обычного права. Эта

мера в корне подрывала традиционный уклад жизни коренного населения, в

которой обычное право занимало ключевое место. Ликвидация юртовых и

туземных советов, подчинение общесоюзному законодательству не столько

способствовало их прогрессу, сколько ставила под контроль властей, для

которой природные богатства Севера приобретали стратегическое значение.

Однако в основном ханты, манси, коми, селькупы не утратили своей

традиционной культуры и быта. Поэтому в 30-е г.г. многие из шагов Советской

власти были направлены на их изменение. Главным из них стала

коллективизация. Первые колхозы появились на Обском Севере в 1929 г. Как и

всюду по стране, на Севере нарушался принцип добровольности, зажиточные

подвергались репрессиям, как противники колхозного строительства. С

помощью экономического, административного и судебного давления по отношению

к коренному населению Севера власти сумели к концу 30-х г.г. в основном

завершить коллективизацию в округах. Кроме этого, на Севере было создано

несколько оленеводческих совхозов. Объединение личных стад привело к

сокращению поголовья оленей в крае.

Для разрушения традиционного уклада жизни и под предлогом борьбы с

суевериями в 30-е г.г. было репрессировано свыше 150 шаманов - наиболее

уважаемой и авторитеной части населения. Все это не могло не вызвать среди

коренного населения протеста и сопротивления.

Наиболее значительные выступления против советской власти произошли в

30- е годы . Из них самыми знаменитыми были события на Казыме , Тольке ,

Ямале . В

районе водораздела , пролегающего между верховьями рек Таз и Вах ,

пересекаются владения хантов , селькупов , лесных ненцев ,эвенков ,

кетов[12]. Смута на Тольке.Преобладающим населением притоков верхнего Таза

(Тольки, Ватыльки, Каральки, Покольки, Ратты) являются селькупы , енсколько

южнее на притоках Ваха (Колекъегане , Сабуне, Кулыниголе) основную часть

жителей сосавляют ханты . В прошлом под общим названием “остяки” ваховские

ханты и тазовские селькупы нередко представлялись русским на одно лицо ,

тем более , что сами русские навещали этот медвежий угол Западной Сибири

крайне редко . В начале

30 -х годов Ларьякский район с центром в селе Ларьяк , расположенный в 1000

километров от резиденции окружных организаций (Остяко - Вогульска - Х анты-

Мансийска ) , именовался самым отдаленным . В пределах Ларьякского района ,

населенного почти исключительно коренными жителями (всего в районе

числилось 1884 человека , из которых 51 - русский,остальные ханты и

селькупы) , самой отдаленной была территория верхних притоков реки Таз. Там

- то главным образом проживало кочевое оленеводческое население ,

причисленное советской властью к разряду кулаков. По данным ОГПУ ,

“до 1928 года включительно преобладающая масса остяков не имела

представления о существовании советской власти”. На этом фоне мифически

выглядит фигура остяка - кулака Ефима Ивановича Кунина . Из докладной

записки ОГПУ: “Кунин имел богатые связи не только с местными шаманами и

другими контрреволюционными элементами, но и за границей.Первый раз он в

1924 году ездил в Норвегию с большим количеством пушнины, второй раз Кунин

ездил в Норвегию в 1928 году”. До революции и после коренное

население рек Тольки и Сабуна находилось в полной завиисимости у Кунина,

имевшего до 5000 оленей, часть которых раздавалась малообепеченным остякам

на определенный срок, в который они выполняли для него различного рода

работа, а после возвращали всех оленей, расплачивались беличьими шкурками.

Полученную таким образом пушнину сбывал крупными партиями по рекам Таз,

Пур, Курейка, Толька. Оборот его торговли достигал 100 тысяч рублей в год.

В результате торговли он скопил большие средства, главным образом -

золотом. Кроме того, Кунин держал по 10 и более батраков, работающих на

него, которые проживали в специально отведенных для них чумах. Под нажимом

Е.Кунин уменьшил стадо оленей, оставив у себя около четырехсот голов,

остальных животных раздал и сократил до четырех батраков. Все это усилило

веру тузеных масс в Кунина, считающегося единственным в тундре

благодетелем, идущим на помощь бедноте. Материально зависящие от него

остяки готовы были за Кунина пойти на что угодно.

Несмотря на стремление остаться незамеченным Советской властью (путем

сокращения оленьего стада, числа батраков, проживание в отдаленных

тундрах), Ефим Кунин не сумел избежать своей участи. В 1931 г. ему было

предъявлено обвинение в том, что он “перегородил сплошь запором реку

Толька”, вследствии чего “в верховья реки рыба не попадала”. Вскоре (в

том же году) “впервые в районе был сделан нажим в сдаче пушнины на

кулаков”, и Кунин был вынужден скрыться в самой отдаленной части

подвластной ему округе - на Енисее. С ним ушел 161 оленевод, “большое

количество зависящих от него остяков и родственников”. Особенно беспокоило

Советскую власть, то что Кунин “забрал имеющиеся у него запасы пушнины”, а

затем и другое - “за весь период пребывания его на Енисее (до февраля 1932

г.) ни один остяк с пушниной в Ларьяк не приезжал. По грубым подсчетам, в

то время из района было вывезено пушнины более чем на пятьдесят тысяч

рублей, что составляло почти 20 % всего плана 1932 г.”

В декабре 1932 г. ОГПУ стало известно, что у Кунина имеется

золото[13]. Тем самым досье родового князя наполнилось сверх меры,

последовало распоряжение об его аресте. Однако, буквально вся

Ларьякская тундра открыто или скрытно противодействовала проводимой

карательной акции. Арест состоялся в декабре, когда князь приехал в Ларьяк

на ярмарку, остановившись в 40 верстах от села в болоте. То ли слишком

уверенно, долго находясь в преданном окружении, почувствовал себя Ефим

Кунин, то ли просто недооценил мастерства работников ОГПУ.

Узнав об аресте Кунина, остяки несколько дней не выезжали, требуя

освобождения его из-под ареста. Для того, чтобы уговорить остяков,

потребовалось посылка нескольких делегаций. У Кунина было изъято “золотой

валюты на сумму 8235 рублей”, а ее бывший владелец “оперирован” (то есть

арестован без возбуждения уголовного дела, с нарушением уголовно-

процессуальных норм) окружным отделом ОГПУ. Расправа с родовым князем

вызвала смуту по всей округе. Бюро остяко-вогульского окружкома ВКП (б) в

постановлении о политическом состоянии Ларьякского района (начало 1934 г.)

вынуждено было признать, что “политическое настроение населения Ларьякского

района характеризуется фактами возрастающей антисоветской активности

кулачества и шаманства, принимающее открыте обостренные формы борьбы, как

то: появление бандгруппы (Прасина), угроза оружием колхозникам, борьба

против целевого снабжения, агитация за разгром складов, и, особенно,

разжигание национального антагонизма против русских”.

В докладной записке Ямальского (Ненецкого) окружкома Центральному

Комитету, Омскому обкому ВКП (б) “О политическом состоянии округа к

концу 1934 г.” (от 20 декабря 1934 г.) отмечалось: “с момента

организации Ямальского (Ненецкого) национального округа (1931 г.) и

организации в тундре национальных советов взамен ранее существовавших

родовых, в большинстве своем возглавляемых кулаками, развертывается и

постепенно активизируется борьба кулацко-шаманской тундры, принимая все

более и болеее обостренные формы” [14] .

Если в 1932 - 1933 г.г. только отдельные, еще недостаточно

организованные группы кулаков и шаманов выступали против организации

соевтов и пытались влиять на трудовое население тундры, то уже с весны 1934

г. эти отдельные группы стали соединяться, а к осени 1934 г. оформились в

одну многочисленную группу под названием “Мандолада” (в переводе на

русский означает “собравшиеся”). Язык ОГПУ иммет свои особенности,

благодаря которым “Мандолада” оформилась в группу под названием “мандо

лыда”. Можно понять чекистов - они “читают” происходящее по своему

обычаю. И все же за пафосом классовой борьбы в официальных документах

обнаруживаются реальные причины и обстоятельства событий.

В 1934 г. (отчасти под воздействием слуха о “воинах” на Казыме и

Тольке, а восновном из-за неприятия все более бесцеремонных действий

Советской власти) на Ямале действительно разворачивается “мандолада”. В

одних случаях собравшиеся прибегали к “пассивным” средствам борьбы -

блокаде советских факторий или саботажу на них. К примеру, весной 1934 г.

с каравана нарт “были сброшены и оставлены в тундре работники угррозыска”.

При других обстоятельствах шли в ход “активные методы”.

На Хенской стороне Обской губы (в Надымской тундре) разграблена

фактория в верховьях Надыма и убиты уполномоченный УГРО т. Мурашев,

милиционер Дмитрий Лаший, заведующий факторией М.Ануфриев. В ходе

мандолады были распущены Нейтинский, Тамбейский и Тлутейский нацсоветы,

блокирована связь окружных властей с факториями Главморпути (Саяхинской,

мыса Дровяного). Североямальской частью группировки захвачены и поделены

стада Нейтинского нацсовета - 60, Тамбейского - 120, Главморпути - 630

голов. Эти стада поделены между родами Серпиву и Яптиков. В основном закрыт

пушной промысел. Мандоладой запрещен промысел зверя. Основными

требованиями, которые выставляла кулацкая группировка, являются: “Отменить

нормы отоваривания продуктами и товарами; покупать по потребности и на

деньги; восстановить в правах голоса кулаков и шаманов; не признаем

Советы, подчиняться им не будем; новые Советы выбирать не будем; не надо

факторий, потому что стало много ездить русских, убрать русских. Мы против

советских законов и выполнять их не будем. Выдать всех арестованных; детей

в школу отдавать не будем”.

Действительно, мандоладо выступила против всех мероприятий Советской

Страницы: 1, 2