Кутузов - стратег и дипломат

Кутузов - стратег и дипломат

невозможности приравнивать ополченцев к регулярным войскам. Но все-таки ни

главнокомандующий, ни Дохтуров, ни Коновницын вовсе не снимали со счетов

это наспех собранное ополчение. Под Бородином, под Малоярославцем, под

Красным в течение всего контрнаступления, поскольку, по крайней мере, речь

идет о личном мужестве, самоотвержении, выносливости, ополченцы старались

не уступать регулярным войскам.

Русских ополченцев 12-го года успел оценить и враг. После

кровопролитнейших боев у Малоярославца, указывая угрюмо молчавшему

Наполеону на устланное телами французских гренадеров поле битвы, маршал

Бессьер убедил Наполеона в полной невозможности атаковать Кутузова на

занятой им позиции: «И против каких врагов мы сражаемся? Разве вы не

видели, государь, вчерашнего поля битвы? Разве не заметили, с какой яростью

русские рекруты, еле вооруженные, едва одетые, шли там на смерть?» А в

обороне Малоярославца именно ополченцы играли значительную роль. Маршал

Бессьер был убит в боях 1813 г.

Война 1812 г. не походила ни на одну из тех войн, которые до тех пор

приходилось вести русскому народу с начала XVIII столетия Даже во время

похода Карла XII сознание опасности для России не было и не могло быть

таким острым и широко распространенным во всех слоях народа, как в 1812г.

Прежде чем говорить о контрнаступлении Кутузова, стоит отметить тот

любопытный, небывалый до тех пор факт, что еще до Бородина, когда громадные

силы неприятеля неудержимым потоком шли к Шевардину, русские предпринимали

одно за другим удачные нападения на отбившиеся отряды французов, истребляли

фуражиров и, что самое удивительное, умудрялись в эти дни общего

отступления русской армии брать пленных.

За четыре дня до Бородина, в Гжатске, Наполеон оставил непререкаемое

документальное свидетельство, что он жестоко встревожен этими постоянными

нападениями. Вот что приказал он разослать по армии своему начальнику

штаба, маршалу Бертье: «Напишите генералам, командующим корпусами

армии, что мы ежедневно теряем много людей вследствие недостаточного

порядка в способе добывания провианта. Необходимо, чтобы они согласовали с

начальниками разных частей меры, которые нужно принять, чтобы положить

предел положению вещей, угрожающему армии гибелью. Число пленных, которых

забирает неприятель, простирается до нескольких сотен ежедневно; нужно под

страхом самых суровых наказаний запретить солдатам удаляться». Наполеон

приказал, отправляя людей на фуражировку, «давать им достаточную охрану

против казаков и крестьян».[11]

Уже эти действия арьергарда Коновницына, откуда и выходили в тот

момент партии смельчаков, приводивших в смущение Наполеона, показывали

Кутузову, что с такой армией можно надеяться на успех в самых трудных

положениях. Кутузов не сомневался, что предстоящее сражение будет стоить

французской армии почти стольких же потерь, сколько и русской. На самом

деле после сражения оказалось, что французы потеряли гораздо больше. Тем не

менее решение Кутузова осталось непоколебимым, и нового сражения перед

Москвой он не дал.

Как можем мы теперь с полной уверенностью определять основные цели

Кутузова? До войны 1812 г., в тех войнах, в которых Кутузову приходилось

брать на себя роль и ответственность главнокомандующего, он решительно

никогда не ставил перед собой слишком широких конечных целей. В 1805 г.

никогда не говорил о разгроме Наполеона, о вторжении во Францию, о взятии

Парижа — т. е. о всем том, о чем мечтали легкомысленные царедворцы в ставке

императоров Александра I и Франца I. Или, например, в 1811 г. он вовсе не

собирался брать Константинополь. Но теперь, в 1812 г., положение было иным.

Основная цель повелительно ставилась всеми условиями войны: закончить войну

истреблением армии агрессора. Трагизм всех губительных для французов ошибок

и просчетов Наполеона заключался в том, что он не понял, до какой степени

полное уничтожение его полчищ является для Кутузова не максимальной, а

минимальной программой и что все грандиозное здание всеевропейского

владычества Наполеона, основанное на доенном деспотизме и державшееся

военной диктатурой, заколеблется после гибели его армии в России. И уже

тогда может стать исполнимой в более или менее близком будущем и другая

(«максимальная») программа: именно уничтожение его колоссальной хищнической

империи.

В значительной степени не только непосредственный, но и конечный

стратегический успех замышленного удара, который Кутузов хотел перед

Бородином нанести Наполеону на путях движения французской армии к Москве,

зависел от правильного разрешения проблемы: кому раньше удастся восполнить

те серьезные потери, которые, безусловно, обе армии понесут в предстоящем

генеральном сражении? Успеют ли прибыть к Наполеону подкрепления из его

тылов раньше, чем у Кутузова после неизбежного страшного побоища снова

будет в распоряжении такая вооруженная сила, как та, которая встретила его

радостными кликами в Цареве-Займище? Кутузов при решении этой жизненно

важной задачи обнаружил в данном случае гораздо больший дар предвидения,

чем его противник. Обе армии вышли из Бородинского боя ослабленными; но не

только не одинаковы, а совершенно различны были их ближайшие судьбы:

несмотря на подошедшее к Наполеону крупное подкрепление, пребывание в

Москве с каждым днем продолжало ослаблять армию Наполеона, а в эти же

решающие недели кипучая организаторская работа в Тарутинском лагере с

каждым днем восстанавливала и умножала силы Кутузова. Мало того, во

французской армии смотрели и не могли не смотреть на занятие Москвы как на

прямое доказательство, что война приходит к концу и спасительный мир совсем

близок, так что каждый день в Москве приносил постепенно усиливавшиеся

беспокойство и разочарование. А в кутузовском лагере царила полная

уверенность, что война еще только начинается и что худшее осталось позади.

Стратегические последствия русской бородинской победы сказались прежде

всего в том, что наступление врага на Россию стало выдыхаться и

остановилось без надежды на возобновление, потому что Тарутино и

Малоярославец были прямым и неизбежным последствием Бородина Твердое

сохранение русских позиций к концу боевого дня было зловещим предвестием

для агрессора. Бородино сделало возможным победоносный переход к

контрнаступлению.

Подготовка к контрнаступлению

Программа нанесения тяжелого удара армии врага, с которой Кутузов, не

высказывая ее в речах, явился в Царево-Займише, начала осуществляться в

первой своей части у Шевардина и под Бородином. Несмотря на то, что уже

кровавое побоище под Прейсиш-Эйлау 8 февраля 1807 г. показало Наполеону,

что русский солдат несравним с солдатом какой бы то ни было другой армии,

шевардинский бой поразил его, когда на вопрос, сколько взято пленных после

длившихся целый день кровопролитных схваток, он получил ответ: «Никаких

пленных нет, русские в плен не сдаются, ваше величество».

А Бородино на другой день после Шевардина затмило все сражения

наполеоновской долгой эпопеи: оно вывело из строя почти половину

французской армии.

Вся диспозиция Кутузова была составлена так, что французы могли

овладеть сначала Багратионовыми флешами, а затем Курганной высотой,

защищавшейся батареей Раевского, лишь иеной совсем неслыханных жертв. Но

дело было не только в том, что к этим основным потерям прибавились еще

новые потери в разных иных пунктах великой битвы; дело было не только в

том, что около 58 тысяч французов остались на поле боя и между ними 47

лучших генералов Наполеона, — дело было в том, что уцелевшие около 80 тысяч

французских солдат совсем уже не походили по духу и настроению на тех, кто

подошел к Бородинскому полю. Уверенность в непобедимости императора

пошатнулась, а ведь эта уверенность до этого дня никогда не покидала

наполеоновскую армию — ни в Египте, ни в Сирии, ни в Италии, ни в Австрии,

ни в Пруссии и нигде вообще. Не только безграничная отвага русских людей,

отразивших 8 штурмов у Багратионовых флешей и несколько подобных же штурмов

у батареи Раевского, изумила видавших виды наполеоновских гренадеров, но

они не могли забыть и постоянно потом вспоминали момент незнакомого им до

того чувства паники, охватившей их, когда внезапно, повинуясь никем не

предвиденному — ни неприятелем, ни даже русским штабом — приказу Кутузова,

Платов с казачьей конницей и Первый кавалерийский корпус Уварова

неудержимым порывом налетели на глубокие тылы Наполеона. Сражение

окончилось, и Наполеон первым отошел от места грандиозного побоища.

Первая цель Кутузова была достигнута: у Наполеона осталось около

половины его армии. В Москву он вошел, имея, по подсчету Вильсона, 82

тысячи человек. Отныне для Кутузова были обеспечены долгие недели, когда,

отойдя в глубь страны, можно было численно усилить кадры, подкормить людей

и лошадей и восполнить бородинские потери. А главный, основной

стратегический успех Кутузова при Бородине и заключался в том, что страшные

потери французов сделали возможным пополнение, снабжение, реорганизацию

русской армии, которую главнокомандующий затем и двинул в грозное,

сокрушившее Наполеона контрнаступление.

Наполеон не потому не напал на Кутузова при отступлении русской армии

от Бородина к Москве, что считал войну уже выигранной и не хотел попусту

терять людей, а потому, что он опасался второго Бородина, так же как

опасался его впоследствии, после сожжения Малоярославца. Действия Наполеона

определяла также уверенность в том, что после занятия Москвы будет близок

мир. Но, повторяем, не следует забывать того, что, можно сказать, на глазах

у Наполеона русская армия, увозя с собой несколько сот уцелевших пушек,

отступала в полнейшем порядке, сохраняя дисциплину и боевую готовность.

Этот факт произвел большое впечатление на маршала Даву и на весь

французский генералитет.

Кутузов мог надеяться, что если бы Наполеон вздумал внезапно напасть

на отступавшую русскую армию, то опять было бы «дело адское», как

фельдмаршал выразился о шевардинском бое в своем письме от 25 августа к

жене, Екатерине Ильиничне.

Наполеон допускал успех французов в возможном новом сражении под

Москвой, очень для него важном и желательном, однако отступил перед риском

предприятия. Это был новый (отнюдь не первый) признак, что французская

армия была уже совсем не та, какой она была, когда Кутузов, идя из Царева-

Займища, остановился около Колоцкого монастыря и заставил Наполеона принять

сражение там и тогда, когда и где это признал выгодным сам Кутузов.

К Наполеону подойдут подкрепления из его тылов раньше, чем у Кутузова

после неизбежного страшного побоища снова будет в распоряжении такая

вооруженная сила, как та, которая встретила его радостными кликами в Цареве-

Займище? Кутузов при решении этой жизненно важной задачи обнаружил в данном

случае гораздо больший дар предвидения, чем его противник. Обе армии вышли

из Бородинского боя ослабленными; но не только не одинаковы, а совершенно

различны были их ближайшие судьбы: несмотря на подошедшее к Наполеону

крупное подкрепление, пребывание в Москве с каждым днем продолжало

ослаблять армию Наполеона, а в эти же решающие недели кипучая

организаторская работа в Тарутинском лагере с каждым днем восстанавливала и

умножала силы Кутузова. Мало того, во французской армии смотрели и не могли

не смотреть на занятие Москвы как на прямое доказательство, что война

приходит к концу и спасительный мир совсем близок, так что каждый день в

Москве приносил постепенно усиливавшиеся беспокойство и разочарование. А в

Кутузовском лагере царила полная уверенность, что война еще только

начинается и что худшее осталось позади. Стратегические последствия русской

бородинской победы сказались прежде всего в том, что наступление врага на

Россию стало выдыхаться и остановилось без надежды на возобновление, потому

что Тарутино и Малоярославец были прямым и неизбежным последствием Бородина

Твердое сохранение русских позиций к концу боевого дня было зловещим

предвестием для агрессора. Бородино сделало возможным победоносный переход

к контрнаступлению.

(13) сентября 1812 г. по приказу Кутузова собрались командующие

крупными частями, генералы русской армии. Кутузов, потерявший в боях глаз,

удивлявший своей храбростью самого Суворова, герой Измаила, мог,

разумеется, презирать гнусные инсинуации своих врагов вроде нечистого на

руку Беннигсена, укорявших, за спиной, конечно, старого главнокомандующего

в недостатке смелости. Но ведь и такие преданные ему люди, как Дохтуров,

Уваров, Коновницын тоже высказывались за решение дать неприятелю новую

битву. Кутузов, конечно, знал, что не только ненавидящий его царь

воспользуется сдачей Москвы, чтобы свалить всю, вину на Кутузова, но что и

многие беззаветно ему верящие. Могут поколебаться. И для того, чтобы

сказать слова, которые он произнес к концу совещания, необходимо было

мужество, гораздо большее, чем стоять Перед неприятельскими пулями и чем

штурмовать Измаил. «Доколе будет существовать армия и находиться в

состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно

довершить войну, «о когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия». До

голосования дело не дошло. Кутузов встал и объявил: «Я приказываю

отступление властью, данною мне государем и отечеством». Он сделал то, что

считал своим священным, долгом. Он приступил к осуществлению второй части

своей Зрело обдуманной программы: к уводу армии от Москвы.

Только те, кто ничего не понимает в натуре этого русского героя, могут

удивляться тому, что Кутузов в ночь на 2 сентября, последнюю ночь перед

оставлением Москвы неприятелю, не спал и обнаруживал признаки тяжелого

волнения и страдания. Адъютанты слышали ночью плач. На военном совете он

сказал: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на

провидение, ибо это спасает армию. Наполеон, как бурный поток, который мы

еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет» 18. В

этих словах он не развил всей своей глубокой, плодотворной, спасительной

мысли о грозном контрнаступлении, которое низринет агрессора с его армией в

пропасть. И хотя он твердо знал, что настоящая война между Россией и

агрессором — такая война, которая логически должна окончиться военным

поражением и политической гибелью Наполеона, — еще только начинается, он,

русский патриот, прекрасно понимая стратегическую, политическую, моральную

необходимость того, что он только что сделал в Филях, мучился и не мог

сразу привыкнуть к мысли о потере Москвы. 2 сентября русская армия прошла

через Москву и стала от нее удаляться в восточном направлении — по

Рязанской (сначала) дороге.

Отступающая русская армия по ночам видела громадное зарево горящей

старой столицы, и Кутузов глядел и глядел на него. У фельдмаршала с гневом

и болью вырывались изредка на этом пути обеты отмщения; его сердце билось в

унисон с сердцем русской армии.

Армия не предвидела, что хоть много ей еще предстоит жесточайших

испытаний, но что настанет, наконец, день 30 марта 1814 г., когда русские

солдаты, подходя к Пантенскому предместью, будут восклицать: «Здравствуй,

батюшка Париж! Как-то заплатишь ты за матушку-Москву?» Глядя на московское

зарево, Кутузов знал, что день расплаты рано или поздно наступит, хотя и не

знал, когда именно, и не знал, доживет ли он до этого дня.

Анализ скудных данных касающихся начальной причины московского пожара,

и посильная оценка их научного веса будут даны в сжатой характеристике

Кутузова, достаточно напомнить, что в оценке непосредственных последствий

московского пожара для французской армии ни малейших сомнений быть не

может. Пожары не усилили, а ослабили неприятеля, когда он стоял в Москве.

Этот факт бесспорен, хотя причислять московский пожар к основным, решающим

моментам борьбы, как это склонны были делать многие впоследствии, нет

оснований.

Начинался новый фазис войны — начало контрнаступления. Отойдя от

Москвы и искуснейшим маневром дезориентировав французов, оторвавшись от

конницы Мюрата и направив ее на Рязанскую дорогу, Кутузов повернул на

Тульскую».

Начало конца

Кутузов начал немедленно укреплять свою тарутинскую позицию и сделал

ее неприступной. Затем Кутузов непрерывно пополнял свою армию, в которой

уже перед тарутинским сражением насчитывалось до 120 тысяч человек. Особое

внимание уделялось организации ополчения. После Бородина Кутузов мог

определенно приравнивать ополчение к таким войскам, которые после

сравнительно краткого обучения могли считаться частью регулярной армии.

Деятельно собирались запасы. Артиллерия у Кутузова к концу тарутинского

периода была гораздо сильнее, чем у Наполеона. По минимальным подсчетам, у

русских было от 600 до 622 орудий, у Наполеона — около 350 — 360. При этом

у Кутузова была хорошо снабженная конница, а у Наполеона не хватало лошадей

даже для свободной перевозки пушек. Конница французов вынуждена была все

более и более спешиваться. Деятельно готовился переход от активной обороны

к предстоявшему выступлению.

В Тарутине и после Тарутина и особенно после Малоярославца Кутузов

очень большое внимание уделял и сношениям с партизанскими отрядами и

вопросу об увеличении их численности. Он придавал громадное значение

партизанам в предстоящем контрнаступлении. И сам он в эти последние месяцы

(октябрь, ноябрь, первые дни декабря 1812 г.) обнаружил себя как

замечательный вождь не только регулярных армий, но и партизанского

движения.

При таких-то условиях 6 (18) октября 1812 г. Кутузов начал и выиграл

бой, разгромив большой «наблюдательный» отряд Мюрата. Это была победа еще

пока только начинавшегося контрнаступления... Победа первая, но не

последняя!

Приказы Кутузова, быстро создавшего новую могучую армию и громадные

запасы, исполнялись с большим рвением, с усердием и охотой, так, как

исполняются боевые задания рвущимися в бой солдатами. Полки регулярные и

полки ополченские были полны гнева, жажды отплатить за Москву, отстоять

Родину.

Через несколько дней Малоярославец показал Наполеону, какова возникшая

в Тарутине армия. Организовывалась и усиливалась под зорким наблюдением

главнокомандующего и партизанская сила.

Глубокомысленные размышления французских историков о причинах

«совпадения» тарутинского боя с уходом Наполеона из Москвы могут с успехом

быть заменены самой удобопонятной формулой: император сразу же сообразил,

что Кутузов снова начинает по своей инициативе умолкшую после Бородина

войну регулярных армий. Что война «нерегулярная», партизанская, не

прекращалась ни на один день после Бородина, он знал очень хорошо. Французы

вышли из Москвы. «В Калугу! И смерть тем, кто воспрепятствует!» —

воскликнул Наполеон.

Бой под Малоярославцем имел колоссальное значение в истории

контрнаступления. По своему значению в истории войны он стоит

непосредственно вслед за Бородином. После восьми отчаянных атак и сожжения

Малоярославца Наполеон оказался перед грозной альтернативой: либо решиться

на генеральный бой, либо сейчас же, с калужских путей, ведших на юг,

сворачивать на северо-запад, к Смоленску. Он не решился идти в Калугу.

Кутузов стал перед ним стеной.

Армия Кутузова была в этот момент больше и лучше, придем кавалерия и

артиллерия французов, если исключить гвардию (да и то с оговорками), были

снабжены и боеспособны несравненно хуже русcких. Не в Москве, а в

Малоярославце началась бедственная стадия наполеоновского отступления, а

победоносный фазис кутузовского контрнаступления обозначился уже в

Тарутине. Наполеон именно тут, под Малоярославцем, окончательно убедился в

непоправимости своего реального поражения под Бородином, которое в его

бюллетенях и в письмах к Марии-Луизе так легко было превращать в победу.

Бородино убило одну половину его армии физически, а другую — морально.

Кутузов же стоял перед ним во всеоружии, во главе более сильной русской

армии, чем та, которая была при Бородине, и самое главное — армии,

одушевленной неутолимым чувством гнева к врагу и полной веры в своего

старого вождя. Самой убийственной для французов чертой кутузовского

контрнаступления оказалась его непрерывность. Стратегический план Кутузова

нашел полное свое осуществление в наиболее целесообразной тактике.

Кутузов сидел в Ельне, затем в Копысе, и к нему стекались сведения:

регулярные части имели такие-то встречи и изъяли столько-то; партизаны

имели такие-то встречи и взяли столько-то. «Казаки и крестьяне» — под этим

двойным обозначением все чаще начинали фигурировать русские партизаны в

приказах Наполеона по армии и в частных приказах маршалов и корпусных

командиров по корпусам. Кутузову приходилось даже считаться с

соревнованием, иногда довольно острым, между партизанскими начальниками и

офицерами регулярных войск. По существу, это было соревнование в подвигах

самоотвержения. Можно сказать, что Кутузов не только создал план

контрнаступления, но и нашел для его осуществления в помощь своей

регулярной армии необычайно ценную оперативную силу в виде партизанской

войны. Народный гнев, чувство патриотической ненависти к захватчику и

грабителю нашли себе выход в партизанской войне, а партизанскую войну

Кутузов ввел в систему тех сил, которые, осуществляя задуманное им

контрнаступление, неуклонно гнали агрессора к ждавшей его страшной

катастрофе.

Общий вывод о партизанском движении, будет обоснован еще несравненно

более обильным фактическим материалом, таков: непримиримая ненависть

тысяч и тысяч крестьян, стеной окружившая «великую армию» Наполеона,

подвиги старостихи Василисы, Федора Онуфриева, Герасима Курина,

которые, ежедневно рискуя жизнью, уходя в леса, прячась в оврагах,

подстерегали французов, - вот то, в чем наиболее характерно выражались

крестьянские настроения в 1812 г. и что оказалось губительным для армии

Наполеона.

Кутузов был великим полководцем и поэтому думал не только о

победоносных приказах и блеске приблизившегося полного торжества, но и о

многом таком, о чем легко забывали порицавшие его современники и о чем

склонен забывать кое-кто из позднейших историков. В декабре русская армия

подходила к Вильне, и Кутузов не хотел, чтобы исполнилась мечта Наполеона,

чтобы в Литве началось восстание против русских. Он знал, что

наполеоновские эмиссары вели в Литве агитацию против русской армии. Кутузов

принял серьезные меры к тому, чтобы между армией и местным населением были

сохранены нормальные отношения. «Я в особенную обязанность поставил графу

Платову обратить всевозможное внимание и употребить все должные меры, дабы

сей город, при проходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде,

поставя ему притом на вид, какие в нынешних обстоятельствах могут произойти

от того последствия». Об этом же он повторно писал и Чичагову и другим, еще

когда входили в Ошмяны.

10 декабря 1812 г. в Вильну вошли одновременно Чичагов и Кутузов.

Ближайшей очередной военной задачей Кутузова было не допустить Макдональда

к соединению с остатками французской армии. Он приказал Витгенштейну и

Чичагову сделать все возможное для достижения этой цели. Одновременно

рекомендовалось от имени царя «давать чувствовать» прусским войскам,

находившимся в составе наполеоновской армии (в корпусе Макдональда), что

единственным своим врагом русские считают французов, а не пруссаков. То

были дни, когда готовился переход прусского генерала Йорка на сторону

России.

12 декабря Кутузов не только знал о неизбежности заграничного похода,

но начал делать соответствующие распоряжения: «Ныне предпринимается общее

действие на Пруссию, ежели сие удобно произвести можно. Известно уже, что

остатки французской армии ретировались в ту сторону, а потому одно только

преследование туда только может быть полезно»,— писал фельдмаршал Чичагову

12 (24) декабря, то есть еще до виленских споров с Александром. Это

неопровержимо доказывает, что самые споры касались совсем не существа

вопроса о заграничном походе, а лишь сроков, т. е. того, переходить ли

границу немедленно или позже. Не больше! Самый же вопрос был решен

Кутузовым утвердительно. Цитируемое письмо решает и уточняет все: Кутузов

хотел освобождения Европы и явно считал дело победы незавершенным, пока

Наполеон в Европе распоряжается по-хозяйски, он не желал, чтобы немцы могли

активно включиться в дело собственного освобождения.

В Вильне должен был решиться вопрос громадного значения — продолжать

ли немедленно военные действия, преследуя отступавшие за Неман жалкие

остатки почти совсем уничтоженных, разгромленных французских сил, или

остановиться и дать русской армии, очень пострадавшей во время блистательно

закончившего войну контрнаступления, отдохнуть и оправиться.

Когда Кутузов некоторое время высказывался против того, чтобы

продолжать войну немедленно, это вовсе не означало, что он считал войну с

Наполеоном уже оконченной. Изгнание, или, точнее, полное уничтожение 600

тысяч прекрасно вооруженных людей, в разное время прибывших в Россию

начиная с 12 (24) июня 1812 г., покрыло Россию славой, было заслуженным

грозным ответом агрессору, но оно не уничтожило хищническую империю.

Кутузов — дипломат и политик — знал еще гораздо лучше и понимал гораздо

тоньше спорившего с ним Александра, что великая победа, одержанная в

России, с точки зрения широкой программы разрушения хищнической империи,

является не концом, а началом дела.

Последняя победа маршала Кутузова

Величие гениального стратега и дипломата, величие прозорливого

русского патриота, разгромившего армию Наполеона в 1812 г., имевшего всегда

твердое намерение покончить с его империей и именно поэтому желавшего лучше

подготовить окончательный удар, — это величие выявляется ярко не только в

1812, но и в 1813 г. «Потшимся довершить поражение неприятеля на

собственных полях его!» — сказал Кутузов, изгнав французов из России. Но он

хотел, чтобы в 1813 г. русской армии пришлось впредь уже не в одиночку

сражаться с Наполеоном, как она сражалась против него в 1812 г. Ему,

великому патриоту, победоносному полководцу, по праву принадлежала бы честь

ввести в марте 1814 г. русскую рать в Париж; ему, а не Барклаю и никому

другому. Но смерть застигла его в самом начале новых кровопролитий,

приведших к предвиденному им окончательному торжеству.

За месяц с небольшим до смерти старый герой, победитель Наполеона,

должен был выслушивать нетерпеливые советы одного из многочисленных

прихлебателей и льстецов Александра, Винценгероде, поскорей идти навстречу

Наполеону, собиравшему в это время новую громадную армию.

На сей раз Кутузов оборвал этого непрошенного советчика «Позвольте мне

еще раз повторить мое мнение насчет быстроты нашего продвижения вперед. Я

знаю, что во всей Германии каждый маленький индивидуум позволяет себе

кричать против нашей медлительности. Считают, что каждое движение вперед

равносильно победе, а каждый потерянный день есть поражение. Я, покорный

долгу, возлагаемому моими обязанностями, подчиняюсь подсчетам, и я должен

хорошо взвешивать вопрос о расстоянии от Эльбы до наших резервов и

собранные силы врага, которые мы можем встретить на такой-то и такой-то

высоте. Я должен сопоставить наше прогрессирующее ослабление при быстром

движении вперед с нашим увеличивающимся отдалением от наших ресурсов.

Будьте уверены, что поражение одного из наших корпусов уничтожит престиж,

которым мы пользуемся в Германии».

Но когда Кутузов окончательно решился согласиться принять пост

главнокомандующего в начинавшейся новой стадии войны против Наполеона, то

он повел дело так, что за все четыре месяца, какие ему оставалось прожить,

ему ни разу не пришлось испытать неудачи, а его переговоры с прусскими

властями, с прусскими городами, влияние его всегда умно обдуманных

заявлений, уверений и обещаний на растерянное, колебавшееся население,

запуганное долгим наполеоновским гнетом, было громадно. В эти критические

первые четыре месяца 1813 г. на Кутузова-полководца ни разу не осмелился

напасть неприятель, а Кутузов-политик мирно, без открытой борьбы одолел

франкофильскую партию, еще сильную при берлинском дворе и кое-где в стране.

В течение четырех месяцев заграничного похода Кутузов, старый и

больной, явно чувствовал себя более независимым от двора, чем в течение

всего похода 1812 г. Победитель Наполеона, спаситель России, кумир народа,

он мог чувствовать себя минутами гораздо более царем, чем Александр.

Приказы Кутузова исполнялись по всей России самым ревностным образом. В

последние три дня декабря 1812 г., когда Кутузов перешел через Неман, у

него было всего готовых к бою 18 тысяч человек, но когда он вошел в Калиш,

а его генералы были им доставлены по Одеру, в начале и середине февраля

1813 г., то у него было уже больше 140 тысяч. Гениальный, организатор,

тарутинский создатель армии превзошел в Калише самого себя. Он требовал (и

получил!) еще и согласие царя на формирование резервов численностью в 180

тысяч человек.

И все-таки король Фридрих-Вильгельм трусил и в смятении не знал, кому,

кого и, главное, когда ему следует предать и продать: Наполеона Александру

или Александра Наполеону. Боялся их обоих он так, что в один и тот же день

иногда писал истинно верноподданнические письма обоим императорам. Но тут

снова во всем блеске выступил на сцену Кутузов-дипломат. Он сообщил, что

прямо пошлет к Берлину Витгенштейна с войском, ласково при этом предупредив

короля, что хочет его подкрепить. Фридрих-Вильгельм очень хорошо понял

намек... и покорился. Но Кутузов имел основание рассчитывать не на короля,

а на немецкий народ, и он дожил до начала осуществления этих надежд. В

первые месяцы 1813 г. немцы еще медленно, но уже приходили в себя после

долгого оцепенения, порожденного наполеоновским ярмом.

10 февраля 1813 г. Фридрих-Вильгельм III подписал наконец русско-

прусский союзный договор. Правда, он поспешил сейчас же обмануть Кутузова и

вместо следуемых 80 тысяч человек дал немного больше 55 тысяч. Остальных

только обещал додать, но зато требовал от Кутузова ускорения похода, так

чтобы Пруссия осталась уже за линией огня. Кутузов отказывался. Тогда

король, доходивший в это время под влиянием страха до поступков полоумного

человека, послал своего канцлера Гарденберга поговорить по душам с

Кутузовым и обещать, что русский главнокомандующий получит в подарок

имение, если согласится поскорее прикрыть Пруссию с запада, ускорив

движение войск Кутузов ответил, что и без этою подарка его детей и его

самого «император не оставит».

На короля приходилось махнуть рукой. Кутузов, игнорируя короля, уже

обращался с воззваниями и прекрасно составленными призывами и сообщениями

непосредственно к прусскому народу, к саксонскому народу (король Саксонии

стоял на стороне Наполеона), к немецкому народу вообще, и эти воззвания,

которые впоследствии клевреты Меттерниха приравнивали к революционным

прокламациям, подняли дух немцев. Прусский народ окончательно стал в ряды

бойцов против Наполеона.

Французский император сформировал армию в 200 тысяч человек. Он имел

перед собой снова своего старого противника, единственного, которому

удалось в 1812 г. победитьего. Берлин был освобожден войсками Кутузова 27

февраля 1813г. Кутузов по-прежнему не торопился делать то, что, по его

мнению, должно было быть сделано лишь в свое время, и на советы Фридриха-

Вильгельма обращал гораздо менее внимания, чем в декабре 1812 г. на желания

Александра. Но не пришлось уже обоим полководцам — Кутузову и Наполеону —

померяться силами. В конце марта старому фельдмаршалу стало трудно

двигаться; в апреле он слег, и ему встать уже не пришлось.

Нужно сказать, что во время его болезни в конце марта и в течение

всего апреля Александру, принявшему на себя полностью бразды правления

армией, удалось все-таки вопреки желанию фельдмаршала осуществить некоторые

меры и отдать кое-какие приказы, вредоносно впоследствии, в мае,

сказавшиеся под Лютценом.

Ровно за месяц до смерти (28 марта 1813 г.) Кутузов лаконично и,

конечно, не говоря о поведении короля, писал Логину Ивановичу Кутузову:

«Берлин занять было надобно». И далее в том же письме прибавляет: «Я

согласен, что отдаление от границ отдаляет нас от подкреплений наших, но

ежели бы мы остались за Вислою, тогда бы должны были вести войну, какую

вели в 1807 году. С Пруссией союза бы не было; вся немецкая земля служила

бы неприятелю людьми и всеми способами».

Кутузову не суждено было ликвидировать предстоявшие русской армии

трудности и опасности, которые он предвидел в Вильне в декабре 1812 г. и

которые выступили сразу же после его кончины. 28 апреля 1813 г. он

скончался, а в мае уже произошла битва при Лютцене, за которой следовали

Бауцен и Дрезден. «Простишь ли ты меня, Михайло Илларионович?» — «Я вам

прощаю, Государь, но Россия вам не простит». Этот разговор у смертного одра

великого фельдмаршала о многом должен был напомнить Александру. Ему

пришлось, можно сказать, уже на другой день убедиться, как трудно заменить

Кутузова-стратега Витгенштейном, а Кутузова-дипломата Карлом Нессельроде.

Но ореол кутузовского бессмертного триумфа 1812 г. был так могуч, что

временные неудачи весны и лета 1813г. были изжиты и быстро забыты к тому

времени, когда осенью русская армия дожила до новых замечательных побед при

Кульме и Лейпциге.

Заключение

В моей работе мне хотелось выявить стратегический гений Кутузова в его

характерных чертах. Здесь, в предлагаемой общей характеристике, достаточно

сказать, что и в тактике борьбы «на истощение» и в тактике сокрушительных

ударов Кутузов прибегал к замечательно искусному варьированию военных

приемов, и поэтому нелепо его стратегию связывать с фридриховской «тактикой

измора» или наполеоновской тактикой «сокрушительных ударов». У него была

своя собственная, кутузовская, тактика, мощь которой состояла именно в том,

что он прибегал на войне к самым неожиданным и разнообразным приемам (что

ему так удалось, например, в Турции в 1811 г.).

Но в чем он был велик — это в том, что в 1812г. он безошибочно угадал,

до какой степени тактика армии, непрерывно преследующей противника и не

дающей ему передышки то малыми, то крупными нападениями, и есть основное

средство, которое вернее всего (и даже скорее всего) истребит «великую

армию». Высокий талант стратега был не только в этом, но также и в том, что

Кутузов понял, до какой степени этому его методу ведения войны

соответствует, как наиболее дееспособное средство, применение в широчайших

размерах «малой войны». Именно эта его собственная, кутузовская, тактика и

уничтожила лучшую тогдашнюю армию западного мира и лучшего тогдашнего

полководца западного мира.

Партизанская война до начала и в первой стадии развития

контрнаступления и партизанская война, уже обращавшаяся в «малую войну»,

или, точнее, соединявшаяся с ней в ноябре, — это понятия, не вполне

совпадающие. «Малая война» велась небольшими, а иногда и довольно крупными

отрядами армии, которым Кутузов давал часто очень серьезные задания. Эти

отряды вступали в прямую связь с партизанскими отрядами (например, с

большим отрядом крестьянина Четверикова и др.) и их совместные действия

кончались обыкновенно достижением весьма положительных результатов. Эта

«малая война» — одно из проявлений творческой мысли Кутузова.

Как мне кажется стратегия Кутузова одолела грозного врага под

Бородином, создала затем и гениально проведенное контрнаступление,

загубившее Наполеона. А геройское поведение регулярной армии при всех

боевых встречах с неприятелем, деятельная помощь партизанской войны,

народный характер всей войны в целом, глубоко проникшее в народ сознание

справедливости этой войны — все это создало несокрушимый оплот, твердую

почву, на которой возникли, развились и привели к победоносному концу

стратегические комбинации Кутузова.

Я думаю, именно широта кругозора, умение предвидеть и решительность в

осуществлении намеченного замысла сочетались у Кутузова с другими

характерными для него свойствами: разумной осторожностью, способностью

трезво оценить сильные и слабые стороны противника и умением всегда ставить

в каждый данный момент ясную и строго определенную цель. Когда ряд нелепых

распоряжений и вмешательств абсолютно ничего не смыслившего в военном деле

австрийского императора Франца и вполне достойных своего монарха генералов

вроде Вейротера и Макка поставил Кутузова в октябре 1805 г. в совершенно

отчаянное положение, то, по позднейшим отзывам даже неприятеля

(наполеоновских маршалов), необходим был высокий уровень и моральных

качеств войск и стратегического искусства их руководителя, чтобы

избавиться от грозившего разгрома и сдачи на капитуляцию.

Корифей военного искусства, первоклассный дипломат, замечательный

государственный деятель — Кутузов прежде всего был русским патриотом. Там,

где речь шла о России и ее военной чести, о русском народе и его спасении,

— там Кутузов был всегда несокрушимо тверд и умел поставить на своем. Умел

даже резко и публично оборвать царя, как он это сделал с Александром перед

очищением Праценских высот в день Аустерлица. Оттого-то царь и придворные,

военные и штатские блюдолизы, как русские, так и иностранные, и ненавидели

старого фельдмаршала и боялись его. Их вражда к нему особенно усиливалась,

потому что они прекрасно знали, что в трудную минуту все-таки придется идти

на поклон к этому хилому старику с выбитым глазом и молить его о спасении и

что позвать его заставит русский народ. «Иди, спасай! — Ты встал и спас», —

народ обратился к Кутузову с этими словами задолго до Пушкина.

Все лучшие, бесценные черты русского национального характера

отличают натуру этой необыкновенной личности, вплоть до редкой

способности человечно, даже жалостливо относиться к поверженному врагу,

признавать и уважать во враге храбрость и другие воинские качества.

Его любовь к России обостряла в нем естественную подозрительность к

иностранцам, как только он замечал в них стремление использовать Россию в

своих интересах. А его громадный и проницательный ум быстро открывал перед

ним самые сокровенные тайны сложной дипломатической лжи и интриги. Оттого-

то его и не терпели Вильсон и британский кабинет, и клевреты Меттерниха, и

император Франц, и прусский король Фридрих-Вильгельм III, с отчаяния

хотевший даже подкупить Кутузова предложением богатого подарка — большого

поместья.

Кутузов жил для России и служил России, но дождался вполне достойного

его бессмертных заслуг признания его национальным героем только в наши

времена низвержения и уничтожения гнуснейшего из всех агрессоров, когда-

либо нападавших на русский народ.

Список литературы:

1. Дельбрюк Г. «История военного искусства в рамках истории» т.4 М.,

1988г.

2. «М.И. Кутузов. Документы», т.III, под ред. Л.Г.Бескровного М., 1950г.

3. Петpов Н. «Война России с Турцией» т. III, М., 1978г.

4. Е.В.Тарле «1812 год. Сборник» изд. Ленинград 1975г.

5. Харкевич В. «1812 г. в дневниках»

6. Н.Муньков "М.И.Кутузов - дипломат".

-----------------------

[1] Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках истории, т4 М., 1988г.

стр. 386

[2] М.И. Кутузов. Документы. Под редакцией Л.Г.Бескровного т1 М., 1950г.

док.№7

[3] Там же, док. №106

[4] Там же, док. №30

[5] Там же, док. №317

[6] Петpов Н. Война России с Турцией, т. III, стр. 382

[7] Переписка императора Александра I с сестрой, великой княгиней

Екатериной Павловной. СПб. 1910 (французский подлинник) стр. 87.

[8] Глиика Ф. Письма русского офицера ч.V M., 1815 стр. 50.

[9] Кутузов М.И. Из личной переписки. стр. 96.

[10] Михлиловскми - Даиилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 г.,

ч. 2. СПб. 1843, стр. 191.

[11] Nароleоn. Correspondance, t. XX IV Paris, 1868, стр. 203—204.

Страницы: 1, 2