Россия в середине и конце XVIII в

Россия в середине и конце XVIII в

труда в XVIII столетии можно наблюдать и в других отраслях производства – в

металлургии и металлообработке, кожевенном деле, химической промышленности

и т п Встречаются предприятия капиталистического типа и в крупнейших

городах России (Москва, Ярославль, Нижний Новгород, Казань и др. ) В стране

постепенно формируется капиталистический уклад.

В торговой политике правительство Елизаветы по инициативе П. И.

Шувалова в декабре 1753 года приняло важное по своим последствиям решение

об отмене внутренних таможенных пошлин и всех 17 мелочных сборов,

тормозивших развитие всероссийского рынка. Потери от сбора внутренних

пошлин правительство компенсировало увеличением сборов от внешней торговли,

оборот которой уже в 1750 году возрос по сравнению с 1725 годом в два раза.

Указ 1753 года, отменивший внутренние таможенные пошлины, повысил сбор при

заключении внешнеторговых сделок до 13 копеек с рубля вместо ранее

взимавшихся 5 копеек. Принятые правительством меры заметно активизировали

внутреннюю торговлю. Таможенная реформа Шувалова покончила с важнейшим

наследием средневековья – экономической раздробленностью России. Это был

очень смелый, прогрессивный шаг. Достаточно вспомнить, что во Франции

внутренние таможенные барьеры были ликвидированы лишь в результате

революции 1789–1799 годов, а в Германии – только к середине XIX века.

Правительство Елизаветы всячески поощряло развитие внешней торговли,

сочетая эту линию с политикой протекционизма. За период с 1725 по 1760 год

российский экспорт вырос с 4,2 до 10,9 млн. рублей, а импорт – с 2,1 до 8,4

млн. рублей. Внешняя торговля России была ориентирована преимущественно на

Западную Европу, где ее ведущим партнером была Англия. В Европу уходило

главным образом сырье – конопля и лен, в меньшем объеме – уральское железо

и полотно. Закупались же там преимущественно предметы роскоши, шелковые

ткани и тонкое сукно, ювелирные изделия, чай, кофе, вино, пряности. Доля

стран Востока во внешнеторговом обороте России не превышала 17°о. На Восток

продавали металлические изделия, холст, посуду, отчасти нефть, а оттуда

привозили шелк, хлопок, шерсть, причем ввоз здесь преобладал над вывозом.

Значительная доля внешнеторговых операций осуществлялась на Макарьевской

ярмарке (на Волге, к югу от Нижнего Новгорода), куда каждое лето приезжали

негоцианты из Казахстана, Хивы, Бухары и Самарканда, из Персии, Польши, с

Кавказа и других мест.

В целом торгово-экономическая политика администрации императрицы

Елизаветы была успешной и, безусловно, благоприятствовала развитию России.

Здесь Елизавета Петровна добилась больших результатов, нежели в собственно

внутренней политике, где по-прежнему продолжалось смешение властей,

процветали фаворитизм, коррупция и бюрократизм.

Противоречия крепостнической системы хозяйства.

Послепетровское время ознаменовалось рядом событий, которые привели к

усилению крепостной зависимости от помещиков-феодалов. Уже говорилось о

том, что в 20-е годы XVIII в помещики стали ответственны за своих крестьян

в сборе подушной подати. Вслед за этим и сам сбор подушных денег был

передан в руки помещиков. В итоге власть помещиков над крепостными

крестьянами стала безраздельной Они стали для крестьян и судом, и полицией.

В 1747 г помещикам разрешили продавать крестьян в рекруты.

Вскоре после проведения переписи тяглого населения (первой ревизии)

все шире распространяется практика продажи крестьян без земли. Теперь

помещики торговали не только деревнями и семьями, но и крепостными

поодиночке. Помещику были даны права в 1736 г –определять меру наказания за

побег крестьян, в 1760 г. – ссылать крестьян в Сибирь, в 1765 г – ссылать

на каторжные работы. В итоге крепостные крестьяне стали мало чем отличны от

рабов.

Суровость мер к крепостному крестьянству была ярким контрастом по

отношению к росту привилегий помещиков. Крупные изменения в экономике

страны, рост промышленности и торговли, увеличение неземледельческого

населения – все это создавало предпосылки для роста интереса дворянина-

помещика к своему собственному хозяйству, к увеличению его дохода. При Анне

Ивановне в 1736 г срок службы был им сокращен до 25 лет, а один из сыновей

мог вообще остаться при имении. Таким образом, дворянин в 35–45 лет теперь

мог целиком сосредоточиться на хозяйственной деятельности в своих имениях

(с гражданской службы отставка была лишь с 55 лет) Указом не замедлили

воспользоваться, и после русско-турецкой войны, в 1739 г около половины

офицерского состава сразу же ушло в отставку. В1762г был издан манифест о

вольности дворянской. Отныне помещики беспрепятственно могли посвятить себя

хозяйственной деятельности в своих имениях.

С важнейшими льготами дворянству сочетается и ряд других мер,

усиливающих положение дворянства как господствующего класса.

В 1730 г был отменен Указ о единонаследии 1714 г (кроме части,

уравнивающей в правах поместье с вотчиной). С этого момента активизируется

перераспределение земельной собственности, сопровождаясь заметной

концентрацией земель в руках крупнейших владельцев-латифундистов, ибо земля

по-прежнему была источником и хозяйственного, и политического могущества. В

1739 г подтверждено монопольное право дворян на владение «крещеной

собственностью», т е. крестьянами. В1762г купечеству окончательно запрещено

покупать крестьян к заводам. Наконец, чисто хозяйственные привилегии. В

1726 г за дворянством закреплено право продажи продукции собственных

хозяйств В 1755 г им было передано монопольное право на винокурение. В 1762

г. дворянам разрешен свободный вывоз хлеба за границу. В итоге этих мер

дворяне устремились в поместья.

Резкое возрастание интереса дворян к своему хозяйству, стремление к

повышению доходов своего имения не замедлило сказаться на усилении

эксплуатации крестьян.

Прежде всего помещики там, где зерновое земледелие было выгодным,

стремились расширить свою часть пашни. Это вело к расширению барских

запашек и сокращению крестьянских наделов до 1,5 дес на мужскую душу и

менее. Пашня же крестьян уменьшалась.

Помимо сокращения надела тягчайшим бременем для барщинных крестьян были

работы на помещичьем поле. Эти работы, как правило, достигали трех дней в

неделю. В некоторых же районах, в частности, в Вологодском уезде, барщина

достигала в середине XVIII в чудовищных размеров – 5–6 дней в неделю.

Особенно крупные запашки дворяне заводили в плодородных краях. Черноземного

центра (Тула, Орел, Рязань, Тамбов, Сергач и тд.). При этом помещики все

более ориентировались на производство хлеба на продажу. Однако, сокращая

крестьянский надел, помещик рубил сук, на котором сидел сам. Деградация

крестьянского хозяйства была проявлением кризиса феодально-крепостнической

системы хозяйства. В XVIII в проявления этих кризисных черт наблюдаются

главным образом а нечерноземной полосе, в районах выгодного сбыта хлеба Но

в XVIII в эти кризисные явления кончаются без последствий. Это объясняется

рядом обстоятельств.

«Вольность» дворянства, избавившая его от обязательной службы,

означала в то же время, что уничтожены и юридические основания крепостной

зависимости, поскольку закрепощение крестьян обосновывалось в свое время

необходимостью поддерживать именно служилое дворянское сословие. Однако

отмена крепостного права произошла лишь 99 лет спустя, в 1861 г. А на

протяжении XVIII в. крепостной гнет непрерывно усиливался.

Уже при Анне Иоанновне, в 1736 г. помещики получили право определять

крепостным меру наказания за побег, а при Елизавете, в 1760 г. – право

ссылать их на поселение в Сибирь за «предерзостное состояние».

К 30-м годам XVIII в. резко выросли повинности крестьян в пользу

помещиков. По сравнению с серединой предшествующего столетия втрое

увеличилось число барщинных имений и вдвое сократилось число оброчных.

Выросла и барская запашка.

Ученые полагают, что эксплуатация крестьян в барщинных имениях

достигла к тому времени предельного уровня, после которого наступают

разорение и гибель крестьянского хозяйства.

В XVII в. в России не практиковалась продажа крестьян без земли и тем

более поодиночке. В середине XVIII в. это стало обычным явлением. В проекте

елизаветинского Уложения говорилось: «Дворянство имеет над людьми и

крестьяны своими и над имением их... полную власть без изъятия, кроме

отнятия живота и наказания кнутом и произведения над оными пыток. И для

того волен всякий дворянин тех своих людей и крестьян продавать и

закладывать, в приданые и в рекруты отдавать и во всякие крепости

укреплять... мужескому полу жениться, а женскому полу замуж идти позволять

и... всякия, кроме вышеописанных, наказания чинить».

Отданные в безраздельную власть барина, крестьяне нередко подвергались

жестоким издевательствам. Особенно тяжко приходилось прислуге – дворовым.

Помещики, не считая крепостных людьми, пороли и избивали их, разлучали

семьи, заставляли крестьянок выкармливать грудью борзых щенков... Иногда

помещичий произвол достигал такой степени, что власти вынуждены были

вмешиваться. Так произошло в случае с молодой помещицей Дарьей Салтыковой.

Расследование показало, что ею собственноручно или по ее приказу было убито

и замучено более 100 человек. Все это происходило не в далекой вотчине, а в

Москве и продолжалось более 10 лет! В конце концов «Салтычиха» была лишена

дворянства и заключена в монастырскую тюрьму, где и прожила еще 33 года,

так и не раскаявшись. Дело было, однако, не в жестокости того или иного

барина, а в законе, который ставил одного человека в полную зависимость от

доброго или дурного характера другого человека.

Секуляризация церковных земель.

Важной составной частью политики «просвещенного абсолютизма» была

передача в государственное управление пастырских и церковных имений (так

называемая секуляризация). Европейские буржуазные революции решительно

расправлялись с церковными земельными владениями, конфискуя или

национализируя их. Приобщались к этому и «просвещенные монархи», преследуя

иезуитов, закрывая различные монашеские ордена, проводя секуляризацию

церковных имуществ. В России, где совокупный прибавочный продукт едва

достигал допустимого минимума, проблема приращения доходов казны за счет

церкви была особенно актуальна. Идея секуляризации церковных владений

постоянно маячила в России чуть ли не с начала XVI столетия. Наиболее

серьезные попытки к ее реализации предпринимал Петр I Однако реальным актом

секуляризация стала лишь в эпоху «просвещенного абсолютизма». Подготовка

секуляризации была начата в конце 50-х годов XVIII в, а при Петре III был

издан и указ о передаче в ведомство. Коллегии экономии монастырских и

церковных владении. После переворота 28 июня 1762 г Екатерина. И поначалу

приостановила реализацию этого указа. Заигрывая с духовенством, она открыла

вновь домашние церкви, запечатанные при Петре III, способствовала

возрождению влияния духовенства в вопросах цензуры и тд. Однако отмена

секуляризации вызвала огромную вспышку волнений монастырских крестьян. К

тому же оплот монархии, дворянство весьма сочувственно относилось к идее

секуляризации, видя в этом пополнение запаса казенных земель для новых

пожалований.

Все это, вместе взятое, повлияло на принятие Екатериной II нового

решения в конце 1762 г меры, останавливающие секуляризацию, были объявлены

временными. Одновременно была создана комиссия для изучения вопроса.

К этому моменту новая императрица убедилась в слабом влиянии

духовенства как политической силы. И действительно, хотя распоряжения

Екатерины II вызвали в среде духовенства, особенно высших иерархов, сильный

ропот и даже негодование, открыто выступить никто не решился. Исключением

явился ростовский архиепископ Арсений Мацеевич, назвавший секуляризацию

«игом мучительским, которое лютее ига турецкого», действия же императрицы

сравнил с поступками Иуды Искариотского.

«Просвещенный абсолютизм» Екатерины II

«Просвещенный абсолютизм» – явление общеевропейское, составившее

закономерную стадию государственного развития многих стран Европы.

Проводниками этой политики были и шведский король Густав III, и австрийский

император Иосиф II, и прусский король Фридрих II, и некоторые крупные

государственные деятели таких стран, как Дания, Португалия, Испания и др.

Этот вариант государственной политики возник под непосредственным влиянием

идей французского Просвещения XVIII в. Идеи эти получили широчайшее

распространение в Европе в тот период, когда на историческую арену выступил

новый класс – класс буржуазии, открыто боровшийся за свое экономическое и

политическое господство.

Носительница новых производственных отношений, буржуазия той эпохи

сыграла в истории чрезвычайно прогрессивную роль. В качестве идеологической

подготовки своей борьбы за власть она развернула острейшую критику

загнивающего феодального строя и его институтов. Все громче, все сильнее

раздавалась критика в адрес католической церкви, в адрес деспотических

режимов правления. «Религия, понимание природы, общества, государственный

строй – все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было

предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо

отказаться от него... Все прежние формы общества и государства, все

традиционные представления были признаны неразумными и отброшены, как

старый хлам», – так писал об идеях французского Просвещения Фридрих

Энгельс.

Сословный строй средневековья подвергался осуждению прежде всего с

точки зрения «естественных», прирожденных прав любого человека – его

свободы и его равенства.

В эту эпоху далеко за пределами Франции стали широко известны

сочинения таких мыслителей, как Вольтер и Монтескье, Дидро и Д'Аламбер,

Ж.Ж. Руссо и др. Идеи французского Просвещения обладали огромной

притягательной силой и с удивительной быстротой проникали во все уголки

континента.

Растущее крестьянское движение против дворян-эксплуататоров превращало

напряженную обстановку всеохватывающей критики в обстановку, чреватую

революционным взрывом. Во Франции в конце концов это так и случилось.

Однако в более отсталых странах, где феодализм имел еще твердую опору,

наиболее дальновидные государственные деятели стали стремиться к укреплению

основ абсолютной монархии путем ликвидации наиболее устаревших атрибутов

строя. В рядах французских просветителей они нащупали вскоре целое звено из

наиболее умеренных деятелей, готовых пойти на своего рода компромисс.

Объективная необходимость преобразований, отвечающих «духу времени»,

была осознана Екатериной II как задача не только практическая, но и

теоретическая. Именно поэтому царствующая особа, еще в молодости

почитывавшая Ш.Л. Монтескье, вновь берется за проработку его трудов и

трудов Д'Аламбера, Ч. Беккария, Вольтера, Я.Ф. Биль-фельда и др., а с

некоторыми из них даже вступает в переписку (Вольтер, Д'Аламбер, Дидро). В

конечном счете система взглядов императрицы нашла отражение в «Наказе»

Уложенной комиссии, работа над которым заняла у нее около двух лет. Это

объемистый труд из 20 глав, поделенных на 526 статей, раскрывающий принципы

организации государства и роль государственных механизмов, основы правовой

политики и законодательства, судопроизводства, уголовного права, а также

основы общественной структуры и сословной политики. Автор «Наказа» не

скрывает, что на 90% текст его основан на «Духе законов» Монтескье и работе

Беккария «О преступлениях и наказаниях». Однако это не помешало автору

провести в «Наказе» свою политико-правовую концепцию, существенно

деформировав при этом идеи французского Просвещения.

Приспособление революционизирующих идей Просвещения шло, главным

образом, в русле теоретического обоснования монархического государства как

способа самоорганизации общества. Издержки такого приспособления сводятся к

тому, что Екатерина II полностью игнорировала просветительскую теорию

«естественного права» и тесно связанную с ней теорию происхождения

государства как акта «общественного договора» о разделении функций между

членами сообщества (одним предназначена функция производительного труда,

другим – функция управления и защиты общества от врага и т.п.). Отказ этот

был молчаливо мотивирован тем, что монарх-самодержец (и в его лице

государство) не может иметь какие-либо обязанности перед своими подданными

(ибо взаимные обязательства государства и подданных могут быть воплощены в

жизнь только в свободном, гражданском обществе, а не в обществе, где более

90% населения скованы крепостным правом).

Тем не менее теоретическое осмысление предназначения государственной

машины как средства самоорганизации общества было объективно необходимым

даже для феодально-крепостнического государства. По мысли императрицы,

лучший способ самоорганизации общества – это разработка идеальной системы

законов. «Правильно» составленные законы – гарантия четко действующего

государства, делающего достижимым «блаженство каждого и всех». Отсюда

решающая роль не просто монарха, а «просвещенного монарха», способного

одарить общество «правильными законами», отсюда и идея «просвещенного

абсолютизма» с его теорией «общего блага» как цели самоорганизации

общества.

К числу специфических моментов исторической судьбы России Екатерина II

отнесла неизбежность монархического устройства Российского государства. Это

и есть основной «фундаментальный закон» России, ее «вечное право». Однако

это положение привело императрицу к необходимости отстаивать и

неограниченность власти самодержца. Монарх становился самим «источником

всякой государственной власти», и здесь позиция Екатерины II полностью

совпадала с позицией Петра I. «Просвещенный монарх» издает «наилучшие

законы», направляет все действия «к получению самого большого ото всех

добра». Правительство и «средние власти» (т.е. органы государственного

управления) являются прямыми исполнителями воли монарха и изданных им

законов. В трактовке Екатерины II «граждане» являются таковыми лишь в той

мере, в какой они равны перед законами государства. Однако это не исключает

их весьма различных ролей и функций в этом государстве. Все они делятся на

тех, кто повелевает, и тех, кто повинуется. Отсюда разная роль сословий

общества и разный их статус.

«Дух времени» имел существеннейшее влияние на формирование отношения

государства к церкви, ибо духовному сословию в будущем устройстве

практически уже не было места.

Стремление создать законопослушное сообщество выразилось в формулировке

ряда принципов организации судебной власти. Это четкое ограничение судебной

власти неукоснительным исполнением законов, исключающих самостоятельное

правотворчество. Вторым важнейшим принципом должна быть строжайшая

централизация и унификация судебной практики и судопроизводства.

Императрица допускала при этом и практику «совестного суда», внимавшего к

судьбам, вызванным исключительными ситуациями жизни, и выделение сословных

судов. Важнейшей мыслью «Наказа» было исключение из практики суда присяги

как метода доказательства (таковым может быть лишь свидетельство) и пытки

как метода, «противного здравому естественному рассуждению».

«Наказ» пронизывает идея первенства дворянского сословия,

перерастающая в идею создания дворянского государства. В целом «Наказ»

вполне удовлетворял задачам создания политической доктрины дворянской

крепостнической монархии, оснащенной вполне современными для той эпохи и

наиболее подходящими для России постулатами Просвещения, Так была создана

идейно-политическая основа модернизации России под эгидой «просвещенного

абсолютизма». Разумеется, во всем этом была и изрядная доля пустой

фразеологии.

Уложенная комиссия 1767 г.

Весьма существенным звеном в екатерининской политике «просвещенного

абсолютизма» стал пересмотр обветшавшего средневекового кодекса законов.

Соборного Уложения 1649 года.

Актуальность и важность сего дела были всем очевидны, так как над

проектами нового Уложения в течение ряда лет трудились еще елизаветинские

сановники. Но то была работа безвестная, в тиши кабинетов. Екатерина II же

придала этому мероприятию всероссийский размах и с невероятной пышностью и

шумихой поставила его в центр внутриполитической жизни России. Внешние

формы, в которые она облекла разработку нового Уложения, напоминали что-то

вроде созыва древних земских соборов. Центром работы должна была стать

особая Уложенная комиссия, члены или депутаты которой выбирались от всей

страны. Звание депутата давало небывалые привилегии. Депутаты были под

«собственным охранением» императрицы, они освобождались пожизненно от

смертной казни, пытки и телесного наказания, «в какое бы прегрешение не

впали». Их личная безопасность обеспечивалась двойной карой покушавшемуся.

Все это должно было придать работе Комиссии значение «великого дела».

Представительство в Уложенную комиссию внешне выглядело почти

всесословным: тут были и дворяне, и горожане, и даже крестьяне, да и

Екатерина II уверяла, что выборы организованы так, «дабы лучше нам узнать

было можно нужды и чувствительные недостатки нашего народа». Однако это

лишь первое впечатление. В Комиссии господствовало дворянство. Вместе с

прочими дворянскими депутатами (от украинских полков и от государственных

ведомств) дворянство в целом было представлено 228 депутатами (40% мест в

Комиссии). Города избирали по одному депутату от каждого города. Всего от

них было избрано 208 человек (из них 12 дворян). Таким образом, от

дворянства и городов было избрано 424 депутата, хотя они представляли едва

4% от населения страны. Основное же население России было крестьянским

(93%).

Помещичьи крестьяне (53% всего крестьянского населения) не имели права

участвовать в работе Комиссии. Зато с большой шумихой было заявлено об

участии в работе Комиссии представителей нерусских народов Поволжья,

Приуралья и Сибири. Число депутатов от этих народов достигало 50. При

максимальном внешнем эффекте участие депутатов от «инородцев» практически

сводилось к нулю: ведь почти никто из них не знал русского языка.

Самой большой группой крестьянства, посылавшей своих депутатов, были

черносошные крестьяне и однодворцы. Однодворцы имели 43 депутата, а

черносошные с приписными крестьянами – 23. Но вместе взятые, они имели лишь

около 12% всех депутатских мест.

Не участвовало в работе Комиссии ни дворцовое крестьянство, ни бывшие

монастырские (теперь «экономические») крестьяне, ни крестьянство

Прибалтики, Дона, Украины. 45 депутатских мест имело лишь казачество.

Таким образом, в Комиссии подавляющее большинство составили представители

господствующего класса дворян и горожане. Это определило и весь характер ее

работы.

Процедура выборов депутатов предусматривала составление письменных

наказов от их избирателей. В итоге в Комиссию было подано около 1,5 тыс.

наказов от дворян, горожан (точнее, от купечества), от черносошных,

ясачных, приписных крестьян, однодворцев, от пахотных солдат и т.д. Этот

огромный материал практического применения в работе «Комиссии об Уложении»

не нашел, хотя он в известной мере отражал требования и устремления многих

сословий тогдашнего общества. Особенно важны наказы различных групп

государственных крестьян – это живые свидетельства горестей и чаяний

огромных масс сельских тружеников. Наказы крестьян полны жалоб на произвол

и бесправие, гнет тяжелых налогов и повинностей, острое малоземелье,

захваты земель дворянами, жесткие ограничения крестьянской торговли и др.

У помещиков тоже были свои «жалобы»: на побеги крестьян из вотчин,

разбой и воровство, на недостатки в системе подушной подати. Дворяне

требовали расширения своих привилегий в области торговли и промышленности,

открытия банков, дворянского самоуправления, выборного дворянского суда,

усиления и укрепления власти над крестьянами, сохранения жестоких пыток и

наказаний и т.д. Городские же наказы отражали главным образом сословные

требования купечества: предоставления им исключительных монопольных прав на

торговлю и промышленность за счет ограничения в этой области прав

дворянства и крестьян. Купечество требовало освобождения от многочисленных

служб и повинностей, от телесных наказаний, рекрутчины и т.д. Наказы купцов

пестрят требованиями разрешить им покупку крепостных.

Торжественное открытие Комиссии состоялось в Москве 30 июля 1767 г. В

Успенском соборе была совершена церемония богослужения и приведения

депутатов к присяге. На другой день в Грановитой палате был избран маршал

(председатель) Комиссии. Им стал костромской депутат генерал-аншеф А.И.

Бибиков, известный и в прошлом и в будущем жестокими подавлениями

крестьянских волнений. Затем депутатам был прочтен екатерининский «Наказ

комиссии».

По прочтении «Наказа» в торжественной обстановке лести и лицемерия

(правда, протоколы свидетельствуют, что у многих лились слезы) депутаты

преподнесли императрице титул «Великой и Премудрой Матери Отечества».

Скромная государыня приняла лишь титул «Матери Отечества», что было,

однако, вполне достаточно для безупречной легитимности императрицы,

оказавшейся на троне в результате дворцового переворота.

Представительнейшее собрание «всего Отечества» сделало власть императрицы

Екатерины II отныне гораздо более прочной.

Большое собрание провело с 31 июля 1767 г. по 12 января 1769 г. 203

заседания. Оно обсудило целый ряд законодательных проблем (законы о

дворянстве с особым выделением проблем остзейского дворянства, законы о

купечестве и городском населении, о судоустройстве). Обсуждены были вопросы

о положении государственных крестьян и положении всего крестьянства. Помимо

Большого собрания в Комиссии работало 15 частных комиссий (государственного

права, юстиции, о соотношении воинских и гражданских законов, о городах, о

размножении народа, земледелии и домостроительстве, о поселении, рукоделии,

искусствах и ремеслах и др.). Большое собрание прекратило работу в январе

1769 г., последний протокол № 204 был составлен 8 июля 1770 г. Частные

комиссии работали до конца 1771 г. До 1776 г. кое-где еще проходили

довыборы депутатов. С 1775 до 1796 г. Комиссия существовала как чисто

бюрократическая инстанция.

Несмотря на пышное торжественное открытие Уложенной комиссии и

огромное внимание к ней различных слоев общества, она не была ни

парламентарным, ни каким-либо иным законодательным собранием. Политическая

функция Комиссии состояла в приобщении прежде всего дворянства к проблемам

государственного управления. По отношению же к обществу в целом основная

цель работы Комиссии состояла, по всей вероятности, в «приуготовлении»

«умов людских» для введения «лучших законов». Само по себе устройство

такого грандиозного общественного собрания имело весьма существенное

значение для укрепления и авторитета и власти самодержицы, создавало ей

весьма благоприятный имидж в просвещенной Европе. Наконец, далеко не

последнюю роль работа Комиссии и особенно ее Большого собрания сыграла для

глубокого знакомства Екатерины II и ее правительства с «состоянием умов», с

расстановкой классовых сил в стране.

Особенно важно отметить, что время от времени в стенах Комиссии раздавались

весьма резкие суждения по крестьянскому вопросу. Казак А. Алейников

выступил с яркой речью против крепостного права. Белгородский однодворец

А.Д. Маслов, раскрыв перед депутатами картину жестокого угнетения и

«безмерного отягощения» крепостных крестьян их господами, попытался дать

реальную программу освобождения крестьян. Разумеется, уникальный по своему

радикализму проект не нашел никакой поддержки. С интересным проектом

выступил дворянин от Козловского уезда Г.С. Коробьин. Он предложил дать

крестьянам право собственности на часть земли с правом ее продажи и

наследования. Выступления отдельных депутатов против крепостного права

сочетались с предложениями мер по ограничению эксплуатации крестьян. Лишь

максимум два дня в неделю предлагал установить крестьянскую работу на

барщине дворянин Я.Н. Козловский.

Подобные выступления весьма насторожили руководителей Комиссии. А

число их тем временем росло. В 1768 г. состоялось 58 антидворянских

выступлений. Права дворян и их привилегии подвергались нападкам и критике.

Лавирования с повесткой дня заседаний не могли продолжаться бесконечно. В

конце концов создалась такая ситуация, что прений стали просто бояться. В

последние три месяца работы выступило всего 16 ораторов, а время их речей

заняло не более 2-х часов. На что же ушло остальное? Очень просто. Маршал

А. И. Бибиков распорядился прочитать депутатам на заседаниях все законы об

имущественных правах с 1740 по 1766 г. Им читали и Соборное Уложение 1649

г., им читали и инструкцию о генеральном межевании, им трижды читали

«Наказ» Екатерины II, и, наконец, тексты 578 указов. Бибиков неоднократно

предлагал Екатерине прекратить работу Комиссии. И подходящий случай

подвернулся – в связи с началом русско-турецкой войны Комиссия была

временно распущена.

Таким образом, общение царизма с просветительскими идеями имело,

помимо позитивной модернизации в духе «просвещенного абсолютизма», весьма

щекотливый побочный итог – в России публично был поставлен вопрос о

ликвидации или реформировании системы крепостного права, а идеи французских

просветителей стали находить отклик и в более широких кругах русского

общества.

Восстание под предводительством Емельяна Пугачева.

Либеральные начинания Екатерины II подверглись первому серьезному

испытанию в середине 70-х годов, когда огромные пространства Среднего и

Нижнего Поволжья, Приуралья и Зауралья оказались охваченными пламенем

антиправительственной крестьянской войны под предводительством Емельяна

Пугачева. В историю России события 1773–1775 годов вошли под названием

пугачевского бунта или пугачевщины. Социальный и национальный состав

участников пугачевского бунта, в котором приняли участие казаки и

крепостные крестьяне, рабочие уральских заводов и мануфактур, русские,

башкиры, татары, марийцы, калмыки и другие национальности Российской

империи, свидетельствовал о том, что при всех различиях в мотивах поведения

бунтовщиков их объединял общий протест против усиливавшегося

крепостнического гнета и ущемления последних сохранявшихся (в частности, у

казаков) свобод. Восстание было поддержано раскольниками, подвергавшимися

целенаправленным и суровым преследованиям со стороны правительства.

В русском народе всегда связывали надежды на улучшение своей участи с

воцарением нового монарха. Это в полной мере относилось и к Петру III,

успевшему даровать вольности дворянству, но свергнутому с престола уже

через полгода после восхождения на него. Среди простого народа бытовало

устойчивое убеждение, что дворяне убили царя за то, что он намеревался дать

свободу крепостным крестьянам и облегчить положение других податных

сословий. Правда, все чаще стали поговаривать о чудесном спасении царя

Петра, который, дескать, однажды объявится и отомстит изменнице-жене,

вероломно завладевшей троном. Расплата ждет и предателей-дворян» помешавших

царю освободить свой народ. Так возникла психологическая основа для

появления различных самозванцев, одним из которых стал Пугачев.

Емельян Иванович Пугачев родился в 1742 году (по другим сведениям – в

1740 г.) в станице Зимовейской, на Дону, в рядовой казачьей семье. По

признанию самого Пугачева, он никогда не учился и посему не умел ни читать,

ни писать, занимаясь с детских лет вместе с отцом крестьянским трудом.

Семнадцати лет его женили, а неделю спустя после свадьбы мобилизовали на

Семилетнюю войну, куда он отправился в составе казачьего полка. Три года

Пугачев провел в действующей армии в Пруссии, после чего вернулся домой, но

через полтора года был снова призван в армию и направлен в Польшу. Когда в

1768 году началась русско-турецкая война, Пугачев принял в ней активное

участие и за боевые заслуги получил чин хорунжего (лейтенант в казачьих

частях). По болезни он был отпущен домой, но вскоре его арестовали за

участие в организации побегов донских казаков на Терек, где в большей

степени сохранялась казачья вольница. Ему удалось бежать из-под ареста на

Терек. С этого времени (декабрь 1771 г.) начинаются скитания Пугачева.

Поселившись на Тереке, он становится станичным атаманом и ходатаем по

казачьим делам перед петербургской Военной коллегией. В своих ходатайствах

Пугачев просит о повышении жалованья казакам. Его деятельность вызывала

растущее раздражение властей, Пугачева арестовывают и отправляют на Дон,

однако ему удается бежать. Осенью 1772 года Пугачев оказался среди

раскольников в районе Гомеля (на польской территории), откуда, получив

паспорт, сумел вернуться в Россию и пробраться в Яицкий городок (город

Уральск). Там он впервые назвался императором Петром III, благополучно

спасшимся от убийц, подосланных «изменницей-женой», захватившей его трон.

Среди крестьян и казаков давно уже ходили слухи о том, что Петр III

жив и хочет дать вольную всем крепостным. Известие о появлении «императора»

быстро распространилось среди яицких (уральских) казаков. Узнали об этом и

власти, сумевшие захватить Пугачева и отправить его в Казань. Но и на этот

раз Пугачеву удалось бежать из-под стражи. В августе 1773 года он вновь

объявился на реке Яик (река Урал), где в это время происходили волнения

казаков и крестьян.

Приезд на Яик «царя-батюшки» вызвал новую волну антиправительственных

выступлений. К Пугачеву потянулись казацкие и крестьянские делегации

«смотреть государя», обещавшего в случае возвращения на престол освободить

крестьян и казаков от повинностей и тягот.

Антиправительственная пропаганда Пугачева находила отклик среди

простого народа. Положение крестьянства было действительно тяжелым. Процесс

закрепощения еще остававшихся свободными крестьян принял повсеместный,

массовый характер. Несмотря на филантропические призывы Екатерины II к

умеренности и терпимости, эксплуатация крестьян и работных людей на заводах

становилась с каждым годом все невыносимее. «Повсеместные бедность и

рабство» – так определял положение основной массы населения России

Александр Радищев, автор знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву».

К экономическому принуждению добавлялось национальное угнетение народов

Поволжья и Приуралья (татар, башкир, калмыков и др.), спешивших найти

защиту у новоявленного «царя».

Пугачев хорошо чувствовал эти настроения, провозглашая в своем

манифесте: «Жалую вас землями, водами, лесами, рыбными уловами, жилищами,

покосами и морями, хлебом, верою и законом вашим, посевом, пропитанием,

рубашкой, жалованием, свинцом, порохом и провиантом – словом, всем тем, что

вы пожелаете во всю жизнь вашу». Подобные обещания, разумеется, постоянно

увеличивали число сторонников Пугачева. В октябре 1773 года, когда он

подошел к Оренбургу, в его распоряжении было всего 3 тыс. человек, но уже

через несколько недель численность пугачевского воинства возросла до 15

тыс. в основном за счет казаков, крестьян и работных людей с заводов. В

составе этой крестьянской армии насчитывалось более 3 тыс. башкир, 1500

марийцев и 300 калмыков. Гарнизон Оренбурга состоял из 3 тыс. человек при

70 пушках. У восставших же было всего 20 пушек.

В начале ноября 1773 года Пугачев разбил в окрестностях Оренбурга

первый крупный отряд регулярных войск генерала Кара, затем нанес поражение

отряду полковника Чернышева, солдаты которого перешли на сторону царя-

самозванца. Пугачев твердо держался своего «царского звания», понимая его

притягательность для простонародья. Он даже организовал нечто вроде

царского двора из своего окружения, приказал изготовить печать с надписью

«Большая государственная печать Петра III, Императора и Самодержца

Всероссийского». Учредил Пугачев и свой орден – восьмигранный крест из

латуни с надписью «Царь Петр Федорович жалует тебя крестом, бородой и волей

казацкой. 1773 год». Этим орденом он награждал особо отличившихся своих

сподвижников.

Сам «царь», если верить описаниям очевидцев, был среднего роста,

стройный, с продолговатым смуглым лицом, большими карими глазами, тонким, с

небольшой горбинкой носом, темно-русыми, подстриженными по-казацки

волосами, черной, с редкой проседью бородкой клином, имел привычку

прищуривать один глаз. Одевался он в яркое казачье платье и всегда носил

желтые сафьяновые сапоги. Говорил просто и образно, любил шутку, пересыпал

речь пословицами и поговорками. Это был жизнерадостный, чрезвычайно смелый

человек, что признавали даже его враги. За долгие годы службы он во всех

тонкостях постиг военное дело и умел наносить поражения опытным генералам

царской армии. В своей армии Пугачев поддерживал самый строгий порядок,

безжалостно вешая и наказывая тех, кто его нарушал.

И все же взять хорошо защищенный Оренбург Пугачеву не удалось. Он

бессмысленно простоял под стенами города всю зиму, в то время как

правительство спешно собирало войска, не занятые в войне с Турцией. Общее

командование этими войсками было возложено на генерала Бибикова, хорошо

показавшего себя в Семилетней и Турецкой войнах.

В марте 1774 года правительственным войскам удалось нанести первое

серьезное поражение армии Пугачева недалеко от Оренбурга, после чего

остатки повстанческой армии отступили в Башкирию. В апреле 1774 года

неожиданно умер генерал Бибиков и инициатива вновь перешла к Пугачеву,

сумевшему в короткий срок восстановить свою разбитую армию.

В июле ему удалось штурмом взять Казань, которую, правда, вскоре

пришлось оставить. Уйдя из Казани, Пугачев перешел на правый берег Волги и

двинулся на юг, пополняя ряды своей армии добровольцами из крестьян. Цель

Пугачева – Саратов и Царицын (ныне Волгоград).

На борьбу с восставшими были направлены из действующей против турок армии

генералы Панин и Суворов. Подписав мир с султаном, Екатерина II могла

теперь в полной мере использовать войска, принимавшие участие в турецкой

кампании.

А Пугачев тем временем успешно продвигался вниз по Волге, занимая

города Саранск, Пензу, Саратов и др. В середине августа 1774 года он

подошел к Царицыну. После овладения им он намеревался повернуть в донские

степи, пополнить и реорганизовать свою армию, с тем чтобы следующей весной

двинуться в центральные районы России. Однако взять Царицын Пугачеву не

удалось, после чего он вынужден был отступить вниз по Волге. 24 августа

1774 г. правительственные войска разбили армию Пугачева в 100 километрах к

югу от Царицына, причем повстанцы потеряли в этом сражении более 8 тыс.

человек.

Пугачев с небольшим отрядом переправился через Волгу и намеревался

идти в Сибирь или Казахстан, но сопровождавшие его казаки настояли на том,

чтобы отступить за Яик. Среди казаков возник заговор: надеясь получить

прощение, они решили выдать Пугачева правительству. Обманом отобрав лошадей

у верных Пугачеву людей, казаки во главе с Твороговым на одной из переправ

схватили своего атамана и 15 сентября закованного привезли в Яицкий

городок, где сдали властям. Оттуда под усиленной охраной, в железной клетке

Пугачева перевезли в Симбирск (ныне Ульяновск), а затем в Москву, где 10

января 1775 г. публично казнили на Болотной площади.

С пленением и казнью Пугачева крестьянская война пошла на убыль, хотя

и продолжалась еще до начала 1775 года. Стихийная по характеру, без четкой

программы и конкретных целей, она не имела никаких шансов на успех. В

сущности, это была война за доброго, справедливого к народу царя, каковым и

провозгласил себя Пугачев, окруживший себя всеми атрибутами царской власти

и даже называвший своих ближайших соратников известными всем именами –

Орловым, Паниным и т. д. Царистский характер пугачевского бунта составлял

его главнейшее внутреннее противоречие.

Как известно, в манифесте от 31 июня 1774 г. Пугачев даровал всем

крепостным свободу, заодно обещав освободить крестьян от притеснений дворян-

злодеев и судей-взяточников, от рекрутского набора, подушной подати и

других налогов. Характерно, что в этом же манифесте Пугачев объявил

«освобожденных» им крестьян своими «верными и верноподданными холопами».

«Несомненно,– резонно заметил по этому поводу русский эмигрантский историк-

правовед В. В. Леонтович,– если бы Пугачев одержал победу, он чувствовал бы

себя обязанным по отношению к своим товарищам, и можно с уверенностью

сказать, что для того, чтобы выразить им свою благодарность и наградить их,

он воспользовался бы испытанным старым средством, а именно раздачей земель

вместе с крестьянами, на них работающими. Таким образом эти крестьяне вновь

попали бы в положение крепостных, но только уже при новых господах». И есть

все основания предполагать, что новые хозяева, свободные от «предрассудков»

воспитания и образования, затмили бы жестокостью своих предшественников.

Достаточно вспомнить о массовых садистских убийствах, которые сопровождали

продвижение пугачевской армии. Может быть, и прав В. В. Леонтович, когда

пишет, что в XVIII веке проблема раскрепощения крестьян была вообще

неразрешима из-за отсутствия в России статуса свободного гражданина. Даже

дворянин не был фактически свободен, находясь в прямой зависимости от

государства. Раскрепощенный же крестьянин, как подчеркивал русский историк-

правовед, «просто не мог стать свободным гражданином, он мог стать

горожанином или государственным крестьянином, подчиняясь непосредственно

государству; наконец, его могли сделать дворянином, иными словами, он мог

переменить бремя тягла на бремя службы; но повсюду он оставался бы

связанным узами крепостного строя».

Итак, правительству Екатерины с большим трудом удалось подавить

восстание. Память же о «кровавом русском бунте» крепко засела в

общественном сознании России, предостерегая как от чрезмерного завинчивания

гаек в государственном механизме, так и от бессилия власти.

Какие уроки извлекла из пугачевщины Екатерина II и какие последствия

это имело для ее внутренней политики?

Политика Екатерины II после восстания Пугачева.

В исторической литературе существуют две взаимоисключающие точки

зрения по этому вопросу. Советские историки-марксисты всегда утверждали,

что именно под влиянием восстания Пугачева Екатерина решительно порывает с

показным либерализмом и откровенно обращается к реакции. В качестве

доказательства такого поворота обычно приводились карательно-полицейские

меры к участникам восстания и ужесточение правительственного контроля над

отдельными районами страны, обнаружившими в 1773– 1775 годах свою

нелояльность к центральной власти. Историки либеральной школы, напротив,

столь же категорично утверждали, что пугачевщина, как, впрочем, и революция

во Франции, никоим образом не повлияла на общее либеральное направление

внутренней политики Екатерины II, проводившейся ею до самой своей смерти;

доказательство тому – серия последовательных реформ 70–80-х годов XVIII

века, осуществленных Екатериной II.

Как представляется, обе позиции грешат некоторой односторонностью и

категоричностью. Историческая же истина находится где-то между ними. Нет

никаких оснований говорить об отречении «ученицы Вольтера» от либеральной

системы ценностей в результате пугачевского бунта: реформы 70–80-х годов

логически продолжают линию, намеченную в екатерининском «Наказе» 1767 года.

В то же время нельзя не заметить, что взгляды самой Екатерины и ее

внутренняя политика с середины 70-х годов претерпели определенную эволюцию,

в частности, под влиянием крестьянской войны.

Большое влияние на императрицу оказала работа Законодательной комиссии

1767 года, открывшая Екатерине, что значительная часть даже так называемого

просвещенного общества все еще настроена весьма консервативно и не склонна

поддерживать форсированное строительство бюрократического «регулярного»

государства, начатое Петром I. Екатерина извлекла уроки как из депутатских

наказов и дебатов в комиссии, так и из пугачевского бунта. В ее внутренней

политике 70– 80-х годов явно прослеживается двойная тактика' она, с одной

стороны, твердо и последовательно продолжает курс на превращение России в

европейское «регулярное» государство, с другой – делает это с большим

вниманием и уважением к российской специфике, учитывая, в частности,

настроения дворянства и городских слоев, на которых прежде всего опиралась

ее власть.

В отношении крестьянства, в конечном счете признавшего Екатерину своей

«государыней-матушкой», она придерживалась линии разумной строгости,

неустанно призывая помещиков к благоразумию и умеренности в их отношениях с

крепостными, что, по ее убеждению, лучший залог сохранения социального мира

и спокойствия в империи. Призывы к благоразумию и умеренности, адресованные

дворянству, не мешали Екатерине одаривать своих приближенных землями и

крестьянами из государственного фонда. За тридцать четыре года правления

она передала в частные руки 800 тыс. так называемых государственных

крестьян.

В ходе крестьянской войны Екатерина с беспокойством обнаружила наличие

нескольких потенциальных очагов смуты. Речь шла о районах, заселенных

казаками, сохранявшими самоуправление и державшимися независимо в отношении

центральной власти. Именно в эти районы, плохо контролируемые

правительственной администрацией, стекались все недовольные, и именно

здесь, как правило, разгорались мятежи и бунты. Императрица решила положить

конец такому положению, постоянно угрожавшему внутренней безопасности

империи.

Первыми шагами Екатерины в области внутренней администрации после

подавления пугачевского восстания явились ликвидация в 1775 году казачьего

самоуправления на Дону и упразднение Запорожской Сечи. Запорожские казаки

вскоре были переселены с Украины на Кубань, тогдашнюю российскую окраину.

Яицких казаков, принявших активное участие в восстании, переименовали в

уральских и установили над ними полицейский надзор. На Дону правительство

ввело особое гражданское управление, подчиненное Петербургу. В Башкирии,

также охваченной пугачевским бунтом, правительство создало вспомогательное

войско из местных феодалов, что усилило социальную рознь внутри башкирского

народа.

В целях усиления административного контроля над населением обширной

страны Екатерина II провела реформу местного управления. 7 ноября 1775 г.

было издано «Учреждение для управления губерний Российской империи». Вместо

прежнего трехчленного административного деления (губерния, провинция, уезд)

вводилось двухчленное (губерния, уезд). Вместо прежних 23 губерний Россия

разделялась теперь на 50 губерний. Каждая губерния должна была насчитывать

от 300 до 400 тыс жителей, уезд –30–40 тыс. жителей. В результате

территории губерний оказались различными, а численность населения в каждой

примерно одинаковой.

Во главе каждой губернии стоял губернатор, а в случае объединения двух-

трех губерний – генерал-губернатор или наместник. Губернаторы располагали

четко определенным штатом чиновников – губернским правлением, решавшим все

административно-полицейские вопросы. В городах вместо прежних воевод

появились городничие, назначавшиеся, как правило, из отставных офицеров-

дворян. Уездом управлял капитан-исправник, избиравшийся из числа местных

дворян самими дворянами. У капитана-исправника был свой аппарат,

занимавшийся администрацией, полицией и местным (земским) судом.

Сбором налогов, строительством и прочими финансово-экономическими

делами в каждой губернии занималась так называемая Казенная палата, глава

которой считался третьим лицом после губернатора и вице-губернатора. Был

учрежден и так называемый Приказ общественного призрения, надзиравший за

школами, больницами, богадельнями и сиротскими домами. Правительство

отпустило по 15 тыс. рублей на устройство этих учреждений тем губерниям,

которые их не имели.

Довольно сложным было судоустройство. Во главе судебных учреждений в

губернии стояли две палаты – Уголовного и Гражданского суда. Кроме того,

было три сословных суда: для дворян – Верховный земский суд, для городского

населения – Губернский магистрат, для свободных крестьян (непомещичьих) –

Верхняя земская управа. Во всех этих судах заседали выборные от своих

сословий. Сверх того существовал и так называемый мировой суд (суд

совести), призванный осуществлять посреднические, примирительные функции, а

также обладавший правом контролировать аресты и освобождать заключенных.

На уровне уездов вся полнота судебной и административной власти

фактически принадлежала капитану-исправнику. Уездный суд состоял из

уездного судьи и двух заседателей, избиравшихся дворянами. Этот суд ведал

уголовными и гражданскими делами, а также осуществлял опеку над дворянскими

вдовами и сиротами.

Местное управление было дополнено выборными должностями губернского и

уездного предводителей дворянства. Прокурорский надзор осуществляли

губернские прокуроры, прокуроры в судах и уездные стряпчие. Разумеется, все

должностные лица в губернском и уездном управлениях были дворянами.

Постепенно перестраивалось и центральное управление. Потерял прежнее

значение Сенат, лишившийся права издавать законы и превратившийся в судеб-

но-надзирательный орган.

Когда Петр Великий учреждал коллегии, он имел в виду прежде всего

недопущение злоупотреблений каким-либо одним человеком. При Екатерине II

коллегии незаметно утрачивают прежний характер, превращаясь в некое подобие

министерств с единоличным управлением первоприсутствующего, то есть

президента коллегии. Значительно возросла роль генерал-прокурора,

сосредоточившего в своих руках управление финансами, юстицией и

государственным казначейством. Были закрыты некоторые старые коллегии:

Камер-коллегия, ведавшая финансовыми делами. Мануфактур-коллегия, Берг-

коллегия, Юстиц-коллегия и Вотчинная коллегия, Коллегия экономии, созданная

в свое время в связи с ликвидацией церковных имуществ и земель; незаметно

отмер и Главный магистрат. Зато возросло значение Коллегии иностранных дел.

Военной и Адмиралтейской коллегий, во главе которых ставились особо

доверенные лица Екатерины II.

Идя навстречу давним пожеланиям дворянства, императрица подписала 21

апреля 1785 г. «Грамоту на права, вольности и преимущества благородного

российского дворянства». Это был свод дворянских привилегий, получивший

неофициальное название Жалованной грамоты дворянству, подтвердившей особое

положение благородного сословия в Российской империи. Дворянин мог лишиться

дворянского звания только по сословному суду. Дворяне освобождались от

телесных наказаний, они получали исключительное право владеть крестьянами,

передавать их по наследству, покупать деревни и т. д. Новой привилегией

явилось запрещение конфискаций имений дворян, совершивших уголовное

преступление, имение в таком случае переходило к законным наследникам.

Дворяне освобождались от постойной повинности, то есть от пребывания

войск в их домах. Подтверждалось освобождение дворян от всех податей.

Жалованная грамота ввела запись дворян в родословные книги, чем

подчеркивалось формальное отличие их от других сословий. Среди самого

дворянства также устанавливалось различие: в первую часть родословной книги

в каждой губернии записывались дворяне, пожалованные верховной властью

(столбовые дворяне), во вторую часть – получившие дворянское звание на

службе.

Отныне дворянство окончательно становилось особой корпорацией. Каждый

дворянин, достигший 25 лет, имел право участвовать в так называемых уездных

и губернских дворянских собраниях, созывавшихся губернатором или

наместником раз в три года, и выбирать своих сословных руководителей –

уездных и губернских предводителей дворянства. Влияние дворянской

корпорации было настолько сильным, что ни один губернатор не мог

противодействовать выраженной воле дворянства своей губернии. Дворянство

получило исключительное право делать представления через губернатора

императрице о различных своих пожеланиях. Таким образом, Жалованная грамота

подвела черту под длительной и сложной борьбой дворян как сословия за

утверждение и расширение своих привилегий. Отныне дворянство уже и

формально превратилось в первое сословие Российской империи.

21 апреля 1785 г. Екатерина II подписала еще один важный документ –

Жалованную грамоту городам. По этой грамоте все городское население

разделялось на шесть разрядов, примерно так же, как делились дворяне в

зависимости от времени и обстоятельств получения дворянства. В первый

разряд вошли домовладельцы, даже если это были чиновники, дворяне или

священнослужители; все они именовались «настоящими городскими обывателями».

Ко второму разряду были отнесены купцы трех гильдий: в первую гильдию

записали тех из них, кто объявил за собой капитал в 10–50 тыс. рублей, во

вторую–с капиталом 5–10 тыс., а в третью – от 1 до 5 тыс. рублей. Третий

разряд составляли ремесленники, записанные в цехи; четвертый – иностранные

и иногородние купцы, поселившиеся в данном городе; пятый – так называемые

именитые граждане (ученые, художники и другие представители свободных

профессий, банкиры, оптовые торговцы). Наконец, шестой разряд составляли

все те, кто «промыслом, рукодельем или работою кормятся», то есть основная

масса населения городов. Лица, отнесенные к третьему и шестому разрядам,

получили название «мещан» – термин, проникший в Россию из Белоруссии и

Украины.

Население городов, согласно Жалованной грамоте, имело право раз в три

года на своем собрании избирать городского голову и членов Городской думы.

В выборах могли участвовать горожане, достигшие 25 лет и владевшие

капиталом, с которого платили налог не менее 50 рублей. Тем самым из

«активных граждан» исключались беднота и даже купцы третьей гильдии как

наименее состоятельные.

При всем значении Жалованная грамота не дала городам большого преимущества

в силу крайней неразвитости городского самоуправления. Вплоть до середины

XIX века вся власть в городах фактически была сосредоточена в руках

дворянского чиновничьего аппарата во главе с губернаторами и городничими.

В целом внутренняя политика Екатерины была нацелена на создание

централизованной административной системы, обеспечивавшей более эффективное

управление и контроль над огромной многонациональной империей. В основных

своих чертах эта административная система просуществовала вплоть до 1917

года, что само по себе свидетельствовало о ее продуманности и прочности.

Заключение

Каковы же были основные итоги XVIII века для России и что представляла

собой Российская империя к началу XIX столетия?

По сравнению с концом XVII века по крайней мере внешний облик России

претерпел разительные изменения. Значительно расширилась территория

Российской империи (до 17 млн. кв км) за счет включения в нее части

Казахстана, Прибалтики, Крыма и Новороссии, части Кавказа, Приднестровья,

Западной Белоруссии, Правобережной Украины и ряда других земель. Почти

втрое возросла численность населения империи, достигнув 40 млн. человек.

Как и прежде, основную его массу (свыше 90%) составляли крестьяне, в

подавляющем большинстве крепостные.

Городское население России в течение XVIII века значительно выросло,

составив 2,2 млн. человек (до 5% всего населения страны), и продолжало

непрерывно расти, хотя и не столь быстрыми темпами. 18 % всех горожан

проживали в Петербурге и Москве, чуть более 20% – в 600 маленьких (уездных)

городах с населением от 2 до 5 тыс. человек. Остальные проживали в

губернских городах.

Как и в XVII столетии, Россия к началу XIX века оставалась аграрной

страной. Основой ее сельского хозяйства по-прежнему было помещичье

землепользование с применением подневольного труда крепостных крестьян на

земле помещика (барщина). Одновременно развивалась и оброчная система –

получение помещиками своеобразного налога от своих крепостных, работавших

на отведенных им земельных участках или отпущенных на всевозможные

промыслы.

Окончательно утвердился товарный характер помещичьего хозяйства,

ориентированного целиком на рынок. Производительность этого хозяйства

повышалась за счет его специализации, технической реконструкции и отчасти

за счет усиления крепостной эксплуатации.

Медленно, но неуклонно пробивал себе дорогу капитализм, прежде всего в

промышленности. Росло число заводов и фабрик, принадлежавших в основном

вчерашним оброчным крестьянам, выкупившимся на свободу. Среди владельцев

заводов и фабрик все чаще можно было встретить дворян и даже отдельных

аристократов. К началу XIX века в России числилось примерно 2 тыс.

предприятий, где было занято около 90 тыс. рабочих, из которых 48% были

вольнонаемными. Для сравнения можно сказать, что в 1767 году численность

вольнонаемных рабочих на 500 тогдашних предприятиях составляла 39%. Главным

тормозом в быстрейшем промышленном развитии России, безусловно, было

сохранявшееся крепостное право. И тем не менее прогресс был налицо, о чем

свидетельствовало бурное развитие внутренней и внешней торговли.

Оборот внутренней торговли в России к началу XIX века достиг 500 млн.

рублей. По причине обширности территории Российской империи и слабого

развития путей сообщения (прежде всего дорог) внутренняя торговля в

значительной степени носила ярмарочный характер. В России действовало более

1000 ярмарок, оборот некоторых из них превышал 1 млн. рублей.

Развивалась и внешняя торговля. Стоимость русского экспорта в начале

90-х годов XVIII века составляла 29 млн. рублей. Его структура была

преимущественно сельскохозяйственной и перерабатывающей. Резко сократилась

в нем доля традиционного вывоза русского железа, что явилось результатом

бурного развития английской металлургии. Россия превратилась в основного

поставщика в Европу сала, льна, щетины, леса, мехов, пшеницы. Доля зерновых

в общем экспорте достигла 18%.

В целом экономическое развитие России в XVIII веке отличалось

невиданными прежде темпами. Успехи России могли быть еще более ощутимыми,

если бы не два основных обстоятельства: экспансионизм ее политики,

поглощавший значительную долю национального богатства, и реликты феодальной

эпохи – крепостная зависимость российского крестьянства, по-прежнему

лишенного земли.

С крепостным строем тесно была связана и самодержавная система власти.

В XVIII веке российское самодержавие было в апогее своего исторического

развития, отстояв монополию на власть в борьбе с олигархическими

притязаниями аристократии и подчинив прямому государственному контролю

церковь. Во второй половине XVIII века было фактически ликвидировано

церковное землевладение: его доля сократилась с 12% до 2%.

Царская семья превратилась в самого крупного в России собственника

земли и крепостных крестьян. Если в начале XVIII столетия в личной

собственности царской семьи насчитывалось 28 тыс. дворов крепостных

крестьян, то к концу века – уже 467 тыс. дворов. Годовой бюджет царских

имений с середины XVIII века превышал 20 млн. рублей, а годовой бюджет

государства в среднем составлял тогда 67 млн. рублей.

Мощная экономическая база стала одним из факторов утверждения

определенной независимости самодержавия от всех сословий. В то же время эта

независимость, позволявшая самодержавию лавировать между сословиями,

осуществляя, так сказать, «надклассовую функцию», безусловно, имела свои

границы, что наглядно показали неоднократные дворцовые перевороты, которые

без особого труда устраивали в Петербурге различные фракции дворянства

между 1725 и 1801 годами.

По своей феодальной природе российское самодержавие темнее всего было

связано с дворянским сословием, от которого оно во многом зависело и в

котором видело свою главную опору. Петербургские самодержцы в гораздо

большей степени, чем их московские предшественники, заботились об

укреплении этой социальной опоры. По сложившейся традиции делалось это с

помощью раздачи населенных земель отличившимся перед престолом дворянам, а

также путем сознательного расширения дворянского сословия за счет

отличившихся военных, наиболее способных чиновников и разбогатевших

предпринимателей. В течение XVIII века из государственного фонда в частное

владение было отчислено более 2,5 млн. крестьян. Зачастую земли и крестьяне

дарились «новым» дворянам в дополнение к полученному ими за службу или иные

заслуги дворянскому званию. К исходу XVIII столетия российское дворянство

обновилось за счет выходцев из других сословий более чем на 20%, что,

безусловно, упрочило социальную базу самодержавия.

В то же время именно в XVIII веке, а точнее – на его исходе,

законность российского самодержавия и его нравственная состоятельность

впервые были поставлены под сомнение. Это было неизбежным логическим

результатом проникновения в Россию идеологии Просвещения и идей французской

революции.

XVIII век – это время утверждения в России светской культуры,

распространившейся, правда, лишь на привилегированную и образованную часть

общества. Формируются новая русская культура, национальный язык, возникает

профессиональное театральное, музыкальное и изобразительное искусство.

Российская наука достигает высокого по тем временам уровня научных знаний.

Но все эти новации лишь в самой минимальной степени затрагивали 90%

населения крестьянской России, продолжавшей жить по обычаям предков. В

результате форсированной европеизации именно в XVIII веке произошел тот

культурно-цивилизационный раскол в русском обществе, который окончательно

отделил его верхушку от народных масс, определив на столетие вперед

обострявшееся взаимное непонимание между ними.

Так или иначе, но в XVIII веке на месте столь же самобытной, сколь и

архаичной Московской Руси возникла полуевропеизированная Российская империя

– авторитарно-бюрократическое государство, утвердившее себя в результате

многочисленных войн в качестве великой европейской державы. Россия с

короткими перерывами воевала почти на всем протяжении XVIII столетия. Никто

не знает, сколько человеческих и материальных потерь понесла она в этих

войнах. Экспансионизм Российской империи внушал серьезную тревогу в Европе,

питая там антирусские настроения.

Независимо от побудительных мотивов резкой активизации внешней

экспансии России с начала XVIII века, порожденной потребностью получить

выходы к Балтийскому и Черному морям, российская внешняя политика

объективно превратилась в фактор, дестабилизирующий сложившееся равновесие

в Европе, что вызывало неизбежное противодействие этой экспансии со стороны

ведущих европейских держав. Правда, к исходу XVIII столетия на политической

карте Европы появился новый «нарушитель» европейского равновесия –

революционная, а затем наполеоновская Франция, против которой объединились

все легитимные монархии Старого Света, включая и Российскую империю.

Односторонняя политико-культурная ориентация Петербурга на Западную

Европу на всем протяжении XVIII столетия не была безоговорочно позитивной,

так как Россия в это время утратила что-то из своих традиционных духовных

ценностей.

В то же время нет оснований преувеличивать результаты объективно

необходимой, но излишне форсированной европеизации России. В XVIII веке эта

европеизация затронула лишь фасад и верхние этажи огромного здания

Российской империи, оставив в неизменности его основную часть и интерьеры.

Правда, процесс европеизации был продолжен в XIX веке. В этом смысле XVIII

столетие для России можно считать переходной и даже переломной эпохой в ее

историческом развитии.

Список литературы

1. История политических и правовых учений. Учебник для вузов. Под общей

редакцией члена корреспондента РАН В. С. Несесянца. М.: 1996 – 736 с.

2. История России с начала XVIII до конца XIX

века/ Л.В. Милов,

П.Н. Зырянов, А.Н. Боханов, М.: ООО Издательство

АСТ-ЛТД, 1997-554с

3. Ключевский В.О. Курс лекций по русской истории,

собр.сочинений, М.: 1979.(Том №3)

4. Татищев В.Н. История российская, М.: 1986.(Том

№7)

5. Черкасов П.П., Чернышевский Д.В. История

императорской России,

М.: Междунар. отношения, 1994. – 448с.

6. Юрганов А.Л., Кацва Л.А. История России XVI-

XVIII вв.: Учебник для

высших учебных заведений, М.: Мирос, 1994. –

424с.

Страницы: 1, 2