Григорий Распутин

Григорий Распутин

мифа о Распутине, внеся в него множество новых, неприличных деталей,

ставших объектом самого широкого обсуждения. Следующим шагом в развитии

этого мифа был переход от приписывания Распутину разврата на религиозной

(хлыстовской) основе к разврату бытовому. Но это стали делать уже позднее,

после 1914 года. Общественное сознание должно было привыкнуть к чудовищным

деталям неслыханного разврата.

Можно понять реакцию Владыки Алексия на эти фантастические выдумки.

Внимательно изучив их, собрав достоверные сведения и даже сам выехав на

место, Владыко Алексий убедился, что доклад Юрьевского носит чисто

клеветнический характер.

И когда Юрьевский пришёл к епископу Алексию, тот ему спокойно сказал:

“А я, батюшка, тобой сочиненное дело в печь бросил, и оно сгорело”.

Чтобы прекратить клеветнические слухи, Алексий лично взялся за это

дело, изучил материалы, затребовал сведения от причта Покровской церкви,

неоднократно беседовал с самим Распутиным. По результатам этого нового

расследования было подготовлено заключение Тобольской духовной консистории,

разосланное многим высокопоставленным лицам и некоторым депутатам

Государственной думы.

Вот это заключение:

“Заключение Тобольской духовной консистории о принадлежности Распутина

к секте хлыстов. 29 ноября 1912 г.

По вопросу о принадлежности крестьянина слободы Покровской Тюменского

уезда Тобольской губ. Григория Распутина-Новаго к секте хлыстов.

Преосвященный Алексий Епископ Тобольский, ныне почивший Экзарх Грузии,

основательно изучил следственное дело о Григории Новом. Проезжая по

Тюменскому уезду для обозрения церквей епархии, он останавливался в слободе

Покровской и подолгу здесь беседовал с кр. Григорием Новым о предметах его

веры и упования, разговаривал о нём с людьми его хорошо знающими дал ему

возможность быть дважды у себя в Тобольске и здесь испытывал его

религиозные убеждения. Из всего вышеуказанного Преосвященный Алексий вынес

впечатление, что дело о принадлежности крестьянина Григория Распутина-

Новаго к секте хлыстов возбуждено в своё время без достаточных к тому

оснований и со своей стороны считает крестьянина Григория Новаго

православным христианином, человеком очень умным, духовно настроенным,

ищущим правды Христовой, могущим подавать при случае добрый совет тому, кто

в нём нуждается.

В дополнении к своим личным впечатлениям по сему делу Преосвященный

Алексий предложил причту слободы Покровской церкви доставить ему точные,

подробные и верные сведения о жизни, деятельности и учении кр. Григория

Новаго. Причт донёс, что ни в обстановке - домашней и усадебной, ни в

образе жизни крестьянина Григория Новаго и его семьи ему, причту, не

приходилось наблюдать, видеть и слышать что-либо такое, что указывало бы на

принадлежность крестьянина Григория Новаго к хлыстовству. По донесению того

же причта, Григорий Новый заботится о своём приходском храме. Так, он

пожертвовал 500 рублей на построение храма в слободе Покровской,

пожертвовал в приходский храм серебряный, 84% золочёный напрестольный

крест, четыре серебряных вызолоченных лампады и приложил к чтимой иконе

Спасителя массивный настольный золотой крест.

Передав это донесение еп. Покровской притча Тобольской духовной

консистории, он, с сообщения своих личных наблюдений и исследований о кр.

Григории Новом, в связи с новыми данными и доложил консистории, которая

протокольным определением от 29 ноября 1912 года постановила: “Принимая во

внимание, что вопрос о принадлежности кр. слоб. Покровской Григория

Распутина-Новаго к секте хлыстов внимательно рассмотрен Его Преосвященством

Преосвященнейшим Алексием, Епископом Тобольским и Сибирским по данным

следственного дела, на основании личного наблюдения кр. Григория Новаго и

на основании сведений, полученных о нём от людей хорошо его знающих, и что

по таким личным обследованиям этого дела Его Преосвященство считает кр.

Григория Распутина-Новаго православным христианином, человеком духовно

настроенным и ищущим правды Христовой - дело о кр. ел. Покровской Григории

Распутине-Новом дальнейшим производством прекратить и причислить

оконченным”. Такое определение консистории Преосвященным Алексием того же

29 ноября утверждено.

ПРОХОДИМЕЦ ИЛИОДОР

Начало двадцатого века было богато на аферистов и проходимцев всех

видов и мастей. Ощущение перепутья, в котором находилась страна,

противоборство разных сил, возможность мигрировать от одной силы к другой

создавали условия для возникновения самых низких и подлых личностей,

способных на любые преступления, подлоги и обманы для достижения своих

целей.

Именно к таким людям и принадлежал Сергей Михайлович Труфанов, более

известный для многих как Илиодор. Огромные амбиции и отсутствие всякой

совести, страстное желание быть на виду заставляли его искать средства

обогащения и делать карьеру всюду, где это можно. Монах-расстрига,

отступник от веры, аферист, шантажист, политический заговорщик-убийца и,

наконец, сотрудник большевистской ЧК - вот немногое из того, чем занимался

в своей жизни этот человек. Заглянем в его послужной список, хранящийся в

Тобольском архиве.

Знакомство с Распутиным происходит в 1908 году в Петербурге у

архимандрита Феофана, находившегося в дружеских отношениях с саратовским

епископом Гермогеном. В 1909 - 1910 годах Григорий приезжает в Саратов и

Царицын, где близко знакомится с деятельностью Илиодора. В свою очередь, в

декабре 1909 года Илиодор приезжал погостить к Распутину в Покровское, где,

воспользовавшись моментом, украл у него важное письмо, которое впоследствии

будет использовать для шантажа. Присмотревшись к Илиодору, увидев в нём

типичного карьериста и проходимца, Распутин прекращает его поддерживать, в

частности, отказывается дать ему денег на своеобразную агитационую поездку

пароходом по Волге, а также финансировать его газету с громким названием

“Гром и молния”.

Илиодор оказался очень мстительным человеком и примерно с 1910 года

начинает сначала исподтишка, а потом и открыто травить Распутина

(распускает о нём грязные слухи, тем более что чувствует за своей спиной

поддержку епископов Гермогена и Феофана).

В конце 1910 года Илиодор уличается в лживой демагогии,

распространении клеветнических слухов, провокации и карьеризме. В феврале

1911 года в Царицын командируется царский флигель-адьютант Мандрыко А.И.,

чтобы на месте разобраться в клеветнических обвинениях, которые

распространяются там о деятельности Распутина. Разобравшись в деле,

Мандрыко рекомендует Илиодора из Царицына выслать, так как он ведет вредную

агитацию, в которой затрагиваются даже царь и Синод. Открывается интрига, в

которой были завязаны Гермоген, Феофан и Илиодор. Гермогена ссылают в

Жировицкий монастырь, Феофана понижают в должности, Илиодора отправляют во

Флорищеву пустынь.

Илиодор понимает, что церковная карьера его окончена. И в течение

полугода из ревнителя православия он превращается в его неутомимого

критика. Илиодор поносит русскую Церковь и её иерархов.

А тем временем Илиодор сочиняет книгу о Распутине, в которой

использует материалы, придуманные им еще в царицынский период. Книга

называется “Святой черт”.

Факты и события, о которых рассказывается в книге, полностью

вымышлены, хотя в отдельных случаях лица, о которых идет рассказ, и

существовали.

Осью книги является бессовестное обыгрывание эротической темы, по сути

дела, порнографическая фантазия автора представляется как факт и

доказательство. Труфанов придумывает целую классификацию “жертв” Распутина.

“Жертвы” Григория, - пишет Труфанов, - разделяю на четыре категории: жертвы

поцелуев и бань, жертвы особого рода прикосновений, жертвы изгнания бесов и

жертвы плотского совокупления”.

Труфанов приводит примеры, которые характеризуют его буйную

эротическую фантазию.

...Распутин растлил няню царских детей Марию Ивановну Вишнякову (как

мы уже видели, это не соответствует действительности).

... Распутин растлил девицу Елену Михайловну Т. (вымысел).

...В спальном вагоне поезда Распутин изнасиловал вдову офицера Хеонию

В., уверяя, что это не грех, а когда она продолжала сомневаться, заставил

ее бить 200 поклонов (вымысел).

...В Царицыне Распутин якобы в присутствии Илиодора пытался “изгнать

беса” (путем половых сношений) из девицы К., но Илиодор решительно

воспротивился (вымысел).

...Распутин водил в баню голых женщин по 12 вместе в селе Покровском и

в других местах (вымысел). Вот в таком духе даются все “факты” в книге

Илиодора.

В книге нет ни одного достоверного факта. Этот вывод мы сделали путем

анализа и сопоставления приведенных Илиодором сведений с достоверными

источниками информации в архивах и заслуживающих доверия воспоминаниях.

Все письма и телеграммы, приведенные в книге, вымышлены. Это в свое

время подтвердила и следственная комиссия Временного правительства, которая

первоначально рассматривала книгу “Святой черт” как источник достоверной

информации. Как пишет член комиссии А.Ф. Романов, книга эта “была проверена

документально и оказалась наполненной вымыслом, множество телеграмм,

которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посылаемы не

были. Проверка производилась по номерам телеграмм, а кроме того, комиссия

имела в своем распоряжении не только телеграфные ленты, но даже подлинники

всех посланных телеграмм”.

Было бы совершенно неверно думать, что книга направлена только против

Распутина. Нет, книга создана, прежде всего, для дискредитации царской

семьи, и в этом ее главная задача.

Перед выходом этой книги, видимо, для рекламы и придания ей какой-то

достоверности планировалась провокация против царской четы. Илиодор

направляет на имя Императрицы письменное предложение купить эту книгу за 60

тысяч рублей, грозя в противном случае издать ее в Америке. Труфанов и

компания, по-видимому, надеялись, что Царица согласится на их шантаж, и

соответственно, передачу рукописи обставить так, чтобы об этом стало

известно во всем мире, мол, Царица боится правды. Это еще в большей степени

способствовало бы “эффекту” этой книги. Но Царица не поддалась на шантаж.

“Помню, это было в Ставке, в 1916 году, - вспоминает Вырубова. - Государыня

возмутилась этим предложением, заявив, что пусть Илиодор пишет, что он

хочет, и на бумаге написала - отклонить”.

Книга стала выходить из номера в номер в газетах и получила значение

самого солидного первоисточника сведений о Распутине. Отталкиваясь от

опубликованных в ней выдуманных историй, газетчики стали сочинять все новые

и новые их варианты. Значительная часть читателей восприняла ее как смелые

и правдивые откровения “жертв” Распутина. Номера газет с главами из этой

книги зачитывались до дыр. Миф о Распутине множился и раздувался, как

никогда раньше.

На этой книге Труфанов заработал большие деньги. Значительную сумму он

получил от одного американского журнала за продажу ему подлинного письма

русской Царицы, украденного у Распутина.

Гнусная, клеветническая книга Труфанова пришлась по душе многим

революционерам и активно использовалась в агитационной работе всех

антирусских партий. Недаром после революции она была издана журналом “Голос

минувшего”, известным своими публикациями разных сфабрикованных и

вымышленных сочинений и воспоминаний, вроде дневника Вырубовой. Сам

Труфанов-Илиодор поступил на службу в ЧК. Предложение стать чекистом, по

словам того же Труфанова, сделал ему сам Дзержинский, который привлекал его

к выполнению самых “деликатных” (а значит, самых грязных и кровавых)

поручений. Позднее, когда Труфанов сбежал за границу, он зарабатывал на

жизнь рассказами типа того, что своими глазами видел в 1919 году в Кремле

заспиртованную голову Николая Второго. Впрочем, до того, как стать

сотрудником ЧК, Труфанову нужно было пройти “школу” подготовки убийства

Распутина.

“Я ВЕДЬ ЗА МУЖИЧКОВ”

Среднего роста, с крупными чертами лица, длинной бородой,

полуопущенными сзади в скобку волосами, одетый в серенькое летнее пальто,

из-под которого виднелась потертая, черного сукна поддевка, в соломенной

шляпе, лакированных сапогах, с камышовой палочкой в руках - так выглядел

Распутин незадолго до первой мировой войны.

К этому времени уже в основном был создан его вымышленный

мифологический образ - могущественного человека, близкого царской семье,

способного на любые преступления, ведущего развратный образ жизни. В

образованном обществе, особенно среди левых, распространяются самые нелепые

и чудовищные слухи о его похождениях.

В погоне за сенсацией за Распутиным охотятся левые журналисты. В мае

1914 года Распутин обращается в полицию об ограждении его квартиры от

посещения журналистов и одновременно меняет номер домашнего телефона (по

старому номеру кто-то постоянно звонил и всячески оскорблял его). Но не

только левые нападают на Распутина. Часть российских патриотических сил

тоже рассматривает его как врага, заглотив обманку вымышленного образа

Распутина, который, мол, дискредитирует царскую семью. Против Распутина

резко выступает Пуришкевич, человек не вполне серьезный, помешанный на

хвастливой фразеологии, политикан, стремившийся играть роль руководителя

патриотического движения и принесший ему много вреда. Когда левая печать

объявила всюду, что Распутин вступил в Союз Михаила Архангела, Пуришкевич

гневно опроверг это сообщение, заявив, что, если “какой-либо отдел Союза

позволил себе войти в соприкосновения с Распутиным, я немедленно, слышите,

немедленно, по телеграфу закрыл бы такой отдел”.

Однако не следует думать, что не делались попытки защитить Распутина

от подлой клеветы. Делались, и неоднократно, но они тонули в грязном потоке

левой и бульварной печати. Приведем только две доброжелательные оценки,

даваемые Распутину в печати:

“Благоволение и доверие, которыми Распутин пользуется у некоторых лиц,

не дают покоя злобствующим и завистливым людям, не только близким к высшим

сферам, но и бесконечно от них далеким.

Простой крестьянин дерзает говорить то, что считает истиною, лицам,

особам высокого положения и редко слышащим откровенное слово - слово

незлобливого, всем сердцем любящего ближнего своего, мужика. И вот за

недолгое время около имени Григория Распутина успела уже вырасти целая

обширная легенда. Пользуются ею, увы, не только борзописцы бульварной

прессы, но и весьма солидные органы печати и даже политические деятели с

именем, как, например, П.Н. Милюков, с думской трибуны утверждавший, что

“церковь православная попала в плен распутного проходимца”, или сорвавшийся

демагог А.И. Гучков, распространявший с той же кафедры небылицы, за что в

другом правовом государстве ему пришлось бы понести ответ.

Вполне понятно, куда направляются все эти подлые выстрелы,

доказывающие всесилие Распутина”.

“Будучи знаком с Григорием Распутиным более двух лет и наблюдая его в

домашней обстановке, - писал Г. Клепацкий, - я положительно утверждаю, что

не имею никаких данных, которые бы свидетельствовали об его отрицательных

сторонах жизни и характера, еще менее о чем-либо, напоминающем хлыстовство.

Простой мужик, одаренный бесхитростным, здравым и проницательным умом,

искренний и прямой в ответе, Распутин может быть любопытен, как отражения

дел мира сего в миросозерцании и понимании народном. А его своеобразное,

никому покоя не дающее “положение” создалось по воле всемогущего случая и

содействием нападающих на него в печати и политиканствующих с думской

кафедры, а никак не происками самого Распутина, немудрствующего лукаво, но

прямого и добродушного простеца”.

Конечно, отдельные благожелательные статьи не могли остановить

кампанию травли и лжи. Каждый месяц появляется что-то “новенькое” о

Распутине. То “свидетель” рассказывает, как видел Распутина с княгиней X. и

двумя ее дочерьми, входящими в баню, то распространяется известие, что он

потомок старца Федора Кузьмича, то проходит слух, что он решил принять

священнический сан, то газета печатает с намеком на него, что какой-то

старец в Петровском парке в Москве изнасиловал гимназистку. Грязные слухи

распространяются о жене и дочерях Распутина и, конечно, о его почитателях,

особенно Вырубовой, якобы живущей с Распутиным, с царем и еще с десятком

других мужчин. Во всей этой кампании чувствуется опытная рука.

Душевное состояние Распутина в это время передает телефонный разговор

с одним надоедливым журналистом.

“Чего от меня хотят? Неужели не хотят понять, что я маленькая мушка и

что мне ничего ни от кого не надо.

...Мне очень тяжело, что меня не оставляют в покое... все обо мне

говорят... словно о большой персоне.

...Неужели не о чем больше писать и говорить, как обо мне... Я никого

не трогаю... Да и трогать не могу, так как не имею силы... Дался я им...

Видишь, какой интересный...

Каждый шаг мой обсуждают... все перевирают... Видно, кому-то очень

нужно меня во что бы то ни стало таскать по свету и зубоскалить... Говорю

тебе, никого не трогаю... Делаю свое маленькое дело, как умею... как

понимаю... То меня хвалят... то ругают...только не хотят оставить в

покое... Если что плохо делаю, рассудит Господь... Искренне говорю тебе:

плохо делать не хочу... Поступаю по умению... Хотел бы, чтобы, значит,

вышло хорошо... Со всех сторон только и занимаются мною... Говорю тебе:

маленькая мушка, и ни от кого и ничего мне не нужно... Самое было бы лучшее

оставить меня в покое...”

Старец волнуется. По нескольку раз повторяет одну и ту же фразу:

“Оставьте в покое... Дайте человеку жить... Все одно и то же... Я, да,

я... Говорю тебе, что хочу покоя... Не надо мне хвалы... Не за что меня

хулить... От всего устал... Голова начинает кружиться. Куда ни взглянешь,

все одно и одно... Кажется, живу в тиши, а выходит, что кругом все

галдят...

Кажется, в России есть больше о чем писать, чем обо мне... а все не

могут успокоиться... Бог все видит и рассудит, были ли правы те, кто на

меня нападал... Говорю тебе: я - маленькая мушка, и нечего мною

заниматься... Кругом большие дела, а вы все одно и то же... Распутин да

Распутин”.

Распутин вдруг резко обрывает речь и кричит в телефон:

“Ни хулы... Ни похвалы... ничего не надо... Молчите... Довольно

писать... Мне наплевать... Пишите... Ответите перед Богом... Он один и все

видит... Он один понимает... Рассудит... Коль нужно, пишите... Я больше

ничего говорить не буду... Да нечего говорить-то, врать-то можно сколько

угодно... Ответ придется, придется-то держать... Махнул рукой...

Сочиняйте... Говорю тебе - наплевать... прежде волновался... Принимал

близко к сердцу... Теперь перегорело... Понял, что к чему идет и зачем...

Говорю тебе, наплевать... Пусть все пишут... Все галдят... Меня не

тронут... Я сам знаю, что делаю, и перед кем отвечаю... Такая, видно, моя

судьба... Все перенесу, уже перенес много... Говорю тебе, что знаю, перед

кем держу ответ... Ничего не боюсь... пишите... Сколько в душу влезет...

Говорю тебе наплевать... Прощай...”.

Конечно, Распутину очень тяжело, он переживает, не спит ночами,

становится нервным, к телефону сам уже почти не подходит.

Утешает он себя мыслью, что вся эта травля - испытание, преподанное

ему свыше, которое он по-христиански должен стерпеть, перенести. Главное -

продолжать делать свое дело.

Мысль, которую чаще всего высказывает Распутин в то время, это мысль о

помощи простому народу и, прежде всего, крестьянству, - в его жизни,

образовании, лечении. Григорий считает, что в духовном развитии России

главную ставку нужно делать на выходцев из крестьян.

“Интересуюсь я теперь мужичком (делится он с корреспондентом газеты

“Петербургский курьер”), от него все. Вот построил вокзал. Хороший

вокзал... А где же мужички? Их под лавку загнали. А ведь деньги-то они

давали на постройку.

Вы вот все пишете про меня небылицы, врете, а я ведь за мужичков. Вот

едет Макарий Московский - это светильник. Вот и ваш архиерей хороший, как и

Варнава Тобольский. Мы теперь решили ставить архиереев из мужичков. Ведь на

мужицкие деньги духовные семинарии строятся...

- На чем Россия держится? - внезапно возвращается он к прежней теме. -

На мужике. Вот закрывают кабаки - два закроют, а один откроют, а мужики

тащат да тащат деньги. Поеду в Петербург, буду стараться за мужичков...”.

Другое сокровенное желание Распутина - организовать настоящую,

народную, православную газету, пропагандирующую идеи Святой Руси. Эта

газета, по его мысли, будет чужда всякого политиканства и широко откроет

свои страницы каждому православному человеку. Об этом Распутин делится и со

своими почитателями, и с журналистами.

“Приеду осенью в Питер и начну выпускать свою газету. Поборемся еще у

меня, коль в мыслях что-либо есть, то я и в дело претворю.

- Надумал я самую настоящую правдивую, народную газету в ход пустить.

Денег мне дадут, люди верующие нашлись, соберу я людей хороших,

перекрещусь, да и - Господи, благослови, - в колокол ударю”.

Как и многих русских людей, Распутина волнует призрак грядущей войны.

Его позиция в этом вопросе однозначна - Россия воевать за чужие территории

не должна, своей земли много, рук не хватает обработать. Так думают многие

крестьяне. Война - нарушение завета Христа, страшный грех. “Воевать вообще

не стоит: лишать жизни друг друга, отнимать блага жизни, нарушать завет

Христа и преждевременно убивать собственную душу, - считает Распутин. -

Пусть забирают друг друга немцы и турки - это их несчастье и ослепление, а

мы любовно и тихо, смотря в самих себя, выше всех станем...”

Эта позиция Распутина, по мнению графа Витте, отодвинула мировую войну

на два с половиной года. Во время балканской войны в 1912 году Россия была

готова вмешаться, но тогда бы её противниками становились Австрия и

Германия. Сторонником войны был Великий князь Николай Николаевич. По его

настоянию и давлению на царя был уже подписан указ о всеобщей мобилизации,

были заготовлены военные и санитарные поезда. Рассказывают, что в эти дни

Распутин употребил все своё влияние, чтобы предотвратить войну. Доказывая

пагубность войны, он стал перед царём на колени.

“Пришёл Распутин, - рассказывает Витте, - в пламенной речи, лишенной

конечно, красот присяжных ораторов, но проникнутой глубокой и пламенной

искренностью, он доказал все гибельные результаты европейского пожара. - и

стрелки истории передвинулись по другому направлению.

Война была предотвращена”.

Такую же непримиримую антивоенную позицию Распутин занимал и перед

началом первой мировой войны. Нам нужно укреплять страну, решать

собственные дела. Война нужна только врагам России и революционерам,

которые страстно мечтают о новых потрясениях.

Коренным же русским людям война принесет гибель. Тяжело раненый уже

перед самым началом войны, Распутин обращается к царю с мольбой не

ввязываться в войну.

“Милый друг, - молит он царя, - ещё раз скажу: грозна туча над

Россией, беда, горя много, темно и просвету нет; слез-то море и меры нет, а

крови?

Что скажу? Слов нет, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят и

верные, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказание, когда уж отымет

путь, - начало конца.

Ты - царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить

себя и народ. Вот Германию победят, а Россия? Подумать, так все по-другому.

Не было от веку горшей страдалицы, вся тонет в крови великой, погибель без

конца, печаль. Григорий”.

Есть много оснований утверждать, что будь Распутин рядом с царём в те

решающие дни 1914 года, Россия, возможно бы, не вступила в войну. Но

Распутин лежал тяжело раненый в тысячах километров от царя и не мог ничего

сделать, кроме как послать телеграмму.

Антивоенная позиция Распутина была глубоко ненавистна всем антирусским

и революционным силам. Враги России и внутри и за рубежом испытанным

способом пытаются оклеветать Распутина, представить его сторонником войны.

В разных странах появляется целый ряд статей, в которых намеренно

искажается его позиция, с целью представить дело так, мол, Россия готовится

к агрессивной войне.

В немецкой газете “Гамбургер Фремденблат” от 21 июня 1914 года за

подписью Акселя Шмидта заявляется, что прежний апостол мира Распутин всё

больше склоняется в панславистскому образу мыслей. Теперь он стал

проповедовать соединение всех православных и славян под скипетром русского

царя. Если это так, то европейскому миру угрожает немалая опасность.

Русской народной думе, утверждает немецкая газета, можно только на почве

религии внушить воинственные замыслы. “Борьба против неверных, водружение

креста на Св.Софии” - эти слова ещё не потеряли волшебной силы над душой

простого народа. Будет ли в таком случае небольшой образованный и мирно

настроенный верхний слой общества в состоянии бороться с этой агитацией -

ещё неизвестно. Во всяком случае, просто смешно думать, что мир Европы

зависит теперь от нескольких желаний и воли хитрого мистика или даже просто

авантюриста. Но в стране неограниченных невозможностей всё возможно”, -

заявляет газета. Так намеренно истина переворачивалась с ног на голову.

Простой русский народ обвинялся в воинственных замыслах, а верхний слой,

которому преимущественно и была близка мысль о войне, объявлялся миролюбиво

настроенным.

Тем не менее, конечно, не следует воспринимать Распутина наивным

пацифистом. Он отчетливо понимал, если войны не удастся избежать и будет

совершено нападение, нужно поднимать всю народную мощь, нужно иметь

надежных союзников. Здравый смысл и практическая сметка чувствуются в его

беседе с корреспондентом “Биржевых ведомостей” по поводу убийства

австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, выступавшего категорически

против войны с Россией: “Что тут, братец, может сказать Григорий Ефимович?

Убили уж, ау. Назад-то не вернешь, хоть плачь, хоть вой. Что хочешь делай,

а конец-то один. Судьба такова. А вот английским гостям, бывшим в

Петербурге, нельзя не порадоваться. Доброе предзнаменование. Думаю своим

мужицким умом, что это дело большое - начало дружбы с Россией, с

английскими народами . Союз, голубчик, Англии с Россией, да ещё находящейся

в дружбе с Францией, это не фунт изюма, а грозная сила, право хорошо”.

В предвоенные месяцы в российских газетах ещё можно прочитать более

или менее объективные интервью с Распутиным. Время от времени газеты,

наряду с клеветническим, сфабрикованным материалом, помещают очень

интересные беседы с ним. Эти беседы хорошо отражают его настроение и мысли.

“- Надолго ли пожаловали в Петербург? - спросил Распутина

петербургский журналист С. Никитин.

- Совсем ненадолго... через несколько деньков уеду, - отвечал

Григорий.

- Извиняюсь за нескромный вопрос: каковы цели настоящего приезда

вашего в Петербург? Быть может, чисто личные дела?..

- Вот-вот, по личным делам приехал, именно...

- С дочерью?

- А вот что, родной, - отреагировал на вопрос Никитина Григорий

Ефимович, - и в тоне его голоса - по словам журналиста - послышалась нотка

не то раздражения, не то искренней, нескрываемой боли. - Не будем говорить

о моих дочерях.

- Вам неприятно, Григорий Ефимович, что о них упоминалось в газетах?

- Ну да, стало быть, так. Правильно понимаешь... Ну? Нешто приятно? То

про институт там какой-то целую историю натворили, то о том, то о сём. Уж

брешут обо мне, ну и пусть себе брешут, а родню-то мою надо пощадить. Оне-

то при чем тут, ну?...

- Говорят, что при вашем личном участии и ближайшем руководстве

организуется ряд новых обществ трезвости?

- Дело борьбы с исконным злом Руси - пьянством... - сказал на это

Григорий Ефимович, - конечно, дело почтенное, и тем более будет в этом деле

замечаться усердие и старание на общую пользу, тем оно, дело-то, значит,

будет успешнее. А что касается насчёт слухов, о которых ты говоришь, так на

это скажу вот что: нет дыма без огня. А только насчёт каких подробностев

уволь, братец, не скажу. А почему? - спросишь... Да очень просто: хотим

дело начать, и дело настоящее, без всякого шума.

- А вот ещё, Григорий Ефимович, настойчиво ходят слухи, что вы

становитесь во главе нарождающейся большой народной газеты?

- А на это ответить могу вот что: подумать ещё надо, прежде чем решать

то, много и толково подумать...Не “тяп-ляп - вышел корабль”. Дело-то

большое. Одним духом не решить, и не скажешь.

- А нужна, Григорий Ефимович, народу специально для него

предназначенная газета?

- Народу всякое живое слово нужно. Живым словом он питается и о нём

жив бывает...

- А как, по-вашему, Григорий Ефимович, сокращается за последнее время

народное пьянство? Начинают ли уже складываться благие результаты,

предпринимаемые правительством, борьбы с пьянством?

- И очень даже начинают. Пьянство на убыль пошло, это так...

- Известно ли вам, Григорий Ефимович, что граф С.Ю. Витте в беседе с

одним из иностранных корреспондентов много, по-видимому, приятной для

вашего самолюбия правды говорил о ваших добрых стараниях и заступничестве

против тех, кто накликал войну?

- О приятности или неприятности там для самолюбия говорить не будем...

Это особая статья... А вот относительно противничества войне, то оно -

конечно, кто же станет желать зла себе и своим?

Достоинство своё национальное соблюдать нам надо, конечно, но оружием

бряцать не пристало. Я всегда это высказывал. Ну, а что касаемо графа С.Ю.

Витте, то он говорил очень разумно, потому что сам он разумный.

А вот, кстати, - спохватился Григорий Ефимович, - спрашивал меня об

этой, бишь, о трезвости, как её насаждать надо...

Так ещё скажу вот что: много позаботиться об отрезвлении народном

надлежит пастырям нашим, многое от них тоже зависимо, и многое можно при

желании и умении им сделать...

- Григорий Ефимович, а слыхали ли вы, что бывший иеромонах Илиодор,

ныне Труфанов, собирается выпустить за границей специальную книгу о вас?

- Ну так что же? - с философским равнодушием отвечает Распутин, -

пусть себе пишет, коль охота есть. Да пусть не одну, а хоть десять книг

испишет, потому бумага всё терпит. А что касаемо именно Илиодора, то ведь

песня его спета уж, так что, чтобы ни писал, аль не хотел там писать,

прошлого не вернешь. Все хорошо во благовремении...”

“Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой, - тепло, с благодушной улыбкой

приветствовал в следующий раз журналиста С. Никитина Григорий Распутин. -

Ну, что опять писать надумал? Экий, братец, ты такой неугомонный, право!

Все-то тебе знать, а проповедовать надо, чтобы это в газете тискать... Ну

что ж, всяк на своём деле хорош, - весело-шутливо говорит Распутин своим

“особым и нервным, теплотонным, типично крестьянским говором”.

- Ты вот что, дорогой, напиши, коль ты так уж писать хочешь, -

оживленно заговорил Григорий Ефимович, - вот что: всяка аристократия

мужичком питается... Да, да, питается мужичком, аристократия-то, слышь,

дорогой, - с особой настойчивостью говорил Распутин.

- Мужичок, - продолжал он, - есть сила и охрана её, аристократии-то.

Мужичок - знамя, и знамя это всегда было и всегда будет высоко.

- Единство нам надо всеобщее, дорогой, - продолжал Распутин, -

единство и дружество! Остальное всё само придёт.

Что всему делу глава?

А вот что: Любовь! Она всё венчает, довершает, и она же все созидает.

Только вот любви у нас и мало, а будь её поболее, - Григорий Ефимович

сокрушенно вздохнул, - не то бы, дорогой, было...

Было бы тогда тепло и радостно, так вот совсем, как когда солнце на

заре светит, а то холодно, да...

- А вот скоро поеду на родину... На отдых... Не забываю я родину-то.

Родина успокаивает...”

А вот как описывает визит к Распутину сотрудник “Ялтинского вестника”.

“Принял он меня в высшей мере любезно. Несмотря на то, что Григорий

Распутин находился в пути довольно продолжительное время, совершив длинный

путь сначала из Тобольской губернии в Петербург, а оттуда затем в Ялту, он

выглядел довольно бодрым”.

“Увидеться со старцем, - пишет журналист, - мне пришлось впервые, и

скажу откровенно, он произвёл на меня глубокое впечатление лучистыми

взглядами своих необыкновенных глаз, проникающими, как казалось, в тайники

человеческой души.

- Правда ли, Григорий Ефимович, что вы намерены принять на себя сан

священства? - спросил я.

- Нет, это неверно, - последовал ответ, - и я, право, не знаю, кем и с

какой целью был пущен этот слух”.

Коснувшись затем тех статей, которые появлялись в столичной печати,

корреспондент “Ялтинского вестника” также спросил:

“- В петербургских газетах на днях были напечатаны заметки о том, что

вы, Григорий Ефимович, намерены в скором времени выступить в печати с

какими-то сенсационными разоблачениями. Правда ли это?

- Нет, неправда... Я далек от всяких выступов... Да и на что мне это.

Незадолго до покушения почитатели Распутина, встревоженные слухами о

готовящемся покушении, уговаривают его принять меры или по крайней мере

приобрести пистолет.

- Я не городовой, - ответил Распутин, - и носить оружие смерти дело не

моё. Оружие мира, а не смерти должен носить я. Смерти не боюсь. Напротив,

буду рад, что Господь Бог прекратит мои земные страдания. Конечно, приятнее

умереть не от руки злодея, да и вряд ли, чтобы кто-нибудь мог поднять на

меня свою руку.

Вместе с тем готовящееся злодейство он по-своему предчувствовал и

говорил своим почитателям:

- Чувствую, что вскоре придется пережить опасную болезнь, но я не

боюсь. Господь страдал больше за наши грехи, так почему же и мне не

пострадать за свои”.

ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО

Распутин, конечно, заблуждался, когда говорил, что не найдется

человека, способного поднять на него руку. Он рассуждал по себе: “Если

любишь, не убьёшь”. Но в России того времени была масса людей, живших не

любовью, а ненавистью, и прежде всего ненавистью к исторической России и ко

всем, кто её поддерживал. Больше всего их было в образованном обществе,

которое в значительной своей части одобрило кровавый бандитский террор

революционеров. Акции убийства, как правило, не осуждались, а считались

вполне приемлемыми способами борьбы с представителями “реакции и

мракобесия”. Как это ни странно, значительное число убийц-террористов вышло

из среды священнослужителей и людей, считавших себя близкими к Церкви. Дух

ненависти проникал в самые глубины национальной жизни, парализуя духовные

идеалы Святой Руси.

В те тревожные предвоенные месяцы в России было немало групп людей,

мечтающих о физической ликвидации Распутина. Своей неуемной деятельностью и

близостью к царю Распутин ущемил интересы определенной части высших слоев

госаппарата, духовенства и даже некоторых представителей Дома Романовых.

Не в меньшей степени в ликвидации Распутина были заинтересованы силы,

втягивающие Россию в мировую войну - от “военной партии” при царском дворе

(прежде всего Великого князя Николая. Николаевича и К°) до зарубежных

поджигателей будущей бойни, от революционных кругов, мечтающих о разрушении

России (Ленина и К°) до масонских членов Государственной думы (Гучкова,

Керенского и К°). Каждый из этих сторонников войны помнил роль Распутина в

балканских событиях, убедившего царя не участвовать в военных действиях.

Поэтому нити заговора на жизнь Распутина неизбежно тянутся к одной из

этих сил.

Первая попытка физического устранения Распутина предпринимается ещё в

1912 году. “В последние месяцы моего директорства при Н.А. Маклакове, -

пишет Белецкий, - когда августейшая семья находилась в Ливадии и Распутин

был вызван в Ялту, от Ялтинского градоначальника, покойного генерала

Думбадзе, пользовавшегося особым расположением Государя и бывшего под

большим воздействием генерала Богдановича (входившего в ближайшее окружение

В.к. Николая Николаевича), который протежировал Думбадзе, мною была

получена шифрованная телеграмма с надписью “лично” приблизительно

следующего содержания: “Разрешите мне избавиться от Распутина во время его

переезда на катере из Севастополя в Ялту”. Расшифровал эту телеграмму

работавший в секретарской части департамента полиции А.Н. Митрофанов,

посылая мне на квартиру шифровку, предупредил меня по телефону, что

телеграмма интересна. Я, подписав, препроводительный бланк, послал её

срочно с надписью: “В собственные руки Н.А. Маклакову” - и затем по особому

- для разговоров только с министром - телефону, спросил его: не последует

ли каких-либо распоряжений, но он мне ответил, что “нет, я сам”. Какие были

посланы указания Думбадзе и были ли посланы, я не знаю, но приезд в

сопровождении филеров состоялся безо всяких осложнений. Этой телеграммы в

деле нет, так как Н.А. Маклаков мне её не возвратил, а Митрофанов по

расшифровке порвал подлинник...”

Думбадзе хотел привезти Распутина в железный замок, стоявший за Ялтой

над морем, и сбросить его оттуда.

По каким-то причинам это покушение сорвалось.

Новое покушение на убийство Григория Ефимовича Распутина произошло в

селе Покровском в три часа дня 29 июня 1914 года. До начала первой мировой

войны оставался месяц и два дня.

Через несколько часов исправник Скатов направляет прямо в Петербург в

департамент полиции телеграмму. (Хранится в ГАРФ.)

“Петербург, департамент полиции.

Три часа дня 29 июня Покровском Григорию Ефимовичу Распутину Новому,

вернувшемуся Петербурга вечером накануне, улице, около его дома, куда он

вышел послать телеграмму, нанесена рана живот кинжалом сызранской мещанкой

Хионией Кузьминой Гусевой, 33 лет, проживающей Царицыне... Гусева

задержана, преступлении созналась, заявив, приехала Покровское убить

Распутина Нового религиозным побуждениям, участников не было, Гусева их

тоже отрицает, проверка подозрительных Покровском более нет, здесь оказался

петербургский корреспондент газеты Курьер крещеный еврей мещанин Литовцев

Киевской (губернии) Вениамин Борисович ДУВИДЗОН... без паспорта

удостоверения метрикой причта церкви Вилинского Воспитательного дома

крещение телеграммы курьера запросил Петербургское сыскное отделение

личности Дувидзона. Пострадавшему сделана операция. Наблюдает врач, рана

порядочная, положение пока неопределенное. Исправник СКАТОВ “.

Архивные материалы - сотни страниц, написанных от руки и только

изредка отпечатанных на машинке. Через почерки людей другой эпохи порою

пробираешься как через дремучий лес. Попробуем сначала дать общую картину

преступления, как она излагается в многочисленных документах, а затем

приведём некоторые, наиболее важные, протоколы допросов и освещение этого

дела в печати того времени.

Распутин вернулся в Покровское из Петербурга вечером 28 июня. По

дороге заезжал в Ялуторовск к своим друзьям Патушинским.

29 июня около 3 часов пополудни разносчик телеграмм Михаил Распутин

(родственник Григория Ефимовича) принёс телеграмму и ушёл. Григорий

Ефимович, по-видимому, решил дать ответ и побежал догнать Михаила. Выйдя за

ворота, он кликнул его. В этот момент к нему подошла мещанка Хиония

Кузьминична Гусева и низко поклонилась. Григорий Ефимович со словами “не

надо кланяться” хотел было подать ей милостыню. Гусева, воспользовавшись

этим моментом, выхватила из-под платка остроотточенный, обоюдоострый кинжал

и ударила Григория Ефимовича в живот. Распутин вскрикнул: “Ох, тошно мне”,

побежал по улице от дома примерно на 108 шагов. Гусева преследовала его с

кинжалом в руках. Григорий Ефимович на бегу схватил с земли палку и ударил

Гусеву по голове. На помощь подбежал народ и задержал преступницу. Один из

крестьян, Степан Подигивалов, сильно толкнул Гусеву так, что она упала

левой рукой прямо на кинжал, ранив себя ниже кисти. Гусеву сразу же

арестовали и отправили в каталажку Покровского волостного правления.

Распутину оказали срочную помощь врачи Иевлева, Высоцкий и хирург

Владимиров. Операцию провели прямо в доме Распутина. Хотя она прошла

успешно, у врачей не было полной уверенности, что Распутин выживет. Они не

могли определить, ранены или нет тонкие кишки.

Вернёмся к первым часам покушения. Распутина с большой осторожностью

перенесли домой. Когда очевидец вошёл в полутемную комнату, в которой

находился уже перевязанный фельдшером Распутин, “здесь творилось нечто

невообразимое”.

Дети и близкие Распутина плакали, суетились и все добивались, кого бы

из врачей вытребовать из Тюмени.

Тут же присутствовал бледный, растерянный урядник. Распутин лежал в

беспамятстве.

“Часа через 2 с половиной он очнулся и узнал очевидца.

- Как вы себя чувствуете? - спросил я.

- Плохо... - отвечал Распутин. - Какая-то баба меня пырнула. Это... по

проискам проклятого Илиодора... Удивительно... И за что такая напасть? Но,

Бог даст, я выживу... Буду здоров...”

Очевидец стал успокаивать раненого. Сказал, что послана телеграмма

врачей в Тобольск и Тюмень.

Вскоре Распутин снова впал в беспамятство. Так продолжалось два дня.

Когда раненый приходил в себя, с ним беседовали врачи, исправник и

работники прокуратуры.

В этом состоянии он даёт свои первые показания.

ПОКАЗАНИЯ ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА

“Зовут меня Григорий Ефимович Распутин-Новый, 50 лет, православный,

крестьянин с. Покровского, где и живу, малограмотный, под судом не был,

показываю:

Вчерась после обеда, часа в 4 дня, я побежал дать телеграмму и вышел

за ворота своего дома на улицу; вижу, ко мне от правой калитки наших ворот

подошла незнакомая мне женщина с завязанным ртом и лицом так, что видны

были одни лишь глаза (как её зовут, не знаю), с поклоном. Я приготовился ей

дать милостыню и вынул из кармана портмоне. В этот момент у неё блеснул в

руках предъявляемый мне кинжал (был предъявлен по просьбе потерпевшего

Григория Распутина-Нового кинжал и бывшая на нём одежда 29 сего июня), и

она им меня один раз ткнула в живот около пупка, и я почувствовал, что из

меня полилась кровь; сделала она это молча, а раньше как бы спросила у меня

милостыню, и я её принял за прошателъницу. Я бросился от неё бежать по

улице к нашей церкви, поддерживая обеими руками рану на животе.

За мной побежала и эта женщина с кинжалом, и мы добежали до моста

Дорофеевых. Собрался народ, и меня не стала резать эта женщина. Её я не

видел в жизни ни разу и каких-либо столкновений и дел с ней у меня не было.

Она меня хотела убить, а не ранить и не побежала бы за мною, когда бы меня

хотела только ранить. Я думаю, что она была подослана убить меня Илиодором

Труфановым, так как он на меня имеет все подлости; других доказательств

моего подозрения на Илиодора в участии и покушении на убийство я не имею.

Его я только подозреваю, сумлеваюсь. Я считаю ненормальным, когда он

отрекся от Бога, от Церкви святой.

Я четыре года назад был у Илиодора в Царицыне. Он меня встречал с

толпами народа и говорил про меня проповеди о моей жизни. Я жил с ним

дружно и делился с ним своими впечатлениями. Его я выручал, а когда

перестал выручать, он провалился. Он на меня писал жалобы в Святейший Синод

и посылал обо мне телеграммы. Сазонову, министру иностранных дел, где

писал, что он погибает; телеграммы эти были адресованы ко мне, а читали их

сазоновские, так как я человек безграмотный. Наша распря пошла из-за того,

что я не пускал его по Волге с богомольцами и был против выдачи ему денег

на газету “Гром и молния”. Был Илиодор у меня года четыре назад в

Покровском, где похитил важное письмо, которое и передал высшим властям.

Больше показать ничего не имею. Прошу протокол мне не читать, потому что я

не люблю слушать мной продиктованное”.

Во время дачи показаний Распутин неоднократно впадал в беспамятство.

Рана была очень опасной, и врачи считали, что Распутин, возможно, не

выживет, в газетах уже стали появляться сообщения о его смерти. Григорий

Ефимович готовился к смерти и сам вызвал священника, который причастил его.

Основания для опасения были серьезные. При судебно-медицинском

освидетельствовании Григория Ефимовича Распутина, произведенном 4 июля, у

него в области живота на середине между пупком и лобком обнаружена косвенно

продолговатая рана длиной в два сантиметра и шириною по середине в один

сантиметр; края раны ровные, концы острые, в глубине раны свертки крови,

рана проникает в брюшную полость; в глубине раны на брюшине после сделанной

ночью, 29 июня, операции наложены швы. По объяснению проводившего операцию

врача Владимирова ранения кишок не оказалось, а на брыжейке был найден

небольшой порез; по своему характеру рана отнесена к разряду тяжелых,

опасных для жизни.

3 июля Распутина перевозят на пароходе “Ласточка” в Тюмень. На пароход

несли очень осторожно. Но и здесь не обошлось без неожиданности. Предлагали

нести на носилках. Но кому-то из домашних пришло в голову испытать их

прочность. На приготовленные носилки лёг сын Григория Ефимовича. К ужасу

всех, носилки сломались. В квартире поднялся неистовый плач и крик. Начали

делать новые, которые оказались уже более подходящими. На них отнесли

старца на пароход. Рядом с носилками шли жена и дети. На улицу вышло все

население Покровского. Перед отходом парохода был отслужен молебен о

благополучном путешествии. Пароход отвалил от берега под звон колоколов.

Берега были запружены крестьянами не только из Покровского, но и из других

близлежащих селений.

Тем временем в Тюмени тоже ожидали приезда Распутина. Возле пристани

собралась масса народа. Так как пароход запаздывал, в толпе начали

распространяться тревожные слухи о смерти старца. Была отправлена срочная

телеграмма с запросом. Немного времени спустя пришла телеграмма,

подписанная сопровождавшим Распутина врачом Владимировым: “Ждите, сегодня

будет в Тюмени, самочувствие хорошее”.

В Тюмени Распутина привезли в городскую больницу, где врач Владимиров

произвёл вскрытие брюшной полости. Операция была произведена удачно. Но

вместе с тем было установлено, что задета и поцарапана брыжейка, а значит

сохранялась опасность рокового исхода.

В тюменской больнице Распутин пролежал до 17 августа. Здесь его

окружили вниманием и заботой. Кроме жены и детей, за ним постоянно

ухаживали его друзья Патушинские и Стряпчевы. Приезжали епископ Варнава и

Мартиниан. Во многих местах совершались молебны. В Москве молебны о здравии

Распутина были у Иверской Иконы Божьей Матери, в Чудовом и Новодевичьем

монастырях и др. Со всей России Распутину идут сочувственные письма и

телеграммы. Русский богатырь борец И.М. Заикин прислал Распутину

телеграмму: “Молю Бога об укреплении вашего душевного и физического

здоровья”.

Слухи о смерти Распутина породили массу новых фальшивок. Газеты

“Петербургский курьер”, “Утро России” объявляют о том, что Распутин вёл род

дневника. Эти записки, под заглавием “По Божьему пути”, составлялись

специально приглашенным лицом, не безучастным к занятию журналистикой, из

духовного звания, давнишнего знакомства и репетитора сыновей одной сановной

дамы.

Газеты публикуют массу выдуманных подробностей. “В этот дневник,

который велся нерегулярно, а время от времени, заносились самые

разнообразные данные: как о состоянии здоровья автора и членов его семьи,

так и о встречах, впечатлениях, приёмах, подношениях, путешествиях

Распутина и его близких”.

Газетчики выдумывают несуществующую беседу с Распутиным, во время

которой он якобы отвечал на вопрос: “Опубликует ли он свои записки?”

“Нет, как можно, нельзя, - возразил он. - Пусть дети мои, если найдет

нужным, сделают это”.

А “дневник” был уже сфабрикован. Определенные силы готовились его

пустить в ход сразу же после смерти Распутина.

Газеты продолжали распространять нелепые слухи. “Петербургский

курьер”, например, со ссылкой на секретаря Распутина Лаптинскую, сообщает о

существовании некоего завещания Распутина.

Сам Распутин, утверждает корреспондент этой газеты, частенько упоминал

о своем завещании, но это касалось не материальных сторон, а его

нравственных требований от наследников, и даже нечто вроде поучения детям.

Кроме того, у Распутина хранится нечто вроде его политического завещания,

составленного им при помощи одного литератора из правого лагеря. В этом

завещании, по утверждению газеты, Распутин много говорит о своей роли, о

борьбе с представителями светской власти при церкви, о С.М. Лукьянове, о

своей дружбе с епископом Феофаном и с другими отдельными иерархами Церкви.

Газета ссылается на неких лиц, от которых Распутин не скрывал своего

завещания, которые якобы свидетельствовали, что оно написано грубым языком

фактов и производит громадное впечатление. Те же лица, по утверждению

газеты, свидетельствовали, что все от первого до последнего слова - правда.

“Судьба этого документа, - пишет “Петербургский курьер”, - в настоящее

время неизвестна, хотя к делу о покушении на него он никакого отношения не

имеет”.

Но Распутин уже не собирается умирать. Как только он приходит в себя,

ещё лёжа в постели, он начинает рассылать телеграммы близким и знакомым по

неотложным делам. Особенно волнует его надвигающаяся война. Всеми силами он

стремится повлиять на Царя. Одну телеграмму к Царю по поводу войны мы

приводили, а есть ещё одна: “Верю, надеюсь на мирный покой, большое

злодеяние затевают, не мы участники, знаю все ваши страдания, очень трудно

друг друга не видеть, окружающие в сердце тайно воспользовались, могли ли

помочь” (19 июля 1914г.).

А тем временем полиция продолжает расследование этого дела. В качестве

свидетелей допрашиваются домашние Распутина, живущие в его доме работники,

а также одна из его последовательниц Латинская.

Познакомимся с показаниями самой покушавшейся.

В некоторых случаях возникает впечатление, что ей дали выучить текст.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ХИОНИИ ГУСЕВОЙ

“Я признаю себя виновной в том, что 29 июня в с. Покровском днём с

обдуманным заранее намерением с целью лишения жизни ударом кинжала в

полость живота причинила крестьянину села Покровского Григорию Ефимовичу

Распутину-Новому рану, но задуманного осуществить не могла по

обстоятельствам, от меня независимым, и в свое оправдание заявляю

следующее: последние 15 лет своей жизни я прожила в г. Царицыне по

Балтийской улице, в доме № 3 вместе со своей родной сестрой Пелагеей

Кузьминичной Заворотковой, её дочкой Марией Григорьевной Заворотковой. Я -

сирота. Я за это время четыре года до 1910 года прожила келейницей в

частном доме Натальи Емельяновой Толмачёвой, на той же Балтийской улице,

напротив дома № 3. Наставницей у меня была названная Наталья Толмачёва; с

нами жила Евдокия Цуцкина, отчество её забыла. Читали здесь на квартире

сорокоусты.

Четыре года назад у нас в г. Царицыне был Григорий Ефимович Распутин,

заходил к нам в келью. Его мы и все принимали со славой, как человека,

принятого бывшим архиереем Гермогеном. Гермоген велел отцу Илиодору водить

Распутина по частным домам г. Царицына, где он прожил около недели и уехал

от нас не знаю куда. В скором времени Распутин поссорился с названным

Гермогеном и Илиодором в С.-Петербурге, после чего я спросила Илиодора:

“Батюшка, чего не едет, как обещался, братец Григорий Ефимович Распутин?”

На что Илиодор мне ответил, что славу ему он, Илиодор, дал через Гермогена

и во время своей славы, Распутин открылся ему, Илиодору, в частной беседе,

что он был развратником, пакостником и клеветал на батюшку Илиодора и

архиерея Гермогена, что они как будто хотят убить его и за это они, Илиодор

и Гермоген, пострадали, так как они в газетах написали про жизнь Распутина,

например, в предъявляемом мне номере газеты “Свет” (был предъявлен № 127 от

18 мая 1914 г. газеты “Свет”, где помещен фельетон “Илиодор и Гриша”).

Слова Илиодора про Распутина из статьи этой газеты “Илиодор и Гриша” и

повлияли на меня так, что я решила убить Григория Ефимович Распутина,

подражая святому пророку Илье, который заколол ножом 400 ложных пророков; и

я, ревнуя о правде Христовой, решила над Распутиным сотворить Суд Божий с

целью убийства Распутина на первой неделе после прочтения статьи “Илиодор и

Гриша”.

Я купила за три рубля на толкучке, на базаре в г. Царицыне, у

неизвестного мне человека-черкеса или армянина, как его звать не знаю,

предъявленный мне кинжал. Покупать кинжал мне никто не советовал, не давал

на его покупку денег; три рубля эти я сама скопила.

У меня было своих 39 рублей, и я уехала после Троицы, спустя неделю, в

г. Тюмень машиной и пароходом. Отметка в паспорте. Неделю назад в

воскресенье я приехала в село Покровское Тюменского уезда, где, как мне

известно из газеты, Григорий Распутин проживает. Об этом я узнала в г. Ялте

в редакции местной газеты “Ялта”. В г. Тюмени я никуда не заезжала, а села

сразу на пароход, на котором приехала в село Покровское. Здесь я

остановилась на квартире у крестьян, как их звать, не знаю. О своём

намерении убить Распутина я не сказала этим крестьянам, объяснив, что я

прибыла в с. Покровское побывать у прозорливого старца Григория Распутина.

Я пришла к нему в дом и спросила у девки (как её звать - не знаю), когда

вернется домой Распутин. Она мне ответила, что он даст им телеграмму и

приедет. Прошла неделя. Девочка моей хозяйки, имя её забыла, мне сообщила,

что она у обедни видела Распутина, который уже приехал домой. С этого дня я

стала следить за Григорием Распутиным возле его дома, сидела на крылечке

местного волосного правления и вчера днём, после обеда, увидела идущего

напротив меня знакомого мне Григория Распутина; он шёл домой, и я

повстречала у ворот его же дома; под шалью у меня был спрятан предъявленный

мне кинжал. Ему я не кланялась. Один раз его этим кинжалом ударила в живот.

После чего Распутин отбежал от меня, я за ним бросилась с кинжалом, чтобы.

нанести ему смертельный удар, но в этот момент он схватил лежащую на земле

оглоблю и ею ударил меня один раз по голове, отчего я тотчас упала на землю

и разрезала себе нечаянно левую руку повыше кисти (обвиняемой Гусевой была

показана забинтованная повыше кисти левая рука). Это было днём, и сбежался

народ, который говорил: “Убьём её!”, то есть меня, и взяли ту же оглоблю. Я

быстро поднялась и сказала толпе: “Отдайте меня полицейскому! Не убивайте

меня!” Кинжал я бросила около ограды. Мне связали руки и повели в волость и

по дороге меня толкали, пинали, но не били.

Больше добавить в своё оправдание я ничего не имею. Показание мне

прочитано. Добавлю: Распутин сознался Илиодору, что он ложный пророк, а что

его везде восхваляют и он хвалится этой славой, - я славы его не признаю и

считаю его ложным пророком.

Хиония Кузьминична Гусева”.

Тем временем полиция поднимает старое дело Илиодора и в нём находит

доказательство подготовки покушения против Распутина.

Из переписки Илиодора следовало, что он связан с какой-то сторонней

подпольной организацией. В одном из писем Илиодора некоему Сёмушке, по-

видимому, связному, говорилось: “Объясни, если они будут так неразумно

вести себя, то я брошу дело и уеду за границу” (что он и сделал

впоследствии).

Следствие продолжалось около года. Во время него была полностью

доказана вина Труфанова (Илиодора) в подготовке к убийству.

12 октября 1914-го судебный следователь Тюменского уезда выносит

постановление о предъявлении обвинений в подстрекательстве к убийству

Труфанову (Илиодору) и розыске его мерами полиции.

Да, обвинение формулируется именно так, а не “организация покушения на

убийство”, что следует из документов и показаний, а только

“подстрекательство к убийству”

Но самое главное впереди - 3 июля 1915 года Гусева объявляется

ненормальной и от уголовного преследования освобождается.

Резолюция Тобольского окружного суда от 3 июля 1915 года гласила:

“Ввиду состоявшегося 20 июня 1915 года определения Томского окружного

суда о признании мещанки города Сызрани Хионии Кузьминичны Гусевой,

обвиняемой в покушении её 29 июня 1914 года в селе Покровском... на

крестьянина Григория Ефимова Распутина в том, что она во время состояния

сумасшествия под влиянием аффекта, связанного с возникшей у неё идеей

религиозно-политического характера, в каковом она находится в настоящее

время... поместить в специальную психиатрическую лечебницу, для лечения до

её выздоровления. Вещественные доказательства сохранить до рассмотрения

дела обвиняемого Труфанова”.

Гусеву помещают в хорошие условия, отличные от других настоящих

психических больных, она получает посылки с едой, фруктами, теплой одеждой.

Свободно переписывается со своими единомышленниками, считающими её

героиней.

В начале марта 1917 года, сразу же после отречения царя, по личному

указанию новоиспеченного министра юстиции Керенского Гусеву отпускают из

лечебницы. Медицинское освидетельствование, сделанное Гусевой перед

“выпиской” из лечебницы, говорило, что она совершенно нормальна.

В Тюменском музее сохранилась копия удостоверения, выданного Гусевой

при освобождении тобольским комиссаром Пигнатти:

“27 марта 1917

Удостоверение

Предъявительница сего есть освобожденная из-под стражи по распоряжению

Временного правительства, покушавшаяся на убийство Распутина, - Хиония

Кузьминична Гусева.

Тобольский губернский комиссар”.

Вот так. Умение и желание убивать становятся общественной заслугой.

Гусеву освободили от уголовного наказания 3 июля 1915 года. А уже 6

июля этого же года выносят заключение товарища прокурора г. Тобольска о

прекращении уголовного преследования против Сергея Труфанова.

И это несмотря на все неопровержимые улики и выводы судебной

экспертизы! Так сработала мощная поддержка, которая стояла за спиной лиц,

покушавшихся на убийство Распутина.

“Я вышел победителем из этой борьбы”, - смело мог сказать будущий

большевик и чекист Илиодор. Атмосфера ненависти и клеветы, пронизавшая

большую часть образованного общества России, делала Григория Распутина

беззащитным перед происками тёмных сил.

Страницы: 1, 2, 3