Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

способствовали расширению потребностей и запросов. Те люди, которые не

могли полностью положиться на своих соседей, и те, чьи родственники уехали

в отдаленные районы страны, вынуждены были искать для себя иную опору.

Страхование в определенном смысле заменило им связь с семьей, соседями,

членами общины. Кроме того, оно решало проблему гарантии безопасности

учреждением единого материального фонда, из которого человек при

необходимости мог позаимствовать средства. Точно так же, как строительство

водопровода в городах, подобное предоставление людям возможности

заимствовать средства из единого крупного фонда способствовало

разъединению, обособлению людей. Страхование было личным делом каждого.

Человек, имеющий хорошую страховку, гораздо меньше нуждался в поддержке

родственников и получал с нее пособие независимо от их согласия, даже не

ставя их в известность.

По своей природе страхование — новый вид потребительского сообщества

— было широкомасштабным институтом демократической направленности.

Женщины в растущих городских средних классах были в лучшем положении,

в котором, однако, имели место сходные проблемы, как-то: работа вне дома,

юношеская самостоятельность, материнское содружество. Внешне городской

средний класс был предан, прежде всего, идее утверждения стиля жизни, в

котором главным были дом и материнство.

Итак, сложились условия для более полного, чем когда бы то ни было,

воплощения индивидуалистской идеологии.

Рождаемость резко упала с 6—8 детей в среднем в 1800 году до 4—5,75

спустя столетие. Появление в городах булочных, прачечных, готовой одежды и

консервов сократило объем традиционно домашней работы. Появление новых

домашних удобств, таких, как водопровод, кухонные плиты, сократило

физические усилия, необходимые для приготовления пищи или стирки. [18 ,146]

Благодаря этим переменам гораздо больше времени и внимания женщины

смогли уделять духовному и физическому воспитанию детей.

Строившиеся дома все более отражали викторианскую приверженность

уединенности (отдельная спальня для каждого ребенка и тщательное разделение

семейного пространства в гостиных, где можно принимать людей).

«Профессионализация» женской сферы предусматривала отдельные комнаты

соответственно для различных видов деятельности: шитья, музыки, завтрака,

обеда и сна. Предполагалось, что в таких домах большая часть работы должна

выполняться прислугой, чья комната была скрыта «черной» лестницей и прямо

сообщалась с кухней. Управлять хозяйством в таком доме было непросто;

появились женские журналы, такие, как: «Уименз хоум компаньон» (1873),

«Уименз хоум джорнэл» (1878), «Ледиз хоум джорнэл» (1883)" и «Гуд

хаускипинг» (1875). В них содержались советы известного лидера женского

движения Катарин Бичер современным женам. [18 ,147] Журналы также

предлагали рекламу товаров для дома, которые были призваны приблизить

домашнее хозяйство и искусство его ведения к совершенству, а заодно

содействовать росту потребления соответствующей продукции. Семья, в

известном смысле, превращалась в коллектив потребителей.

Характерной чертой американского общества в 1890-е годы стало

преобладание промышленных городов над традиционными маленькими общинами.

Женщины и мужчины одинаково трудились на больших и шумных фабриках,

принадлежавших огромным корпорациям с вертикальной структурой управления.

Новый класс стремился контролировать предложение и спрос на сырье, готовую

продукцию, рабочую силу; рационализировать производственный процесс, дробя

его на мельчайшие компоненты, с применением нового оборудования и

технологий. Жены и дочери преуспевающих менеджеров жили в пригородах, куда

можно было доехать на трамвае, вдали от огромных убогих и нездоровых

районов, которые заселялись прибывавшими иммигрантами. Жены фермеров на Юге

и на Западе видели, как их мужья стремительно погрузились в избирательную

политику — сферу, из которой сами женщины были исключены, — в надежде

выбраться из долговой кабалы, после того как банки и железные дороги

разрушили их кооперативы.

В этот период урбанизации, индустриализации и многочисленных

конфликтов возникло два новых социальных типа женщин: «новая женщина»

среднего класса и «девушка-работница», — представительницы каждого из

которых обладали такой мерой индивидуальности и самостоятельности, что

напугали многих своих современниц. Их взаимодействие вдохновило появление

новой «домашней политики» и расцвет добровольных женских ассоциаций, что

привнесло в средний класс некоторые аспекты материнского содружества. Тем

не менее, индивидуальность новой женщины и девушки-работницы наметила сдвиг

от викторианской культуры общего домашнего очага в сторону

самостоятельности, развлечения и потребления [18 , 153].

Создание к концу XIX века общества неограниченного потребления и

общества новых производственных технологий изменило ведение домашнего

хозяйства.

По мере того, как все эти механические приспособления, использующие

коммунальные ресурсы – воду, газ и электричество – входили в повседневный

американский быт, и по мере того, как домашняя хозяйка переходила от

угольной печи к приборным щиткам [5 , 462], менялось ее представление о

семейной жизни и о ее роли в ней.

Как видно из вышесказанного, со второй половины XIX века американская

семья несет бремя перемен, образа жизни и отношений с другими общественными

институтами, имеющими немаловажное значение для культуры в целом, и

находящимся в этом смысле в передних рядах.

Меняется отношение к браку и безбрачию, а единобрачие заменяется

правом вступать в повторные браки, меняется отношение к измене, сексуальным

отношениям супругов [32].

2.3. Демократизация образования США (XIX век)

2.3.1. Период конца XVIII – середины XIX века

(до гражданской войны)

Судьба школ и других образовательных заведений в США были тесно

связаны с историей формирования буржуазной экономики страны и общественно-

демократическими процессами, происходящими в ней. Эта связь и определила

специфику развития американских образовательных учреждений XIX столетия.

Так как поселенцы были разной национальности и принадлежали к тому или

иному религиозному направлению, то и школы в различных колониях

складывались не по единому типу. Но и в этом многообразии преобладали школы

английского типа. Как правило, школы функционировали на средства местных

управлений или частных пожертвований. В конце XVIII века в США по-прежнему

не существовало стройной системы образования. Оно носило в основном частный

характер, и его выгодами могли пользоваться лишь богатые. Между начальной и

средней школой не было достаточной преемственности.

Национальная система образования США со всеми ее специфическими

особенностями, начала складываться после Войны за независимость. Большие

заслуги в становлении системы образования нового буржуазного государства

принадлежат видным американским просветителям Б. Франклину и Т.

Джефферсону. Последний в заметках о штате Виржиния [1 , 155-279] писал, что

«единственным надежным хранителем власти и правительства является сам

народ. И как раз для того, чтобы люди стали в этом надежными, необходимо до

определенной степени усовершенствовать их сознание… Поправка к нашей

конституции должна в этом помочь нашему народному образованию". [1, 156] В

1786 году в письме к Уиту Джефферсон излагает мысль о том, что самый важный

законопроект во всем подготавливаемом своде – закон «о распространении

знания среди народа». «Для сохранения свободы и счастья нельзя, - по его

словам, - изобрести более прочного фундамента». [1, 156] В сентябре 1817

года в плане создания начальных школ Джефферсон пишет: «право это или же

долг общества – заботится о своих маленьких гражданах против воли их

родителей? И как далеко простирается это право и долг на охрану жизни

ребенка, его собственности, его образования, его морали и нравов». В билле

«О всеобщем распространении знаний» (1779) он предусматривал осуществление

всеобщего обязательного образования и организацию для этой цели школы двух

ступеней – элементарной и грамматической. [10, 511] Создание бесплатной

начальной школы проектировалось на средства, получаемые в результате сбора

налогов. Следующей ступенью были четырехгодичные, средние (грамматические)

школы.

В первую половину XIX века почти во всех штатах были приняты законы о

введении бесплатного начального образования. Так, к началу сороковых годов

XIX столетия государственная начальная школа охватила около половины детей

штатов новой Англии, седьмую – центральных и шестую часть детей – западных

штатов. [10, 513]

Очевидно, что уже первые законодательные акты говорят о стремлении

подчинить школу потребностям экономики, прочно связать ее с нуждами

развивающейся промышленности и сельского хозяйства. Дух практицизма,

который характерен для американской школы и сегодня, обусловлен этими

историческими причинами. Отделение государства от церкви (1818 год)

позволило легче перейти к созданию светской школы. Это привело к тому, что

в американских школах, меньше ощущалось религиозное влияние, чем в странах

западной Европы того времени [25, 155]. Федеральное правительство передало

делообразование в руки законодательных собраний штатов. Тем самым была

закреплена исторически сложившаяся децентрализованная система образования,

при которой немаловажную роль играла общественность, так как школы

содержались на средства жителей. Децентрализация способствовало привлечению

населения к решению многих школьных вопросов и создавало более

благоприятные условия для развития образования.

По мнению же Бурстина [6, 205], процесс демократизации образования в

Америке XIX века, с самого начала шел под влиянием различных факторов.

Первое: неопределенность американского права и нечеткость различий

между колледжами и университетами способствовали разрушению монополии в

образовании.

Ни пороки, ни добродетели древних монополий (Оксфорда и Кембриджа) не

могли быть перенесены за океан, так как многие традиции образования Старого

Света затушевывались и теряли всякий смысл в Америке, в частности правовые

полномочия различных органов управления колониями, особенно это касалось

права создавать корпорации и устанавливать монополию, отличались друг от

друга, ничто не имело так много последствий, как эта неопределенность

правовой ситуации в Америке.

Накануне революции, по крайней мере, девять созданных в колониях

учебных заведений (которые существуют и поныне) уже присуждали степени. В

это время в Англии было всего лишь два учебных заведения, обладавших правом

присуждать степени, - Оксфорд и Кембридж, чья уходящая корнями в далекое

прошлое монополия все еще обеспечивалась искусно выработанными правовыми

нормами, определяющими отличительные особенности этих заведений. Законность

права старейших американских колледжей — Гарварда, Уильям-энд-Мэри и Йеля —

присуждать степени основывается, как сказал бы юрист, на «праве давности»,

т.е., проще говоря, они в течение долгого времени присуждали степени и

никто им этого, по сути, не запрещал. История американского высшего

образования могла бы быть совершенно иной, как, впрочем, и многое другое в

американской культуре, если бы на американскую почву было полностью

перенесено принятое в Англии резкое разграничение между корпорацией,

обладающей монопольным правом присуждать степени и называющейся

«университетом», и всеми «другими заведениями»; если бы был создан

единственный для всех американских колоний королевский университет; если бы

всем колониям было четко и определенно запрещено присуждать степени.

Второе: контроль извне сделал колледж частью общества.

Ученые, группировавшиеся вокруг университета, ревностно оберегали

свою власть. А в Америке протестантский дух, присущий колониям, был,

безусловно, созвучен усилению «мирского» (т.е. неакадемического) контроля.

Протестантская Реформация предоставила мирянам возможность

участвовать в управлении церквами; другим моментом в подрыве власти класса

священнослужителей явился допуск мирян к управлению университетами. «Со

времен Реформации, — писал один из американских авторов в 1755 году, —

понятие священности 7 колледжей и других религиозных папских заведений было

отброшено... [6 , 211]

Стало очевидным, что участие «мирян» в управлении колледжами в

большей степени определялось объективными условиями и отсутствием в Америке

каких-либо институтов.

Колледжи создавали небольшие общины; светские советы по управлению

помогали в распределении ограниченных ресурсов колледжей и были

посредниками между ними и общиной, без поддержки которой никаких колледжей

не было бы вообще. Управление новыми институтами неизбежно попадало в руки

представителей всей общины.

Таким образом, еще в колониальный период возникла та модель

управления извне, которая в дальнейшем всегда будет присуща американским

колледжам, где из представителя общины создавался совет попечителей,

который на законном основании владел колледжем и управлял им. Американским

колледжам не суждено было стать самоуправляющимися гильдиями людей науки.

В третьих, географическое расстояние, представители многочисленных и

разнообразных колледжей, разделенных значительными расстояниями, никогда не

были объединены в сообщества ученых людей и не осознавали себя таковыми.

Первостепенной целью американских колледжей было не умножение числа

образованных людей на континенте в целом, а скорее обеспечение того или

иного региона страны знающими священниками, юристами, врачами, торговцами и

политическими деятелями. В Америке высшее образование строилось по

территориальному принципу. Это различие имело большое значение, поскольку

рассредоточение высшего образования служило укреплению местной основы

федерального союза. Приближенность колледжа к дому, и, следовательно,

меньшая стоимость обучения, по всей видимости, были решающими факторами при

выборе колледжа.

В четвертых, социальная и географическая мобильность. Колледжи,

имевшие непрочное положение, конкурировали друг с другом, стараясь

завоевать себе репутацию, обеспечить финансовую поддержку, и, самое

главное, привлечь студентов.

Несмотря на конкуренцию между колледжами, стоимость высшего

образования, все же не была низкой. И хотя честолюбивые родители могли

получить ссуду на образования своего сына, было очевидно, что обучение в

колледже не для бедных. В начале XIX века еще не существовало широкой

постоянной системы стипендий. Тем не менее, принимая во внимание все вместе

взятое, положение с высшим образованием в Америке, было намного лучше, чем

в Англии. Отличительной чертой американского колледжа являлся не объем

передаваемых им знаний, а сведения о том, где и кому эти знания

передавались.

Преимущество американских высших школ заключалось в их количестве. По

традиционным меркам, американцы были менее образованными. Но они создали

новые критерии ценности образования [6 , 205-220].

Примечательной в этой связи была новая, более универсальная роль,

которую играли женщины. Уже в начале XIX века, рост влияния средних классов

и распространение грамотности, привели к улучшению положения в образовании

женщин. Американки были более разносторонними, более активными, играли

более активную роль, и в целом их деятельность вне семейного очага была

более успешной [6 , 220].

Огромное расстояние, географическая и социальная мобильность,

нехватка школ для детей представителей новых классов, расширили круг

обязанности женщин, возложив на них ответственность за обучение членов

семьи.

В 20—30-е годы XIX века/возник новый, гораздо более серьезный тип

школ. Их основательницы, Эмма Уиллард, Катарин Би-чер и Мэри Лайон,

стремились дать женщинам образование, которое бы позволило им стать не

только истинными республиканками, но и просвещенными педагогами. Таким

образом, учительская профессия расширила границы общественной деятельности

женщин, — предпосылкой для этого послужило новое понимание семейного и

морального долга.

Число образованных молодых женщин возрастало пропорционально

повсеместному массовому спросу на учителей там, где граждане хотели

овладеть грамотой. Так как женщины-учительницы удовлетворяли растущие

потребности нации в образовании с наименьшими экономическими затратами,

учительская профессия стала преимущественно женской. Для советов

попечителей и директоров школ с самого начала стало очевидным, что женщинам

можно платить вдвое, а то и втрое меньше, чем мужчинам. К 1830 году в одном

из районов штата Массачусетс из каждых пяти школьных педагогов трое были

женщинами. А к концу 1830 года каждая пятая белая уроженка Массачусетса в

течение некоторого времени преподавала в школе! Определяющим событием,

давшим толчок этому новому движению, стало предложение города Троя, штат

Нью-Йорк, сделанное в 1821 году Эмме Уиллард, основать женскую гимназию — в

ее распоряжение предоставлялись здание и группа помощниц. К тому времени

[18,78] Уиллард стала горячей энтузиасткой женского образования, она

считала, что ключ к процветанию новой республики — в возможностях,

заложенных в женском характере, которые могут должным образом реализоваться

только в том случае, если женщина получит настоящее образование. Она

обогатила идеал матери-республиканки, воспитывающей добропорядочных

сыновей, образом женщины-педагога, наставляющей мальчиков и девочек на путь

истинный. С 1821 по 1872 год из стен гимназии Уиллард вышло более

двенадцати тысяч выпускниц. Они-то, эти бывшие гимназистки, и составили

основной контингент женщин-педагогов от Новой Англии до крайнего Юга.

Многие основали собственные женские академии. Типичным примером может

служить Каролин Лайви. После окончания Троянской гимназии она вышла замуж

за священника и поселилась с ним в Риме, штат Джорджия. Здесь она

возглавила местную женскую академию, просуществовавшую долгие годы, где

учились пять тысяч девочек, которые изучали естествознание, язык и этику,

воплощая в жизнь мечту Эммы Уиллард [18,78].

Еще более пылко, чем Эмма Уиллард, отстаивала взаимосвязь между

семейным долгом и образованием Катарин Бичер. Она считала, что женское

начало, роднившее всех женщин между собой, способно преодолеть классовые,

географические и религиозные различия, так как все женщины — духовные

сестры, Веря в нравственное превосходство женщин, она полагала, что спасти

нацию в моменты социальных катаклизмов могут образованные женщины — матери

и педагоги. Она восставала против эгалитаристов, боровшихся за

предоставление женщинам политических и экономических прав, и считала более

целесообразным политизировать семейные обязанности.

Мэри Лайон, основавшая гимназию в Маунт-Холиоке, внесла значительный

вклад в солидаризацию женщин на основе религии и принадлежности к женскому

полу и тем самым способствовала созданию новой формы финансирования школ и

учителей. Она предложила открыть школу для девочек, «построенную

исключительно на христианских принципах» и предназначенную для «тех, кто

занимает скромное положение в обществе». Обращаясь к женщинам за финансовой

поддержкой, она говорила: «Дело оказания помощи учителям — великое дело, и

его необходимо осуществить, иначе наша страна погибнет, а мир так и

останется под каблуком у мужчин», Люси Стоун, известная аболиционистка и

защитница женских прав, вспоминала, что женщины, занимавшиеся в ее швейном

кружке, сразу же откликнулись на призыв Лайон. «Белошвейки, тратившие время

и деньги на помощь мужчинам в получении образования, бросили иголки и,

прекратив работу, заявили: "Пусть мужчины, чьи плечи шире, а руки сильнее,

сами зарабатывают на образование, мы же употребим свои куда более скромные

возможности на то, чтобы обеспечить образование самим себе» [28,79].

Уиллард, Бичер, Лайон произвели революцию в образовании своего

времени. В XIX веке мужчин и женщин, прошедших ту или иную школьную

подготовку, было больше, чем когда бы то ни было раньше. К 1840 году 38%

белых американцев в возрасте от пяти до двадцати лет посещали школу. К 1850

году большинство белых женщин владели грамотой, что составляло резкий

контраст с XVIII веком, когда около половины женщин не умели даже поставить

подпись (и еще более резкий контраст с рабынями Юга, которым учиться читать

и писать было запрещено законом). Теперь многие женщины могли размышлять о

своем, месте и роли в обществе. Женщины заявили о своей миссии педагогов и

социальных реформистов, и это выходило за рамки домашнего круга.

Растущее число женщин среднего класса начало приобретать в школах

опыт сознательной жизни в период между детством и замужеством. Именно в

высших школах и колледжах, особенно в пансионах, где они жили в атмосфере,

которая стимулировала их способности и чувство женской солидарности.

2.3.2. Период середины XIX – конца XIX века

(после гражданской войны)

Некоторые женщины, глубоко убежденные в своем особом предназначении и

будучи исключенными, из сферы профессиональной деятельности мужчин среднего

класса, посвятили себя созданию женских профессий, которые впервые

позволили женщинам среднего класса вести экономически независимый образ

жизни. В 1870-е годы кампания по феминизации преподавательской работы,

проводимая под руководством Катарин Бичер, полностью увенчалась успехом.

Потребность в учителях росла, и это поощряло женщин получать образование. В

большинстве штатов были учреждены школы для подготовки учителей, многие из

которых затем влились в женские колледжи. На Юге черные женщины, такие, как

Люси Лэни и Шарлотта Хоу-кинс Браун, возглавляли движение за учреждение

институтов для черных женщин.

Другие женские профессии аналогично воспринимались общественностью в

зависимости от того, насколько они были связаны с ведением домашнего

хозяйства. Вслед за участием женщин в Гражданской войне в качестве

медсестер в 1873 году были открыты школы по подготовке медсестер в Бельвью-

хос-питал в Нью-Йорке, в Дженерал-хоспитал в Бостоне и Коннектикут-хоспитал

в Нью-Хейвене. В 1890 году насчитывалось 35 таких школ. Выпускницы этих

школ начали организовывать ассоциации и работать над введением единой

системы подготовки и приема экзаменов. С возникновением бактериологии и

применением антисептики поднялся научный уровень профессии медсестры. В то

же время профессиональная гегемония терапевтов расширила сеть больниц и

научных центров, что в свою очередь повысило спрос на квалифицированных

медсестер.

Отношения между врачом-мужчиной и медсестрой складывались по принципу

домашнего разделения труда, где роль женщины была подчиненной. Между тем

многие из женщин среднего класса, получивших образование за границей,

работали почти полностью самостоятельно в сельских и рабочих районах. Их

скрытый протест против нарождавшейся медицинской иерархии продолжался до

начала XX века [18, 149-50].

Другие женские профессии были в зачаточном состоянии накануне 1890-х

годов. Библиотекари, социальные работники, учителя музыки, подобно школьным

учителям и медсестрам, воплощали свои домашние добродетели в общественных

функциях, Они зарабатывали лишь половину, а то и меньше того, что платили

мужчинам в аналогичной сфере деятельности. Обычно женщины работали, пока

были одиноки. После замужества они оставляли работу и редко когда к ней

возвращались. Многие, тем не менее, предпочитали замужеству активную

социальную деятельность и общение в своем кругу. Несмотря на то, что их

профессиональные возможности были ограниченны, впервые для незамужних

женщин среднего класса экономическая независимость стала реальностью в

связи с ростом системы профессионального образования.

К концу XIX века то множество университетов и колледжей, которое

имела Америка, и та скорость, с которой они разрастались, были

беспрецедентными. В США было 563 высших учебных заведения. К 1910 году их

число составило около тысячи. Американские университеты стремились быть

общедоступными, популярными и демократичными. Университеты и колледжи были

местами обучения, где знания предметов и умение приложить их к делу,

передавались тем, кому они потребуются в профессиональной деятельности.

Новый тип высшего образования появился в результате целого ряда

обстоятельств, характерных для Америки. Достаточно любопытным является тот

факт, что этому способствовало наличие на Американском континенте пустующих

земель, которые совершенно неожиданно превратились в основное средство для

строительства и жизнеобеспечения новых учебных заведений. Так, благодаря

тому, что федеральное правительство владело землями, которые были

достоянием всего американского народа, стало возможным создание «земельных

колледжей», или «колледжей с земельным наделом». Хотя эти колледжи были

лишь одним из типов американских высших учебных заведений, они, безусловно,

отражали новые веяния. Закономерным было также то, что идее нового высшего

образования суждено было прийти не из великих восточных городов, над

которыми витала тень Старого Света, а с Запада [5 ,610].

В конце девятнадцатого века наметилась перестройка детских

образовательных учреждений. То, что дети стали привлекать большее внимание

к общественности, имело свою причину: снижение рождаемости в 1870-е годы.

Дети стали составлять меньшинство населения США, сделав эту часть граждан

более заметной. Дети как социальная группа, требовали к себе пристального

внимания не только государства, но и самой семьи. Основателем движения по

изучению детских проблем в США стал Г. Стэнли Холл.

В 1883 году Холл был назначен на пост профессора психологии в новом

университете Джонса Гопкинса. Он решает превратить университет в ведущий

центр по изучению новой науки – психологии – и выявлению возможностей ее

использования в педагогике. Его исследования повлияли на деятельность

американских образовательных учреждений и на основу американской морали.

Термины «закон» и «правила морали» были заменены «нормами поведения».

Усилия Холла по демократизации морали, открывали новые возможности для

развития человека. За несколько десятков лет Холл и его последователи

совершили в американском образовании революцию. В центре внимания

педагогической науки были уже не преподаваемые предметы и учитель, а

ребенок. То есть в центре внимания должен быть ребенок, его нужды и

желания. Но для того, чтобы эта революция могла стать возможной, психологам

необходимо было выяснить, о чем думает ребенок, что он чувствует, каковы

его желания. В своем новаторском исследовании «Мысли детей» (1883 год) он

открыл, что с ростом городов, дети, поступавшие в школу, имели совсем иные

знания, во многом более ограниченные, чем бабушки и дедушки, выросшие на

ферме. Холл предложил не только новый предмет исследования, но новую

методологию - анкетирование. По мнению Холла, детская ложь не была обычным

пороком, а являлась ложной формой поведения и заслуживала не наказания, а

понимания. У детей ложь была неотъемлемой частью игры. Он подготовил

родителей и детей к новому подходу в оценке непослушания детей.

Он считал, что надо поощрять в ребенке стремление высказаться о своих

истинных чувствах, какими бы они ни были, и сделать это он должен на своем

собственном языке детского сленга, богатого оригинальными идиомами. Ребенок

должен «жить в звучащем мире». Ему надо разрешать постоять за себя, когда

на него нападают, так как это естественная реакция человека. Иными словами,

действия ребенка не следует ограничивать жесткими оковами взрослой морали

[33].

В конце девятнадцатого века в перестройке системы государственного

образования, частных школ и учреждений высшего образования наблюдается

ориентация на профпригодность и демократизацию, как в смысле доступности

образования, так и в смысле методов обучения и организации учебного

процесса. Дух прагматизма, конкуренции девятнадцатого века делает получение

образования престижным и выгодным на пути к успеху и процветанию в

капиталистическом обществе в равной степени, как для юношей, так и для

девушек.

В то же время большое внимание, как в семье, так и в обучении

уделяется развитию индивидуальных способностей ребенка. Все больше

образовательная функция семьи и функция передачи культурного наследия

переходит к государственным образовательным учреждениям и другим частным

заведениям.

2.4. Политическая роль семьи

2.4.1. Послереволюционный период

Первая половина XIX века. Эпоха Единения

Революция придала новый политический смысл домашней жизни, подняв

роль женщины до определенного статуса в новом политическом порядке.

Общественная жизнь была формальным сосредоточием «свободы», ареной, на

которой одержимость и мастерство могли получить признание. Не имея доступа

к этой сфере, значительно расширившейся в XIX веке, женщины создали новую

форму общественной жизни. По-разному и в разной степени практически все

группы женщин - средний класс, иммигранты, представительницы трудового

класса и черного населения — посредством добровольных ассоциаций выражали

свои интересы и организовывали общественную деятельность. Благодаря этому

нашли свое общественное выражение частные перспективы и ценности, часто

вопреки сопротивлению мужской элиты. Благодаря этому сохранились и

приобрели политическую силу такие вытеснявшиеся из господствовавшей

политической культуры нравственные ценности, как сострадание и

справедливость.

С первых дней, когда американские женщины играли роль помощников по

ведению домашнего хозяйства, до борьбы за республику в эпоху революционных

преобразований, политики феминистских реформ XIX века и борьбы за

определение места женщины в общественной жизни и равенство полов на

современном этапе они постоянно оспаривали и пытались заново определить

границы общественной и личной жизни. Американские женщины пытались привлечь

внимание, прежде всего к проблемам, тесно связанным с домашней жизнью, —

таким, как здравоохранение, образование и благотворительность. Они

вторглись в сферу общественного труда, работая вне стен дома в качестве

наемных работников.

На основе политического опыта женщин в эпоху Революции возникли новые

представления об их политических способностях. Теперь власти не могли уже

удержать женщин от участия в социальной жизни. С начала XIX века

добровольные организации, мужские и женские, составляют один из основных

аспектов американской жизни.

В мае 1834 года небольшая группа женщин собралась в Третьей

пресвитерианской церкви Нью-Йорка с тем, чтобы создать национальную женскую

организацию против проституции, двойной морали и других проявлений

безнравственности. В течение десяти лет было образовано более 400 филиалов

американского женского общества реформы морали [18, 82].

Движение за трезвость против невоздержанного употребления алкоголя

также являло собой попытку установить контроль над поведением мужчин. Но

самым политизированным из всех реформаторских течений стал аболиционизм –

движение протеста против рабовладения, который возник в начале тридцатых

годов на основе идей и методов евангелизма.

В 1833 году в Филадельфии было организовано женское общество борьбы

против рабства. Члены общества действовали в союзе с мужчинами-

аболиционистами с требованием немедленно и бескомпромиссно положить конец

рабству в округе Колумбия, который подчинялся Конгрессу, филадельфийское

общество при посредничестве уже существующих женских организаций

способствовало созданию целого ряда женских ассоциаций, выдвигавших ту же

программу. В конце 1836 года в Нью-Йорке состоялся национальный съезд

женщин-аболиционисток, который продемонстрировал весь размах женского

движения за отмену рабства. Посредством составления петиций тысячи женщин

реализовывали свои политические права. В процессе этой деятельности они

изучили политический механизм и методы ведения политических дебатов. В

хранилищах Национального архива и сегодня можно найти сотни тысяч женских

подписей, собранных с 1834 по 1943 год, что является живым свидетельством

деятельности женщин, сообразной их убеждениям [12 ,18].

Участие в реформаторских движениях развило в женщинах чувство

сестринской солидарности и выкристаллизовало общую цель. Оно помогло им в

приобретении важных навыков политической деятельности, таких, как

составление уставов, выборы правления, организация собраний, сбор денежных

средств, прием новых членов, голосование, планирование и координация

различного рода кампаний. Лидеры движения считали, что женские школы и

реформаторские организации не более чем расширили круг традиционных

обязанностей женщин по отношению к детям и соблюдению морали. Однако надо

признать, что новой практикой воспитания детей и общественным определением

морали женщины видоизменили само отношение к традиции, фактически же

женщины буржуазного сословия привнесли в понятия «общественная» и «частная»

жизнь новый смысл. По мере того как сферы деятельности мужчин и женщин все

сильнее отдалялись друг от друга, отношения между полами становились более

сложными. Участием в ассоциациях женщины стремились наполнить новым

содержанием семейную жизнь и взять на себя еще и социальную роль: проводить

определенную политическую линию в семье, исходя из своей нравственной

миссии и используя свое влияние. Деятельность женских ассоциаций смыкалась

с подобной же деятельностью мужских союзов (речь идет опять-таки о

представителях среднего сословия).

В связи с тем, что между занятиями мужчин и женщин обозначилась

резкая разница, а активность женщин подрывала популярную идею

добропорядочной семьи, в 1830 году вспыхнули новые дискуссии по «женскому

вопросу». В этот момент проблема социальной роли женщины стояла особенно

остро еще и потому, что подверглась переосмыслению социальная роль мужчин.

Например, юридические нововведения, касающиеся прав собственности замужних

женщин, размыли традиционные патриархальные прерогативы — новые законы

диктовались рыночной экономикой, где господствовали мужчины.

Денежный оборот и поток конкурирующих друг с другом товаров по-новому

стратифицировали общество, подорвав старые методы заключения сделок на

основе личных контактов. Кредиты и займы, как и новые юридические нормы,

вытеснив из общего права феодальные принципы, стали плотью и кровью

экономики. Тот факт, что замужние женщины, согласно общему праву, не могли

владеть или распоряжаться собственностью, порождал целый ряд проблем. А

то, что это было нарушением широко пропагандируемых основных прав человека

(прав на жизнь, свободу и собственность по определению Джона Локка), не

принималось во внимание: ведь большинство мужчин были твердо убеждены, что

женщина должна принадлежать семье и подчиняться мужу. Тем не менее, когда

являлся долговой инспектор, он мог конфисковать имущество не только мужа,

но и жены, и семья оставалась нищей. Вдовы все чаще оказывались без средств

к существованию и вынуждены были жить на общественные пожертвования — их

бедственное положение стало еще одной причиной для пересмотра

законодательства.

Однако в 30-е годы XIX века первые законодательные акты,

касавшиеся имущества замужних женщин, предоставили им право распоряжаться

собственностью, которая была их девичьим приданым, а также всеми деньгами и

вещами, приобретенными ими впоследствии. Несмотря на то, что изначально эти

акты не были направлены на преодоление несправедливости, они подхлестнули

горячие дебаты по женской проблеме и в глазах некоторых частично уравняли

женщин в гражданских правах с мужчинами [12 , 15].

Несмотря на то, что в евангелистской реформации главенствующую роль

играли женщины буржуазного сословия, лавина ассоциаций, образованных в

тридцатые годы, снесла межклассовые барьеры, женщины из высших слоев

общества создавали благотворительные организации и общество реформы,

морали. Их сестры из среды нарождающегося рабочего класса – трудовые

объединения.

Промышленная революция повлекла за собой преобразования, совершенно

по-разному трансформировавшие жизнь женщины в зависимости от географических

и классовых признаков.

Требование социального равноправия женщин пошатнуло устои семейной

морали и поставило под сомнение разграничение между мужской и женской

сферами деятельности. Женщины, поднявшие этот вопрос, ставили во главу угла

политический аспект семейного долга, однако им тут же был оказан отпор со

стороны тех женщин, чье самосознание и самовосприятие оставались сугубо

индивидуалистическими. Один из парадоксов состоял в том, что в следующем

поколении женщин одновременно сосуществовали и развивались два движения:

борьба за избирательное право, цель которой сводилась к тому, чтобы

уравнять женщин и мужчин в гражданских правах и обязанностях; и движение,

предписывающее женщинам выполнение семейного долга в широком политическом

смысле. Первое исходило из подобия, второе — из различий.

В 1848 году в Нью-Йорке на повестку дня встал вопрос о праве

справедливости (юридическом равноправии) для женщин, притом, что многие

отказывались его поддерживать. В апреле в результате почти десятилетнего

обсуждения законодательные власти штата Нью-Йорк приняли закон,

предоставлявший замужним женщинам исключительное право распоряжаться

имуществом, которым они владели до замужества или приобрели, находясь в

браке. В феврале сорок четыре женщины из Дженесио и округов Вайоминга

(вероятно, в эту группу входили и квакеры, участвовавшие в ежегодных

дженесийских встречах) направили законодательным властям резкую петицию, «В

нашей Декларации независимости сказано, что правительство осуществляет

справедливое правление с согласия граждан, — говорилось в петиции. —

Согласия женщин никто не спрашивал, в правительстве они не только не

представлены, но и не признаны, поэтому совершенно очевидно, что

справедливость по отношению к ним нарушена». Они потребовали от властей

«отмены всех законов, согласно которым замужние женщины не несут за свои

действия большей ответственности, чем дети, умственно неполноценные или

душевнобольные люди». [18,102]

Утверждая гражданские права женщин в обществе, они бросили открытый

вызов викторианской семейной доктрине, в центре которой стояло разделение

сфер деятельности.

Политизация семейного долга, послужившая в начале 30-х годов мощным

импульсом для женской добровольной деятельности социального характера, в 50-

е годы трансформировалась в понятие семьи как тихой гавани и взаимного

почитания супругов (хотя кое-где еще слышались отголоски социальной

активности женщин). Иными словами, виды деятельности, зародившиеся в

добровольных ассоциациях, институционализировались к 50-м годам. Зачастую

это означало, что бразды правления оказывались в руках мужчин, в то время

как женщины играли роль исполнительниц. Историк, изучавший жизнь свободных

женщин 50-х годов в Питерсберге, штат Виржиния, обнаружил симптоматичные

тому свидетельства: замужних женщин называли в газетах по имени мужа (г-жа

Джон Смит), не их собственными именами (Элизабет Смит). Наряду со

структурными изменениями такие, казалось бы, пустяки были своего рода данью

уважения мужчинам, восстановившим при непротивлении женщин прежнюю иерархию

полов. Домашний очаг и возможности женского влияния позволяли многого

добиться, если женщина действовала исподволь, не нарушая обета послушания

мужу. Однако «маховик» уже был запущен и продолжал набирать обороты,

открывая перед женщинами новые и новые пути.

В то время как одни женщины замкнулись в скорлупе своего домашнего

мирка, а другие стремились распространить семейные идеалы за пределы своего

класса, аболиционистки – последовательницы Гаррисона, начав с женского

вопроса в пятидесятые годы, создали полнокровное феминистское движение.

Аболиционисты-радикалы разработали методы организации, систему избрания

делегатов на конференции и язык самих конференций, которые проводились

ежегодно вплоть до начала Гражданской войны. Подход к действительности,

унаследованный женщинами от радикального крыла квакеров Хиксайта, позволил

им во всеуслышание заявить о своих религиозных убеждениях и оспаривать

приоритет мужчин в церковной иерархии. Считая себя пророками, кучка

новоявленных лидеров, опираясь на свой организаторский опыт, разработала

аналитическую программу на несколько десятилетий вперед.

Суть предвоенного движения за права женщин, у которого было

множество ярых врагов, состояла в требовании полноправного участия в

социальной и политической жизни, а также отмены традиционного разделения

сфер деятельности.

В 50-е годы вся их деятельность была сосредоточена на изменении

законов, касающихся права собственности замужних женщин, кроме того, они

стремились использовать свой богатый опыт в составлении петиций и

организации публичных выступлений. Элизабет Кэди Стэнтон всецело посвятила

себя этому новому движению. Она нашла соратницу в лице Сьюзен Б. Энтони,

бывшей учительницы, активно боровшейся за трезвость, которая вместе со

Стэнтон с 1853 года, оставив свою прежнюю деятельность, сосредоточила все

свои усилия на движении за права женщин. В 1854 году Стэнтон, Энтони и

Эрнестин Роуз направили властям Нью-Йорка петиции с требованием

предоставить женщинам избирательное право, а также право распоряжаться

собственностью в браке — под петициями было собрано десять тысяч подписей.

Инициатором этой акции была Энтони; Стэнтон же стала первой женщиной,

которая выступила с серьезной речью перед законодательным органом Нью-

Йорка, в то время как Энтони и Роуз отстаивали интересы женщин в

законодательных комитетах. Таким образом, они заложили фундамент той

деятельности, которая в течение последующих десяти лет принесла целый ряд

побед в области законодательства. [12 ,18]

Три десятилетия борьбы женщин против «греха рабства» не прошли даром

— эта борьба стала частью политического и экономического конфликта между

северными и южными штатами, закончившегося Гражданской войной.

Энергичность и уровень организации женских акций во время Гражданской

войны не имели прецедента в общественной жизни Америки. На Севере работа

Санитарной комиссии, выступления против рабства и кампания в защиту

интересов трудящихся женщин вовлекли тысячи и тысячи людей в сложную

политическую борьбу. Белые южанки обрели новый авторитет и новый

общественный голос во время военной разрухи; негритянки же обрели свободу,

значение и пределы которой еще не были до конца определены.

2.4.2. Вторая половина XIX века

В послевоенном мире — политику его изменила война, а экономика быстро

развивалась, превращая страну в индустриального гиганта, — различные

социальные группы женщин готовы были притязать на новые свободы.

После гражданской войны наиболее выдающиеся феминистки того времени –

Э. Стэнтон и С. Энтони, обладавшие незаурядным организаторским талантом,

Страницы: 1, 2, 3, 4