Политический портрет Д. Мазарини

Политический портрет Д. Мазарини

осознал под конец жизни ценность Мазарини-дипломата. Герцог Ришелье снова

использовал его через год в еще более важном деле,

связанном с заговором Сен-Мара.

Вернувшись в Париж, Мазарини, по указанию больного Ришелье, составил

письменные инструкции графу д'Аво для будущих переговоров в Мюнстере. За

заслуги молодой кардинал получил аббатство Корби в Пикардии, одно из самых

богатых в королевстве. Больше Джулио не покидал своего покровителя,

которому становилось все хуже (он 4 декабря).

Людовик XIII не стал медлить: четыре дня спустя после смерти Ришелье,

он ввел Мазарини в свой Совет.

Умиротворяющее влияние нового министра объясняло и возвращение

некоторых изгнанников — Тревиля, бывшего капитана гвардейцев, двух

представителей Вандомского дома — герцогини и ее сына Бофора и — главное —

Гастона Орлеанского, вечного заговорщика, которого король простил. Снять

эту опалу оказалось сложнее всего: по всей видимости, Мазарини приложил

массу усилий, ибо лучше других понимал, что регентство — вещь неизбежная и

к нему можно будет привлечь только брата короля. У нового министра всегда

были хорошие отношения с Гастоном Орлеанским — он защищал его, когда тот

совершал очередную глупость.

Взлет карьеры Мазарини был стремительным: 10 декабря он обедает в

Версале по приглашению короля, в середине апреля с помощью интриг и при

поддержке коллеги Шавиньи он добивается опалы Сюбле де Нуайе, считая его

слишком близким к иезуитам человеком. Мазарини удается добиться назначения

Мишеля Летелье (отца Лувуа) военным министром. Событием иного значения было

крещение дофина, которого, по королевскому обычаю, при рождении только

окропили святой водой: оно состоялось 21 апреля 1643 года в церкви старого

замка Сен-Жермен. Король, вынужденный выбрать крестной матерью супругу

первого принца крови (Конде-старшего), пожелал, чтобы крестным отцом стал

Мазарини.

Оставалась последняя ступенька карьеры: возведение кардинала-министра

в ранг премьер-министра. Это произошло в два этапа. Первый, задуманный

Людовиком XIII лично, заключался в следующем: за две недели до смерти он

учредил Регентский совет с участием Мазарини. Король хотел уравновесить

влияние королевы, своего брата и своего кузена Конде, которым не доверял,

группой из четырех верных ему министров, причем главой совета становился

Мазарини — конечно, он подчинялся королеве (20 апреля).

Когда умирает король (а Людовик XIII умер 14 мая), его решения часто

умирают вместе с ним. Анна Австрийская, ставшая регентшей, четыре дня

спустя обратилась в Парижский парламент, прося аннулировать последний указ

Людовика XIII, зарегистрированный 3 мая.

Вечером, как только было аннулировано последнее решение короля, Анна

Австрийская объявила ошеломленному двору, что назначает Мазарини, крестного

отца малолетнего короля, президентом Регентского совета и премьер-

министром. Никто даже вообразить не мог, что новое Преосвященство

продержится восемнадцать лет (срок службы Ришелье), работая в другом стиле

и получив в конечном счете лучшие результаты.

Своим удивительным возвышением Мазарини был обязан только королеве.

Никто лучше королевы не разбирался в «делах», особенно во внешней

политике, а она считала, что никто — будь то принц крови или знатный

дворянин — не был ни достаточно серьезен, ни по-настоящему умен, чтобы

возложить на него такую ответственность. Мазарини не состоял в родстве ни с

одной из знатных французских семей, чьи честолюбивые замыслы и аппетиты

были безграничны. Кардинальская сутана служила Джулио чем-то вроде духовной

защиты и ставила его, согласно дворцовому этикету (которого королева строго

придерживалась), в равное положение с принцами крови.

1.2. Война, Вестфальский мирный конгресс (1644-1648) и дипломатия Мазарини.

Сразу же после смерти Ришелье(1642) и его противника Оливареса

кардинал Мазарини стал осуществлять политическое и стратегическое

управление Францией во время войны.[3] Мазарини, больше всего интересовался

Испанией, самым опасным и сильным противником Франции. Главной задачей было

помешать сношениям этой страны с отдельными территориями империи.

Ришелье и Людовик XIII сделали невозможное, нарушив все сухопутные

связи Испании от Миланского герцогства до Нидерландов. Были заняты главные

форты и дороги Лотарингии и Эльзаса, но оккупация длилась недолго: лишь

после того, как французы и шведы укрепились на Рейне, и за ним,

прекратилось продвижение испанских войск к северу.

Другим уязвимым местом оставались территории между Миланским

герцогством и Франш-Конте, и принадлежали Испании. Нейтралитет швейцарских

кантонов был обеспечен, но ни шаткая итальянская политика, ни брачный союз

с домом герцога Савойского не обеспечивали стопроцентного успеха:

полуоккупация, державшаяся на силе таких мощных цитаделей, как Пиньероль,

давала посредственные результаты. Имея хороший флот на Средиземном море,

можно было бы нарушить морские связи Испании с Тосканой, Неаполем и

Сицилией. Но главная проблема заключалась, в северных и северо-восточных

границах.

Герцог Энгиеннский при Рокруа перекрыл путь вторжению с севера и

двинулся на восток, чтобы защитить другое направление. Он пошел к Мозелю,

взял Тьонвиль (в то время люксембургскую крепость), потом Зирк. Здесь он

соединился с боеспособными остатками армии герцога Бернарда Саксен-

Веймарского, выкупленной Францией и вверенной великому Гебриану. Войско

последнего, укрепленное армией Конде, вошло в Германию, овладело Вотвейлем,

но там Гебриан умер. Стоял ноябрь, и армия, потерявшая командующего и не

получавшая жалованья, пыталась встать на зимние квартиры; начался хаос,

части были разбиты врагом и начали рассеиваться.

Мазарини, отреагировал немедленно: Тюренна отозвали из Италии и,

сделав маршалом Франции, отправили в Германию. Тюренн с трудом смог

перегруппировать большую часть бывшей Веймарской армии, что позволило

вновь начать военные действия.

Баварские войска под командованием графа де Мерси воспользовались

промедлением, чтобы вернуть себе Фрейбург-на-Брейсгау, в июне 1644 года, и

нацелились на Эльзас, оккупированный еще при Ришелье. Мазарини принял

решение: он посылал герцога Энгиеннского на соединение с Тюренном. Они

отбили Фрейбург (в начале августа 1644 года) после многодневных

ожесточенных боев. Французская армия выбила противника из города, баварцев

преследовали до Дуная и здесь, у истоков, разбили их 10 августа. Противник

отступил, но французы не преследовали его из-за недостатка подкрепления,

оружия и амуниции. Тогда Конде взял Филиппсбург, Ландау, Майнц, Шпейер и

Вормс и защитил Эльзас и Лотарингию от нашествия, заняв немецкие города,

расположенные вдоль реки.

В начале следующей кампании, в марте, Тюренн, командовавший армией

Эльзаса, форсировал Рейн в Шпейере и взял курс на Баварию, главный оплот

Австрии. Он столкнулся с Мерси — тот захватил его армию врасплох на отдыхе

и разбил ее в Мариентале (май 1645 года). На выручку пришел герцог

Энгиеннский с полками: генералы перешли в наступление 3 августа.

Победа была одержана при Нордлингене, граф де Мерси погиб, после чего его

армия, разбежалась. И снова измотанные французские войска, одержав победу и

не имея подвоза снаряжения и провианта, не смогли преследовать баварцев.

Они остались на надежных базах в Филиппсбурге.

Чтобы разобраться с императором и Империей, необходимо было,

объединится со шведами. Канцлер Оксенстиерна прекрасно управлял страной.

Тем не менее, он решил, что сильная армия под командованием Торстенсона

покинет зимние квартиры в Моравии и Германии и отправится громить датчан в

1644—1645 годах. Такое положение не устраивало Мазарини, он быстро нашел

выход: с конца 1643 года шведам перестали платить обычные суточные. Позже

кардинал выступил посредником в споре между двумя скандинавскими

королевствами по вопросу о Бремсебрусском мире в август 1645 года. Швеция

присоединила к своей территории два острова и часть датской провинции, а

главное — шведская армия вновь оказалась в распоряжении французов, тем

более что Мазарини возобновил договор о союзе и субсидиях и начал платить

деньги.

Объединение армий нового шведского генерала Врангеля и Тюренна помогло

за два года закончить немецкую войну. Две армии вторгались в Баварию в 1646

году и за полгода опустошали этот край, остававшийся до того относительно

нетронутым, потом вошли в Мюнхен, заставив Баварского курфюрста

Максимилиана поклясться, в обмен на некоторые уступки, что отныне он не

станет помогать императору, Ульмский договор, март 1647 год. Тогда Мазарини

совершил ловкий маневр, он хотел пощадить императора, чувствуя, что мир

близок, и послал Тюренна в испанские Нидерланды.

Бывшие веймарцы под командованием Тюренна, желали сражаться только на

территории Германии, они остановились близ Саверна, отказываясь двигаться

дальше, и начали разбредаться. Хорошо осведомленный Мазарини, понял,

генерала следует послать на восток, Максимилиан, возобновил там военные

действия. В сентябре 1647 года французы и шведы отправились в путь, заняли

и разграбили Баварию, разгромив Максимилиана при Цусмаркхаузене (в мае 1648

года). Окончательная победа привела к скорому заключению мира, о чем не

знал ни один из генералов, так как находились слишком далеко от дипломатов.

Они двинулись к Вене, вынуждены были остановиться, поскольку не

доставлялись ни провиант, ни боеприпасы. Отступили, чтобы раздобыть

продовольствие в Швабии. Устремились к Праге, осажденной шведом немецкого

происхождения Кенигсмарком. Генералы Врангель и Тюренн предполагали затем

двинуть войска на Вену, но их уведомили, что Вестфальский мир уже подписан

(в октябре).

Все эти маневры дали Франции большую часть Эльзаса, где процветали

феодальные нравы и почти маниакальное пристрастие к изощренным судебным

разбирательствам. Союзниками Мазарини стали некоторые князья империи, в

основном из Рейнской области.

Мазарини, всегда считал главным врагом Испанию с ее огромными

владениями, разбросанными по всему земному шару. Однако, несмотря на победу

при Рокруа, все складывалось непросто.

В Каталонии, оккупированной Францией, дела шли плохо. Каталонцы

увидели, что французская оккупация так же жестока, как кастильская: вице-

королевство, во главе с Конде и братом Мазарини, представлявшими короля

Франции, герцога Барселонского оказалось малоэффективным, ситуация зашла в

тупик.

Оставались большие северные равнины между Мезой и Соммой, вечное поле

битвы. В 1646 году здесь появился герцог Орлеанский. Герцог

Энгиеннский помог ему взять Кортрейк и Мардик (в августе), после чего Мсье

вернулся в Париж с победой. В октябре герцог Энгиеннский провел решающее

сражение и взял Дюнкерк, прекрасный порт и очень опасное гнездо корсаров.

Голландцам не понравился героизм герцога: они сочли, что французы слишком

близко подошли к их морским провинциям, что явилось одной из причин

заключения год и три месяца спустя (в январе 1648 года) сепаратного мира с

Испанией. Испанцы, признали независимость, давно существовавшую, и даже

отдали полосу земли к югу от Мезы. Заключение мира имело тяжелые

последствия для французов: большая часть испанской армии на севере

высвободилась и готова была устремиться к Парижу.

Испанцы под командованием брата императора эрцгерцога Леопольда

захватили Ланс. Конде, сделал вид, что отступает, и враги покинули

захваченный город: Конде этого и хотел. Используя свою обычную

стремительную тактику, Конде заставил их отступить. Битва произошла 20

августа, в ее честь состоялся молебен в соборе Парижской Богоматери. Именно

эта победа стала преддверьем Фронды. Несколько дней спустя, был заключен

мир с Империей, но произошло это в атмосфере враждебности.

Но Мазарини, лучше других знал, что средиземноморская держава Испания

отхватила добрые куски итальянской территории, и он, возможно, сумеет

потеснить ее с этой стороны, одновременно побеспокоив Папу, — они не любили

друг друга. Неприязнь зародилась на конклаве, в 1644 году: Мазарини хотел,

чтобы новый Папа был чуточку меньшим испанофилом, чем Урбан VIII, но его

кандидат и личный друг Саккетти не прошел. Папой избрали некоего Памфили,

настроенного по отношению к Испании еще более благосклонно, врага

Франции.[4] В маленьких государствах, граничивших с Миланским герцогством и

папским государством, начались сложные интриги. Мазарини предложил проект:

прервать или хотя бы помешать связям Испании с Италией, ударить в слабое

место, заняв порты Испании на тосканском побережье и южнее, в Неаполе.

В первый раз, весной 1646 года, в атмосфере эйфории сухопутных побед,

была организована первая экспедиция во главе с герцогом де Брезе,

родственником Ришелье, высадившаяся в Орбетелло, на тосканском побережье.

Герцог де Брезе погиб в морском бою, а принц погрузился с выжившими на

корабли. Вторая экспедиция, лучше подготовленная и ведомая более опытными

командирами (маршалами дю Плесси-Праленом и де Ламейере), прибыла к острову

Эльба, высадила там и в Пьомбино лучшие части. В октябре форт Пьомбино и

столица острова Эльба капитулировали, позволив французам затруднить на

какое-то время передвижение испанских галер между Генуей и Неаполем.

В Неаполе, в июле 1647 года, начался серьезный мятеж. Испанский вице-

король заперся в практически неприступной крепости Шато-Неф. Неаполитанцы

отправились в Рим, где в то время находился пятый герцог де Гиз. Он

происходил из Анжуйского дома, правившего в Неаполе и Сицилии. Пятый герцог

де Гиз был, смел, желая угодить своей любовнице, фрейлине Анне Австрийской,

предупредил Мазарини о просьбе неаполитанцев, прорвался мимо испанских

кораблей, причалил и был встречен приветствиями подданных-республиканцев,

провозгласивших его своим вождем. Герцог не оправдал надежд, бунтовщики

устали, и в этот момент решительные и очень сильные испанцы покинули

крепость, вернули свои земли, схватили герцога Гиза и отправили его в

Испанию с почетным караулом, достойным принца крови.

В этом деле огромную роль сыграл Мазарини. В начале декабря он

отправил несколько французских кораблей курсировать у берегов Неаполя, с

приказом привезти герцога. Мазарини, готовившему подписание мира, не

нужны были новые осложнения.

Итальянская политика Мазарини была не слишком успешной. Она разозлила

Папу и задержала несколько испанских судов и полков вдали от главных полей

сражений. Но, задерживались и французские корабли.

Но не итальянские дела были главными: важнейшее значение в тот момент

имели дипломатические маневры, они начались давно и шли параллельно с

военными действиями.[5]

Стоило начаться конфликту, как немедленно завязывались тайные

дипломатические контакты: свои услуги предлагали посредники. Папа Урбан

VIII вступил на самом раннем этапе, выступая за необходимость союза всех

христиан и новый крестовый поход (турки в тот момент обосновались вблизи

венецианских и австрийских земель). С 1641 года Людовик XIII и император

вместе вынашивали идею организации двух параллельных конгрессов в двух

соседних городах Вестфалии: Оснабрюке, где должны были проходить переговоры

со шведами-лютеранами (при посредничестве датского короля, что, в

результате, не получилось из-за внутрискандинавских противоречий) и

Мюнстере, куда собирались приехать для переговоров католики, здесь

предполагалось посредничество Папы и Венеции. Четыре главных державы должны

были вести переговоры от своего имени и от лица своих союзников.

Предложения должны были подаваться в письменном виде, тексты собирались

пересылать из города в город со специальными курьерами. Открытие конгресса,

предусмотренное на март 1642 года, было перенесено на апрель, а потом на

декабрь 1644 года. 4 декабря месса и пышная процессия ознаменовали открытие

переговоров.

Переговоры шли более трех лет. На Вестфальском конгрессе французскую

сторону представляли три дипломата: д’Аво, Сервьен и Лионн.[6] Мазарини

выбрал двух талантливых людей — графа д'Аво и основательного судейского

чиновника Сервьена; первый презирал второго, они ссорились из-за того, кто

первый поставит подпись на депешах, отсылаемых ко двору, но при всем том

умно и тонко исполняли сложные и все время менявшиеся указания Парижа.

Конгресс работал так много и так медленно, потому что все европейские

проблемы (за исключением английских) подлежали обсуждению, и главное каждый

участник следил за изменениями военной ситуации на разных фронтах, влиявших

на переговоры и на последующее принятие трудных решений.

Первое решение, было принято в январе 1648 года: речь шла о

независимости Соединенных Провинций, признанной Испанией, которая

освободилась, таким образом, от одного из противников, возможно, самого

непримиримого и упорного, и покинула Вестфальский конгресс с крупной

дипломатической победой. Роль Мазарини, в этом деле, была незначительной.

В конце 1645 года, добившись прочных военных успехов, французские

армии оккупировали две трети территории Каталонии и около трети испанских

Нидерландов. Стремясь надежно прикрыть Париж с севера, Мазарини тайно

предложил Испании мир при условии, что Франция отдаст Каталонию и получит

Нидерланды, подкрепив предложение обещанием брачного союза семилетнего

короля с инфантой. Несмотря на недовольство Сервьена и д'Аво, в Мадриде и

Мюнстере, в обстановке крайней секретности, начали зондировать

почву. Главный испанский переговорщик Пенаранда предупредил своего

голландского коллегу Паува. Тот уведомил Гаагу, и проект был заблокирован.

Испанцы тогда не потеряли еще ни Каталонию, ни католические Нидерланды, но

богатые голландские купцы, правившие страной, устали от долгой войны, так

как она съедала слишком много денег, а генералы-аристократы не хотели

получить в соседи могущественное католическое королевство Франция.

Подобная неосторожность и серьезный провал Мазарини не прибавили ему

популярности. Мазарини ставили в упрек тот факт, что он не сумел довести до

заключения мира переговоры с католической Испанией.

Существовало два текста договора о Вестфальском мире на латинском

языке, подписанных в один и тот же день, 24 октября 1648 года. Один договор

был подписан в Мюнстере, другой в Оснабрюке он касался Швеции, и был

связан с присоединением Эльзаса к французскому королевству.

Договор окончательно и де-юре признавал за королем Франции право

полного владения тремя епископствами (в действительности, занятыми столетие

назад) — Мецем, Тулем и Верденом, а также частью богатых угодий. Но главную

проблему, лотарингскую, решили отложить: Лотарингия переставала зависеть от

Империи, французские войска оккупировали большую часть ее территории, в том

числе стратегически важные пункты, продолжали контролировать главную дорогу

с востока на запад. В самом незаметном месте договора, признавалась

оккупация Пиньероля.

Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании,

Бременское епископство. Союзник Франции получил единовременно хорошую

компенсацию.

Главная часть договора была посвящена урегулированию политического

устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для

Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание

императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой для

себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С

одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их

положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С

другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко

больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой

из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего

рода духовным лидером, феодалом, владевшим, тем не менее, самыми

обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной

жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его

оккупировали турки).

Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, как и первый заключенный

мир, было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного

короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие —

конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. В общем, кого-то

целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.[7]

1.3. Мазарини и Фронда.

Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до

неё и не прекращавшихся вместе с ней.[8]

Надо было оплачивать войну, помогать союзникам, расходы превышали 120

миллионов ливров. В 1647 году расходы достигли 143 миллионов. В 1645 году

правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров

(на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238

займов, гарантировавших не менее 102 миллионов. И все же в 1647 году

банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства.

Мазарини сократил проценты (с 15% до 5%), выплачивавшиеся сторонникам

реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно.

Главное событие произошло 18 июля 1648 года. В тот день совет в составе

шести министров и королевы решил аннулировать все займы, договоры,

вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы,

предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы. Иначе

говоря, свершилось открытое банкротство, что на время, решало все

финансовые проблемы, а этого и добивался Мазарини. Было объявлено, что

проценты по аннулированным займам будут выплачены позже. Надо сказать, что

приблизительно две трети парламентариев и членов других судов были еще и

финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов. И

королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они

немедленно ощутили.

Тогда же испанская армия, освободившаяся от врагов на севере, вновь

попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда

Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, затеяли тяжбу с откупщиками, с

которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения

финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку,

воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным

благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны

были служить в среду, 26 августа.

Анна Австрийская уехала из Парижа 13 сентября с частью двора и совета,

чтобы побыть на свежем воздухе и обдумать месть парламенту. 20-го к ним

присоединился Конде со своими солдатами. 24 сентября пришлось переехать в

Сен-Жермен. 22 сентября официальная делегация представителей парламента во

главе с Виолем и двумя Потье (Бланменилем и Новионом) прибыла в Рюэль и

потребовала освобождения бывшего министра Шавиньи (сидевшего в тюрьме в

Венсенне), возвращения из ссылки де Шатонёфа, другого бывшего министра, а

также де Гула, близких друзей Мсье. Королева отказала по всем пунктам, тем

более что послы дурно высказывались о Мазарини.

Два месяца высшие суды опасались неизбежных финансовых мер, которые

могли принять министры и даже военные, потом попробовали атаковать

некоторых крупных финансистов, но, не договорившись между собой, не сумели

помешать королю взять деньги в долг под 10%.

Тогда же появились немногочисленные памфлеты, открыто нападавшие на

Мазарини. Нельзя сказать, что Мазарини был совершенно равнодушен к тому,

что писали парижские памфлетисты[9]. Мазарини нисколько не беспокоился,

хотя отчетливо понимал: враги смелеют, а трудности не убывают. Но главными

своими врагами первый министр считал отнюдь не простонародье или буржуа,

поэтому всё же его не очень заботило, что думали и говорили эти люди. Что

бы ни происходило, он всегда выискивал тайные козни вельмож и

государственных сановников.[10]

Королева и кардинал были потрясены новостями, пришедшими из Англии, о

суде над королем Карлом I Стюартом, о «чистке» парламента и о реальной

возможности создания «народного» государства. Опасаясь за участь зятя Анны

Австрийской (королева Англии нашла приют в Лувре), обеспокоенные дурным

примером, поданным английским парламентом, Ночью, в праздник Королей,

королевская семья, министр, несколько верных друзей, слуг и солдат тайно

уезжают в Сен-Жермен, где их никто не ждал.

Это означало разрыв с Парижем, с тем, что называли Фрондой.

Уехать из Парижа под защитой Конде означало для Мазарини и королевской

семьи разорвать отношения с парламентом и Парижем и продемонстрировать

желание отомстить обоим. Замысел был следующим: заставить подчиняться

обоих, используя тактику блокады, мешая снабжению парижан по суше и воде. В

целом, задуманное почти удалось.

В течение почти трех месяцев Париж жил интригами, волнениями, ссорами

и насилием.

В парламенте впервые раздались открытые выступления против Мазарини.

Вспомнили о постановлении 1617г., запрещавшем иностранцам занимать во

Франции пост министра.[11] В парламенте, выкрики подстрекателей поначалу

заглушали голоса благоразумных депутатов. Кардинала объявили возмутителем

общественного спокойствия, врагом короля и его государства, ему давали

неделю на то, чтобы он покинул королевство, в противном случае «всем

подданным короля приказывалось преследовать его», то есть арестовать либо

убить. Это постановление стало известно в Сен-Жермене, и королева приняла

решение: перевести все четыре Высших суда в Мант, Монтаржи и в другие

места.

Все это никак не затрагивало временных хозяев Парижа: Гонди, бунтующих

парламентариев и дворян-фрондеров. Существовала «третья» партия — партия

«примирения», имевшая отношения с Сен-Жерменом, то есть с Мазарини.

Ни юридические аргументы, ни какие бы то ни было претензии

противников, ни оскорбления в печати не могли всерьез встревожить

кардинала, уверенного, что первопричина заключается в неэффективности одних

и страхе и продажности других. Мазарини занимался в основном внешней

политикой. Его внимание было приковано к Европе.

Беспокойство на северо-востоке королевства причиняли двое братьев

Латур д'Овернь Буйон и Тюренн. Первый не смог смириться с недавней

передачей Франции Седана, его города и княжества, причем без компенсации —

титула князя. Он с первых дней присоединился к эскадрону генералов Фронды

под теоретическим командованием Конти. Тюренн, командовавший очень сильной

германской армией, колебался, принимая решение о присоединении к брату,

хотя к этому его подталкивали честолюбие, (он желал командовать в Эльзасе).

Тюренн собирался присоединиться со своей армией к фрондерам.

Предупрежденный об этом, Мазарини отреагировал очень быстро: он знал цену

Тюренну и сумел уже 16 января подкупить Эрлаха, командовавшего

вспомогательными немецкими частями. После двадцати встреч с гугенотом

Рювиньи, сторонником Мазарини, и банкиром-снабженцем немецкого

происхождения Гервартом, Тюренн решает предать в начале марта, хотя большая

часть войск покидает его. И все-таки Мазарини отвел опасность: его ловкость

и деньги соблазнили армию Германии.

Существовала одна сильная армия — испанская, расквартированная в

Нидерландах. Руководители Фронды не видели ничего плохого в том, чтобы

попытаться завоевать ее расположение. 19 февраля, в день, когда казнили

Карла I: парламент, посмевший 12 февраля, под надуманным предлогом,

запретить войти в зал герольду королевы, решил принять специального

посланника эрцгерцога Леопольда-Вильгельма (побежденного в Лансе и

правившего в Нидерландах), несмотря на резкий протест президента Моле и

некоторых парламентариев. Подобный тайный сговор многим показался

неприемлемым. Мазарини никак не мог согласиться с подобными маневрами,

организованными Гонди, Брусселем, их ближайшим окружением и аристократами-

фрондерами. Благоразумные парламентарии, заседавшие в «центре» парламента,

думали практически так же, что ускоряло ведение переговоров, которые все

это время не прекращались.

Другое событие, в конце концов, заставило «благоразумных» принять

решение: казнь, по приказу фанатиков-протестантов, короля Англии Карла I,

дяди Людовика.

Казнь Карла I ошеломила Париж и даже фрондеров. Казнь ужаснула

большинство французских парламентариев и Сен-Жермен, что дало противникам

Фронды серьезные аргументы. Мазарини еще нагляднее объяснил регентше, на

что может осмелиться парламент против своего монарха.

Кардинал, хорошо знал Европу, повсюду имел информаторов и шпионов, и

давно понял, что представляет собой гражданская война в Англии, поражение

короля при Нейсби, «продажа» его парламенту шотландцами и окончательная

победа армии Кромвеля над тем, что осталось от парламента в декабре 1648

года. Казнь 9 февраля, предоставила Мазарини некоторую свободу действий и

веские аргументы против тех, кто замыслил бы нанести урон монархии.

Самые благоразумные из парламентариев, и те, кто родственными

отношениями или деньгами был связан с финансистами, которых фрондеры

преследовали, грабили и сажали в тюрьму, в открытую начали переговоры с Сен-

Жерменом.

Если не состоявшаяся измена Тюренна давала преимущество Мазарини,

(получил обратно основную часть его войска, немецкую), то прибытие под

Суассон в середине марта эрцгерцога в сопровождении фрондера Нуармутье

подарило надежду парижским переговорщикам. Кроме того, Гонди и Конти,

начали распускать слухи, о прибытии войск из Нормандии и даже с запада, на

помощь Фронде. Но 22 марта стало известно, что войска Дюплесси-Пралена,

поддерживаемые наемниками Эрлаха, быстро теснят испанцев к Нидерландам.

Несмотря на крайние меры коадъютора и Конти, все время надеявшихся на

помощь испанцев, следовало как-то завершать историю. Мир, намеченный в

Рюэле, был заключен 1 апреля в Сен-Жермене и мало-помалу становился

свершившимся фактом.

Высокородных бунтовщиков вознаградили за то, что они соизволили

покориться. Они стали губернаторами провинций или получили огромное

количество золота и серебра. Конти, помимо денежного вознаграждения,

получил право заседать в Высшем совете, что было большой честью, но

продлилось недолго. По возвращении Мазарини пообещал никогда больше не

беспокоить парламент, привлек нескольких новых лиц к участию в финансовых

делах, поклялся, что король не возьмет в долг больше 12 миллионов до конца

1650 года, — это обещание, кардинал не собирался, да и не мог сдержать. В

марте 1649 года в результате предательства верхушки Фронды парижское

восстание было подавлено.[12] 18 августа 1649 года король и двор вернулись

в Париж. Наступало спокойствие. Оно продлилось несколько месяцев.

Начался второй период Фронды, называемый «Фрондой принцев» (16550-

1653).[13] «Фронда принцев» началась после того, как 18 января 1650 г. по

распоряжению королевы были заключены в тюрьму принц Конде, его брат принц

Конти и зять герцог Лонгвиль.[14] Жену, мать и сестру Конде попросили

покинуть Париж. Друзья Конде — Буйон и его брат Тюренн — прочно укрепились.

Брэзе, тесть принца, укрепился в своей мощной крепости в Сомюре. А испанцы

по-прежнему находились на северной границе и в Каталонии, другая ее часть

была занята французами, руководимыми Маршеном из Льежа, Ситуация в

королевстве была неопределенной, шаткой, Мазарини приходилось опасаться и

интриг объединившихся эксфрондеров, и гнева народа.

Кардинал решил действовать через провинции. Поездки заняли большую

часть 1650 года. Кардинал появлялся в Нормандии, Бургундии, Гиени, на полях

сражений. Четыре месяца из двенадцати двор провёл в Париже.

Поездки по Нормандии длились три недели. Экспедиция оказалась легкой.

Атмосферой мира и изобилия воспользовались, чтобы обложить налогом в 300

000 ливров три округа (Руан, Кайен, Алансон), и парламент одобрил этот акт.

На востоке находились последние части Тюренна и испанцы. Королевским

войскам удалось отвоевать у них несколько небольших, но хорошо укрепленных

городов, хранивших верность Конде. Риск нашествия с севера и северо-востока

был на время устранен.

Не считая Бордо и его окрестностей, общая ситуация прояснилась.

Бургундия легко присоединилась к «сторонникам короля». Возвратившиеся из

Нормандии Мазарини и двор, оставались в Париже всего две недели, после чего

министр уехал. В самом начале марта экипажи спокойно двигались в

направлении Бургундии. Всем очень нравилось в Бургундии, и отъезд назначили

только на 2 мая: пребывание здесь длилось два месяца, месяц был проведен в

Париже, затем последовала длительная поездка по Аквитании.

В марте королева осуществила перестановки, которые еще больше

отстраняли от дела сторонников Конде, уже потерявших управление

провинциями.

За всеми этими действиями стоял Мазарини. Он пообещал Гонди богатое

нормандское аббатство Бек, потом изменил решение, предложив Гонди Урскан,

не такое богатое аббатство; Гонди отказался (в марте). Кардинал пообещал

герцогу Нуармутье, другому фрондеру, управление Аррасом с соответствующими

доходами, но передумал и попросил подождать до конца войны.

Герцог Вандомский и его сын Бофор потребовали себе прибыльное

Адмиралтейство с правом передавать должность по наследству. Требование

удовлетворили, и отец и сын принесли клятву верности 1 июня. День спустя

двор покинул Париж, пока Мазарини наблюдал за северным фронтом, который

держался очень стойко. После недолгого, на пять дней, возвращения в Париж

все отправились в длительную поездку на северо-запад и в Гиень, откуда

приходили дурные новости. В Париже тем временем политико-фрондерский котел

кипел все опаснее. Создается впечатление, что все эти месяцы 1650 года

Мазарини главным образом старался выиграть время.[15]

Парламент Бордо и губернатор Эпернон занимали непримиримую позицию,

атмосфера в городе накалялась. Новым фактором стала настоящая фрондерская

армия — дворяне и несколько тысяч крестьян, собранная вокруг замка Тюренна

с помощью принцессы Конде, Буйона, Латремуйя, Ларошфуко и Ленэ. Войска же

губернатора (которые Мазарини собирался осторожно отозвать) находились близ

Кадияка и вскоре получили поддержку маршала де Ламейерэ, командовавшего

несколькими верными полками. Важные персоны, в том числе многие

парламентарии, заняли выжидательную позицию, а народ поддержал принцев и

фрондеров: общество разделилось.

Эпернон отреагировал мгновенно, приведя свои войска к Медоку. По

дороге королева приказала разрушить замок Ларошфуко близ Вертея, добилась

подчинения областей в Пуату и Ангумуа, где наблюдались небольшие волнения,

взяла Либурн и остановилась в Бурке на Жиронде. После жестокого натиска

Ламейерэ на войска Буйона начались переговоры, Гастон выступил в роли

посредника между двором и восставшими. Переговоры завершились к 1 октября:

мятежников амнистировали, Эпернону приказали отвести войска, а принцессу,

ее друзей, сторонников Конде и испанцев попросили покинуть Бордо, после

чего 5 октября король въехал в спокойный Бордо.

На какое-то время дела в Гиени пришли в норму. Мазарини мог заняться

другими, очень сложными делами. Отбывший 15 октября кортеж королевы

вернулся в Пале-Рояль месяц спустя. Мазарини, выезжавший на поля сражений,

приехал в Париж лишь 31 декабря.

Во время долгих поездок по провинциям власть в Париже представляли

герцог Орлеанский министр Летелье, но они не пользовались достаточным

авторитетом, чтобы сдерживать чужие амбиции и держать под контролем сделки

с далеко идущими последствиями. Парламент снова бунтовал, многие

парламентарии поддерживали посаженных в тюрьму принцев, требуя, чтобы те

предстали перед судом парламента, если действительно виновны. Число

сторонников арестантов, выросло, как только к ним снова присоединился

сильный союзник. Гонди, сначала позволивший арестовать принцев, разозлился,

не получив кардинальскую шапочку. Он принялся обрабатывать своих обычных

союзников — кюре, простолюдинов, дам и Гастона, занимавшего неопределенную

позицию. Так складывался парижский антимазариниевский союз, получивший двух

новых союзников.

Фрондеров поддержало мелкое и среднее провинциальное дворянство,

питавшее смутную надежду на Генеральные штаты. Раз в пять лет, собралась

ассамблея духовенства, чтобы поговорить о вере и главное, о деньгах.

Прелаты не любили Мазарини, хотя именно он распоряжался «списком бенефиций»

(назначений). Ассамблея протестовала против грубого и порой жестокого

обращения Эпернона с епископами Гиени, и трижды отказала министру в

субсидиях на войну с католическим королем Испании. Она потребовала

освобождения Конти, заявив, что тот является носителем духовного звания. В

середине августа королева приказала ассамблее переехать в Сент, где

находился двор, но она не подчинилась. Церковь была на стороне принцев.

Прекрасно информированный, Мазарини долго колебался, прежде чем

принять решение о возвращении в Париж. Возвратившись в Париж, кардинал

Мазарини помышлял об одном - как поссорить между собой фрондёров[16]. Он

намеревался поехать в Лангедок, потом в Прованс, где отстраненный от

должности Алэ держался, сражаясь с парламентом, Эксом и Марселем. Мсье

отговорил Мазарини от бесполезной поездки. Кардинал чувствовал реальную

угрозу для себя, однако в декабре ему удалось одержать победу в Ретеле: это

был большой военный успех, одержанный над Тюренном и его временными

союзниками-испанцами, и достигли его благодаря соединению королевских войск

с частями Дюплесси-Пралена, вернувшимися из Гиени. Этот успех

контрастировал с летними неудачами Мсье: в августе армия испанцев и части

сторонников Конде подошли к Парижу. Гастон Орлеанский перевел принцев из

Версаля в Маркусси (прежде чем отправить их в Гавр) и попытался найти людей

и деньги в Париже. После нескольких раундов переговоров, враг, оставшийся

без снабжения, далеко от своих баз, ушел на север.

Победа Мазарини в Ретеле напугала его противников, в том числе Гонди,

королева немедленно заказала благодарственный молебен. Тюренн, оставленный

войсками, серьезно задумался о своей судьбе и решил исполнить свой долг.

Тайно вернувшись в Париж в начале мая, он вскоре отдал себя на милость

королевы, что было большой удачей и для нее, и для юного короля.

Парламент, потребовал от королевы провести расследование против

принцев, но натолкнулся на отказ. 1 февраля Гонди и Гастон заверили

парламент в своей поддержке. Выходя из Высшего совета, Гастон, поссорился с

Мазарини, и дал понять королеве, что не вернется, пока там будет заседать

кардинал.

В Париже усилились антимазаринистские настроения; в кардинале

стали видеть главного виновника гражданской войны, популярность заключённых

принцев возросла. Мазарини оказался в политической изоляции.[17] 4 февраля

парламент потребовал, чтобы королева подписала указы об освобождении

принцев и удалении кардинала. При поддержке Гастона, парламент распорядился

помешать королевской семье покинуть Париж, приказав блокировать Пале-Рояль,

а маршалам Франции повиноваться только герцогу Орлеанскому.

Всеми покинутый, Мазарини быстро подготовился к отъезду. В ночь с 6-го

на 7-е кардинал, отправился в Сен-Жермен. Коадъютор и Гастон приказали

закрыть все городские ворота, мобилизовали ратушу и буржуазную милицию и

принудили парламент вновь издать указ, предписывающий Мазарини покинуть

Францию в двухнедельный срок, а если он этого не сделает, объявить о

«преследовании».

По просьбе объединившихся фрондеров 11 февраля королева согласилась,

чтобы несколько дворян, в том числе Ларошфуко и президент Виоль (ярый

противник Мазарини), поскакали в Гавр для освобождения принцев. Но

кардинал, хорошо осведомленный, ждал своего часа. Он узнал новость в

Лильбонне и первым прибыл в Гавр освободить заключённых.

Трое освобожденных встретили по дороге в Париж, небольшой отряд

фрондеров, прибывший с опозданием. В ночь на 7 февраля 1651 г. Мазарини

бежал из Парижа.[18] Когда Мазарини уехал, королева с детьми осталась

пленницей в Пале-Рояле. Казалось, что благородные сеньоры, достойные

парламентарии, добропорядочные буржуа и мудрые священники, поддержанные

«простым народом», сумеют вместе претворить в жизнь дело, восстановят

королевство в его былом великолепии, благословляемые королем. Мазарини был

в ссылке, которой нельзя было избежать, но точно знал, что ничего подобного

не случится, союзники вскоре перессорятся, а потом передерутся, а он

приложит к этому руку.

По пути к Рейну, как и во время пребывания в Брюле, Мазарини

осуществлял все сношения через верных посланников. Парижские

корреспонденты, кроме королевы и надежных министров Летелье, Лионна,

Сервьена, были давними деловыми партнерами Мазарини или его новыми

сторонниками. К последним принадлежал один из близких Летелье людей,

занимавшийся домашними и крупными финансовыми делами одновременно: Жан-

Батист Кольбер. В письмах делам уделялось столько же внимания, сколько

политике, однако преобладали детали, а генеральная линия оставалась

неясной. Ничто не решалось легко, сношения осуществлялись слишком медленно.

Королева находилась в центре всех интриг, ей неизбежно приходилось

принимать решения, причем зачастую незамедлительно, но она точно знала —

необходимо хитрить и поощрять противоречия между группировками фрондеров.

Запоздавшие новости, которые Мазарини получал из Парижа, были

недостаточно достоверными, отражая смутную и неустойчивую ситуацию,

которая, развивалась в нужном кардиналу направлении распада фрондерских

группировок.

7 сентября было провозглашено и отпраздновано совершеннолетие

четырнадцатого по счету короля Людовика, на девятый год его правления и в

последний год регентства. Совершеннолетие было провозглашено в парламенте,

король произнес речь, присутствующие, в том числе королева, преклонили

колени и поклялись в верности своему королю, потом был отслужен

торжественный молебен. Глубинный смысл заключался в окончании срока

регентства и наместничества герцога Орлеанского на посту главнокомандующего

королевской армией, распускался и Регентский совет. Настоящий Королевский

совет обрел былое могущество, с настоящими государственными советниками

короля в его «личном совете», со своим отделением докладчиков в

Государственном совете. Теперь король должен был подписывать главные

документы и назначать новых министров.

Начало церемонии было отмечено скандалом: королю передали письмо

Конде, пытающегося оправдать свое отсутствие. Людовик навсегда запомнил

этот проступок, граничащий с «оскорблением Его Величества. После назначения

министрами троих людей, которых он ненавидел, Конде отправился с

соратниками на юг, чтобы совершить открытое предательство, вступить в

переговоры с Испанией.

Эти события, обозначали поворот и усиливали позиции Мазарини.

В начале октября королева потребовала, чтобы Мазарини вернулся.

Мазарини ждал этого, но понимал, что его возвращение способно объединить

разрозненные группы фрондеров: прежних, новых, парламентских, буржуазных,

Страницы: 1, 2, 3