Культура как социальное явление

Культура как социальное явление

провал, приводят к обратным результатам или порождают явное отторжение. В

качестве уже почти классических примеров нелепого запрета принято приводить

опыт введения «сухого закона» в США в 20-х гг. и антиалкогольную кампанию в

СССР, начатую в 1986 г[10].

Оба эти акта нормотворчества привели не к снижению уровня алкоголизма,

как было задумано, а к громадному росту нелегального изготовления и продажи

спиртных напитков.

Именно социологический анализ, учитывающий не только назревшую

необходимость и функциональную целесообразность утверждаемой нормы, но и

исторически сложившуюся систему социокультурной регуляции, в которую она

вводится, помогает выявить ограниченность и противоречивость указного

введения норм и те трудности, с которыми новая мера столкнется в социальной

жизни. Возможности усвоения новых норм обусловлены типом культуры,

историческими обстоятельствами, социальной структурой, наличными

коммуникациями. Чаще всего старые и новые нормы сосуществуют — одни как

ритуалы, другие как практические правила.

Для утверждения и защиты каждой нормы формируются критерии одобрения,

поощрения, осуждения или запрета. Широта нормативности и тотальная

потребность в ней приводят к тому, что поощрение обычно менее ярко

выражено, чем осуждение и запрет.

В примитивной среде или обществах, где еще не выработаны достаточно

дифференцированные и обдуманные формы регуляции поведения, существуют

различные табу как непреложный и иррациональный запрет на совершение каких-

либо действий. Даже внешне абсурдные запреты (в отношении еды, каких-либо

поступков, произнесения каких-то слов и т.д.) приобретают важное значение в

системе социального контроля, снижая уровень напряженности и блокируя

разрушительное поведение.

Чем сложнее общество, тем дифференцированной должна быть и принятая в

нем нормативная система, тем необходимее и определеннее нормативы и органы,

которые поддерживают и регулируют такую систему. Помимо общественного

мнения, большое место в такой регуляции занимают системы образования,

воспитания и государственного управления. Последнее имеет в своем

распоряжении как административно-бюрократические, так и судебно-правовые

органы, в том числе исправительные учреждения. В том случае, когда

нарушение норм принимает насильственный и неуправляемый характер, в

действие обычно вводится армия, призываемая для наведения порядка.

Вместе с тем обилие и жестокость запретов не только могут досаждать

индивиду и сдерживать его инициативу. Они могут тем самым вредить и самому

обществу, если они сковывают полезную инициативу. Нормативная избыточность,

т.е. излишние запреты и ограничения, свойственна обществам с относительно

бедной культурой, для которых внутренние расколы чреваты гибелью всего

общества. Но избыточность такого рода часто сохраняется и на стадии

относительной развитости культуры. В результате скрупулезной регламентации

или чрезмерно жесткого нормирования поведения искусственно суживается и

разнообразие действий и мыслей личности, тормозится культурное творчество,

общество плохо приспосабливается к изменениям и приходит в состояние

застоя.

Поэтому существует некоторый предел нормативности для всякого

общества, даже того жесткого и ригористичного, которое подчас стремятся

установить религиозные фундаменталисты.

Без допущения отклонений, поощрения самостоятельности и

предприимчивости, хотя бы в специально выделенных сферах и ограниченных

«свободных зонах», общество оказывается скованным в своих возможностях

приспосабливаться к изменчивой обстановке.

Нарушение норм — в широком плане предмет нравственных отклонений,

аномалии, противоправное отклоняющееся поведение или сфера преступных

действий. Каждое общество выполняет разносторонние формы контроля и имеет

институты, которые должны соблюдать нормы и вести борьбу против их

нарушения. Но хорошо известно, насколько неоднозначным предстает нарушение

норм и в правовой сфере, вводящей многие градации девиантного поведения, и

в морали, которая может с несомненностью оправдать несправедливо

осужденного, и тем более в литературе и искусстве, для которых нарушение

норм очень часто становится лишь элементом занимательного сюжета, фоном для

многих событий или для освещения глубинных процессов в человеческих душах и

судьбах.

Различие между нормой и ее нарушением оказывается весьма условным.

Незаконный бизнес или теневой капитал не только в ряде существенных функций

переплетаются с законным бизнесом и государственным сектором, дополняя друг

друга. Они могут меняться местами, если общественно полезное предприятие

оказывается экологически опасным, а считавшееся до сих пор незаконным

частное предпринимательство получает законную основу для своего

существования и необходимый престиж в обществе. Наркобизнес, азартные игры,

проституция или наемничество могут считаться морально осуждаемыми

профессиями, но от них зависит не только существование многих людей —

поставщиков услуг, но и поставка на рынок этих самых услуг, столь

необходимых потребителям. Это означает, что моральная и правовая антинорма

может являться нормой в экономическом плане, находя в этом соответствующее

утилитарное оправдание.

Это расхождение невозможно устранить, возводя в идеальную норму только

один из противостоящих принципов. Абстрактное морализаторство не избавляет

общество от порока, а загоняет его вглубь. С другой стороны, если считать

единственно верным принцип «покупатель всегда прав» или же «рынок — это

свобода покупать и продавать», то размываются границы между законной

деятельностью и преступностью и наступает разлад, что заставляет общество

прибегать к чрезвычайным авторитарным мерам. В нормально функционирующем

обществе каждая сфера — экономика, социальные структуры, политика и

культура — создают специфические средства регуляции деятельности, которые

дополняют друг друга.

Нормативная сфера располагает своим набором средств для того, чтобы

ограничить нарушения, воспрепятствовать им в наиболее важных сферах

социальной жизни. Конечно, важнейшим фактором регуляции нормативности

являются общественная мораль и право. Но в культурной сфере важным

средством налаживания нормативности являются ценности.

2.3. Ценности культуры

На более продвинутом уровне культурная регуляция человеческой

деятельности осуществляется через систему ценностей. В отличие от норм,

которым следуют, ценности подразумевают выбор того или иного объекта,

состояния, потребности, цели, которые имеют более высокое существование.

Ценности помогают обществу и человеку определить хорошее и плохое,

идеальное или избегаемое состояние, истину и заблуждение, красоту и

безобразие, справедливое и несправедливое, допустимое и запретное,

существенное и несущественное и т.д.

Из сопутствующих понятий следует упомянуть «интерес», «потребность»,

«стремление», «долг», «идеал», «ориентация» и «мотивация». Однако объем

этих понятий обычно уже, чем «ценность». Под интересом или потребностью

обычно понимаются социально обусловленные влечения, связанные с социально-

экономическим положением различных слоев, групп или индивидов, и в этом

случае остальные ценности («идеалы») — лишь отвлеченное отражение

интересов. Мотивация скорее включает в себя те субъективные побуждения —

разной направленности! — которые рассматриваются социальной психологией.

Позитивные мотивации опираются на ценности, которые осваиваются индивидом и

становятся ценностными ориентациями, направляющими его сознание и

поведение.

Между ценностью и действенной ориентацией может возникать разрыв,

определяемый как расхождение между долгом и желанием, должным и практически

реализуемым, идеально признаваемым состоянием и жизненными условиями,

которые не дают шанса человеку. Но такое расхождение между признанием

высокого значения какой-либо ценности и ее недостижимостью могут

осваиваться человеком по-разному. Причина может усматриваться во внешних

обстоятельствах («среда заела»), «происках» соперников или врагов или же в

недостаточной активности и эффективности деятельности самого человека.

Классический пример драматического расхождения между ценностью и действием,

ориентированным на ее достижение, находим в пьесе Шекспира «Гамлет». Почти

до самого конца пьесы принц оттягивает свое действие (а если и действует,

то ситуативно, по настроению) — и не только для того, чтобы удостовериться

еще и еще раз в преступлении, совершенном королем, но и потому, что глубоко

сомневается в необходимости действовать[11].

В отличие от него герой романа Достоевского Раскольников не только

убедил себя в том, что не имеет ценности жизнь «вредной старушонки», но и в

самом деле убивает ее, что влечет за собой глубокое раскаяние.

2.3.1. Классификация ценностей.

Всякая классификация ценностей по типу и уровню неизменно условна в

силу того, что в нее вносятся социальные и культурные значения. К тому же

трудно вставить ту или другую ценность, имеющую свою многозначность

(например, семья), в определенную графу. Тем не менее можно дать следующую

условно упорядоченную классификацию ценностей.

Витальные: жизнь, здоровье, телесность, безопасность, благосостояние,

состояние человека (сытость, покой, бодрость), сила, выносливость, качество

жизни, природная среда (экологические ценности), практичность, потребление

и т.д.

Социальные: социальное положение, трудолюбие, богатство, работа,

семья, единство, патриотизм, терпимость, дисциплина, предприимчивость,

склонность к риску, равенство социальное, равенство полов, способность к

достижениям, личная независимость, профессионализм, активное участие в

жизни общества, ориентированность на прошлое или будущее, экстралокальная

или же земляческая ориентация, уровень потребления.

Политические: свобода слова, гражданские свободы, хороший правитель,

законность, порядок, конституция, гражданский мир.

Моральные: добро, благо, любовь, дружба, долг, честь, честность,

бескорыстие, порядочность, верность, взаимопомощь, справедливость, уважение

к старшим и любовь к детям.

Религиозные: Бог, божественный закон, вера, спасение, благодать,

ритуал, Священное Писание и Предание.

Эстетические: красота (или, напротив, эстетика безобразного), стиль,

гармония, следование традиции или новизна, культурная самобытность или

подражание.

Рассмотрим некоторые из них более подробно, принимая, что деление по

указанным категориям условно и одни и те же ценности могут быть приняты в

разных сферах.

Семья, родственники, старшее поколение. Во всех культурах существует

большая или меньшая степень уважения к этим социальным элементам, что

получает выражение как в поведении людей (уважение младших к старшим), так

и в формах обращения.

В азиатских и африканских культурах возраст почитается обычно как

признак мудрости и опыта и становится подчас одним из стержней культуры.

Идентификация индивида осуществляется в идентификации его с предками, хотя

существует широкая вариативность в решении этого вопроса для различных

культур. Если у ряда кочевых народов считается делом чести помнить о 9—12

предшествующих поколениях в разных ответвлениях, то в современном

индустриальном обществе человек редко хранит память больше чем о двух

поколениях предков по прямой линии.

Межличностные отношения. Установка на равенство или иерархичность в

отношениях с другими людьми является одним из критериев различия культур.

То, что европеец воспринимает как покорность, послушание, отказ человека от

своей свободы, для других культур означает признание права уважаемого и

влиятельного человека на руководство. Ориентация на индивидуализм или

солидаризм во многом различает Запад и восточные культуры, что подробнее

будет рассмотрено в последующих главах.

Богатство. Материальное богатство как ценность присуще, казалось бы,

всем культурам. Однако в действительности отношение к нему весьма различно

и сам предмет богатства зависит от характера хозяйства. Для кочевых народов

важнейшее богатство — скот, для оседлого крестьянина — земля, в феодальном

обществе статус индивида был напрямую связан с богатством, демонстрируемым

в образе жизни.

Отношение к богатству зависит во многом от доминирующего фактора

социальности. В доиндустриальном обществе демонстративное богатство играло

важную роль, так как было наиболее очевидным свидетельством могущества и

влияния его обладателей, их принадлежности к высшему классу. Накопление

богатства, столь необходимое во всяком обществе, снижало статус владельца,

если только оно не было предназначено для последующей раздачи или

употребления на общее благо. Сословия, владеющие денежным богатством,—

купцы и ростовщики — пользовались большей частью низким престижем, а

особенно ростовщики как люди, извлекающие пользу из затруднений других

людей.

Положение радикально меняется в индустриальном обществе. По мере роста

капитализма именно накопленный и скрытый капитал, пущенный в оборот,

приобретает наибольшую ценность в общественном сознании. Влияние и мощь

владельца зависят от движения капитала по невидимым финансовым каналам,

хотя бы сам владелец вел относительно скромный образ жизни. На более

позднем этапе, в период массового производства, наступает новый поворот,

растет расширенное потребление, переходящее в демонстративное, при котором

товары и услуги приобретаются не в силу их собственных свойств, а потому,

что они дороги, т.е. доступны только состоятельным людям. Обращение к

демонстративному потреблению не только доставляет удовлетворение, но и

повышает статус богатых во мнении и отношении окружающих. Эта тенденция

проникает и в другие слои, которые могут испытывать удовлетворение от

приобщения к престижному расточительству.

Труд как ценность. Труд имеет отнюдь не только хозяйственное значение

или служит фактором, определяющим социальные отношения. Труд еще и важная

культурная ценность. Это всегда присутствует как в народной мудрости, так и

в более сложных системах морали или идеологии. Так, во многих языках

существуют сходные пословицы: «Терпение и труд все перетрут» (и наоборот:

«Под лежачий камень вода не течет»). В художественной литературе изящно

выразил свое отношение к труду Вольтер: «Труд устраняет от нас три большие

напасти: скуку, порок и нужду». Правда, в духе своего аристократического

круга он поставил на первое место скуку.

Конечно, отношение к труду, как и к другим ценностям, определяется не

только духовными или моральными критериями, а оказывается противоречивым,

зависимым во многом от других факторов, среди которых следует выделить

следующие: а) производственные, т.е. классовый статус человека и его

отношение к собственности, так как оценки своего положения для

предпринимателя и работника по найму могут резко различаться; б)

профессиональные, охватывающие престиж той или иной профессии; в)

технологические, т.е. отношение человека к той или иной стороне

производства (станку, конвейеру, компьютеру), которое может варьироваться

от высокой заинтересованности до равнодушия и даже враждебности.

По перечисленным параметрам, очевидно, отношение к труду может быть и

негативным как к источнику угнетения, зависимости, как к фактору,

сковывающему личностное развитие и подавляющему жизненные силы. Еще в

Древней Греции возник миф о Сизифе, обреченном выполнять тяжелый и

бессмысленный труд. В христианском или же мусульманском рае человек

навсегда был освобожден от труда и мог лишь предаваться чувственным или

духовным радостям. В народных сказках зачастую ленивый дурак, лишенный

алчности, но обладающий добрым сердцем, больше преуспевает, чем постоянно

озабоченный и прижимистый накопитель.

Во всякой классово дифференцированной системе субъективная

незаинтересованность трудящихся в своей работе замещается принуждением,

которое может носить характер прямого принуждения (работа «из-под палки»,

под угрозой наказания) или же чисто экономической необходимости, т.е.

физического выживания, в поддержании своей семьи.

Конечно, существует и общественно бесполезная и вредоносная трудовая

деятельность и то, что отвечает интересам отдельного человека, группы или

коллектива, но может расходиться с интересами общества в целом. Поэтому

регуляция трудовой деятельности требует соединения трудовых ориентации с

моральными мотивами.

Обращение к морально-ценностной ориентации — важная предпосылка

успешного хозяйственного развития. Каждая мировая религия поощряет труд,

хотя и подчиняет его более высоким ценностям спасения. Но именно в этом

находила свое разрешение ценностная двойственность труда, его основная

масса направлялась в общественно значимые сферы. Именно в освящении

общественно полезного труда и стимулировании постоянной полезной

деятельности состояло основное достижение религиозной реформации. Но и в

условиях секуляризации сохраняется этическая ориентация труда.

Труд принимает различное содержание в зависимости от того, связан ли

он с наемным трудом или предпринимательством.

Различие здесь зависит во многом от положения человека в системе

производства. Живой труд и даже в его развитой профессиональной форме

обычно имеет низший статус по сравнению с предпринимательством, бизнесом в

разных его вариантах. Но этические принципы применимы по обе стороны этого

совокупного процесса. От рабочего требуется добросовестность, дисциплина,

сноровка, профессиональная ориентация.

Вместе с тем важное значение имеет и этическая ориентация

предпринимательства.

Широко обращаются к ценности труда различные идеологические учения,

прежде всего социалистические.

В эмпирических исследованиях находим такие варианты ценностных

ориентации в труде:

— через труд человек вступает в контакт с окружающим миром (всем

космосом), выходит за рамки своих внутренних переживаний и

непосредственного мирка;

— труд — источник отношений вне рамок нуклеарной семьи и

непосредственного окружения, он обогащает рамки межличностных отношений,

делает человека членом более широкого коллектива, сословия, класса;

— работа является важным, хотя и не единственным источником ценности.

Через работу люди устанавливают свое место в групповых отношениях и

социальной иерархии и тем самым обретают чувство безопасности,

принадлежности, самооценку и самоощущение своего значения, а следовательно,

существенной части своей сущности. Конечно, этот фактор варьируется в

разных типах социальности и разных культурах.

Наибольшее значение работа как источник идентичности имеет в

индустриальном обществе, основанном на привязанности значительной части

населения к промышленному производству. Потеря работы, безработица ведут в

таком обществе к утрате рабочей идентичности, что воспринимается как беда и

личное крушение.

В доиндустриальном и постиндустриальном типах общества этот фактор

менее значим, так как в первом случае преобладает родственная, клановая,

сословная, религиозная идентичность, а во втором — создаются

дифференцированные и гибкие структуры, замещающие «рабочую идентичность»;

— работа — источник обязательной деятельности, регулятор и организатор

личного поведения. Оставаясь без работы, люди могут проводить целые дни

пассивно, предаваясь сну или мечтам наяву (вспомним образ Ильи Обломова из

романа А. Гончарова «Обломов»). Такой образ жизни чреват понижением

самооценки личности или приводит к попыткам компенсаторного самооправдания

ссылками на обстоятельства;

— труд помогает развитию творческих способностей и профессиональных

навыков, что дает возможность гордиться своими способностями, создает

чувство уверенности и безопасности;

— работа структурирует психологическое время, заполняет и организует

день — год — жизнь. Конечно, эта структура во многом зависит от общей

системы культуры и локальной культурной среды.

2.3.2. Механизм действия ценностей.

Ценности создают более гибкий уровень регуляции общества, подчиняя

себе функционирование обычаев, норм и значений, особенно важных для

общества. Наряду с обычными нормами, утверждавшимися силой привычки и

обыденными средствами, которыми располагает, например, семья или соседская

община, выделяются и особые нормы, получающие высшую санкцию через механизм

религиозной сакрализации или правовое требование. Нормы «не убий», «не

укради», «не лги» являлись священными запретами, нарушение которых обрекало

человека на тяжелое наказание, отторжение от общества или муки совести.

Предписания «чти отца и мать», «поклоняйся Богу единому», «трудись в поте

лица своего» становились теми позитивными заповедями, соблюдение которых

повышало престиж человека в глазах окружающих и его самого.

Ценности не только преобразуют механизм нормативности.

Они принципиально перестраивают и те системы значений, через которые

человек познает окружающий мир. На обыденном уровне дуальность предстает

как важная характеристика всего многообразия мира: небо — земля, солнце —

луна, свет — тьма, день — ночь, мужское — женское. верх — низ, горячее —

холодное и т.д. Эти оппозиционные начала и характеристики предметов и

процессов выступали как равно необходимые для обеспечения органических

процессов в природе, обществе и человеке. На обыденном уровне основным

механизмом организации многообразных значений является градация оппозиций:

высокое—среднее—низкое, день—сумерки — ночь, горячее — теплое — холодное,

большое — среднее — малое, молодой —взрослый —старый и т.д[12].

Впрочем, некоторые начала с трудом поддаются градации и устойчиво

сохраняют свою дуальность: небо — земля, мужское — женское, солнце — луна,

жизнь — смерть, хороший — плохой и т.д. Эти оппозиционные начала или

градуированные характеристики предметов и процессов выступают как равно

необходимые для обеспечения органичности и непрерывности процесса в целом —

в природе, обществе, человеке. В мифологии они подвергаются витализации и

персонализации и могут действовать в постоянном соотношении или

соперничестве между собой. Подвергаясь воздействию ценностных принципов,

градация или дуализм принимают вертикальную структуру — иерархического или

полярного типа, придающую разную степень достоинства и значения тем или

иным элементам. Соответственно, все «высокое» и «светлое» получает более

достойный статус. Во всех развитых религиях небо «ценится» больше, чем

земля. На некоторой ступени развития мифологии главные боги делаются

небесными или же само небо приобретает божественный характер, как это было

в Древнем Китае. Формируется ценностно-семантический комплекс: небо = верх

= благо = власть = недостижимость = вечность и т.д. Быть наверху, высоко

над другими означает править и достичь высокой степени блаженства[13].

Даже в христианской символике Бог помещался на небе. Соответственно

где-то под землей находилось царство мертвых, а на еще более низком уровне

— в Преисподней — царил Сатана как воплощение зла и погибели. Подвергаются

ценностному разделению и другие дуальные пары, хотя и в разной степени.

Если прежде свет сменялся тьмой, и наоборот, чередовались жизнь и смерть,

то теперь между ними возникает противостояние, соперничество и непримиримая

борьба — за «Вечную жизнь» и «Торжество света», «Победу Добра и Правды» и

т.д.

Такого рода ценностная оппозиция создает в культуре поле

напряженности, в котором формируется ориентация субъекта. Человек не может

одинаково относиться к противоположностям, из которых состоит мир, он

должен оказывать предпочтение позитивному началу:

добру, а не злу; свету, а не тьме; правде, а не кривде;

любви, а не ненависти; жизни, а не смерти и т.д.

Во всякой зрелой, устойчивой культуре формируются различные механизмы

внедрения ориентации на достижение ценностей и отторжение неценностей как

принципов, вносящих деструктивное начало в жизнь человека и общества.

Конечно, разработанную систему такого внедрения воплощает в себе всякая

религия («добродетель — грех»). По мере секуляризации внедрение ценностей

все больше берет на себя светская культура, допускающая значительно большую

степень дифференциации ценностных ориентации и более гибкую систему путей и

средств их реализации.

2.3.3. Ценностные расхождения и полиморфизм культуры.

Чем сложнее общество, тем значительнее дифференциация присущих ему

ценностей, что создает полиморфизм культуры, не сводимый к каким-либо

однозначным характеристикам.

Это многообразие вытекает из нескольких источников:

— социальная разнородность общества (элита — народ, дворянство —

духовенство — крестьяне, город — деревня и т.д.), а соответственно и его

культурное разнообразие;

— различие в содержании каждого социокультурного компонента (разные

элиты, разные этнические группы, конфессии, страты и т.д.);

— функциональное различие ценностей по уровням и сферам.

Символическим выражением такого расхождения для европейской культуры

эпохи Возрождения и Реформации стала формула «дворец, собор, костер».

Известная метафорическая формула для русской культуры определяет ее как

«икона и топор», для японской — «хризантема и меч», а для филиппинской

«сампагита (местный цветок), крест и доллар».

Еще в античной культуре полиморфизм витальных ценностей выражался в

поклонении различным богам и богиням, с которыми связывались разные начала

и функции. Культ богини-матери Геи дополнялся культом любви, олицетворенном

в Афродите, а наряду с ними почетное место отводилось властной и ревнивой

Гере и вечной девственнице Артемиде.

Хорошо известны практические оппозиции, часто встречающиеся в жизни и

получившие основательную разработку в философии и социологии: быть — иметь,

работа — досуг, богатство — солидарность, наука — мораль и т.д. Эти

оппозиции по-разному распределяются в зависимости от социальной

принадлежности индивида, или от типа культуры, или от характера

функциональной деятельности. Культивирование досуга — в большой степени

привилегия богатых и знатных, а солидарность имеет более высокий статус,

чем «бессердечный капитал» в среде с устойчивой религиозной регуляцией.

Конечно, в каждой среде признаются так или иначе и другие ценности, что и

служит одним из факторов той коммуникации, которая обеспечивает поддержание

социального взаимодействия. Но когда эти различия переносятся в идейную

сферу, возникает острая идеологическая борьба — «трудящихся» против

«праздных», «мира» против «кулаков» (или «кровопийцев»), «высокой

человеческой морали» против «бесчеловечной науки и техники» и т.д.

Одно и то же, казалось бы, явление может приобретать различное

значение в зависимости от типа общества или социальной среды. В неразвитом

традиционно обществе красота может не иметь ценности, так как слишком

ненадежны условия выживания отдельного индивида, семьи или коллектива.

В более развитом обществе красота может стать как предметом

бескорыстного созерцания или идеализированной любви, так и предметом

расчетливой коммерции, стимулом для расширенного потребления и т.д. Здесь

возможно множество градаций в соответствии как с классовыми критериями, так

и делением на субкультуры. Различные социальные страты вырабатывают

специфические наборы ценностей, вступающие в сложное взаимодействие друг с

другом и теми ценностями, которые утверждаются как общее достояние в

национальных, цивилизационных или интернациональных рамках.

Но в рамках собственно духовной системы преданность ценностной

ориентации может вступать в противоречие со сложившимися «устоями». Всякое

художественное новаторство, например, означает в той или иной степени

нарочитое нарушение уже принятого стиля в стремлении к открытию новых

вариантов эстетического или морального видения мира. На рубеже XIX—XX вв.

во Франции и других европейских странах такие прорывы сопровождались

общественными скандалами вокруг импрессионистов, постимпрессионистов и т.д.

Однако позднее «перманентный» авангардизм стал признанным явлением

художественной жизни и общественное сознание спешило признать очередное

необычное явление в искусстве.

Таким образом, при социологическом рассмотрении культуры ценности

предстают как подвижная и зависимая сфера культурной регуляции,

обусловленная общей динамикой, вовлекающей в свое движение и то, что

утверждалось как бы бесспорным, нерушимым, однозначным, вечным и священным.

Свидетельством тому могут служить не только разрушенные древние храмы и

святилища, но и недавно ниспровергнутые культы, символы, верховные законы,

снятые нерушимые границы и т.д. В условиях социальных потрясений как

простые человеческие нормы, так и высокие ценности могут быть подвергнуты

интеллектуальной критике и отменены.

В условиях резких сдвигов (революций) в обществе могут возникать

тенденции к быстрому и радикальному ниспровержению прежде высоко

почитавшихся ценностей в пользу новых, подчас прямо противоположных. Однако

в устойчивых культурах вырабатываются свои способы и механизмы преодоления

противостояния разных ценностных мотиваций без их взаимного разрушительного

столкновения.

В упорядочивании ценностного противостояния и разброса можно выделить

три основных принципа. Первый основан на иерархизации, на выделении

доминантных ценностей, по отношению к которым остальные выступают как

вторичные. Это помогает обществу или индивиду уладить проблему столкновения

любви и долга, человеческого отношения с практичностью,

общегосударственного и локального интересов, власти и личности и т.д.

Принципиальное решение дает уже христианская формула «Богу богово, а

кесарю кесаревом: во властной и духовной сферах должны действовать разные

принципы, не устраняя друг друга.

В полемике средневекового рыцаря и крестьянина по поводу того, идти

или не идти в крестовый поход на неверных, второй собеседник выставляет

достоинство своего труда, благо своей семьи и личную безопасность как

аргументы против выполнения высокого долга, но в конце концов соглашается с

рыцарем и идет в поход.

В известном «деле Рушди» его «Сатанинские стихи» вызвали обвинение в

религиозном кощунстве и заочный смертный приговор. Принятие в мировом

общественном мнении разделения религиозных ценностей и моральных норм

привело к резкому протесту со стороны многих людей в разных странах против

такого фанатичного проявления религиозности. Оба суждения, вынесенные в

разных системах ценностей, остаются в силе.

Другой способ упорядочивания ценностей, как и норм, состоит в их

распределении по разным сферам деятельности. Жесткая рациональность

профессиональной работы может смениться духовным восхождением через музыку,

молитву или медитацию — или же игрой и развлечением, чтобы внутренне

расслабиться.

Третий способ — распределение ценностей по разным социальным слоям.

Так, даже господствующие элиты сами по себе не представляют собой единого

слоя, а делятся на типы, осуществляющие разные функции и придерживающиеся

разных ориентации. Для политической элиты главная ценность—власть, для

военной — сила, для религиозной — моральные ценности, а для

интеллектуальной — знания. И хотя правильно организованное общество

нуждается во всех этих компонентах регуляции, между этими элитами неизменно

возникают разногласия, отражающиеся в напряженных идеологических спорах

относительно того, кто важнее.

Лишь в предельных толкованиях ценности, относящиеся к разным сферам,

фигурируют независимо друг от друга (например, по принципу «морали нет,

есть только красота»). Обычно они пересекаются друг с другом, хотя во

всяком развитом обществе никогда не совпадают. Чем выше уровень ценностей,

тем больше они связаны с сознательной верой в их значение. Именно поэтому

необходима длительная и основательная работа по воспитанию и внедрению

высших ценностей. Особенно велика здесь роль религиозных институтов и

системы образования, принятой в обществе.

Глава 3. Источники и факторы культурной динамики

Можно выделить несколько источников, формирующих и поддерживающих

изменения в культуре. Хотя объем этих вариантов сильно колеблется для

разных обществ или периодов, они постоянно сказываются в социокультурной

динамике.

1. Инновация как изобретение или выработка новых идей, образов,

моделей или принципов действия, политических и социальных программ,

нацеленных на изменение общественного бытия, выдвижение новых форм

деятельности или организации общества, нового типа мышления или

чувствования. Носителями новаторства могут выступать творческие личности

(пророки, правители, мудрецы, деятели культуры, ученые и т.д.) или

новаторские группы, выдвигающие новые идеи, нормы, ориентации и способы

деятельности, отличные от того, что принято в данном обществе. Часто

обращают внимание на то, что источником инноваций обычно служит не «простой

средний человек» и не средняя социальная группа, а индивид или группа, так

или иначе «выбивающиеся» из данного общества, оказывающиеся в нем

«авангардом», «диссидентами» или «маргиналами». Они не принимают

сложившихся нормативных принципов регуляции и ищут свои особые пути

самоутверждения. Поэтому, в частности, в культуре всякого общества

поддерживается высокий статус людей, обладающих необычными способностями к

творчеству, если, конечно, это творчество отвечает ожиданиям группы.

На более массовом уровне носителями новаторства нередко выступают

выходцы из других стран или из другой социокультурной среды, оказывающиеся

гетерогенными для данного общества. Это могут быть и сектантские группы,

нарушающие сложившееся «благочиние», затевающие новые пути спасения и

отвечающие им формы практического поведения и хозяйственной деятельности.

Такую роль выполняли протестанты на раннебуржуазном этапе европейской

истории, европейцы в колониальных странах, выходцы из арабских стран или

индийцы в Восточной Африке, китайцы в Юго-Восточной Азии. Выходцы из

кавказских народов в среднерусской полосе нередко оказываются более

успешными в развитии торговли, сферы услуг, различных промыслов, чем

коренное население. Носителями тенденций обновления и модернизации

выступают активные слои, не находящие себе приемлемого места в прежней

системе отношений и типах деятельности.

Однако имеется существенная проблема соединения нововведений с

социокультурной средой. Всякое нововведение обречено на забвение,

отторжение или лишь на временную местную реализацию, если оно не встречает

понимания со стороны принимающего общества, если отсутствует социальный

спрос, определяемый как состоянием общества, так и тем, какой слой

оказывается наиболее заинтересованным в развитии нового типа деятельности.

Именно социальная детерминация определяет судьбу открытий и

изобретений (получит ли творческий акт признание или будет обречен на

забвение). Показательный пример дает история книгопечатания в Западной

Европе. И. Гутенберг начал печатать книги в середине XV в. Но культурная

среда была настолько готова к восприятию этого факта, что уже в 1500 г. в

26 городах Европы было основано почти 1100 типографий, которые выпустили

около 40 тысяч изданий книг общим тиражом 10—12 миллионов экземпляров. Хотя

в России первая книга была напечатана Иваном Федоровым с небольшим

опозданием (1564 г.), этот факт не повлек за собой прорыва в стране,

широкое книгопечатание было отложено на полтора столетия, а сам он

подвергся гонениям.

История знает множество примеров того, как открытия и нововведения

отторгались и предавались забвению, если они не соответствовали

социокультурной среде. И напротив, «социальный заказ» рождал поток

предложений, получавших признание общества. Так, паровая машина была

впервые построена русским изобретателем Иваном Ползуновым в 1766 г. на

одном из заводов на Алтае. Проработав несколько месяцев, машина была

остановлена из-за смерти создателя (починить ее не удалось). Паровая машина

Джеймса Уатта была построена в Англии в 1776 г., и через несколько лет их

было выпущено уже несколько десятков. На протяжении всей своей долгой жизни

Уатт продолжал совершенствовать машину и тем самым содействовал развитию

паровой техники как в своей стране, так и в других странах. Он умер в 1819

г. в почете и славе.

Российская культура, вновь и вновь порождая стимулы для отдельных

нововведений, для появления самородков, не имела широкой потребности в

новых знаниях, сложившейся социокультурной среды, готовой поддержать

нововведения[14].

2. Обращение к культурному наследию, под которым следует понимать

сумму всех культурных достижений данного общества, его исторический опыт,

сохраняющийся в арсенале общественной памяти, включая и подвергшееся

переоценке прошлое. Такое наследие обладает для общества вневременной

ценностью, так как к нему относятся различной давности достижения, которые

сохраняют способность перехода к новым поколениям в новые эпохи.

Культурное наследие — более широкое понятие, чем традиция. В нем

сохраняется все то, что на том или ином этапе было создано в духовной

культуре общества, включая и то, что на время было отвергнуто и не

привилось, но позднее может вновь найти свое место в обществе. В точном

понимании этого термина традиция означает «механизм воспроизводства

культуры или социальных и политических институтов, при котором поддержание

последних обосновывается, узаконивается самим фактом их существования в

прошлом»[15].

Принципиальное свойство традиции в том и состоит, чтобы обеспечивать

сохранение прошлых образцов через устранение, ограничение новшеств как

отклонений. Во всякой культуре существует некое динамическое соотношение

традиционности (благодаря которой поддерживается стабильность) и инноваций

или заимствований (через которые общество изменяется). И то, и другое

сосуществует как разные стороны культурного организма, имеющего свою

самобытность (идентичности), о которой речь шла выше.

Самобытность — существенное и постоянное проявление тех компонентов

культурного достояния данного общества, которые оказываются функционально

необходимыми на новых этапах его существования. В различных ситуациях,

возникающих в силу динамики, присущей самому обществу, или же в силу

воздействия извне, проявляются присущие данному обществу принципы со-

циокультурной регуляции. Этой проблематике уделялось огромное внимание на

многочисленных международных конференциях, проводившихся на протяжении 70-х

гг., и авторитетом ЮНЕСКО признано принципиальное значение принципа

самобытности в международных отношениях. В документах этой всемирной

организации принято определять самобытность как «жизненное ядро культуры,

тот динамический принцип, через который общество, опираясь на свое прошлое,

черпая силу в своих внутренних возможностях и осваивая внешние достижения,

отвечающие его потребностям, осуществляет постоянный процесс постоянного

развития».

Диалектика культуры состоит в постоянном переходе от прошлого к

настоящему и будущему. Накопленному опыту прошлого противостоит

повседневная практика, требующая постоянной расшифровки прежнего опыта, его

приспосабливания, отбора, интерпретации и обогащения. В этом поле между

прошлым и настоящим могут присутствовать как привязанность к привычным

ритуалам, постоянно возрождающим прошлое, так и погружение в повседневность

с ее практическими заботами или же ориентация на будущие достижения.

В многочисленных дискуссиях по проблемам культурного наследия, которые

происходили в развивающихся странах, а в период перестройки широко

развернулись и в нашей стране, выявилось несколько идейно-теоретических

направлений.

Так, среди специалистов в гуманитарных науках нередко складывается

«классикалистское» отношение к наследию, ориентированное на тщательное

поддержание и освоение «неумирающих сокровищ, имеющих непреходящее

значение». В процессе профессионального изучения культуры прошлого

возникает представление, что именно в компетентном и основательном

изыскании, в обстоятельном описании прошлых достижений культуры и можно

обрести смысл достигнутого. То признание, которое получают такие изыскания

в научном мире и на международной арене, те премии и награды, которые

получают исследователи культурного наследия, казалось бы, служат зримым

подтверждением обретенности исторического прошлого.

В культуре каждого общества и в мировой культуре вообще имеется сфера,

где наследие живет вечной жизнью непреходящих ценностей, не подверженных

бурям и натискам, происходящим в социально-политических баталиях. Речь идет

о культуре в ее опредмеченной форме — памятниках, картинах, текстах,

изобретениях, преданиях, т.е. обо всем том, что может быть собрано в музеях

(а частью хранится в запасниках), книгохранилищах, изданиях литературных

памятников. Поддержание этой сферы породило специальные типы эмпирических и

теоретических исследований (археологию, памятниковедение, музееведение,

архивное дело и т.д.), имеющих свою методологию, комплекс профессий,

требующих специальной подготовки, компетенции и соответствующей внутренней

ориентации. Охрана и освоение культурного наследия, организация и

поддержание музеев, библиотек, архивов и т.д. — важная составная часть не

только деятельности общественных организаций, но и обязательная задача

государства. Они широко входят в состав международных мероприятий. Огромные

усилия предпринимаются в этом плане по линии ЮНЕСКО. В России широко

известна теоретическая и практическая деятельность академика Д. Лихачева по

поддержанию памятников национального прошлого.

Ценности и смыслы, воплощенные в памятниках прошлого, несомненно,

становятся важным фактором новой культуры. При этом они должны не только

сохраняться, но и воспроизводиться, вновь и вновь раскрывая свой смысл для

новых поколений, что требует соответствующей интерпретации этого смысла.

Заботиться приходится не только о сохранении, но и о восстановлении,

возрождении тех форм традиционного творчества, которые утрачены или

полузабыты. Подчас возникает тенденция представить это наследие как

воплощение некоего живого духа культуры, сохраненного уже в силу наличия

текста, символа, изображения. Возникает представление, что само

всестороннее описание и консервацию памятника можно выдать за бессмертное

бытие извечных человеческих ценностей, неумирающих памятников, имеющих

непреходящее значение. Задача, казалось бы, состоит в необходимости

последовательного, внимательного их описания — том за томом, рукопись за

рукописью, предание за преданием, храм за храмом. Выхваченные из потока

времени символы и образы могут создать «музеефицирующую» культуру, не

соприкасающуюся с действительностью и не получающую воплощения в новой

деятельности.

Такое отношение к культурному наследию выражают многие религиозные

деятели, а нередко и светские деятели культуры, которые полагают

необходимым обеспечить поддержание привычных смыслов, норм и ценностей,

сложившихся к данному поколению, прививать этому поколению почитание

непререкаемых ценностей прошлого. Как религиозные, так и светские сюжеты и

символы превращаются в канон и академический образец, в сопоставлении с

которым все остальное получает второстепенный или низший статус.

Ревайвализм (фундаментализм) как восстановление более ранних образцов

религиозной веры, не затронутых разлагающим воздействием ее позднейших

противников и извратителей — еще одно, крайнее направление в отстаивании

культурного наследия. Оно играет очень важную роль в тех процессах

модернизации, которые влекут за собой ослабление и распад привычных

традиционных ценностей и форм социальной регуляции. Наиболее известными

проявлениями такого рода течений стали движение гандизма в Индии и тот

процесс активизации ислама в Иране, духовным лидером которого стал аятолла

Хомейни.

В ходе идеологической борьбы происходит отбор тех или иных вариантов

культурного достояния, отвечающего интересам тех или иных социальных слоев

и движений.

Так, жесткая идеологическая борьба была развернута в Китае в 60-х гг.

под лозунгом «борьбы с реакционным наследием конфуцианства». Разрушительная

«культурная революция» дополнялась, однако, культом легизма —

раннекитайской школы права, узаконивавшей полновластие государства и его

высшего лидера.

Нередко приходится слышать и о ниспровержении культурного наследия.

Порой в ходе революционной ломки прежних социальных структур возникают

идейно-теоретические и политические течения, утверждающие бесполезность

прежнего культурного достояния для нового общества. Ни своя национальная

культура, ни религия, ни культура западных стран не считается необходимым

компонентом нового социального и духовного устройства. Если западная

(«буржуазная») культура враждебна в силу своей связи с угнетающим режимом,

то своя собственная также не заслуживает сохранения, так как обрекла народ

на отсталость и зависимость. В ходе революционной и вооруженной борьбы

будет рождаться новая культура.

Известные примеры такого подхода к культурному достоянию можно найти в

раннеболыпевистской идеологии в период гражданской войны в России. Позднее

идеи такого рода получили распространение в национализме леворадикального

толка в ряде стран Азии, Африки и Латинской Америки. Известным идеологом

такого рода подходов к культуре стал алжирский леворадикальный идеолог

Ф.Фанон.

Итак, обращение к культурному достоянию предстает как постоянная

дилемма для общественного сознания в силу глубокой противоречивости самого

прошлого, в котором неизменно сказывается соперничество различных

тенденций, не устраняемых в классической модели развития данной

цивилизации. Другой источник этой противоречивости — наличие альтернатив в

развитии общества, выбор которых требует согласования со сложившимися

устоями.

Важная функция культурного достояния — поддержание стабильности и

постоянства общественной регуляции. Те элементы культурного и социального

наследия, которые передаются из поколения в поколение и сохраняются в

течение длительного времени, выделяются в состав самобытности. Самобытность

включает не только такие традиционные механизмы, как обычай и обряд, но и

более дифференцированные и подвижные элементы: ценности, нормы,

общественные институты. Как уже упоминалось, в механизме традиционной

регуляции инновации оцениваются как вредное отклонение и устраняются.

Однако основной формой регуляции традиции могут служить только в

относительно простых и изолированных коллективах, где практическая и

духовная сферы почти не отделены друг от друга и ссылка на заветы предков

служит достаточным обоснованием поведения. Более развитые общества не могут

ограничиться традицией, и ее функции сводятся к поддержанию фольклорного и

классического наследия. Идеологическая борьба отражает различное отношение

к традициям. Социальные группы по-разному относятся к прошлым нормам и

представлениям, воспринимая одни как позитивные, «свои», а другие —как

негативные, «чужие».

Особое значение приобретает обращение к традиции в народных движениях,

усваивающих активизирующие ориентации в привычных для них формах сознания.

Религиозные или же революционные движения обращались к идеям, возрожденным

из далекого прошлого, чтобы внедрить в сознание масс близкие и понятные им

идеи.

3. Диффузия как распространение культуры. Если традиция — это передача

культуры через поколения и время, то диффузия — ее распространение в

социальном или географическом пространстве (см. гл. II). Распространение

подразумевает и заимствование как освоение тех или иных элементов культуры

из одного общества (как источник) в другое (как принимающее). В социальной

антропологии этот процесс большей частью рассматривается как аккультурация,

которой подвергаются индивиды, социальные группы, районы, нации или страны.

Она может носить прямой (через влияние интеллигенции или иммигрантов на

принявшую их социальную среду) или же косвенный характер (через воздействие

средств массовой коммуникации, потребляемые товары, университеты, научные

центры и т.д.).

Среди факторов, влияющих на культурную диффузию, обычно выделяют

следующие:

— степень интенсивности контактов. Постоянное или частое

взаимодействие обществ ведет к быстрому усвоению инородных элементов. Так,

люди, живущие на национальных окраинах или в торговых центрах, обычно

быстрее усваивают элементы других культур, чем жители глубинки;

— условия контакта: насильственное навязывание культуры неизбежно

порождает реакцию отторжения, сопротивление «оккупационной» культуре,

усиление стремления противопоставить ей свою самобытность, национальное

достояние, язык и историческую память;

— состояние и степень дифференциации общества. На процесс

заимствований влияет, с одной стороны, степень готовности общества к

усвоению инородных нововведений, что означает и наличие той социокультурной

группы, которая может стать их носителем, принять эти нововведения в своем

менталитете, образе жизни и деятельности. С другой стороны, общество,

сохраняющее определенную меру стабильности, устойчивости в системе

социокультурной регуляции, имеет больше возможностей для плодотворного

усвоения этих нововведений без реакции отторжения разрушительных

последствий чрезмерной «имитации».

4. Синтез. В качестве отдельного источника культурной динамики следует

выделить синтез как взаимодействие и соединение разнородных элементов, при

котором возникает культурное явление, течение, стиль или модель

социокультурного устройства, отличающееся от обоих составляющих компонентов

и имеющее собственное качественное определенное содержание или форму.

Синтез становится содержательным сдвигом в общественной жизни и тем

принципиально отличается от симбиоза, возникающего в ходе взаимодействия

культур, при котором собственные и заимствованные элементы и течения

остаются в достаточной степени обособленными, сохраняющими дистанцию по

отношению друг к другу, что сопровождается зачастую взаимным недоверием и

конфликтами.

Синтез имеет место в том случае, если социокультурная система

осваивает достижения иных обществ в тех сферах, которые оказываются

недостаточно развитыми в ней самой, но при этом сохраняет присущую ей

исходную основу, позволяющую говорить о ее определенности и самобытности,

способности поддержания целостности и устойчивости.

Как частичный синтез иудео-христианской и античной традиции

формировалась на протяжении веков европейская культура, хотя в ряде

отношений разнородность этих традиций сохраняется вплоть до настоящего

времени. В VII—IX вв. складывается исламская цивилизация на основе синтеза

собственного религиозного достояния и освоения некоторых духовных

достижений античной цивилизации и политической культуры персидской

цивилизации. На основе длительного взаимодействия достояния индейских

народов и испано-португальской («иберийской») культуры складывается

симбиозно-синтетическая цивилизация Латинской Америки.

В современных условиях синтез становится важным источником

преобразования социокультурной системы многих развивающихся стран. В

качестве наиболее удобного образца осуществления плодотворного соединения

собственных национальных и модернизирующих компонентов обычно приводят

Японию и ряд других малых стран Восточной и Юго-Восточной Азии: Южная

Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур и др. Подобные тенденции имеют место, как

мы увидим, и во многих других странах Азии и Латинской Америки, хотя далеко

не везде они оказываются преобладающими.

Заключение.

Культура — это духовный компонент человеческой деятельности как

составная часть и условие всей системы деятельности, обеспечивающей

различные стороны жизни человека. Это означает, что культура вездесуща, но

вместе с тем в каждом конкретном виде деятельности она представляет лишь ее

собственно духовную сторону — во всем разнообразии социально значимых

проявлений.

Вместе с тем культура — это также процесс и результат духовного

производства, что и делает ее существенной частью совокупного общественного

производства и социальной регуляции наряду с экономикой, политикой и

социальной структурой. Духовное производство и обеспечивает формирование,

поддержание, распространение и внедрение культурных норм, ценностей,

значений и знаний, воплощенных в различных компонентах культуры (мифы,

религия, художественная культура, идеология, наука и т.д.). Как важный

компонент совокупного производства культура не сводится к

внепроизводственному потреблению или обслуживанию. Она является непременной

предпосылкой всякого эффективного производства.

Мир человека - это мир культуры Культура - это освоенный и

овеществленный опыт человеческой жизнедеятельности. Любой исторический тип

культуры в своей конкретности представляет неразрывное единство двух

составляющих - актуальной культуры и культуры накопленной, или культурной

памяти. На все встающие перед ним вопросы человек ищет ответ в усвоенной им

культуре. Культура выступает уникальной характеристикой человеческой

жизнедеятельности и потому необычайно разнообразна в своих конкретных

проявлениях. Культура представляет собой сложноорганизованную систему,

элементы которой не просто множественны, но тесно переплетены и

взаимосвязаны. Культура раскрывает свое содержание через систему норм,

ценностей, значений, идей и знаний, получающих выражение в системе морали и

права, религии, в художественной сфере и науке. Культура существует и в

практически действенной форме, в форме событий и процессов, в которых

проявились установки и ориентации участников, т. е. различных слоев, групп

и индивидов. Эти процессы и события, входящие в общую историю или связанные

с какими-то проявлениями хозяйственной, социальной и политической жизни,

имеют и культурную подоплеку, оказываются фактами и факторами культурной

истории и культурного достояния данного общества.

Список использованной литературы.

1. Батищев Г.С. Социальные связи человека в культуре // Культура, человек и

картина мира.- М.,1987.-С.110.

2. Киселева М.С. Две судьбы одного изобретения (роль культурного

контекста)//Вопросы философии.-1993.-№ 9.-С.12

3. Коган Л.Н. Всестороннее развитие личности и культура.- М.,1981.- С.43.

4. Конев В.А. О сущности освоения культуры // Методологические проблемы

освоения культуры .- Куйбышев,1988.- С.7.

5. Лавренова, Т.И. Социология культуры в парадигме современного

гуманитарного знания // Социальные науки : история, теория, методология.

- М., 2000. - Вып. 1. - С. 38-46

6. Лавренова, Т.И. Социология культуры в парадигме современного

гуманитарного знания // Социальные науки : история, теория, методология.

- М., 2000. - Вып. 1. - С. 38-46

7. Левада Ю.А. Традиция.//Философская энциклопедия.- М., 1970.- Т.5.- С.

253.

8. Манхейм, К. Избранное : Социология культуры / Академия исcледований

культуры. - М.; СПб.: Университетская книга, 2000. - 505 с.

9. Мухамеджанова, Н.М. Духовный кризис личности как отражение кризиса

культуры. - Оренбург , 2001. - 146 с.

10. Небо// Мифы народов мира.- М., 1982.-Т.2.- С.208.

11. Сильвестров В.В. Философское обоснование теории и истории культуры.-

М.,1990.-С.3

12. Социология : Учебное пособие / Ахметова С.А., Беляев В.А., Большаков

А.Г.; Под ред. Ерофеева С.А., Низамовой Л.Р.; Казан. гос. ун-т. Каф.

социологии, Центр социологии культуры. - Казань, 2001. - 2-е изд.

перераб. и доп. - 338 с.

13. Филатова, О.Г. Социология культуры : Конспект лекций. - СПб.: Михайлов,

2000. - 46 с.

14. Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов.- М.,1989.- С. 95

-----------------------

[1] Коган Л.Н. Всестороннее развитие личности и культура.- М.,1981.- С.43.

[2] Батищев Г.С. Социальные связи человека в культуре // Культура, человек

и картина мира.- М.,1987.-С.110.

[3] Сильвестров В.В. Философское обоснование теории и истории культуры.-

М.,1990.-С.3

[4] Лавренова, Т.И. Социология культуры в парадигме современного

гуманитарного знания // Социальные науки : история, теория, методология. -

М., 2000. - Вып. 1. - С. 38-46

[5] Конев В.А. О сущности освоения культуры // Методологические проблемы

освоения культуры .- Куйбышев,1988.- С.7.

[6] Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов.- М.,1989.- С. 95

[7] Манхейм, К. Избранное : Социология культуры / Академия исcледований

культуры. - М.; СПб.: Университетская книга, 2000. - 505 с.

[8] Социология / Ахметова С.А., Беляев В.А., Большаков А.Г.; Под ред.

Ерофеева С.А., Низамовой Л.Р.; Казан. гос. ун-т. Каф. социологии, Центр

социологии культуры. - Казань, 2001. - 2-е изд. перераб. и доп. - 338 с.

[9] Филатова, О.Г. Социология культуры : Конспект лекций. - СПб.: Михайлов,

2000. - 46 с.

[10] Филатова, О.Г. Социология культуры : Конспект лекций. - СПб.:

Михайлов, 2000. - 46 с.

[11] Филатова, О.Г. Социология культуры : Конспект лекций. - СПб.:

Михайлов, 2000. - 46 с.

[12] Филатова, О.Г. Социология культуры : Конспект лекций. - СПб.:

Михайлов, 2000. - 46 с.

[13] «Небо»// Мифы народов мира.- М., 1982.-Т.2.- С.208.

[14] Киселева М.С. Две судьбы одного изобретения (роль культурного

контекста)//Вопросы философии.-1993.-№ 9.-С.12

[15] Левада Ю.А. Традиция.//Философская энциклопедия.- М., 1970.- Т.5.- С.

253.

Страницы: 1, 2