Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

создали Национальную ассоциацию за женское избирательное право. Они

сформулировали 17-ю поправку к конституции, дающую им желанное право –

издавать собственную газету “Revolution”. Это был первый альтернативный

орган печати, отстаивавший женские интересы, например, право подавать на

развод. [12 , 27]

В 1869 году оформились две организации за избирательное право для

женщин. Национальная женская суфражистская ассоциация (НЖСА) и Американская

женская суфражистская ассоциация (АЖСА). Внезапный взрыв темы трезвости в

1873 году произошел в разгар экономической депрессии. Через идею о

трезвости, женщины могли выразить тревогу по поводу изменений, происходящих

в общинах и семьях, подвергнуть нападкам мужчин, употреблявших алкоголь.

Подобно аболиционизму, движение за трезвость представляло собой светскую

реформу с евангелическими корнями, выраженную языком религии. Для женщин

среднего класса она стала средством выражения их накопившихся обид, почти

таким же, как реформа морали для предыдущего поколения. Защита дома и семьи

от насилия, финансовой безответственности, разрушения и аморальности — от

всего того, что ассоциировалось со злоупотреблением алкоголем мужчинами, —

стала лейтмотивом феминизированного движения за трезвость.

Национальный Женский христианский союз трезвости (ЖХСТ) был

организован в 1874 году в ответ на кампанию, проведенную женщинами в

городах Среднего Запада. Мужчинам не было разрешено вступать в этот союз.

Президентом ЖХСТ с 1879 по 1899 год была Фрэнсис Уиллард [12 ,28-30], под

чьим вдохновляющим и гениальным руководством эта организация стала открытым

демократическим пространством, внутри которого женщины приобретали

политический опыт, выйдя за рамки традиционных представлений о своей роли в

семье и встав на путь требования самого широкого и полного участия в

политической жизни.

К 1889 году деятельность ЖХСТ охватывала «двухдневные детские сады,

воскресные школы, промышленную школу, миссию, которая давала убежище 4000

бездомных и бедных женщин на срок до 12 месяцев; бесплатную амбулаторию,

где лечились около 1600 пациентов в год; ночлежный дом для мужчин, в

котором могли при необходимости временно разместиться более 50 000 человек;

дешевый ресторан» [12 , 36].

Деятельность ЖХСТ усилила и придала политическую окраску

напряженности в отношениях между мужчинами и женщинами среднего класса. В

больших и маленьких городах экономическая и социальная зависимость женщин

от их мужей в равной степени порождала беспокойство и разочарование. Гнев,

первоначально направленный против пьяниц, которые были не в состоянии

обеспечить своих жен и детей, перерос в открытый вызов мужской

несостоятельности в более широком смысле — на политической и общественной

арене.

Деятельность ЖХСТ была обращена к широкому кругу женщин из больших и

маленьких городов, к жительницам сельской местности на Востоке и на Западе,

к женам ремесленников и чернорабочих, бизнесменов и профессионалов. Тем

не менее, в руководстве союза преобладали представительницы верхушки

среднего класса, образованные белые протестантки, коренные уроженки

Америки. Теми же качествами обладали, как правило, все лидеры женских

движений за реформы. ЖХСТ служил для этих женщин ареной, где они могли

приобрести новый политический опыт и сыграть более активную роль.

Сохранение домашнего очага, за которое боролись их матери,

превратилось в требование приоритета материальных ценностей как эталона

общественного поведения. В конечном счете, однако, ЖХСТ не смог преодолеть

предубеждения и растущей враждебности своего, по преимуществу белого ядра

коренных уроженок по отношению к низшим классам, иммигрантам и черным.

Радикальное наследие ЖХСТ продолжало жить во многих обличиях. Женщины-

популистки создавали организации, отдельные от мужчин. Используя опыт ЖХСТ

– проведение домашних собраний. Проводя кампании в поддержку популистской

партии в 1892 году, Мари Элизабет Лиз предложила популистскую версию

материнского содружества, или «политизированного домашнего очага»:

«Благодарение Господу, мы, женщины, не повинны в той политической

неразберихи, в которую вы, мужчины, нас втянули… На нас возложена священная

великая миссия… сделать матерей этой нации равными с отцами» [18,138].

В период между 1865 и 1890 годами все сферы американской общественной

жизни, кроме избирательной, пополнились участием женщин. В некоторых

западных штатах женщины даже получили право голоса и приняли участие в

выборах [12 ,15-20]. Для большинства, однако, женщины стали заметной

общественной силой благодаря ассоциациям рабочих девушек, женским клубам,

миссионерским обществам и Женскому христианскому союзу трезвости. «Женская

сфера» развивалась новыми, внутренне противоречивыми путями.

Матери-республиканки организовали два направления в женском движении,

где республиканские идеи подпитывали требование избирательного права и

полного гражданского равноправия для женщин под руководством двух различных

избирательных ассоциаций. Материнство, согласно викторианским

представлениям о домашнем очаге, воспитывало видение «материнского

содружества» как идеологии, выражавшей общественную значимость традиционных

ценностей дома и семьи в деятельности движения за трезвость, женских клубов

и Христианского союза женской молодежи.

В результате женского движения в Америке девятнадцатого века женщина

приобрела социальный статус, моральную и гражданскую ответственность,

которая носила политическую окраску. Общественный угол зрения существенно

изменился по отношению к женщине. Характерной чертой становилось стремление

и желание женщин участвовать в политической и общественной жизни

государства.

2.5. Участие женщин в общественном производстве в XIX веке

2.5.1. Период первой половины XIX века

В США к началу XIX века в условиях складывающихся буржуазных

отношений возникли предпосылки для промышленного переворота.

Технологическая революция открыла широкие возможности для роста

производства. Существенно увеличилась и численность рабочих, занятых в

хлопчатобумажном производстве. В 1810 году, по данным А. Галлатина, на

хлопчатобумажных предприятиях было занято 500 мужчин и 3500 женщин и детей,

а в 1816 году, по материалам специальной комиссии Конгресса, на этих

предприятиях работало уже около 100 тысяч человек, причем 90 процентов

составляли женщины и дети. [10, 212]

Политика федералистов, которая заключалась в активном государственном

поощрении национальной промышленности и торговли, экономическая программы

министра финансов Гамильтона, разработавшего серию протекционистских мер

для американской экономики, – все это способствовало росту внутреннего

рынка, защите национальной экономики от иностранной конкуренции.

Для женщины открывался новый рынок товаров и услуг, чрезвычайно

возросло домашнее производство тканей, параллельно которому начала

складываться фабричная сеть. В 1809 году женщины производили в домашних

условиях 230 000 ярдов тканей, в то время как фабричная продукция

составляла 65 000 ярдов. Торговавшие в розницу женщины составляли

небольшую, но влиятельную группу среди купцов, их возможности торговать

расширились; что касается акушерок и сиделок, те тоже предлагали свои

услуги за деньги, хотя в небольших поселениях делали свою работу бесплатно.

Первые фабрики, где в одном большом цехе прядильщики и ткачи занимались

традиционным ремеслом, часто нанимали на работу женщин, а иногда и целые

семьи. Появление гидравлического пресса (1790), прядильной машины «Дженни»

(1807) и механического ткацкого станка (1813) ознаменовало собой начало

индустриальной эры; однако в текстильной промышленности, как и прежде,

доминировал женский труд.

Промышленная революция повлекла за собой преобразования, совершенно

по-разному трансформировавшие жизнь женщин – в зависимости от

географических и классовых признаков. В период колонизации незамужние

дочери белых фермеров занимались утомительным и однообразным ремеслом:

прядением и ткачеством. К 1820 году фабричные ткани стали настолько

дешевыми, что дочерний труд перестал быть рентабельным. [18, 89]

В то же время фабрики нуждались в рабочих руках, и, конечно, их

владельцам было выгоднее привлекать к работе одиноких сельских женщин, чем

их братьев и отцов, чей труд оставался по-прежнему более производительным.

Почти безропотно девушки покидали отчий кров и шли работать по найму,

мужчины же оставались в привычном семейном кругу. К 1830 году рабочая сила

на фабриках Лоуэлла, штат Массачусетс (сердце американской текстильной

промышленности, а, пожалуй, и самой индустриальной революции), почти

полностью состояла из молодых уроженок здешних мест.

Большинство этих девушек рассматривали свою работу на текстильной

мануфактуре как способ оказания помощи семье: освободить от обузы

родителей, скопить денег себе на приданое, непосредственно поддерживать

семейный бюджет, посылая деньги домой. Однако вскоре чувство долга уже

трудно было отделить от чувства независимости. Люси Энн, «фабричная

девушка» из Массачусетса, высказалась на сей счет без обиняков: «За это

время я скопила денег на образование, и разве я не имею права на это? Или я

должна отправиться домой и, как примерная девочка, отдать деньги отцу в

руки, а значит, распрощаться с моими кровными сбережениями» [18, 90]. До

сих пор никто не подсчитал, сколько братьев выучилось в Америке на деньги

молодых сестер-работниц, скольким отцам помогли они рассчитаться с долгами

и выкупить давно заложенную ферму. История сохранила иные документы.

Женщины первыми были поставлены в условия современного капиталистического

производства, трудились по 13-14 часов в день дружно в цехах с коптящими

лампами [12 , 23].

Работницы мануфактур обрели новое чувство солидарности со своими

сверстницами, а помимо него и новое женское самосознание, что было не менее

важно, чем экономическая самостоятельность. Почти три четверти ткачих

лоуэллской мануфактурной компании Гамильтона жили в меблированных комнатах

с пансионом, принадлежавших компании. Здесь с них не спускали глаз служащие

компании, которые строго следили за соблюдением режима и посещением церкви

- все это для того, чтобы родители не сомневались, что их дочерей опекают и

воспитывают не хуже, чем дома. На самой фабрике сохранялась сегрегация по

половому признаку: большинство женщин-ткачих одного возраста работали в

огромном цехе, где лишь один или два старосты да несколько ребятишек

вносили разнообразие в общий контингент.

Фабричное производство разлучило девушек с их семьями. Солидарность

женщин-рабочих проявлялась в протестах против снижения заработной платы и

ужесточения условий труда. Всякий раз, когда работницы выступали с

требованиями повысить заработную плату и сократить рабочий день, душой

забастовок были жилички меблированных комнат. В октябре 1836 года, когда

женщины на мануфактурах Гамильтона «бросили работу», в меблированных

пансионах проживало свыше 95 процентов бастующих. Женщины из меблированных

комнат с большим энтузиазмом участвовали в такого рода коллективных акциях,

нежели те, кто идентифицировал себя скорее с семьей, чем с женским полом

[12 , 23]. В то время как, например, Бурстин не уделяет должного внимания

социальным конфликтам, приводя в пример слова Дж. Э. Лоуэлла, племянника

одного из фабрикантов, который горделиво провозглашал образ жизни

американской фабрики неким принципиально новым явлением в жизни

человечества. Девушка, занятая на фабрике, вовсе не стремится остаться

рабочей до гробовой доски. Она всего лишь приходит сюда на несколько лет,

чтобы справить приданое, либо помочь получить профессиональное образование

брату. Таким образом, дело можно вести без создания постоянно занятой в нем

группы населения. Такие сторонники промышленного развития Америки, как

Александр Гамильтон, с самого начала были озабочены тем, чтобы рост

фабричного производства, не подорвал основы образа жизни сельской Америки,

отвлекая оттуда основную рабочую силу. [7, 40] Единственными рабочими

руками, которые могли уступить американские фермы, оставались женщины и

дети. Учредитель хлопкоочистительной фабрики в штате Род-Айленд, обратился

к традиционным английским методам, привлекая целые семьи жить в обычных

домах. При подобной «семейной» системе, каждый член семьи старше 7 лет, уже

работал на фабрике. [7, 42-43]

В семьях ремесленников «материнское» влияние складывалось главным

образом из обучения дочерей основным навыкам ремесла. С 1840 года надомная

система стала расчленять семейное ремесленничество. Промышленник приобретал

сырье и нанимал работников для выполнения отдельных операций по сдельной

оплате на дому. Между 1849 и 1851 годами Сара Траск писала в своем

дневнике, как брала свою работу и шла к подругам, чтобы одновременно

«поболтать». Дневная норма составляла 4 -- 5 пар туфель. Однажды на туфле

пятого размера она насчитала 719 стежков. Надомная система разрушила

семейную организацию ремесленного труда, более того, благодаря

нововведениям 50 -- 60-х годов старые способы изготовления обуви полностью

исчезли. В 50-е годы открылись обувные пошивочные мастерские, где женщины

работали на новых швейных машинах. Эти мастерские вскоре превратились в

фабрики, где все операции по изготовлению обуви составляли единый

производственный процесс, а станки и машины вытеснили традиционный ручной

труд башмачников. Болезненный переход к новому производству, усугубившийся

экономической депрессией, стал причиной легендарной женской забастовки 18б0

года – самой крупной акции трудящихся накануне Гражданской войны. Более

двадцати тысяч рабочих из северных районов Новой Англии приняли участие в

забастовке, которая защищала привычную ритуальность ремесленничества.

Женщины объединялись в собственные союзы и проводили забастовочные

собрания; они организовали демонстрацию, на которую вышли 800 участниц

забастовки, неся знамя с лозунгом: «Американские женщины не будут рабынями!

Дайте нам справедливое вознаграждение, и труд станет для нас праздником».

Замужним женщинам было нелегко сочетать выполнение семейных

обязанностей с многочасовой работой на фабрике, даже если им хорошо

платили. Они не шли на фабрики отнюдь не потому, что руководствовались

буржуазными идеалами семьи, - их удерживала дома жестокая реальность

фабричного труда.

Однако буржуазные представления о семейном долге оказывали

разрушительное воздействие на жизнь женщин из рабочих кварталов и тех, что

страдали от нужды. Постулат, что главная задача женщин - ведение домашнего

хозяйства (разумеется, бесплатно), обесценивал их труд на фабриках - их

жалованье было вполовину меньше мужского за ту же работу, а к хорошо

оплачиваемым, требующим более высокой квалификации производственным

операциям они не допускались. Если женщина овдовела, была больна или

бедствовала, она получала благотворительное пособие из рук буржуазии,

которая постоянно стремилась внедрить викторианскую модель семьи в жизнь

рабочего класса.

Если в 1850 году насчитывалось 225 тысяч женщин на промышленных

работах, то к концу XIX века уже 878 тысяч их трудилось только в

текстильной и швейной промышленности [34]. Нетрудно понять, что бизнес

Америки стал зависеть от трудового вклада «слабого пола» [12 , 23]

Накануне гражданской войны в результате промышленного переворота и

развития капиталистических отношений, произошли существенные изменения в

положении женской части населения. Часть женщин, прежде всего неимущие и

малоимущие, стали фабричными рабочими, а другие (главным образом из более

зажиточных семей), освободившись от домашнего прядения и ткачества,

получили дополнительное время для повышения культурного уровня и начали

превращаться в образованных «леди», которые свысока смотрели на своих менее

удачливых подруг [10 , 45]. К концу промышленного переворота надомный труд

женщины был почти вытеснен.

2.5.2. Период второй половины XIX века.

После гражданской войны вся полнота власти в стране перешла к

буржуазии, которая самым решительным образом взяла в свои руки социально-

экономическое переустройство южных штатов. Уничтожение рабства или

революционные преобразования социально-экономического уклада жизни страны

вызвали бурный рост экономики, в первую очередь, различных отраслей

промышленности. В последней трети XIX века индустриализация отличалась

исключительно высокими темпами. Одним из источников рабочей наемной силы

служили семьи иммигрантов. Дети рабочих, начиная с 12-14 лет, трудились в

цехах предприятия постоянно или временно. Помимо материальной

необходимости, наемной работе детей способствовали и некоторые этнические

традиции, например у италоамериканцев. [14, 144] Заработки детей составляли

важную часть семейного бюджета

Иммигрантки доминировали в рамках домашней и фабричной сферы

занятости, однако после 1870 года возникли новые возможности найма на

канцелярскую работу и в торговлю. На такую работу принимали преимущественно

белых молодых женщин из числа коренных американок. В 1870 году лишь

немногие женщины были заняты в сфере «белых воротничков», тогда как в 1900

году их было уже более одной трети, а к 1920 году их было большинство [35].

До Гражданской войны клерками обычно были молодые люди, доверенные

своих нанимателей, убежденные в том, что они стоят на первой ступени

лестницы. По мере роста объема и усложнения деятельности корпораций их

потребность в ведении документации привела в 1880-х годах к специализации

конторских служащих и к быстрому оснащению офисов новинкой - пишущими

машинками. Оружейная фирма «Е. Реминггон и сыновья» начала выпуск пишущих

машинок в 1873 году, и к 1886 году она выпускала уже 1500 штук в месяц. В

1887 году одна из газет делового мира заметила, что «пять лет назад пишущая

машинка была просто механической диковиной. Сегодня ее монотонный стук

можно услышать почти в каждом хорошо налаженном деловом учреждении в

стране. Происходит великая революция, и в ее основе - пишущая машинка» [18

, 143]. Эта революция превратила канцелярскую работу из способа «сделать»

карьеру в чисто женскую профессию.

Расширение корпораций в послевоенный период потребовало

специальностей - стенографии и машинописи, – однако ни та, ни другая

профессия не способствовали карьере. Потребовался персонал в розничной

торговле новым универсальным магазинам, обладавший основными

арифметическими навыками и способный легко общаться с покупателями,

преимущественно женщинами. В то же время расширение возможностей получить

образование создало резерв грамотных женщин, которым трудно было найти

работу где-либо помимо школы. Новые профессии немедленно были отнесены к

категории женских. В 1875 году «Е. Ремингтон и сыновья» рекламировали свою

продукцию как отличный рождественский подарок, подчеркивая, что «ни одно

изобретение не открыло для женщин такой широкой и легкой дороги к получению

выгодной и подходящей для них работы, как пишущая машинка». Когда в 1881

году нью-йоркская Христианская ассоциация женской молодежи (ХАЖМ)

организовала курсы для обучения машинописи, желающих заниматься оказалось

больше, чем они могли принять [18 ,143].

Рост участия женщин в общественном производстве и сферах обслуживания

стал причиной того, что семья стала постепенно лишаться ряда функций,

присущих ей ранее. Члены семьи материально становится менее зависимыми друг

от друга, повышается экономическая самостоятельность женщин. Семья занимает

не столь важное, как прежде, место в жизни американцев.

Взлеты и падения капиталистической экономики оттеснили дом, религию,

когда-то стоявшие в центре политических и экономических структур, на

задний план. На первый план выходит стремление сделать карьеру, получить

место работы, выжить в условиях конкуренции, получить престижное

образование для профессиональной деятельности. К концу девятнадцатого

столетия формируются типичные ценности американцев: ориентация на автономию

индивида, отношение к работе как к добродетели, а к лени и безделью как к

свидетельству слабого характера. Меняется отношение к профессиональное

работе женщины и ее роли в семье. Стремительное изменение характера

производства, технологические новшества, появление чисто «женских

профессий» и дух индивидуализма, открывали для женщин новые возможности

самовыражения, размывая тем самым самые основы семейных устоев.

Глава III. Некоторые особенности американской семьи XIX века в сравнении с

европейской

Американская семья «ядерна», то есть это уже не былая «органическая»,

или «расширенная» семья - американская семья ушла дальше от понятия клана,

чем это принято в любой другой культуре. Конечно же, она решительно

отличается от мусульманской семьи, полигамной, в центре которой стоит

мужчина, окруженный сонмом забитых женщин; или от индийской «объединенной

семьи», возглавляемой старейшей женщиной рода; или от китайской семьи,

построенной вдоль оси отец—сын и возглавляемой мужчинами-старейшинами; или

от европейской семьи, основанной на браке по расчету и все еще

ориентированной на отца семейства; или от всевозможных вариантов внебрачных

семейных сообществ; или от советской семьи, где роли родителей и детей,

независимо от иерархии власти, послушания или привязанности одних к другим,

очень ослаблены вмешательством государства, которое берет на себя

существенную часть всех этих ролей [10 ,31]. Развиваясь, американская семья

постепенно отторгала свойственников, бабушек-дедушек, двоюродных сестер и

братьев, тетушек и другую дальнюю родню; она передоверила производство

фабрикам и учреждениям, религию – церкви, отправление правосудия— судам,

формальное образование—школам, заботу о больных— больницам и даже начала

перепоручать принятие некоторых жизненно важных решений психотерапевтам [10

, 18].

Что страшно поражало европейских наблюдателей и путешественников, так

это различие в отцовском авторитете [10 ,19]. Занятый на производстве или

на службе, американский отец не имеет возможности непрерывно руководить

семьей, как того требуют патриархальные отношения. Его авторитет

теоретически еще признается, и в вопросах дисциплины за ним остается

последнее слово. Но его верховная власть больше не освящена церковью, да он

на нее больше и не претендует. В повседневных делах его замещает жена, а

ввиду длительного отсутствия мужа-суверена заместитель становится королем,

возвращая мужу бразды правления только на уик-энды, а иногда передавая их

самим детям.

Так традиция вольнолюбия усиливается изменениями во внутреннем

построении семьи. Дети больше оперируют понятиями требований и прав, нежели

долга и послушания. Их мир—это не мир почтительного отношения к авторитету,

это мир, в котором принято возражать родителям и торговаться, чтобы,

сдавшись, подчинившись семейным правилам, касающимся манеры ли поведения,

еды или каких-то поступков, получить за это вознаграждение [10 ,19].

Эта картина семейной анархии, центром которой являются дети, конечно,

тоже преувеличена. В благополучных семьях тирания более слабых членов, из-

за которой такую семью даже прозвали «диктатурой слабейшего», сказывается

мало. Правила существуют для всех, им и следуют все вместе. Сэкономленные

деньги—это не потом и кровью завоеванный для детей достаток, эти деньги

тратятся на путешествия и развлечения для всей семьи. Семейные обычаи,

против которых решительно возражает хотя бы один член семьи, исчезают, и

никакой родительской властью их не сохранить, если для детей они утратили

свое значение. Конечно, постоянно существует опасность возникновения

невротических отклонений в эмоциональном семейном климате. По неким сугубо

внутренним, личным причинам неосознанные симпатии одного или обоих

родителей могут принадлежать одному из детей в ущерб другому, и один

ребенок может расти как «прекрасный принц», а другой—быть «козлом

отпущения». Соперничество детей за любовь и уступчивость родителей порой до

крайности затрудняет принятие семейных решений. Дополнительная трудность

возникает оттого, что идет постоянное сравнение с правилами и решениями,

принятыми в других семьях. И все же, каким бы трудным ни был этот процесс,

принимаемые решения являются частью того, что может быть в общих чертах

названо демократическим процессом в семейных отношениях.

Результат такой демократии, как и любой демократии вообще, уязвим.

Нападки на американскую семью в связи с утратой в ней иерархического

принципа сродни таким же нападкам на политическую демократию в Америке.

Семье, конечно, тяжелее переносить бремя демократической функции. Это бремя

лежит на большом количестве малочисленных семейных союзов, многие из

которых расстраиваются и распадаются из-за неосведомленности,

неуверенности, неврозов или разобщенности родителей. Они часто все портят,

руководствуясь в воспитании детей лишь ответственностью и привязанностью. В

обществе в целом неспособность одних справиться с бременем демократии из-за

невежества или несостоятельности может быть уравновешена большей зрелостью

других. Но именно потому, что семья—первичная самостоятельная

общность, никакая другая семья спасти ее не может. В итоге она либо

тонет, либо выплывает—в зависимости от способности ее членов предпринять

попытку совместного риска. Если попытка не удается, иерархическая семейная

структура превращается в тираническую, собственническую или анархическую.

Часто говорят, что благодаря индивидуалистической структуре власти в

пределах американской семьи в Америке невозможна политическая диктатура.

Если это так, то вовсе не потому, что мятежный принцип переносится из

семейной сферы в сферу политики. На самом деле как раз именно излишне

проявляющие собственнические склонности, деспотичные родители при

неустойчивости состояния семьи провоцируют в детях стремление иметь

сильного отца или заменить одного отца другим. Что действительно связывает

семейную структуру с гражданскими демократическими навыками, так это

обоюдное влияние: только в демократической политической среде семья может

позволить себе отказаться от бремени деспотической власти и предоставить

равенство всем своим членам, и, в свою очередь, справляясь с учреждением

правительства всеобщего согласия в пределах первичной социальной общности,

учась здесь совместно вырабатывать правила и следовать им, семья

превращается в незаменимую школу поисков всеобщего согласия в более

широкой, политической сфере. Дети и родители, прошедшие эту школу, вряд ли

смогут стать винтиками в машине деспотии или находить удовлетворение в том,

чтобы слепо следовать за лидером—хотя очевидный конформизм последнего

времени в политических взглядах американцев показывает, насколько сама

семья оказалась зажатой в тисках культуры [36].

Ностальгическое умиление и архаический аромат, как от музейного

экспоната, которыми наслаждались американские читатели и зрители благодаря

книге Кларенс Дэй «Жизнь с отцом» — патриархальным отцом, чья власть в

семье освящена религией,— и спектаклю, поставленному по ней, красноречиво

свидетельствуют о том, как далеко ушла от тех времен нынешняя американская

семья [10 , 33]. Современный фольклор, в котором отец переместился на

противоположный конец семейной иерархии, добродушно подтрунивает над

утратой им былой власти в семье: по утрам ему с трудом удается пробиться в

ванную комнату только после того, как ее освободят напористые дети, а в

комиксах «Отец-воспитатель» он полностью под пятой у жены и детей. Однако

сатира эта незлобива, ибо американский отец примирился со снижением своего

семейного авторитета, отчасти из-за того, что работа отнимает у него

слишком много времени и сил, отчасти потому, что новая роль соответствует

духу общества в целом.

Если сравнивать американскую семью с семьей в авторитарном обществе,

разница поражает. Структура семейной власти в преднацистской Германии была

спроецирована и на все остальные сферы немецкого общества. При нацистах

возникло обратное влияние — Fuhrer-prinzip, господствовавшее в обществе и

усиливающее позиции отца семейства. Но существовал предел, за которым

немецкая семья оставалась, как заметил Макс Хоркхаймер, «убежищем от

массового общества» нацистов, поэтому-то гитлеровскому режиму и пришлось

«перестроить» ее: ведь, даже следуя принципу авторитаризма, она

недостаточно подчинялась дисциплине нацистских доблестей. Согласно

последним наблюдениям над немецкой семьей, и здесь отец теряет авторитет и

приближается к американскому образцу. В Советском Союзе коммунистическая

партия попыталась усилить авторитарную внутрисемейную систему по образу и

подобию системы государственной. Латиноамериканская семья в последнее время

освобождается как от диктата церкви, так и от тирании отца; и параллельно с

антиклерикальным движением в тамошнем обществе неумолимо утверждается

американская семейная структура, основанная на принципе свободного выбора.

Совершенно очевидно, что в подавляющем большинстве западных стран развитие

семьи идет по американскому образцу, так же как и сама американская семья в

свое время переняла тенденции семейного развития, существовавшие в

европейском обществе.

Первостепенная забота американской семьи—вырастить и подготовить

ребенка к будущей самостоятельной жизни. Суть перемен в отношении к семье в

Америке— гедонистическая революция, начавшаяся в конце XIX века,

учреждающая новые принципы. Они гласят: жизнь можно сделать приятной;

количество детей и разницу в их возрасте можно планировать; роды не должны

быть проклятием, а воспитание и обихаживание детей—обузой; оба супруга

могут обрести счастье в желанном для обоих браке и желанных детях; важные

семейные решения следует принимать, в значительной мере руководствуясь

стремлением обеспечить хорошую жизнь детям. Представляется довольно

убедительным распространенное суждение, что дети находятся в фокусе

«ядерной» семьи и их воспитание и подготовка к жизни в обществе—ее основная

функция. Еще один принцип гедонистической революции — это растущее

убеждение в том, что для мужа и жены жизнь не кончается после того, как

дети выросли. Притом, что средний возраст замужества для женщины —около

двадцати лет, период деторождения может завершиться для нее уже к тридцати

годам, и последний ребенок достигнет самостоятельности еще до того, как она

перейдет сорокапятилетний рубеж. Это дает ей возможность, вступая в средний

возраст, вернуться к своим былым интересам или обрести новые; равным

образом это дает возможность мужу немного расслабиться и на работе, и в

жизни—если, конечно, он знает, как это сделать.

Но в молодой семье, разумеется, все сфокусировано на детях, во всяком

случае, для женщины. Необходимость продвигаться по службе, делать карьеру

дает мужчине небольшую свободу от семьи. Он становится отцом «с неполным

рабочим днем», в то время как его жена, превращается в «мать, заключенную в

капсулу» [37].

Американская мать не только распоряжается расходами и решает, что

покупать, она также читает книги и журналы и изучает тайны детской психики;

таким образом, именно она становится для детей воспитателем, авторитетом и

цензором. Ее методы при этом основываются не столько на родительской

власти, сколько на умении управлять детьми. Она матриарх не в том смысле,

что обладает непререкаемой властью, а в том, что руководит семьей.

Поскольку подготовка ребенка к жизни в обществе осуществляется главным

образом через жену и через школьных учителей— конечно, чаще всего тоже

женщин.

Тот факт, что Америка очень мобильна, делает американцев особенно

чувствительными к этой домашней идиллии. До пригородной революции детство

большинства американцев проходило в перенаселенных городских кварталах; вот

почему домашняя идиллия с ее полусельскими или поселковыми ассоциациями все

более приобретает в культуре значение Золотого века. Дело не только в том,

что американцы испытывают ностальгию, но в том, что в них сильна тоска по

социальному объединению, способному противостоять крушению все более

разобщающегося мира. Молодые люди, собираясь обзавестись семьей,

представляют свой будущий дом как «дом своей мечты» и листают журналы и

издания, рекламирующие квартиры и продающиеся дома, спланированные и

обставленные по последней моде. Они ценят в доме удобства, которые он им

предоставляет, но хотят также, чтобы он стал печатью, скрепляющей будущий

брак, остовом, на котором взрастут дети, чтобы он свидетельствовал об их

определенном положении в обществе и стал осязаемым воплощением идеала

надежности и постоянства, которому так привержены американцы.

Исходя из всего вышесказанного, представляется недостаточно

обоснованными легко высказываемые пророчества об упадке и гибели

американской семьи такими исследователями как Попиное, Карлсоном и др. Узы

кровного родства не так сильны в ней, как скажем узы, связывающие отцов и

сыновей в Китае [10, 29] , или что она не выполняет функцию передачи

социального опыта от поколения к поколению так же хорошо, как «расширенная

семья». Прочность таких уз в разных обществах зависит от степени его

мобильности. И даже сторонники американской социальной мобильности едва ли

станут отрицать ее последствия для прочности семьи.

Что же касается возрастающего количества разводов, то оно

свидетельствует не столько о неверии в брак, сколько о серьезном отношении

к убеждению, что брак держится на любви и общности интересов. Неуклонный

рост повторных браков показывает, что американцы по-прежнему верят в него,

даже имея в этой сфере столь злополучный опыт [10, 29]. Стабильность новых

браков, заключенных после разводов, мало отличается от стабильности

первичных браков. Что же до детей, то многие из них прекрасно чувствуют

себя и после того, как семейные узы распались, а в случае, если один из

родителей снова вступает в брак, они становятся органической частью новой

семьи.

Французский историк А.Д. Токвиль [3] в 1840-х годах обращал внимание

на демократическую структуру американской семьи и описал ее

непринужденность, равенство отношений в ней и новые возможности для

образования, которые она предоставляла девочкам. Единственная

дисгармоничная нота, которую он уловил, относилась к независимости сыновей

от отца, после того как они отделялись от него, чтобы строить собственную

жизнь. Благодаря подвижности американского общества уже тогда начинало

действовать лекарство от того, чтобы зарождающийся бунт против отцовской

власти не стал таким же постоянным и яростным, как в Европе. Обнаруженные

документы, относящиеся к структуре американской семьи, говорят не столько о

тирании отца, сколько о господстве матери либо об отсутствии в семье какого

бы то ни было ядра вообще [10,30].

Воспитание детей в Америке страдает не от импульсивности и недостатка

знаний. Если оно от чего-то и страдает, так это от излишней рациональности.

Большинство американских детей (особенно это касается среднего класса,

гораздо меньше— низших классов) рождается только после того, как их

родители тщательно взвесили, могут ли они позволить себе иметь детей, как с

точки зрения «первоначальных капитальных затрат», так и с точки зрения

будущего их «содержания». Всегда есть опасение, смогут ли они дать ребенку

хорошее образование, обеспечить его проживание в «пристойном окружении»,

общение с «подходящими людьми».

Вся семейная жизнь, особенно на уровне среднего класса,

сосредоточивается на ребенке.

Совершенно очевидно, что ни одна другая культура не была так тотально

озабочена воспитанием детей. В обществах с высоким жизненным уровнем,

маленькими семьями, переживших «кухонную революцию», предоставляющих

женщине больше свободного времени, в обществах, оторванных от земли,

обладающих большой физической и социальной подвижностью, обществах

всеобщего школьного обучения вместе со всем этим поднялась волна

самокритики в части воспитания детей. По словам Стэндлера, параллельно с

волнениями по поводу железнодорожной и антитрестовской реформ в первом

десятилетии нынешнего века созрели условия и для волнений по поводу детской

реформы. Г. Стэнли Холл уже в 1880-х годах начал читать лекции об

«изменениях в детском развитии», особо останавливаясь на изменении

физического строения и психического склада детей. Он нашел отклик в Европе,

в работах Фрейда и его последователей.

Многие элементы традиционной семьи, когда она пустила корни в

американской почве, были оторваны от своей былой функции. В Европе, откуда

происходят предки нынешних американцев, отец был непререкаемым главой,

поскольку именно он управлял хозяйством и имел четкий общественный статус;

в Америке он почти никогда не является владельцем имения, хозяйства,

которым мог бы управлять, и у него нет строго определенного социального

положения. Сыновья покидают его, чтобы делать собственную карьеру, так же

как он в свое время покинул своих родителей; дочери следуют за мужьями и

создают собственные семьи. Он больше не возделывает землю, как прежде:

большая фермерская семья, как бывало когда-то в Новой Англии или на Среднем

Западе, продукт бившей через край энергии пионеров и потребности в семейном

труде, больше не является правилом. Таким образом, традиционная

семья—большая, состоящая из трех поколений, патриархальная, привязанная к

земле, тесно сплоченная в единой экономической функции—ведения фермерского

хозяйства на своем гомстеде или торговли в небольшом семейном магазине или

другом семейном предприятии,—такая семья почти исчезла с карты

американского общества. Теперь это чаще небольшая, состоящая из двух

поколений, подвижная, «односемейная», эгалитарная общность.

По вопросу влияния продолжавшегося в течение долгого времени процесса

эмиграции на американскую семью, М. Лернер заметил: «Американское

общество, развиваясь, привело этническое разнообразие американских граждан

к «консенсусу», сбалансировав – до уровня терпимости – всеобщую

приверженность семье, Богу и конкуренции, в достижении успеха, а также и

классовые, и религиозные различия» [11 , 17].

Исходя из вышеизложенного, представляется вполне очевидным то, что

историческое развитие США обусловило складывание некоторых специфических

черт американской семьи, среди них можно выделить раннюю (даже изначальную)

нуклеаризацию, относительную важность материального, образовательного и

престижного успеха каждого из супругов в браке, проникновение эгоистических

ценностей, широкое распространение сексуальных добрачных связей.

К типичным американским чертам семейной жизни, которые

прослеживаются еще с конца XVII века, можно отнести постоянную тенденцию к

снижению рождаемости, более раннее, чем в Европе вступление в брак и рост

занятости женщин в сфере общественного труда.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Капиталистическая индустриализация в XIX веке разрушила, по крайней

мере, в городах, характерную для феодализма, связь между жизнью семьи и

производством, а из всех экономических функций оставила лишь функцию

организации быта. Среди американских семей среднего слоя, связанных с

частной собственностью в условиях развивающегося капитализма, функция

сводится к деятельности по накоплению капитала. В связи с этим в конце XIX

века и начале XX века отпала необходимость в больших «неразделенных»

семьях, в их патриархальной структуре. Большинство типичных семей среднего

слоя стало состоять лишь из супругов и детей (нуклеарная семья). В связи с

накопительной ориентацией массового сознания и потребностью американского

общества в достижении национальной консолидации и самосознания,

демократизации общества, участие в свободной конкуренции, в

предпринимательстве – семейные отношения приобрели менее иерархический и

авторитарный характер. Женщины получили широкий доступ к работе на

промышленных предприятиях и в сфере услуг. Это обеспечило экономическую

самостоятельность женщинам и их независимость от мужчин, даже несмотря на

сохраняющуюся в начале XX века дискриминацию в оплате женского труда.

Женщинам были предоставлены гражданские права, в том числе право на

развод. Брак из экономического института все больше превращался в морально-

правовой союз мужчины и женщины, основанный на любви и личном выборе.

Произошло известное перераспределение обязанностей мужа и жены в семье, в

ведении домашнего хозяйства и воспитании детей. Развитие системы бытового

обслуживания, досуга, детских учреждений позволило семье полностью

освободиться от ряда прежних обязанностей (так называемая редукция функций

семьи). Семья все больше сосредотачивается на своей внутренней жизни,

возрастает роль внутрисемейных отношений в обеспечении ее стабильности и

прочности. Ослабление контроля общественного мнения в результате

урбанизации, а также экономических, правовых и религиозных уз, скреплявших

прежнюю семью, резко увеличило «нагрузку» на моральные узы и реализацию

способностей каждого индивида в общества (так называемая продуктивная

ориентация).

Мы придерживаемся мнения, что процесс отчуждения семьи от общества,

не принимает угрожающий характер. Так как основная функции семьи как

механизма в обществе заключается в следующем: во-первых, семья обучает

групповой работе, формируя ответственность индивида перед группой (то есть

перед семьей или обществом), учит находить свое место в группе (простейшая

модель общей ситуации человека и общества). Вторая функция семьи – это

когда она сама по себе демонстрирует модель общества в миниатюре (политика

и экономика). Третья функция – это воспитание детей и их социализация.

Семья как социальный институт в колониальный период развития Америки

была идеалом «простой порядочности», опорой социального порядка, носителем

и передатчиком определенного образовательного и культурного уровня и

наследия с функцией экономического производителя, хранителя семейных

традиций, основанных на власти авторитета. Один из лидеров просвещения

Милль характеризовал семью того времени как «школу деспотизма». В XIX веке,

в этот сложный переходный период к индустриальному обществу, под

воздействием социально-экономических перемен, семья освобождается от

общины, религии и авторитарной морали, становится в большей степени

потребительскими коллективом со способностями, как жены, так и мужа

зарабатывать деньги. Основываясь на общности интересов, американская семья

преследует цель достатка, стабильности и процветания в обществе, активно

взаимодействует с другими общественными институтами.

На современном этапе в США семья призвана развивать мечту о равных

возможностях (так называемая «американская мечта»), ведущих к процветанию и

независимости, при этом быть социально защищенной. В реальности

существующая программа соцобеспечения государством не отражает, а тем более

не укрепляет основные ценности семьи.

Многие современные исследователи ищут причины кризисного состояния

семьи (которое они оценивают, как угрожающее для семьи как социального

института) в процессах, происходящих на протяжении второй половины

девятнадцатого века. В качестве причины упадка семьи они видят, например,

рост занятости женщин в сфере общественного труда. Мы считаем, что такой

рост занятости женщин был существенным необратимым изменением в социальной

жизни США, характерным для естественного развития исторического процесса,

требующего участия большей части индивидуумов в жизни общества

(общественное производство, управление государством). Некоторые современные

историки и социологи, анализируя развитие американского института семьи,

утверждают, что главное призвание женщины – это дом и дети, что

инструментальная роль изначальна присуща мужчинам, а экспрессивная,

воспитательная – женщинам.

Они считают, что адрогенность (стирание принципиальных различий

между мужчиной и женщиной в социальной жизни) не должна становиться

нормальным психическим атрибутом жизни американцев, что процесс

индустриализации к концу XIX века привел к распространению семьи с

работающими мужем и женой, и что самой серьезной вытекающей проблемой для

семьи и общества стали работающие матери. Работающие матери уделяют меньше

времени семье и детям, чем неработающие. Дети работающих матерей, судя по

высказываниям этих исследователей, хуже социализированы, отношение семьи

как к ценности, в силу описанных причин, оказывается дискредитированным.

Факт существования сложных экономических и психологических проблем,

кризисных явлений, с которыми постоянно сталкивается американское общество

и семья, достаточно очевиден. Поскольку ни один эволюционный исторический

процесс не может идти равномерно, без неизбежных многочисленных отступлений

от его центральной линии, то достаточных оснований экстраполировать аспекты

изменения функций семьи и ее структуры на развитие общество в целом, говоря

об упадке его культуры.

Право-консервативные круги общества и науки призывают к возрождению

отживших семейных устоев, возвеличивают канувший в прошлое и оттого легче

идеализируемый, образ традиционной семьи с четким распределением ролей и

функций и жестким социальным контролем над поведением своих членов. Мы

считаем такое мнение необоснованным.

В свою очередь, радикальный феминизм в США часто выдвигает не менее

антиисторическое требование, игнорирующее сложившееся в ходе эволюции

человека определенное разделение ролей между мужчиной и женщиной, их

специфику участия в эволюционном историческом процессе.

Мы придерживаемся другой точки зрения, которая заключается в том, что

длительное развитие капитализма, дезинтегрирует традиционную нуклеарную

семью, так как превращает женщин (на первых этапах развития

капиталистического общества) в рабочую силу, освобождая ее от необходимости

выполнения ряда домашних обязанностей. Семью с двумя работающими супругами,

можно назвать модифицированной, но в основе своей традиционной, моделью

семейной жизни. Разнообразие форм семейной жизни можно расценить как

развитие закономерной исторической тенденции, к появлению и распространению

различных моделей брачно-семейных отношений. Признание сложностей и

многообразие типов семьи и брака в США, позволяют «применить концепцию

плюрализма» по отношению к семье (ей же соответствует развитие плюрализма в

политической структуре США). По всей видимости, существующая тенденция к

разнообразию форм семьи, получит еще большее распространение. Некоторые

ученые предсказывали, что к 2000 году будут преобладать семьи, созданные в

результате первого брака, в основном с одним или двумя детьми (одна

четвертая из тех семей будут бездетными), а также одинокие люди и семьи,

образованные в результате повторного брака. Эти предсказания подтвердились

данными на 2000 год [39].

Ценностные установки, ориентации (как специфически американских, так

и общечеловеческих), продолжают составлять ту основу, на которой американцы

хотели бы строить свою жизнь.

В XX веке особое внимание привлекает малодетность американцев. Основы

взаимоотношений между родителями и детьми носят менее архаичный

авторитарный характер. Анализируя установки родителей в отношении

психологического и эмоционального состояния ребенка, можно отметить, что

американцы придают большое значение развитию в нем индивидуализма,

автономии, независимости и приобретения профессионального образования, что

являлось семейной ценностью и в конце XIX века.

Родители полагают, что окружающий мир ребенка должен быть наиболее

разнообразным в плане общения, впечатлений, обучения, а его будущее

социально защищено.

В конце ХХ века в Америке созданию семьи придается очень большое

значение как один из показателей успеха и престижа в обществе. Большинство

женщин работают по найму, это налагает долю домашних обязанностей на

мужчин. Практикуется планирование семьи. Дети самостоятельно выбирают свой

путь в жизни, юноши и девушки стремятся к материальной самостоятельности,

члены семьи ценят личную свободу, независимость, самостоятельность,

возможность роста и активную жизненную позицию, разумный компромисс и

терпимость. В Америке существует множество матрифокальных семей, состоящих

из матери и детей. Они получают государственное материальное пособие.

Выросшие дети, даже не вступившие в брак, покидают родительский дом и

селятся отдельно. В большинстве случаев живут отдельно и старики.

Большинство семей среднего слоя живет в пригородах, в собственных домах,

приобретаемых в рассрочку. Феминистское движение очень сильно и влиятельно.

Широко отмечаются национальные и бытовые праздники: День Благодарения, День

Матери и День Независимости. Большую роль играют национальные виды спорта.

Это свидетельствует, что при всей своей слабости и всех крайностях,

американская семья – это действующий механизм, отражающий не столько распад

культуры, как утверждает консервативная часть ученых, сколько ее

подвижность и способность к обновлению.

Если американская семья «больна», то «больным» должно быть и само

общество.

Прогресс развития форм и функций семьи, семейных ценностей, может

сдерживаться кризисными явлениями, «болезнями семьи» как общественного

института, которые показывают, что назревают противоречия между обществом и

его политическим устройством. В идеале политическое устройство должно

служить орудием регуляции общества через нормы законов, соответствующих

эволюционной стадии общества. Но часто политические структуры закрепляют

имеющийся порядок вещей и играют роль тормоза в эволюции.

Потребности общества при переходе на последующую в развитии

эволюционную ступень рождают и формируют в массовом сознании ориентацию на

достижение определенных ценностей, соответствующих новому типу общества.

Так, на протяжении последнего тысячелетия прослеживается развитие

феодального, капиталистического этапа. И соответствующие им ориентации:

авторитарная и накопительская. Мы считаем, что следующим эволюционным

этапом общества будет высокоиндустриальное общество гуманизированной

технологии с продуктивной психологической ориентацией. Вместо деспотической

структуры власти в семье (эпоха феодализма) в обществе развивается

индивидуалистическая структура власти. Семья с производственной функцией

сменяется семьей с демократической функцией в обществе.

В ХХ веке семья становится школой поиска всеобщего согласия между

всеми членами семьи (принцип терпимости в американском обществе). Общество,

развиваясь на данном этапе, требует, прежде всего, не становление какого-

либо этноса, нации, государства (в прежние столетия эти задачи брали на

себя "великие личности истории»), а требует выхода на «арену» индивида,

который активно участвует в жизни общества, реализуя свои способности

(продуктивная ориентация), что относится в равной степени, как к мужчинам,

так и к женщинам. Соответственно, вместо подчинения интересов членов семьи

интересам и благосостоянию семейной группы (авторитарная семья), на

современном этапе наблюдается тенденция учитывания интересов каждого члена

семьи.

Модель будущей американской семьи – такая ячейка общества, где

главное – раскрытие индивидуального потенциала детей и их родителей для его

последующей реализации на благо общества.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ СЕТИ ИНТЕРНЕТ

Источники:

1. Джефферсон Т. О демократии. СПб., 1992.

2. Иллет. Американки XVIII века. Спб., 1906.

3. Токвиль, де А. Демократия в Америке: Пер. с франц. / М, 1992.

Литература:

4. Антонов А.И. “Действительно ли небо упало на землю? (Комментарий к

дискуссии американских социологов об упадке семьи в США)” // Вестник

Моск. Ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 1996. № 3.

5. Бурстин Д. Американцы: Демократический опыт: Пер. с англ. М., 1993.

6. Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. М., 1993.

7. Бурстин Д. Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. М., 1993.

8. Голенкова З.Т., Виктюк В.В., Гридчин Ю.В., Черных А.И., Романенко

Л.М. Становление гражданского общества и социальная стратификация //

Социс. 1996. №6.

9. Золотухина М.В. Современная семья в США в исследованиях американских

ученых. // Вестник Моск. Ун-та. Сер. 18. Социология и политология.

1996. № 3.

10. История США. / Под ред. Н.Н. Болховитинова. Т 1. М., 1983.

11. Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. М., 1992. Т.2.

12. Кирьянова О.Г. Американская женщина вчера и сегодня: (Иллюзии на

продажу). М., 1988.

13. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988

14. Семья у народов Северной Америки / Под ред. Богиной Ш.А. М., 1991.

15. Смелзер Н.Дж. Социология. М., 1994.

16. Супоницкая И.М. Особенности социально-экономического развития США

конца XIX века. // Реф. журнал Америка. 1987, №6.

17. Тэннэхилл Р. Секс в истории. М., 1995.

18. Эванс Сара. История американских женщин. Рожденная для свободы. М.,

1993.

19. American culture. Madison (Wisc), 1986.

20. Burton, O.V. In my Father’s house are many mansions: family, a

community in Edgefield, S.C. Chappen Hill & London, 1987.

21. Carlson A.C. Family Questions: Reflections on the American Social

Crisis. N.Y., 1988.

22. Earle A.M. Child Life in Colonial Days. N.Y., 1899.

23. Graves. Woman in America. N.Y., 1842.

24. Kammen, Michael. Spheres of Liberty: changing perceptions of liberty

in American culture. Madison (Wisc.), 1986.

25. Langdon, William Chaimy. Everyday things in American life. – N.Y.,

1969. Vol. 1.

26. Morantz R.M. The Perils of Feminists History. – Journal I History ,

1974, vol. 6. // http://www.

27. Jackson J.J. Family and Ideology // Comparative Studies of Blacks

and United States. N.Y., 1973.

28. Popenoe D. American Family Decline, 1960-1990: A Revien and

Appraisa// Journal of Marriage and the Family. 1993. V 55, # 3.

29. Zinn M.B., Eitzen D.S. Diversity in American Families. N.Y., 1987.

Ресурсы сети Internet:

30. Указать, что именно взяли с этого сервера или странички , на пример,

статистические данные о составе *** в *** период.

http://www.geo.com/~ushistory

31. http://www.liban.ru/Ur3.htm

32. http://www.usa.com/index.htm

33. http://www.history.com/USA/19/index.htm

34. http://www.family.itgo.com/main.html

35. http://www.social.8m.com/

36. http://www.social.8m.com/

37. http://www.pinedale.com/misc/settlement.shtml

38.

http://cpq.ptt.chel.su/rus/Whatsnew/rustem/chronology/index100398.htm

39. http://www.pinedale.com/misc/state.shtml

40. http://www.pinedale.com/index.html

Страницы: 1, 2, 3, 4