Григорий Александрович - князь Потемкин-Таврический

Григорий Александрович - князь Потемкин-Таврический

Гимназия № 12

Экзаменационный реферат

по истории

на тему:

"Григорий Александрович-князь

Потемкин-Таврический"

Выполнила:

ученица 10 "В" класса

Свиридова Лидия

Преподаватель:

Ефимова Ирина Вилорьевна

Белгород - 2000 г.

Содержание:

Вступление 3

Глава I. Детство Светлейшего 5

Глава II. Студент Ея Величества 8

Глава III. Как я попал на царский бал" 11

Глава IV. В промежутках 19

Глава V. Смерть князя-куколки 22

Глава VI. На новом поприще 31

Глава VII. Великая Таврида 34

Глава VIII Полководец 38

Глава IX. "Разве мы кому спать помешали?" Греческий проект Потемкина и

Екатерины. 40

Глава X. Лебединая песня Потемкина 51

Заключение 56

Список литературы: 58

Вступление

Григорий Александрович Потёмкин вполне может быть назван самой спорной

личностью в русской истории 18в.

Быть может ,сын небогатого смоленского помещика ,род которого ничем не

прославился, так бы и остался безвестной для истории персоной ,дослужившись

до чина заурядного полковника или в лучшем случае генерал-майора ,если бы

не попал в "случай" ,обеспечивший ему карьеру, славу и богатство. Самые

противоречивые личности всегда вызывают наибольший интерес. Незаурядность

привлекла и меня. Всё началось с того ,что ко мне в руки попала книга В.

Пикуля "ФАВОРИТ". Некоторые факты показались мне довольно сказочными ,и

захотелось прочесть что-нибудь более достоверное, научно обоснованное. Мои

искания привели меня к очень противоречивым, различным мнениям историков.

Такая двойственность мнений притягивала всё больше, а сам характер героя

влюблял в себя всё сильнее.С тех пор Григорий Александрович стал моим

историческим идеалом, независимо от того что я потом о нём читала. Потёмкин

до сих пор остаётся всё же загадочной фигурой. Удивительно, но в нашей

исторической науке спустя 200 с лишним лет после его смерти так и не

создано. Ни одной научной биографии князя .К своему большому сожалению, я

открыла, что самое интересное скрыто от глаз читателя. Интересующимся

приходится довольствоваться в основном сочинениями Казимира Валишевского и

Валентина Пикуля, во многом основанными на сплетнях и легендах. А между

тем, в архивах хранятся огромные массивы источников -переписка Потёмкина с

Екатериной2 и Румянцевым, Безбородко и Репниным, Станиславом Августом

Понятовским и Иосифом2.В советские времена деятельность Екатерины и

Потёмкина научной темой не считалась. И только в 1997г. в серии

"Литературные памятники" увидело свет капитальное издание переписки

Потёмкина с Екатериной, подготовленное В.С.Лопатиным. В своё реферате я

старалась опираться более всего на труды Лопатина, его статьи ,книги,

заметки. Также я прибегала к помощи изданий некоторых учёных -историков,

докторов исторических наук. Надеюсь, что моя работа небезынтересна и

понравится читающему её.

Мне твой интересен был мир,

Тяжёлою поступью славный;

Твой дивный потёмкинский пир,

Что век осьмнадцать возглавил.

Балы и сраженья былые,

Портьера, за коей интриги.

Деянья твои удалые

И очерки долгие в книге.

Ты южной ль поэт географии?

Ленивый ль шедевров творец?

Всклокоченный ли император,

Так смело принявший венец?

Так кто же был тот расточитель,

За ночь воздвигавший дворец,

Скончавшийся славой бесславною

Великий имперский боец?…

Глава I.

Детство Светлейшего

Итак, с чего же начиналась жизнь великого Потёмкина, глава ,

окрещённая мною "Детство Светлейшего"? В 1734 г. возвращался майор армии

российской ,Потёмкин Александр Васильевич, со службы долгой, на которую

забрали его прямо из-под венца .Шёл ему уже седьмой десяток; под Азовом из

лука татарского он в бок был стрелян, под Нарвою прикладом шведским по

черепу шарахнут, у Риги порохом обожжён изрядно, под Полтавою палашом

зверски рублен, а в несчастном Прутском походе рука колесом мортиры помята.

Были владенья его дворянские невелики: на Смоленщине деревенька Чижово, да

возле Пензы убогое именьишко Маншино. Собирался он домой в Смоленск, а

свернул на Пензу, подальше от жены-старухи. Полюбилась ему вдова молодая у

соседей Скуратовых,

Дарья Васильевна, и женился он при жене живой. Повёз жену свою новую в

Чижово, что побогаче было. Его суженая первая, беззубая и чуть живая, тут

же была отправлена в монастырь, потому как, хоть перечь, хоть не перечь , а

нрав у Потёмкина был суров и не терпел ни малейшего возражения. Вскоре

пошли у Потёмкиных дети-дочери Марфинька и Марьюшка, а уж третьим был

единственный сын Григорий…Историки называют три предположительных даты

рождения Потёмкина-(24 сентября) 1736, 1739 и1742, но всё же большее

количество их склоняется к году 1739-ому, поэтому считаю разумным принять

эту дату и в дальнейшем исходить из неё. Но продолжим. Муж, изводивший

Дарью Васильевну жестокой ревностью, довёл её побоями до полусумасшествия.

Она часто жаловалась сыну на то, что она, правнучка боярина Кондырёва,

знатного и богатого, никак не заслужила грубости потёмкинской шляхты

порубежной, чей род более всего к монашеской жизни прилежание имели. Коли

не драться, так молиться любили. Появление сына доставило много хлопот чете

Потёмкиных. Гриц (так звали его родители) раньше всех сроков покинул

колыбель, и не унизившись ползаньем по полу, сразу же встал на ноги и

забегал. С тех пор уследить за барчуком никто не мог, и он то и дело

пропадал куда-то. Зато говорить он долго не умели даже не плакал. С

невиданным проворством Гриц поедал дары садов и огородов. Большую часть

времени он проводил на деревьях, строил там себе гнёзда и искусно прятался

от отцовского гнева .Но говорить ещё не умел. Наконец, когда ему было лет

пять, однажды утром он выпалил без запинки: "Сейчас на речку сбегаю, да

искупаюсь, потом на кузню пойду глядеть , как дядька Герасим лошадей

подковывает"[1]… Тогда решил отец , что пора сыну его обучение начать . И

появился пономарь с часословом., коему за успешное обучение недоросля было

обещано жалованье в пуд муки и меру овса. Обучение не пошло сразу. Мальчик

не желал заниматься тем, что ему не по нраву было. С пономарём расстались ,

грозная плеть отца не помогла , и было решено выписать из соседнего села

Дятьково отставного штык-юнкера артиллерии Оболмасова, который за 10

рублей с харчами брался любого в науки вывести. Лохматый зверь Оболмасов,

с деревянной ногой оставил неизгладимое впечатление в душе юного Гриши.

Штык-юнкер предупредил , что за любое неповиновение и нежелание постигать

науки, он будет нещадно бит этою ногою, коя перед занятиями отстёгивалась и

клалась на стол специально для профилактических мер. Прыткий Гриц при

первом же намёке на опасность, выбросил ногу за окно и сам был таков.

Забравшись на дерево, молодой дворянин наблюдал за отъездом грозного

педагога , награждённого пятью рублями (" за посрамление чести").Только

слёзные увещевания матери заставили Грица спуститься на землю. Отец даже

бить не стал, а впал в мрачную меланхолию, так как по закону Российской

империи всех дворянских недорослей надобно было являть на осмотр в

герольдию в возрасте семи лет, причём дитё обязательно должно было уметь

читать и писать. Нагрузивши телегу всяческими припасами из погреба и

курятника, отец и сын отправились в Смоленскую герольдию. Старания

родителей не прошли даром, -Гриц благополучно возвратился домой до

следующего осмотра в 12 лет. Неожиданно навестил Потёмкиных московский

родственник Г.М.Кисловский, барин сановитый и умный. Он был президентом

Камер-коллегии и родственником Дарьи Васильевны. Он-то и посоветовал отдать

Грица в монастырь Серпейский на обучение к игуменье Фамари. Здесь будущий

Светлейший легко постиг то, что с таким трудом пытались вбить ему в голову

дома. Мать Фамарь, сама из шляхты , стала обучать мальчика польскому языку.

Здесь же обучались и сверстники Гриши из числа его родственников Каховских

и Энгельгардтов.

Вскоре умер отец , и Гриц вернулся домой. Положение матери было

тяжёлым. После смерти мужа осмелевшие соседи и сородичи стали претендовать

на чижовские земли. Бестолковая вдова совсем запуталась в тяжбах судейских,

горевала часто , что свои же- Потёмкины-! -оказались хуже соседей. Они

наезжали в Чижово как разбойники, без стыда радовались:

-Ты, дура московская, сколи ни пихай сала в конторы разные, всё равно

лучше нашего суды не умаслишь…[2]

Дарья Васильевна списалась с Кисловским и своим родным дядей , генерал-

поручиком Загряжским,[3] который согласился пристроить Григория в Москве.

Он стал жить в доме дяди ,где с первых же дней стал получать от

родственника выговоры за плохое знание родного языка. Да, язык Потёмкина не

был чистым. Общение с порубежной шляхтой засорило его речь польскими

словесами( которые лишь позднее сделались русскими).Оттого и срывались в

его разговоре: балясы, грубиян, забияка, каналья, шуровать , забобоны,

шкодить, завзятый , заядлый, смак и прочие. Кисловский устроил Потёмкина,

как и своего сына, в пансион Иоганна Литке. В пансионе Потёмкин хватал

знания на лету, поражая педагогов то варварской ленью , то гениальной

смекалкой. Он влюбился в геометрию и рисование , импровизировал музыку,

хорошо фехтовал на шпагах. Кое-как Потёмкин начал болтать по-французски,

однако, на зло герру Литке , делал вид , что немецкий ему недоступен.

Вскоре он обнаружил в себе дар актёрского перевоплощения. Точно подражал

чужим манерам , искусно копировал голоса. Мог живо представить переполох

на птичьем дворе или драку кошки с собакой. Такое поведение быстро вывело

Литке из себя, и Потёмкин был вынужден покинуть пансион. К удивлению дяди

, он ничуть не расстроился и заявил о желании стать митрополитом (по всей

видимости , тяга к церкви была семейной чертой, как говорилось

ранее).Потёмкин днями просиживал с дворнею на кухнях, слушал сказки бабок-

ведуний , гонял голубей или(с явной придурью) становился на запятки

дядиной кареты вроде выездного лакея .А по ночам прокрадывался в кабинет

Кисловского , где читал, засыпая под утро на бильярде. Скоро он настолько

привык к зелёному сукну, что уже пренебрегал постелью. Гриша надевал

нагольный тулупчик и слонялся по Москве, пока кривые дороги безделья не

привели его в церковь св. Дионисия в переулке Леонтьевском - он сделался

певчим! Однажды, после заутрени один вельможа обратил внимание на голос

Потёмкина и, узнав , что это пришлый дворянин смоленский, нигде не

состоящий на службе, пожаловал "певцу" место в Конной гвардии. Иначе

говоря, в 1755 г. он стал рядовым солдатом кавалерии. В 1756г. вышел указ

императрицы Елизаветы Петровны, в котором сказано было об основании

университета с гимназиями- для дворян и разночинцев. Место для университета

выбрали у Курятных ворот Китай-города, где расположились Главная аптека и

буйная остерия "Казанка", куда в годы минувшие сам Пётр1 заглядывал, чтобы

перцовой ахнуть и грибочками закусить. Трактир этот разломали , а пьяниц

выгнали .На старой почве поселялась новая жизнь.

Итак, в жизни Светлейшего началось новое время- в 1757 г. он

стал студентом первого московского университета.

Глава II.

Студент Ея Величества

В студенческие годы таланты Потёмкина раскрылись более ярко(впрочем ,

как и безудержная праздность).Здесь он находит новых друзей, знакомится с

Василием Рубаном , Денисом Фонвизиным, Яковом Булгаковым и другими

персонами, по-своему заполнившими страницы истории русской. Друзей этих

Григорий Александрович уже никогда не забывал, многим помогал на протяжении

всей жизни.

Занимались с утра до вечера , а каникул мало было отпущено, всего

дважды в году (с 18 декабря до 6 января и с 10 июня до 1 июля). Страшно

писано, да зато жилось не страшно: многие как зачислились в студенты, так

и начались у них сплошные каникулы(не это ли прототип современного

студента?)…Потёмкин лекции посещал, но в бегах бывал неоднократно. В

балаганах смотрел как заезжая девка с Мальты силу показывала. После таких

чудес кому охота сидеть в аудитории , где темно от двух окошек, изо всех

щелок дует, а под ногами крысы с крысятками так и шныряют!

Как говорили в те времена, "нерадивую младость положено сечь", и

свято следовали этому правилу: дворян секли , портков с них не снимая, дабы

не бесчестить, а разночинцев пороли без порток, о чести уже не помышляя.

Практика воспитания благородных мужей отечества допускала ношение ими на

груди дощечки с изображением осла. Зато педагогам запрещалось бить

студентов палкой по голове. Прохожие на всякий случай обходили университет

стороной, - здоровущие , как телята, псы охраняли "питалище наук". Потёмкин

неизменно имел охоту лишь к тому, что ему нравилось, и не терпел, если в

него вдалбливали то, что в голове никак не умещалось. От этого-то он и не

мог похвастать блестящими результатами учёбы. Ему было завидно , когда

ректор Мелиссино выделил лучших на "акте", то есть , говоря современным

языком, на доске почёта. Он делал вид , что его нисколь не задевает

положение вещей , но когда дядя подарил ему книгу знаменитого полководца

Монтекукколи, у Потёмкина разыгралось воображение о собственных военных

успехах и тот учебный год он закончил с медалью.

Неожиданно скончался благодетель дядя Кисловский. На похороны , ради

утешения вдовы , пришла игуменья Сусанна. Это предположительно была

красивая женщина лет сорока, к которой молодой Григорий Александрович сразу

почувствовал влечение. Да и игуменья сразу приметила высокого юношу с

красивыми вьющимися волосами. Говорят , что некоторое время спустя , как-

то ночью , Потёмкин пробрался в келью Сусанны. Что было дальше, думаю,

можно не продолжать. Хотя этот эпизод жизни светлейшего не имеет

подтверждения из достоверных источников, поэтому данный факт имеет скорее

характер сплетни. А вот красота его пышных локонов известна. Часто, на

вопрос о том , где он взял такой чудесный парик, Потёмкин нагло врал, что

в Дании.[4]

Немного спустя после смерти дяди, Потёмкин познакомился со служкой

Греческого монастыря, сказавшим , что благочинный иеродиакон Дорофей

возымел интерес к так дивно поющему Григорию. Скоро Гриша имел честь

познакомиться с Дорофеем лично. У него он нашёл множество книг на разных

языках, к чтению и изучению которых пристрастился. На Пасху познакомил

Потёмкина Дорофей с Амвросием Зертис - Каменским, митрополитом крутицким

и можайским. В разговоре он свободно цитировал Златоуста , Цицерона и

Вольтера. Удостоверившись в отличнейшем знании Потёмкиным Священного

Писания, Амвросий похвалил юношу. Конец встречи с митрополитом оказался

совсем неожиданным - Потёмкин не покинул монастыря, пока не выучил

греческий язык.

Гриша продолжал пропускать занятия в университете и заниматься вещами

, совсем далёкими от того. Что преподавали в стенах Московского

Университета. Мелиссино вдруг вызвал его в канцелярию и спросил строго,

отчего сударь манкировал лекциями так долго. Ответ был ошеломляющим: "И рад

бы присутствовать, да некогда"[5] Мелиссино покачал головой , но отправил

всё же Потёмкина в Петербург в числе примерных учеников университета.

В это время началась война с Пруссией. Московский университет

отправил на войну студентов-разночинцев - переводчиками, и они разъехались

по штабам уже дворянами при офицерских шпагах! Это была первая лепта

университета стране.

В Петербурге Потёмкину негде было остановиться, в отличие от

своих спутников Д. Фонвизина, Д. Боборыкина, Я. Булгакова Его приютил , по-

приятельски, дядя Фонвизина. Здесь, в столице , прошла встреча студентов с

М.В. Ломоносовым и императрицей Елизаветой Петровной. Впечатление студенты

произвели самое благоприятное. Теперь предстояло появиться при "малом

дворе" в Ораниенбауме. Этой встречи Потёмкин боялся меньше всего, но именно

на ней опростоволосился, промямлив что-то невнятное , при ответе на вопрос

великой княгине. Но Екатерина, похоже, больше всех заметила именно его,

хотя тогда ей было вовсе не до студентов, так как она была в очередной раз

беременна, а Понятовский незадолго до этого был со скандалом отозван в

Варшаву.

Елизавета не забыла Потёмкина и произвела его в капралы. Сам же

он вернулся в Москву чернее тучи, сильно переживая по поводу своего

нелепого поведения перед великой княгиней, которая понравилась ему более

всего увиденного им за время пребывания в столице. Последующие два года для

Потёмкина не были ознаменованы ничем, кроме лени и чтения книг. За это

время он приобрёл дурную привычку грызть ногти, отпустил длинные волосы

.Однако летом 1759 года Григорий совсем скрылся - уехал к дальним сородичам

в деревню Татево Бельского уезда. Татевская библиотека тогда славилась

, и через полгода он вернулся в Москву совсем обновлённым. За эти

полгода , проведённые в сельской глуши, он обрёл универсальность знаний , а

его мнение редко совпадало с общепринятым. Потёмкин решил стать военным и

ехать на службу в Петербург . Но его затею никто не воспринимал всерьёз.

Судьба сама решила за него. 28 апреля 1760г. вышел № 34 "МОСКОВСКИХ

ВЕДОМОСТЕЙ"; скучая , развернул он газету и увидел своё имя- исключён из

университета : "ЗА ЛЕНОСТЬ И НЕХОЖДЕНИЕ В КЛАССЫ"[6].

Глава III.

"Как я попал на царский бал"

Поскольку помочь молодому Светлейшему никто из числа его родственников

не желал, поддержки пришлось просить " со стороны". Митрополит Амвросий

дал ему 500 рублей , зная , что деньги никогда не будут ему возвращены.

Так Потёмкин получил путёвку в жизнь- купил обмундирование и отправился в

столицу, в гвардию. После московской сыти жизнь в столице показалась

накладной. После обмундировки у Потёмкина осталось всего 30 рублей, да и те

вскоре украли ночью из-под подушки. Служил он в Лейб- Гвардии Конном полку,

располагавшемся на отшибе столицы, близ Смольной деревни , за Невою

виднелись хатки убогой Охтенской слободки. Потёмкин исходил все полки и

коллегии в столице, дабы сыскать кого-нибудь из родственников, но таковых,

увы, не нашлось, пришлось обратиться к секретарю полка Елгозину , с

просьбой о повышении жалованья. Однако в просьбе ему было отказано , и

вновь приходилось хлебать из солдатского котелка. Он поселился на берегу

Невы, где ютились семейные служаки. Здесь жили рейтары с жёнами, бабками и

детишками. Обычно солдаты из дворян платили солдатам из мужиков, чтобы те

за них службу несли. Но Потёмкин сам впрягся в службу , тянул лямку - без

вдохновения, но исполнительно.

В это время государство Российское обнищало и жило впроголодь.

Елизаветинское время ещё долго отдавалось горьким эхом в казне русской.

Последние годы жизни императрицы оставались балом , да только уже не

весёлым и роскошным, а печальным воспоминанием былой мощи. Летом 1761г.

Елизавета приняла Растрелли, который желал получить плату за строительство

Зимнего дворца. Он требовал 380 000 тысяч рублей, кои отсутствовали в казне

напрочь. Нужную сумму наскребли однако по сусекам, но тут случился пожар,

истребивший на складах Петербурга колоссальные залежи пеньки и парусины для

флота, -Елизавета распорядилась отдать все деньги погорельцам, печально

констатировав факт, что в новом дворце ей , видно , уже не удасться пожить.

Победоносная русская армия , поставив Фридриха 11 на колени, целый год не

получала жалованья. Елизавета просила два миллиона в долг у купцов

Голландии , но ей не дали, сочтя императрицу некредитоспособной: один

только личный долг её простирался до 8 147 924 рублей. Богатейшая страна

-Россия - пребывала в унизительной бедности.

24-го декабря Елизавета, пребывая всё ещё в сознании ( здоровье

её было давно и бесповоротно подорвано) , простилась в предчувствии

приближающейся кончины, с близкими , придворными, генералами, лакеями,

башмачниками, ювелирами и портнихами. Агония длилась всю ночь , а под утро

она преставилась. И началась новая эпоха в истории российской, названная "

ЗОЛОТЫМ ВЕКОМ ЕКАТЕРИНЫ". Но началась не сразу , а лишь спустя долгий

муторный год, в который России император великий "простил" стране её

прусские завоевания, ничем другим не прославясь. Хотя я намеренно говорю о

последовавшей за эпохой Елизаветы эпохе Екатерины, так как недолгое время

правления Петра III-го даже и назвать никак по- научному не решаюсь. Это

была испорченная страница отечественной истории и ничего больше. Однако всё

же следует сделать краткий обзор этой самой испорченной страницы. Пётр, по

вступлении на престол, практически сразу стал ломать дрова, щепки от

которых " выкололи не один глаз". Мало того, что победившей русской

армии пришлось отказаться от своих блестящих побед над Пруссией, так ещё

теперь подражать надо было прусским войскам во всём, так как император

новоиспечённый с малых лет завёл себе непререкаемого идола в лице Фридриха

II. Кроме того, скоро стало известно, что из ссылки возвращаются

курляндский герцог Бирон и фельдмаршал Миних, небезызвестные своими

вкладами в развитие России. Всё русское подвергалось поруганию и глумлению,

даже русские слова преследовались. Отныне всё должно было быть по-другому:

стража-караул , отряд- деташмент, исполнение - экзекуция, объявление -

публикация, действие - акция и т. п.

А 28 июня случилось то , что должно было случиться- на

престол императорский взошла Екатерина…

В этот день началось царство Екатерины и в какой-то степени,

Потёмкина.

Его конный полк тоже принимал участие в свержении Павлушки ,

хотя и не самое непосредственное .Однако случай распоряжается как ему

угодно и Григорий Александрович оказался практически в самой гуще

событий. Он сопровождал карету Павла к месту его ссылки , а немного позже

был совсем рядом с Орловыми, когда они расправлялись с императором. Каков

поворот фортуны : Потёмкин не рвался в первые ряды восстания, а Екатерина

его всё ж приметила рослого юношу с непропорциональной фигурой и одарила

его 400 крепостными и 10 000 рублей .Тогда же в 1762 году он лишился

глаза. Эта история весьма интересна . Так как до сих пор доподлинно

неизвестно, что стало причиной потери его. По этому поводу существует

множество версий . Самой распространённой из них является та, что якобы

увидевший в Потёмкине опасного соперника , Григорий Орлов и его братья(

главная поддержка и фавориты Екатерины) выбили глаз неугодному. Но граф

Самойлов А. Н., племянник Потёмкина и очевидец событий, сообщил наиболее

достоверные сведения: Григорий Александрович окривел не в результате

прокола глаза шпагой на дуэли и не вследствие удара кулаком по голове ,

нанесённого Г. Орловым, а от примочки какого-то знахаря , которого

Потёмкину отрекомендовал в качестве отличного лекаря, когда он ему был

необходим. Примочка притянула пресильный жар к голове , а более к

обвязанному глазу, отчего болезнь усилилась до нестерпимости . Потёмкин

снял повязку и обнаружил нарост, который попытался снять булавкой.

Рискованная манипуляция обернулась потерей глаза. История с глазом

расстроила Потёмкина настолько , что он на долгих 18 месяцев похоронил себя

в тёмной спальне, погружённый в мрачные мысли. Но в 1763г. императрица

вспомнила о нём и , он был призван ко двору. Далее, Г. Орлов , ранее не

плохо относившийся к нему , увидел в нём более чем опасного соперника ,

уговорил императрицу отправить Потёмкина курьером в Швецию. Все эти

сведения не опираются на достоверные источники. Первым внушающим доверие

документом , освещающим карьеру Потёмкина до того, как он стал фаворитом,

является составленная императрицей во второй половине 1763 года

инструкция об его обязанностях помощника обер-прокурора Синода. Однако

главной для него оставалась служба придворная- в 1768 году он стал

камергером.

В 1769 году, в разгар войны с Турцией, Григорий Александрович

обратился к императрице с прошением, в котором умолял отправить его на

театр военных действий. По словам Потемкина, покровительство Екатерины

«тогда только объявится в своей силе, когда мне для славы вашего величества

удастся кровь пролить». Воевал он храбро и вполне заслужил благожелательный

отзыв главнокомандующего П. А. Румянцева. 4 декабря 1773 года Екатерина

круто изменила судьбу подававшего надежды полководца, обратившись к нему с

многообещающим письмом. Императрица выразила желание «ревностных, храбрых и

умных людей сохранить» и советовала Потемкину «не вдаваться в опасности».

Послание заканчивалось интригующе. На риторический вопрос: «К чему оно

(письмо -прим. ред)писано?» — следовал такой ответ: «На сие вам имею

ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа жизни об

вас, ибо я всегда к вам доброжелательна была» .[7]

На крыльях радужных надежд в январе 1774 года Григорий Александрович

явился в Петербург и был незамедлительно обласкан — уже в марте он получил

вожделенный чин генерал-адъютанта. Потемкин, отличавшийся неуемной энергией

и способностью все схватывать на лету, быстро приобрел громадное влияние на

государственные дела. В письмах к Гримму Екатерина не могла нарадоваться на

нового фаворита, называя его «самым смешным, забавным и оригинальным

человеком, забавным как дьявол». Императрица, привыкшая без удержу хвалить

всех без исключения фаворитов, на этот раз была совершенно права. Не

ошиблись и наблюдательные дипломаты, быстро распознавшие в Потемкине

даровитого политика. Среди столичных иностранцев ходил такой анекдот:

Григорий Потемкин поднимался по дворцовой лестнице и повстречал бредущего

вниз Григория Орлова. «Что нового при дворе?» — спрашивал Потемкин. Орлов

холодно отвечал: «Ничего, только вы подымаетесь, а я иду вниз».

4 марта 1774 года английский дипломат Гуннинг предрекал новому

фавориту блестящее будущее: «Васильчиков заменен человеком, обладающим

всеми задатками для того, чтобы обрести влияние на дела и доверие

государыни. Это Потемкин, прибывший сюда с месяц тому назад из армии, где

он находился во все время продолжения войны и где, как я слышал, его

терпеть не могли... Он громадного роста, непропорционального сложения и в

наружности его нет ничего привлекательного. Судя по тому, что я об нем

слышал, он, кажется, знаток человеческой природы... и хотя распущенность

его известна, тем не менее он единственное лицо, имеющее сношения с

духовенством».

Прошло чуть более месяца, и в конце апреля тот же Гуннинг доносил в

Лондон о выросшем влиянии Потемкина: «Весь образ действия Потемкина

доказывает совершенную прочность его положения. Он приобрел сравнительно со

всеми своими предшественниками гораздо большую степень власти и не

пропускает никакого случая объявить это. Недавно он собственной властью и

вопреки Сенату распорядился винными откупами невы годным для казны

образом».

В июне 1774 года Екатерина сделала Потемкина вице-президентом Военной

коллегии, что вызвало крайнее раздражение ее президента Захара Чернышева.

В связи с этим Гуннинг заметил: «Принимая в соображение характер человека,

которого императрица так возвышает и в чьи руки она, как кажется,

намеревается передать бразды правления, можно опасаться, что она сама для

себя изготовит цепи, от которых ей впоследствии будет нелегко

освободиться».

Как известно, императрица многократно называла Потемкина своим

учеником. Надо полагать, что два года пребывания при дворе и были той

школой, в которой талантливый и прилежный фаворит постигал начала державной

мудрости. За это время Григорий Александрович успел стать заметной фигурой

в государственных делах. Отметим его совет Екатерине отказаться от мелочной

опеки П. А. Румянцева, что, несомненно, способствовало раскрытию

полководческих дарований фельдмаршала. Влиянию Потемкина приписывают

решение императрицы ликвидировать Запорожскую Сечь, он активно участвовал в

заседаниях Государственного совета и не стеснялся высказывать собственное

мнение.

Надо полагать, Екатерина испытывала полную удовлетворенность

Потемкиным и как фаворитом, и как «учеником». Награды и пожалования лились

дождем. По случаю заключения Кючук-Кайнарджийского мира (1774) Григорий

Александрович был возведен в графское достоинство, получил осыпанную

алмазами золотую шпагу, орден св. Андрея Первозванного и 100 тысяч рублей.

У Фридриха II императрица исхлопотала для него орден Черного Орла, у

Станислава Августа — ордена Белого Орла и св. Станислава, у Густава III —

орден Серафима, у короля датского — орден Слона. Фавориту очень хотелось

получить ордена Золотого Руна, св. Духа и Голубой Подвязки. Однако в Вене,

Версале и Лондоне Екатерине отказали. Впрочем, Иосиф II благосклонно

отнесся к другой просьбе императрицы, и в 1776 году «Гришенок бесценный»

был возведен в княжеское достоинство Священной Римской империи и стал

отныне именоваться светлейшим.

Потемкин заслуживает того, чтобы на его «службе» фаворитом

остановиться подробнее. Во-первых, Потемкин был тайно обвенчан с

императрицей. Мысль о том, что между ними существовали брачные отношения,

высказана давно, но она имела форму догадки. После опубликования писем

императрицы к Потемкину Н. Я. Эйдельманом догадки обрели статус бесспорного

факта, ибо подтверждены самой императрицей, называвшей Григория

Александровича «муженком дарагим», «дорогим супругом», «нежным мужем».

Во-вторых, историки располагают таким бесценным источником, как

переписка императрицы с любовником, ставшим супругом, точнее ее к нему

письмами и записочками: письма фаворита Потемкина к Екатерине практически

не сохранились, ибо она предавала их огню. Тем не менее даже письма

императрицы без ответных посланий возлюбленного позволяют проследить

перипетии их отношений от задушевных и нежных до холодных и

полуофициальных, лишенных ласковых слов и клятв в верности, которыми так

богаты письма и записочки императрицы 1774— 1775 годов.

У обоих корреспондентов были общие черты: они обладали сильными

характерами, недюжинным честолюбием, обоюдным желанием подчинить своей воле

корреспондента. Но были и существенные различия, оказывавшие огромное

влияние на отношения между ними. Императрица предстает темпераментной, но

уравновешенной и рассудительной женщиной. Ее признание, что она «не хочет

быть ни на час охотно без любви», не превращало ее в жертву страсти.

Обладая огромной выдержкой, она, конечно же, возводила на себя напраслину,

когда писала, что глупела от любви, и заявляла:

«Стыдно, дурно, грех Екатерине Второй давать властвовать над собой

безумной страсти». В другом письме: «...как это дурно любить чрезвычайно».

На ее возлюбленном, напротив, лежала печать человека неуравновешенного, со

взрывным характером, с непредсказуемыми поступками в минуты гнева, которому

он часто поддавался.

Роман Екатерины и Потемкина протекал чрезвычайно бурно: нежности

сменялись кратковременными размолвками и даже ссорами, последние столь же

внезапно оборачивались горячими клятвами в любви и преданности. Интимные

письма и записочки императрицы второй половины 1774 года давали основание

считать, что она никогда не исчерпает всего запаса ласковых слов. Ее

изобретательность беспредельна: «Гришенька не милей, потому что милой»,

«Милая милюшечка, Гришенька», «Милая милюша», «Миленький милюшечка»,

«Миленький голубчик», «Миленький, душа моя, любименький мой», «Милуша»,

«Сердце мое» и др.

В июне 1774 года в письмах 45-летней Екатерины впервые встречается

слово «муж». Обычно им заканчивались послания императрицы: «муж дорогой»,

«нежный муж», «дорогой супруг», «мой дорогой друг и супруг», «остаюсь вам

верной женой», «мой дражайший супруг», «муж родной». Некоторые письма

заканчивались иными словами, выражавшими ее недовольство. Но здесь перед

нами не обычная ругань, стремление дать обидную и унизительную кличку, как

это может показаться на первый взгляд, а та же нежность с оттенком

недовольства, отраженного нарочито грубыми словами. Самый пространный набор

кличек содержит послание, относящееся, видимо, ко второй половине 1775

года: «Гяур, москов, козак яицкий, Пугачев, индейский петух, павлин, кот

заморский, фазан золотой, лев в тростнике».

Клятвенных заверений в нерушимой верности в письмах и записочках столь

много, что они вызывают подозрение относительно истинности постоянства

чувств — скорее всего, некоторые выражения навеяны упреками фаворита и

супруга в утрате либо ослаблении интереса к «милому милюшечке Гришеньке».

Уже в апреле 1774 года в одном из писем она усиленно стремилась развеять

подозрения ревнивца: «Признаться надобно, что и в самом твоем опасеньи тебе

причины никакой нету. Равного тебе нету».

Приведем лишь малую толику заверений императрицы: «Я тебя более люблю,

нежели ты меня любишь», «Я вас чрезвычайно люблю», «Гришенок бесценный,

беспримерный и милейший в свете, я тебя чрезвычайно и без памяти люблю,

целую и обнимаю душою и телом, муж дорогой», «Я тебя люблю сердцем, умом,

душою и телом... и вечно любить буду», «Милая душа, верь, что я тебя люблю

до бесконечности», «Милая душа, знай, что тебя нет милей на свете» и т. д.

Многие записочки императрицы отражают ее чувственную любовь, горячее

желание встретиться с любимым: «Я тебя жду в спальне, душа моя, желаю жадно

тебя видеть», «Сударынька, могу ли прийти к тебе и когда», «Гришенька, друг

мой, когда захочешь, чтоб я пришла, пришли сказать», «Я умираю от скуки,

когда я вас снова увижу».

Если бы историки располагали только письмами Екатерины к Потемкину, то

у них были бы веские основания высоко оценить нравственные качества

императрицы, поверить ее клятвенным обещаниям блюсти верность, вечную

любовь и т. д. Но в том-то и дело, что аналогичные заверения и клятвы можно

обнаружить в письмах к новому фавориту, сменившему Потемкина, — П. В.

Завадовскому: «Я тебя люблю всей душой», «право, я тебя не обманываю» и т.

д.

Из писем императрицы явствует, что между влюбленными часто случались

размолвки, причем инициатором их выступал Потемкин, а миротворцем —

императрица. Чем ближе к 1776 году, тем меньше императрица использует

примирительные слова, уговоры заменяются выговорами, появляется

раздражительность: «Я не сердита и прошу вас также не гневаться и не

грустить», «Я, душенька, буду уступчива, и ты, душа моя, будь также

снисходителен, красавец умненький», «Я не зла и на тебя не сердита...

Мучить тебя я не намерена», «Мир, друг мой, я протягиваю вам руку», «Душа в

душу жить готова». Среди суждений на эту тему есть и такое: «Мы ссоримся о

власти, а не о любви». Приведенные слова дают основания полагать, что

Потемкин претендовал на более обширную власть, чем та, которую ему

соглашалась уступить императрица. Похоже, что она постигла характер супруга

и знала истоки его раздражительности: «Холодности не заслуживаю, а

приписываю ее моей злодейке проклятой хандре». В другом письме: «...и

ведомо, пора жить душа в душу. Не мучь меня несносным обхождением, не

увидишь холодность». И далее угроза: «Платить же ласкою за грубость не

буду».

Екатерина не без основания считала, что напряженность, создаваемая

Потемкиным в их отношениях, является нормальным его состоянием. Она писала:

«Спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение». В

другой раз императрица заклинала: «Я хочу ласки, да и ласки нежной, самой

лучшей. А холодность глупая с глупой хандрой ничего не произведут, кроме

гнева и досады».

В цитированных письмах от февраля—марта 1776 года уже нет ни прежней

теплоты, ни бесконечных клятв в верности, ни нежных обращений.

Первое, что приходит в голову, когда читаешь письма императрицы, так

это вывод о том, что не она, а Потемкин являлся виновником назревавшего

разрыва супружеских отношений. Что касается Екатерины, то она выступала

женщиной кроткой, ничего так не желавшей, как спокойствия,

снисходительности к недостаткам друг друга. Много позже после разрыва

Екатерина жаловалась Гримму: «О, как он меня мучил, как я его бранила, как

на него сердилась». Но этой версии противоречит письмо Потемкина Екатерине

от июня 1776 года, когда кризис завершился формальной отставкой одного

фаворита и заменой его другим: «Я для вас хотя в огонь, но не отрекусь. Но

ежели, наконец, мне определено быть от вас изгнану, то пусть это будет не

на большой публике. Не замешкаю я удалиться, хотя мне сил и наравне с

жизнью». Из письма следует, что Потемкин «изгнан» императрицей и что не он,

а она являлась виновницей разрыва.

Думается, что разрыв вполне устраивал обе стороны. Медики полагают,

что Екатерина страдала нимфоманией (нарушением гормонального баланса,

выражавшимся в превалировании гормонов, усиливавших желание близости с

мужчиной). Признание этого факта, правда косвенное, находим у придворного

врача Мельхиора Адама Вейкарда, заметившего: «Жениться на ней потребовало

бы чрезвычайной смелости». Свидетельство самой императрицы тоже

подтверждает диагноз. В декабре 1775 года она писала Потемкину: «Я твоей

ласкою чрезвычайно довольна... моя бездонная чувствительность сама собою

уймется».

Однако «бездонная чувствительность» все никак не унималась, и

Потемкину скоро стало невмоготу совершать каждодневные подвиги на ложе

императрицы. Из ее записочек явствует, что он иногда уклонялся от

выполнения супружеских обязанностей. Положение светлейшего при дворе было

настолько прочным, что остается загадкой осуществленное им намерение

покинуть столицу и возлюбленную и отправиться в захолустье управлять

наместничеством. Потемкин, конечно же, знал, что с его отъездом Екатерина

немедля обретет утешение в новом фаворите. Риск остаться навсегда покинутым

был настолько велик, что только крайняя необходимость вынудила его

совершить этот шаг. Анонимный автор официальной биографии Потемкина,

вероятно его современник, тоже удивлялся поступку князя. «В 1776 годе князь

Потемкин к общему изумлению просил у императрицы позволения отправиться на

несколько времени в свое наместничество для поправления расстроенного

здоровья» '(Жизнь князя Григория Александровича Потемкина-Таврического. Т.

I. M., 1808. С. 57). «Несколько времени» превратилось в десять с лишним

лет, проведенных светлейшим в Новороссии.

Решение Потемкина невозможно объяснить однозначно. Скорее всего,

светлейший уже не рассчитывал на прежнее совмещение обязанностей фаворита и

державного мужа. Отчасти он, видимо, уповал на закрепленные церковным

обрядом брачные узы с императрицей, что давало хотя и слабую, но все же

надежду сохранить ее доверие и свое на нее влияние. Но более всего князь

надеялся на то, что в Новороссии он сможет полностью проявить себя на

службе государству — ему, надо полагать, опостылела косная и однообразная

жизнь двора, мелкие интриги и бесконечные плотские удовольствия.

Потемкин приобрел новое качество и отправился из столицы не

отверженным фаворитом, а блестящим вельможей, облеченным доверием

императрицы и повсюду принимаемым едва ли не с царскими почестями.

Екатерина не ошиблась в Потемкине, когда считала его верным слугой, а тот,

в свою очередь, обрел в ней покровительницу Дружба и привязанность

сохранились, но от былого чувственного увлечения не осталось и следа.

Глава IV.

В промежутках

На императрицыном ложе, оставленном светлейшим без боя, один за другим

отметились случайные счастливчики Потемкина сменил Петр Завадовский,

унаследовавший от предшественника пылкие письменные излияния государыни

Рука Екатерины к тому времени поднаторела в начертании клятвенных обещаний

«Сударушка Петруша» получил свою порцию «Любовь наша равна, обещаю тебе

охотно, пока жива, с тобою не разлучаться» Угрюмый малороссиянин

Завадовский наскучил императрице почти сразу же Он не только искренне

влюбился в Екатерину, но и чаще закатывал ей сцены ревности Хорошо знавший

Завадовского А. А. Безбородко объяснял его скорую отставку тем, что «его

меланхолический нрав и молчаливый характер не нравились пылкой государыне,

и он тихо удалился в свое имение Ляличи, где жил некоторое время в

уединении, затем женился» Управитель дел Потемкина М. Гарновский тоже

отметил дурной характер Завадовского «Говорят, — записал он в дневнике в

июле 1776 года, — что жена раскаивается, что вышла замуж за злого,

ревнивого, подстерегающего и застенчивого меланхолика и мизантропа.»[8]

Подлинные причины падения Завадовского в другом — он был сторонником

братьев Орловых и попытался было удалить Потемкина от двора Сам светлейший

поначалу наделал глупостей и из ревности. Ревнивец вскоре осознал свои

ошибки, объявился в Петербурге, и все стало на свои места — 8 июня 1777

года Завадовский получил отставку и принужден был удалиться в свое

украинское имение Печалиться экс-фавориту было особенно не о чем за год

пребывания «в случае» он получил 6000 душ на Украине, 2000 — в бывших

владениях Речи Посполитой, 1800 — в русских губерниях, кроме того, 150

тысяч рублей деньгами, 80 тысяч драгоценностями, 30 тысяч посудой, не

считая пенсиона в 5000 рублей Желчный князь Щербатов отметил слабость

Завадовского к землякам — «он ввел в чины подлых малороссиян» Заводовского

сменил Семен Гаврилович Зорич, серб по национальности, ослепивший всех

своей красотой В фаворе он пробыл одиннадцать месяцев Этот гусар, адъютант

Потемкина, стал флигель-адъютантом императрицы Зорич отличался остроумием,

неиссякаемой веселостью и добродушием Он явно переоценил свои возможности

будучи рекомендован Екатерине Потемкиным, осмелился перечить ему,

поссорился со светлейшим и даже вызвал его на дуэль Потемкин вызова не

принял и настоял на отставке фаворита, щедро награжденного, как и его

предшественник. Зорич получил город Шклов, где завел свой двор и основал на

свои средства кадетский корпус Кроме Шклова ему было выдано 500 тысяч

рублей, из коих 120 тысяч предназначались для уплаты долгов, на 120 тысяч

рублей ему было куплено поместий в Лифляндии . Пожалованные бриллианты

оценивались в 200 тысяч рублей . Зорич ввел в обычай непомерно великую игру

, потому-то и коротал бесшабашный серб остаток своих дней в нищете.

Мемуарист С. А. Тучков нарисовал любопытный портрет Зорича,

Страницы: 1, 2, 3