Освоение Крыма и Малороссии в правление Екатерины Второй

Освоение Крыма и Малороссии в правление Екатерины Второй

Оглавление:

Введение. 2

I. Крымские завоевания. 3

1. Внешняя политика Екатерины II. 3

2. Война с Турцией. 3

II. Григорий Александрович Потемкин 8

1. Общие сведения. 8

2. Знакомство с Екатериной II. 11

3. Деятельность Потемкина в Северном Причерноморье

и крымское путешествие Екатерины II. 13

III. Два основателя города Одессы. 18

1. Осип Михайлович де Рибас. 18

2. Арман Эммануэль де Ришелье. 20

Список литературы. 24

Введение.

Я не случайно решил написать доклад о судьбах некоторых покорителей

Крыма. Судьбы этих людей привлекли меня в первую очередь своей важностью в

истории освоения юга России. А позже я обнаружил, что данная тема, к тому

же, и мало изучена, и это сделало мою работу еще более интересной. Эти

люди: Григорий Александрович Потемкин, человек, стоящий у истоков покорения

Крыма; Осип Михайлович де Рибас и Арман Эмануэль де Ришелье, основатели

одного из главных черноморских городов – города-порта Одессы. Разумеется,

логически освоение Крыма нельзя отделить от его завоевания и именно по

этому главную часть моего доклада предваряет вводная глава о причинах и

главных моментах первой и второй русско-турецких войн.

Крымские завоевания.

Внешняя политика Екатерины II.

Внешняя политика – самая блестящая сторона государственной

деятельности Екатерины II, произведшая наиболее сильное впечатление на

современников и ближайшее потомство. Когда хотят сказать лучшее, что можно

сказать об этом царствование, говорят о победоносных войнах с Турцией, о

польских разделах, о повелительном голосе Екатерины в международных

отношениях Европы. С другой стороны, внешняя политика была поприщем, на

котором Екатерина всего удобнее могла завоевать народное расположение:

здесь разрешались вопросы, понятные и сочувственные всему народу; поляк и

татарин были для тогдашней Руси самые популярные недруги. Наконец, здесь не

нужно было ни придумывать программы, ни искать побуждений: задачи были

готовы, прямо поставлены вековыми указаниями истории и настойчивее других

требовали разрешения. Потому наибольшее внимание императрицы было обращено

в эту сторону.

Война с Турцией.

На восточном вопросе особенно ярко отразился недостаток политического

глазомера, наклонность смотреть поверх ближайших целей, не соображая

наличных средств. Вопрос стоял в том, чтобы продвинуть территорию

государства на юге до естественных ее пределов, до морей Черного и

Азовского, и ни в чем более он не состоял в то время. Но такая цель

казалась слишком скромна: пустынные степи, крымские татары – это

завоевания, которые не окупят потраченного на них пороха. Вольтер, шутя,

писал Екатерине, что ее война с Турцией легко может кончиться превращением

Константинополя в столицу Российской империи. Эпистолярная любезность

совпала с серьезными помыслами в Петербурге и прозвучала как бы

пророчеством.

Турецкая война была проверочным испытанием для Екатерины. В шесть лет

императрица успела широко взмахнуть крыльями, показать свой полет Европе

делами в Польше, дома – созывом представительной комиссии 1767г. Ее имя уже

обволакивалось светлой дымкой величия. Опуститься на землю и пойти, как

ходят обыкновенные государи, значило для Екатерины допустить, чтобы сияние

рассыпалось болотными огоньками; тогда все зависти и злости, подавленные ее

успехами, поднимутся и бог знает, что может последовать. В таком

приподнятом настроении встречала Екатерина турецкую войну, к которой совсем

не была приготовлена. Унывать было нельзя. «Пойдем бодро вперед –

поговорка, с которой я проводила и хорошие и худые годы, и вот прожила

целых сорок лет, и что значит настоящая беда перед прошлыми?»[1] – так

писала Екатерина II своей заграничной знакомой в самом начале военных

действий – и начале, не совсем удачном.

И она развила в себе изумительную энергию, работала, как настоящий

начальник генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений,

составляла планы и инструкции, изо всех сил спешила построить азовскую

флотилию и фрегаты для черного моря, обшарила все углы и закоулки Турецкой

империи в поисках, как бы устроить заворошку, заговор или восстание против

турок в Черногории, Албании, среди майнотов, в Кабарде, поднимала царей

имеретинского и грузинского и на каждом шагу наталкивалась на свою

неготовность; решив послать морскую экспедицию к берегам Мореи, просила

своего посла в Лондоне выслать ей карту Средиземного моря и Архипелага,

также достать пушечного литейщика поаккуратнее наших, «кои льют сто пушек,

а годятся много что десять», хлопоча поднять Закавказье, недоумевала, где

находится Тифлис, на каспийском или черноморском берегу, или же внутри

страны.

Настроение менялось под сменявшимися впечатлениями. «Зададим мы

звону, какого не ожидали», – писала она вскоре по получении известия о

разрыве (ноябрь 1769г.). «Много мы каши заварили, кому-то вкусно будет», –

раздумчиво писала она через полгода, когда война разгоралась. Но набегавшее

раздумье разгоняли такие лихие головы, как братья Орловы, умевшие только

решаться, а не думать.

На одном из первых заседаний совета, собиравшегося по делам войны под

председательством императрицы, Григорий Орлов, которого Екатерина называла

Фридриху II героем, подобным древним римлянам лучших времен республики,

предложил отправить экспедицию в Средиземное море. Через некоторое время,

брат его Алексей, долечивавшийся в Италии, указал и прямую цель экспедиции:

если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных

от ига тяжкого, а их неверных магометан, по слову Петра Великого, согнать в

поле и в степи пустые и песчаные, на прежние их жилища. Он сам напросился

быть и руководителем восстания турецких христиан. Нужно было иметь много

веры в провидение, чтобы послать на такое дело в обход чуть не всей Европы

флот, который сама Екатерина четыре года назад признала никуда не годным. И

он спешил оправдать отзыв. Едва эскадра, отплывая из Кронштадта (июль

1769г.) под командой Спиридова, вступила в открытое море, один корабль

новейшей постройки оказался негодным к дальнейшему плаванию.

Русские послы в Дании и Англии, осматривавшие проходящую эскадру,

были поражены невежеством офицеров, недостатком хороших матросов,

множеством больных, унынием всего экипажа. Эскадра двигалась медленно.

Екатерина выходила из себя от нетерпения и просила Спиридова ради Бога не

мешкать, собрать все силы душевные и не посрамить ее перед целым светом. Из

15 больших и малых судов эскадры до Средиземного моря добралось только

восемь. Когда Алексей Орлов осмотрел их в Ливорно, у него волосы поднялись

дыбом, а сердце облилось кровью: ни провианта, ни денег, ни врачей, ни

сведущих офицеров, и «если бы все службы, – доносил он императрице, – были

в таком порядке и незнании, как эта морская, то беднейшее было бы наше

отечество». С незначительным русским отрядом Орлов быстро поднял Морею, но

не мог дать повстанцам прочного боевого устройства и, потерпев неудачу от

подошедшего турецкого войска, бросил греков на произвол судьбы,

раздраженный тем, что не нашел в них Фемистоклов.

Екатерина одобрила все его действия. Соединившись с подошедшей между

тем другой эскадрой Эльфингстона, Орлов погнался за турецким флотом и в

Хиосском проливе близ крепости Чесмы настиг армаду по числу кораблей больше

чем вдвое сильнее русского флота. Смельчак испугался, увидев «оное

сооружение», но ужас положения вдохнул отчаянную отвагу, сообщившуюся и

всему экипажу, «пасть или истребить неприятеля». После четырехчасового боя,

когда вслед за русским «Евстафием» взлетел на воздух и подожженный им

турецкий адмиральский корабль, турки укрылись в Чесменскую бухту (24 июня

1770г.). Через день в лунную ночь русские пустили брандеры, и к утру

скрученный в бухте турецкий флот был сожжен (26 июня).

Еще в 1768г. по поводу только что предпринятой морской экспедиции

Екатерина писала одному своему послу: «Если Богу угодно, увидишь чудеса». И

чудеса уже начались, одно было налицо: в Архипелаге нашелся флот хуже

русского, а об этом русском флоте сам Орлов писал из Ливорно, что, «если б

мы не с турками имели дело, всех бы легко передавили». Но Орлову не удалось

завершить кампанию, прорваться через Дарданеллы к Константинополю и

вернуться домой Черным морем, как было предположено.

За удивительными морскими победами на Архипелаге следовали такие же

сухопутные в Бессарабии на Ларге и Кагуле (июль 1770г.). Заняты Молдавия и

Валахия, взяты Бендеры; в 1771г. овладели нижним Дунаем от Журжи и

завоевали весь Крым. Казалось, территориальная задача русской политики на

юге была разрешена; сам Фридрих II находил присоединение Крыма к России

умеренным условием мира.

Но петербургская политика, чересчур смелая в начинаниях, была

довольно робка в подсчете добытых итогов. Боясь встревожить Европу такими

крупными присоединениями, как Крым и азовско-черноморские степи, где между

Кубанью и Днестром кочевали ногайские татары, там придумали новую

комбинацию – этих всех татар не присоединять к России, а только оторвать от

Турции и объявить независимыми, точнее, заставить поменять легкую

зависимость от единоверного султана на покровительство грозной иноверной

царицы. Ногаи подались на русское предложение, но Крымский хан понял

мудреный план и напрямки обозвал его в своем ответе русскому

уполномоченному пустословием и безрассудством.

Крым и был завоеван в 1771г. именно для того, чтобы навязать ему

русскую свободу. В число русских условий мира поставлено было и

освобождение завоеванных Россией Молдавии и Валахии от Турции, Фридрих II

считал это дело возможным. Теперь сопоставим конец войны с ее началом, что

бы видеть, как мало они сходятся. Предпринято было два освобождения

христиан на разных европейских окраинах Турецкой империи, греков в Морее,

румын в Молдавии и Валахии. От первого отказались, потому что не сумели

исполнить, от второго принуждены были отказаться в угоду Австрии и кончили

третьим, освободили магометан от магометан же, татар – от турок, чего не

замышляли, начиная войну, и что решительно никому не было нужно, даже самим

освобожденным. Крым, пройденный русскими войсками еще при императрице Анне

и теперь вновь завоеванный, не стоил и одной войны, а из-за него воевали

дважды.

Вторая война с Турцией и была вызвана недосмотрами, подготовившими

или сопровождающими первую. Мнимо независимый Крым под покровительством

России причинял ей хлопот еще больше прежнего ожесточенной усобицей партий

русской и турецкой, насильственной сменой ханов. Наконец, решились

присоединить его к России, что и привело ко второй войне с Турцией. Ввиду

этой войны покинули северную систему с прусским союзом и вернулись к

прежней системе Австрийского союза. Сменились и сотрудники Екатерины по

внешней политике: вместо Панина стали Потемкин, Безбородко.

Но при новых отношениях и людях сохранилось прежнее мышление,

привычная наклонность строить «испанские замки», как называла Екатерина

свои смелые планы. Ввиду второй войны с Турцией были построены и предложены

(1782г) новой союзнице Австрии два замка: между тремя империями, Россией,

Австрией и Турцией, образуется из Молдавии, Валахии и Бессарабии

независимое государство под древним именем Дакки и под управлением государя

греческого исповедания; в случае удачного исхода войны восстановляется

Греческая империя, на престол которой Екатерина прочила своего второго

внука Константина. Екатерина писала императору Иосифу II, что независимое

существование этих двух новых государств на турецких развалинах обеспечит

вечный мир на востоке. Иосиф беспрекословно соглашался, что непременно

обеспечит, особенно если Австрия при этом что-нибудь присоединит от Турции.

Он со своим министром Кауницем составил план заработать на этом «греческом

проекте» русской дипломатии турецкую крепость Хотин на Днестре и широкую

полосу от реки Ольты, притока Дуная, вплоть до Адриатического моря с Малой

Валахией, Сербией, Боснией и даже с Истрией и Далматией, областями

Венецианской республики, которая за то вознаграждалась из турецкого же

территориального фонда Мореей, Критом, Кипром и другими островами. И все

это за какую-то Дакию и за Греческую империю без Греции! Политика

археологических реставраций встретилась здесь с политикой реальных

интересов, с расчетами земельного хищничества.

Вторая война (1787 – 1791г.), победоносная и страшно дорого стоившая

людьми и деньгами, кончилась тем, чем должна была кончиться первая:

удержанием Крыма и завоеванием Очакова со степью до Днестра, за Россией

укреплялся северный берег Черного моря, без Дакии и без второго внука на

константинопольском престоле.

Григорий Александрович Потемкин

(1739–1791).

Общие сведения.

Григорий Потемкин родился 13 сентября 1739г. в семье майора Александра

Васильевича Потемкина и его второй жены Дарьи Васильевны, урожденной

Кондыревой. Свое детство он провел в родовом имении на Смоленщине. Это было

село Чижово с деревянной церковью и господским домом «изрядной

архитектуры». Обучался Григорий азбуке и закону Божьему у сельского дьячка.

Когда в 15-летнем возрасте он поступил в рейтары, в канцелярии лейб-гвардии

Конного полка было записано, что Григорий Потемкин уже обучен писать и

читать, учился «арифметике и по-французски». Выходец из семьи смоленского

помещика, Потемкин начал службу традиционно для дворянина – военным.

При записи в полк ему была выдана копия родословной, составленной еще

в 1687г. для его дальнего родственника – видного дипломата П.И. Потемкина.

При великом князе Василии III (1505 – 1533г.) из Польши на службу в Россию

прибыл некто Ганс Александрович сын, получивший при крещении имя Тарас. Он

и стал основателем рода Потемкиных. Их старинный фамильный герб, помещенный

в конце родословной, был описан следующим образом: «Рука с мечом,

вооруженная изо облака в щите, а на щите каруна и из каруны три пера

струсовы»[2].

Будучи четырехлетним мальчиком, Потемкин лишился отца, но незадолго до

его смерти мать перевезла «Юного Грица» (так звали в детстве Потемкина) в

Москву. Вскоре туда же отправились его сестры. Григорий продолжил свое

обучение в частном пансионе Литкела в Немецкой слободе и проявлял особый

интерес к языкам, гуманитарным наукам и богословию. Затем он поступил в

только что учрежденную гимназию при Московском университете. В годы учебы

он пристрастился к чтению. В 1756г. Потемкин был награжден золотой медалью,

а в 1757г. в числе 12 лучших воспитанников университета отправился в Санкт-

Петербург для представления императрице Елизавете Петровне и «для лучшего

обозрения и поощрения учащегося юношества в науках». Неожиданно, уже после

успеха в Петербурге, Потемкин был отчислен в 1760г. из университета

гимназии «за леность и не хождение в классы». Так, во всяком случае,

сообщила своим читателям газета «Московские ведомости». К сожалению,

документы университета сгорели при пожаре 1812г., поэтому подлинная причина

его исключения неизвестна. Несмотря на этот горький эпизод, Г.А. Потемкин с

благодарностью вспоминал место своего учения, где раскрылись его

замечательные интеллектуальные способности.

Еще в детстве Потемкин был очень набожен, даже мечтал о монашестве, и

в юности его знакомства с духовенством помогли ему в чисто мирской карьере.

Исключенный из университета, он занял 500 рублей у архиепископа Крутицкого

и Можайского Амвросия и получил его благословение ехать в Петербург для

записи в военную службу.

Оставив учение, Потемкин отправился служить в лейб-гвардии Конный

полк. В чине вахмистра конной гвардии Потемкин принял деятельное участие в

перевороте 26 июня 1762 г., приведшем Екатерину II к власти. За эту услугу

он получил 400 душ крестьян, придворный чин камер-юнкера и военный –

подпоручика. Отныне Потемкин должен был бывать при дворе, где, по-видимому,

стремился обратить на себя внимание императрицы, но каким образом он это

делал, доподлинно не известно, поскольку об этом этапе его жизни было

впоследствии много разных, не всегда достоверных толков и анекдотов. Так,

митрополит Платон рассказывал, что Потемкин был обязан своим возвышением

умению имитировать чужой голос, чем иногда забавлял Екатерину.

Благодаря незаурядным способностям к военному делу, а также

покровительству Екатерины II, которая не забыла о его участии в дворцовом

перевороте 1762г. Потемкин сделал блестящую карьеру и вскоре достиг

генеральского чина. Его дарования на военном поприще ярко проявились уже во

время русско-турецкой кампании 1768-1774г., куда он отправился волонтером.

Командующий 1-й армией А.М. Голицын отмечал, что «русская конница до сего

времени еще не действовала с такой стройностью и мужеством, как под

командою генерал-майора Потемкина». Он участвовал во всех наиболее

значительных сражениях этой войны, показав себя храбрым воином: так,

генерал первым вступил в горящее предместье города Килия. Его военные

заслуги отмечены орденами Святой Анны и Святого Георгия 2-й степени.

Являясь одним из богатейших вельмож империи, Потемкин имел ценную

коллекцию картин, книг, драгоценностей. За свою жизнь он собрал большую

библиотеку, состоящую из нескольких тысяч томов и редких рукописей. Не

последнее место в ней занимали книги современников князя, многим из которых

он покровительствовал. Среди них – А.П. Сумароков, Г.Р. Державин, В.Г.

Рубан. Так, слава писателя пришла к Рубану после издания его сочинения

«Описание Санкт-Петербурга» (1777г.) на средства Потемкина.

К нему, могущественному вельможе и меценату, обращались многие

отечественные и иностранные деятели культуры. Многим оказывал он свое

покровительство и содействие, поощрял таланты. Так, по просьбе светлейшего,

большого любителя и ценителя хоровой и инструментальной музыки, Г.Р.

Державин сочинил четыре хора для праздника в Таврическом дворце.

В 1791 г. Г.А. Потемкин в последний раз приехал в Санкт-Петербург.

Его приезд современники объясняли попыткой уничтожить влияние последнего

фаворита государыни П.А. Зубова, который, по общему мнению, оказывал

вредное воздействие на государыню. В этот приезд блистательный князь

Тавриды устроил знаменитый «потемкинский праздник» 28 апреля 1791г.,

затмивший блеском и роскошью все виданное доселе. Он проходил в подаренном

императрицей Конногвардейском доме или иначе – Таврическом дворце.

Построенный по проекту архитектора И.Е. Старова, этот дворец славился

богатым внутренним убранством, зимним садом с оранжереями, скульптурами,

мраморными вазами, фонтанами. Многими дворцами, может быть менее

роскошными, владел светлейший князь и в других местах России, а так же в

Белоруссии и на Украине. На праздник было приглашено несколько тысяч

гостей, в том числе и императрица. Потемкин в осыпанном бриллиантами платье

сам помог Екатерине выбраться из кареты. Государыню во дворце князя

встретили две кадрили и песня Г.Р. Державина «Гром победы раздавайся».

После танцев общество прошло в другую залу, где просмотрели балет, комедию

и пантомиму. В полночь начался ужин. Всю трапезу хор пел сочиненные

Державиным стихи. Екатерина, чрезвычайно довольная, уехала во втором часу

ночи.

В последние годы жизни Потемкин много болел. Сказывались тяготы

прежних дальних походов. 12 октября 1791г. в Санкт-Петербург прискакал

курьер, всего за один день преодолевший расстояние о Ясс до столицы. Он

сообщил императрице, что светлейший князь Г.А. Потемкин-Таврический

скончался по дороги из Ясс в Николаев. Это известие потрясло Екатерину II.

Трижды с ней случались обмороки, несколько дней она плакала. Но скорбь

императрицы разделяли далеко не все: слишком много у покойного, высокомерно

третировавшего других вельмож, было недоброжелателей и завистников.

После кончины Потемкина его тело перевезли в Яссы и затем упокоили в

Херсоне, в подпольном склепе, который находился в церкви св. Екатерины.

Гроб с забальзамированным телом простоял на своем месте не засыпанным

землей до царствования Павла I. Новый император, ненавидевший Потемкина,

приказал, чтобы «все тело без дальнейший огласки, в самом же том погребу

погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землею и заглажен так,

как бы его никогда не бывало»[3]. Тогда же разрушен был и поставленный в

том же храме по повелению Екатерины памятник князю.

Вскоре после смерти Потемкина начался упадок, которым ознаменовался

конец царствования Екатерины. Тогда-то и стала ясна современникам

действительная историческая роль великого исторического деятеля, его

влияние на государыню и на ход государственных дел. Современники

поговаривали, что князь и императрица были обвенчаны. Представляется

вероятным, что так было в самом деле. Тайное венчание произошло в конце

1774 – начале 1775 г. Если брак действительно состоялся, это объясняет

многое: и исполненные нежностью письма Потемкину от государыни, и его

совершенно исключительная роль среди других вельмож, и даже те неприятные

сцены, которые он позволял себе устраивать императрице. Впрочем, не так

важно, был или нет Потемкин мужем Екатерины II. Гораздо важнее то, что

сделал Григорий Александрович Потемкин для России. С его именем неразрывно

связаны присоединение Крыма, создание Черноморского флота, основание

Севастополя и других городов, огромные работы по хозяйственному освоению и

культурному обустройству Новороссии, заботы о благосостоянии русского

солдата.

Когда того требовали государственные интересы, он, от природы

исключительно ленивый, становился неутомимым тружеником, честолюбивый и

алчный до денег и почестей, мог поступиться и материальными интересами, и

самолюбием. Григорий Александрович Потемкин не только блестящий вельможа

екатерининского века, но и замечательная историческая личность,

заслуживающая не столько улыбок по поводу своих причуд и слабостей, сколько

благодарной памяти потомков за неоспоримые заслуги и достижения.

Знакомство с Екатериной II.

Решающую роль в судьбе будущего светлейшего князя сыграло знакомство с

Екатериной II. Одной из граней политического дарования этой незаурядной

женщины было умение угадывать таланты, выбирать сподвижников. К началу 70-х

годов XVIIIв. Екатерина II стала все острее ощущать потребность в человеке

высоких достоинств, способном стать ее опорой в деле государственного

управления. Таким человеком, обладавшим даром претворять в жизнь идеи

императрицы, стал Г.А. Потемкин.

С 1774 по 1777г. он почти постоянно жил в Зимнем дворце и неотлучно

находился при государыне. В эти годы он становился членом государственного

совета, вице-президентом Военной коллегии, получает чины генерал-аншефа и

подполковника Преображенского полка (полковником этого полка была сама

Екатерина II). О том, что императрица нуждалась в его советах и

пользовалась ими, свидетельствует их обширная переписка, где наряду с

сугубо личными вопросами обсуждались важные государственные дела. «Генерал,

– писала Екатерина II, – у меня голова кружится от вашего проекта. Вы не

будете иметь никакого покоя от меня после праздников, пока не изложите

ваших идей на письме. Вы человек единственный; я вас люблю и ценю вас от

всего моего сердца». О чем только не упоминается в этой переписке: о

крестьянских волнениях и войне со Швецией, о Запорожской Сечи и судьбе

Грузии, о присоединении Крыма и строительстве Черноморского флота.

Используя свое положение президента Военной коллегии, Потемкин

предпринял реформы, которые охватили все стороны армейской жизни, начиная

от организации войск и кончая обмундированием. Прежде всего, нововведения

затронули кавалерию: было увеличено число полков, созданы егерские

(стрелковые) корпуса; драгунские полки были обучены не только конному, но и

пешему строю, что позволило им действовать самостоятельно, без поддержки

пехоты. Князь имел практический взгляд на солдатскую форму. «Всякое

щегольство, – писал он в докладе Екатерине II, – должно уничтожить, ибо оно

есть плод роскоши… Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то и

готов». Сурово взыскивал Потемкин с командиров всех степеней за

использование солдат для личных нужд и резко выступал против жестокого

обращения с ними.

На плечи Потемкина легло обеспечение безопасности южных границ России

и освоение приобретенных после войны земель. 31 марта 1774г. указом

императрицы ему было поручено управление Новороссийской, а затем и Азовской

губерниями. Большое значение светлейший придавал присоединению к России

Крыма. «Крым, – писал он Екатерине II, – положением своим разрывает наши

границы… Вы обязаны возвысить славу России… Приобретение Крыма ни усилить,

ни обременить вас не может, а только покой доставит». Вскоре после этого, в

1782г., императрица издала манифест о присоединении Крыма.

Деятельность Потемкина в Северном Причерноморье и крымское путешествие

Екатерины II.

Земли в Северном Причерноморье осваивали не только переселенные туда

помещичьи крестьяне. Стремясь привлечь колонистов, Потемкин дал

распоряжение поместить в заграничных газетах приглашения иностранцам. Скоро

на южных землях проявились образцовые колонии земледельцев. Из Англии и

Франции были выписаны специалисты для устройства парков и садов, разведения

шелковичных деревьев. Особое внимание уделял князь посадке и сохранению

лесов на степных территориях. Он создал даже Контору земледелия и

домоводства, для успешной работы которой сам написал специальную

инструкцию. В ней давались советы по развитию хлебопашества, садоводства, и

виноделия. Потемкин предполагал организовать хозяйство на основе новейших

достижений европейской науки.

Во вновь присоединенных к России областях создавались кожевенные,

свечные, кирпичные, фаянсовые и другие фабрики. Князь отдавал предпочтение

росту частной фабричной промышленности. У самого светлейшего была суконная

фабрика в Дубровке, чулочная и шляпная – в Кременчуге, фаянсовая – в

Екатеринославе.

Большинство современных крупных южных городов своим возникновением и

последующим расцветом обязаны Г.А. Потемкину. Мы и сейчас можем убедиться в

том, что ни один из этих городов не похож на другой. В этом заслуга

талантливых архитекторов таких, как И.Е. Старов, К. Геруа, В.В. Ванрезант,

которые воплощали творческие замыслы наместника края. Свои самые

честолюбивые надежды Потемкин связывал с Екатеринославом, ныне

Днепропетровском, который он хотел превратить в столицу края и центр

просвещения. Под наблюдением самого Потемкина в Севастополе построили

«Маленькое Адмиралтейство», пристань, дома для офицеров и солдат. Камень

для построек в основном брали из развалин древнегреческого Херсонеса.

Григорий Александрович хотел, чтобы императрица посетила Южную Россию

и порадовалась его достижениям. Кроме чисто альтруистических соображений,

князем руководил и расчет вельможи. Он хотел заткнуть рты недоброжелателям,

которые утверждали, что потраченные им огромные суммы денег не приносят

никакой пользы. Путешествие было намечено на лето 1787г., а зимой 1786г.

начались грандиозные приготовления: в местах предполагаемого пути

императрицы строились триумфальные ворота, на Днепре строилась целая

флотилия галер, на которых императрица со свитой должна была спуститься из

Киева до Херсона, воздвигались целые города, как, например, Алешин на левом

берегу Днепра против Херсона: в октябре 1786г. его еще не было, а в апреле

1787г. городок отстроили и заселили малороссиянами.

Потемкин встретил императрицу со свитой в Киеве. Он поселился в

Печерском монастыре, окруженный толпой льстецов, надеявшихся через милости

князя добиться выгод. «Потемкин глядит волком»[4], – сказала о нем в это

время Екатерина II. Все недавние завистники и критики ныне раболепствовали

перед всесильным князем. Один отважный граф Румянцев не скрывал своего

нерасположения к нему.

Началось путешествие. Галеры были построены в римском вкусе и

отличались огромными размерами. На судах находилось около 3000 человек.

Среди приглашенных иностранных послов и лиц королевской крови был и

недоброжелатель Потемкина – австрийский император Иосиф II. Путешественники

направились водным путем в Кременчуг, затем в Екатеринослав, оттуда на

великолепной колеснице, вместе с Иосифом II, императрица прибыла на пять

дней в Херсон, поразивший даже австрийского императора, далее Екатерина

поехала в Крым, осмотрела Бахчисарай и прибыла в Инкерман. В Инкермане, как

и во многих городах к приезду государыни построили дворцы.

Самым ярким эпизодом знаменитого путешествия Екатерины II в Крым был

великолепный обед, данный Г.А. Потемкиным в Инкерманском дворце. В разгар

праздника, по приказу князя, был отдернут занавес, за которым находился

большой балкон. Взору присутствующих открылась необыкновенная картина.

Между двумя рядами татарских всадников виднелась Севастопольская бухта;

посреди нее выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный,

вооруженный и совершенно снаряженный за два года.

На рейде Севастополя стояли 3 линейных корабля, 12 фрегатов, 20 малых

судов, 3 бомбардирские лодки и 2 брандера. По сигналу Потемкина флот

салютовал залпами из корабельных орудий. Зрелище было неожиданным и

торжественным. Оно произвело на всех глубочайшее впечатление.

Сама Екатерина II писала по поводу увиденного в Севастополе: «Здесь,

где назад тому три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и

флотилию, довольно живую и бойкую на вид; гавань, якорная стоянка и

пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость князю Потемкину,

что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость».

После обеда императрица вместе с Иосифом поехала в Севастополь в

особой шлюпке, совершенно сходной с султанской. Посетив Севастополь,

путешественники направились в столицу несколько другим путем.

Кипучая деятельность князя Г.А. Потемкина не могла не обратить на

себя внимание современников, но не всегда беспристрастно оценивалась ими.

Так появились слухи о «потемкинских деревнях» – декорациях в виде цветущих

городов и селений, расположенных по пути следования императрицы. О них

рассказывал такой недоброжелатель к князю как Гельбиг. В то же время принц

де Линь, также участвовавший в путешествии, называл рассказы об искусно

расставленных театральных декорациях, представляющих села и деревни,

«нелепой басней». Нет единства по вопросу о «потемкинских деревнях» и среди

историков. Так, Е.И. Дружинина сомневалась в их реальности, а Н. Молева

провела специальные архивные разыскания и пришла к выводу, что «деревни»

все-таки факт, а не досужий вымысел врагов Потемкина. Однако же

исследование документов той эпохи не оставляет сомнений в том, что слухи о

них возникли за несколько месяцев до того, как Екатерина II ступила на

новоприобретенные российские земли. И в путанице с «деревнями» нет ничего

удивительного, если принять во внимание атмосферу соперничества, наговоров

и взаимной ненависти, в которой жил петербургский высший свет. Еще в

Петербурге императрице твердили о том, что ее ожидает лицезрение

размалеванных декораций, а не долговременных построек. Что же в

действительности увидела в Новороссии Екатерина II и ее свита? Что показал

им Потемкин? Как бы то ни было, приходиться признать, что все равно

показного в этом путешествии императрицы было более чем достаточно. На это,

несомненно, ушли миллионы и миллионы казенных денег, которым можно и должно

было найти лучшее, более полезное для страны применение. Так князем была

заложена добрая российская традиция хорошо встречать высокое начальство…

Между тем за блестящей потемкинской феерией императрица сумела

увидеть главное. Об этом она писала своему внуку, великому князю Александру

Павловичу: «Дорога сия мне тем паче приятна, что везде нахожу усердие и

радение, и, кажется, весь край в короткое время никакой российской губернии

устройством и порядком не уступит». Труды князя Потемкина были высоко

оценены императрицей: к своей фамилии он получил титул Таврический (от

древнегреческого название Крыма – Таврида, или Таврика). А в честь

путешествия Екатерины II были отчеканены специальные монеты, названные

«таврическими».

Между тем путешествие Екатерины имело неприятное последствие.

Оттоманская Порта восприняла его как военную демонстрацию, поскольку войск,

развлекавших царскую свиту маневрами и охранявших ее в пути, было

задействовано несметное множество. Поездка государыни воспринималась

турецкими властями как вооруженная провокация. И, учитывая давно

сложившуюся сложную политическую ситуацию, в августе 1787г. началась русско-

турецкая война, ставшая для Потемкина вторым серьезным экзаменом на

состоятельность его деятельности в Крыму после поездки туда Екатерины.

В трудные годы второй русско-турецкой войны (1787 – 1791г.) Потемкину

пришлось впервые испытать свои силы в роли главнокомандующего. Причем

современники считали действия князя в войне неудачными. Поначалу война

повергла Потемкина в уныние, и он даже просил императрицу об отставке. Его

действия как главнокомандующего отличались медлительностью и

нерешительностью. Действительно, князь лично руководил осадой крепости

Очаково, расположенной у выхода в черное море, и ее штурмом 6-ого декабря

1788г. Но на штурм он решился лишь после того, как 5-ого декабря дежурный

генерал и обер-провиантмейстер доложили князю, что на следующий день нет ни

еды, ни топлива. В боях принимал участие Черноморский флот, созданный в

предвоенные годы в значительной степени благодаря стараниям Потемкина. Есть

придание, что все время боя Потемкин сидел на батарее и твердил: «Господи

помилуй». Ценой больших жертв, крепость была взята и на три дня отдана для

грабежа.

А ведь за четыре месяца до указанного штурма – 27 июля Суворов,

воспользовавшись вылазкой турок, без согласия Потемкина со своим

малочисленным отрядом завязал большой бой. Этим он рассчитывал побудить

Потемкина к более решительным действиям. Турки бросили против смельчака

большую часть гарнизона, и если бы в этот момент Потемкин по совету де Линя

ударил с другой стороны, то наверняка овладел бы крепостью. Но гордость

помешала князю, в этом случае вся слава досталась бы Суворову.

Позже князь занял, обойдясь при этом без потерь, Аккерман и Бендеры,

где, по слухам, свое дело сделала крупная взятка коменданту. Занятие мирным

путем сильной крепости произвело большое впечатление на современников.

Кампания 1789 – 1790г. ознаменовалась победами А.В. Суворова при Измаиле,

Фокшанах и Рымнике, что вызвало искреннюю радость Потемкина. Не смотря на

некоторые размолвки, их знакомство, завязавшееся еще в первую русско-

турецкую войну, переросло в отношения взаимного уважения. Именно благодаря

мощной поддержке князя мог развернуться выдающийся воинский талант

Суворова. Потемкин не раз ходатайствовал перед Екатериной II о награждении

Суворова, что также опровергает расхожее мнение об их взаимной неприязни.

Благодарный Суворов писал секретарю князя: «Долгий век князю Григорию

Александровичу; увенчай его Господь Бог лаврами, славою; великой Екатерины

верноподданные да питаются от тука его милостей. Он честный человек, он

добрый человек, он великий человек, счастье мое за него умереть».

Два основателя города Одессы.

Осип Михайлович де Рибас.

Одесса, не в пример другим городам, всегда помнила своих основателей.

Не откладывая в долгий ящик, одному поставила бронзовый памятник, именем

другого назвала главную улицу. Дерибасовская улица – самая знаменитая улица

Одессы названа так в честь ее основателя – Осипа Михайловича де Рибаса. Все

в биографии этого человека отдает Авантюрой, начиная с самого рождения.

Сын испанца дона Микаэля и уроженки Франции, он увидел свет в Италии.

Говорил на многих языках, имел неплохое образование. Повзрослев, пошел

служить в армию солдатом, потом ему показалось, что морская стихия ближе

его натуре, и в 20 лет поступил волонтером во флот. Как раз в это время в

Ливонию вошла русская эскадра во главе с графом Алексеем Орловым с целью

изловить самозванку Тараканову. Именно тогда блиц карьера де Рибаса

началась. За какого рода подвиги Орлов приметил Рибаса, не совсем ясно, но

они чего-то стоили, так как тот вскоре отбыл в Петербург с рекомендательным

письмом от могущественного начальника эскадры. В то время самым доверенным

лицом императрицы Екатерины II был Иван Иванович Бецкой. Рибас ничего не

ждал от судьбы, он моментально прорвался к Бецкому на прием, завел

знакомство и очень скоро стал известен самой императрице. Через некоторое

время Рибасу удалось влюбить в себя внебрачную дочь Иван Ивановича и

обвенчаться с ней. Бецкой, душой привязанный к молодым, оставил их жить у

себя, и Осип Михайлович стал как бы негласным хозяином одного из первых

домов в Петербурге. Екатерина II лично поздравляла Рибаса с рождением обоих

дочерей и стала сестрам крестной матерью. Теперь без ложной скромности Осип

Михайлович мог сказать, что является пусть дальней и неоглашенной, но все-

таки родней первой даме Российской империи.

Весной 1762г. у Екатерины II родился внебрачный сын от Григория

Орлова. Сначала его выдавали за младшего сына Шкурина – камердинера

Екатерины, а когда он подрос, поместили в семью надежного человека – Осипа

Рибаса. Так Осип Михайлович стал воспитателем полуцарственного ребенка,

получившего имя Алексей Бобринский. По справедливости надо сказать, что

выбор воспитателя был не совсем удачным. По части высокой нравственности

Осип Михайлович был весьма уязвим: судя по дневнику Алексея, чудом

сохранившемуся, сценам и ситуациям, не предназначенным для детских глаз, не

было конца. Осип Михайлович же с юности привык к боевой обстановке.

Домашние сцены не вредили его самочувствию и продвижению по служебной

лестнице.

В Зимнем дворце за ним закрепилась репутация человека буквально

напичканного дельными мыслями и идеями. Поскольку в этом всегда была

нехватка, Осип Михайлович постоянно был востребован. Очень ко времени,

учитывая большую активность России на море, пришелся его проект

переоснащении российского флота. В 1791 году Рибас стал адмиралом. Это

звание он получил за особую услугу, оказанную России, как морской державе.

Однажды его послали с заданием исследовать береговую линию Черного

моря к востоку и западу от Очакова. Русский отряд наткнулся на турецкую

крепость Хаджибей, которую старательно обходили торговые караваны, зная,

какое это разбойничье гнездо. Рибас же восхищался прибрежной полосой возле

Хаджибея. Тут и по сей день можно с одинаковой легкостью плавать, торговать

и держать оборону. С небольшим ударным отрядом он выбил турок из крепости,

дав им понять, что власть переменилась.

В 1793г. Рибас составил проект строительства военно-торгового порта в

Хаджибее, и с этого момента его жизнь сильно переменилась. Он стал

начальником несуществующего города. Несколько десятков глинобитных домишек

возле развалин крепости и пустыня с трех сторон – вот с чего он начал.

Точный расчет опытного фортификатора вместе с воображением неисправимого

романтика помогали ему представить, каким прекрасным будет его детище,

дайте только срок.

Название Хаджибей напоминало о турецком происхождении города.

Российский порт решили переименовать созвучно бывшему здесь в древности

греческому поселению Одисос. Потом переделали в Одессу – все-таки

государством правила женщина. Рибас строил, дышал пылью и слушал с утра до

ночи скрип телег, которые везли переселенцев из России и Малороссии. Это

была еще смирная публика. С остальными только он и мог разобраться, хитрый,

изворотливый, всегда склонный к компромиссу. «Помойная яма Европы»,

«Республика жуликов»[5], – вот что говорили о детище Рибаса. Он и вправду

качал новорожденную Одессу под колыбельную волн, пиратские гики, мрачные

гимны сбежавших сюда колодников и верил: город будет гордость России…

«Первый одессит» покинул свой пост не по своей воле, вступивший на

престол Павел I пересмотрел все должности и всех людей на них. Это портило

судьбы и не шло на пользу дела. Рибаса вызвали в Петербург и назначили на

должность управляющего Лесным департаментом. Он взялся за дела, но не

устоял перед большим искушением и быстро проворовался. Причем проворовался

так сильно, что пешеходная прогулка в кандалах в Сибирь, учитывая

вспыльчивость Павла I, могла бы считаться Божьей милостью. Однако адмирал и

ненадежный лесничий был всего лишь «отставлен от службы», и это не

случайно. Голова, быстрое соображение и невероятная пронырливость спасали

Рибаса из самых безвыходных положений. Недаром, желая сделать Кутузову

комплимент, Суворов говорил: «Хитер, хитер – его и Рибас не обманет».

На протяжении всей жизни любимым хобби Осипа Михайловича было

составление проектов. Помимо двух упомянутых планов – переоснащения

Российского флота и строительства военно-торгового порта на месте крепости

Хаджибей, он составил: великолепный проект укрепления Кронштадта, а

самостоятельно овладев законами механики, план строительства особого моста

через Неву и план поднятия потопленных Турецких судов для пополнения ими

Российской флотилии.

Во время жизни Осипа Михайловича за ним закрепилась слава

авантюриста, пройдохи, что не исключало, впрочем, законного восхищения его

цепким умом, предприимчивостью, инициативой и обаянием, покорявшим всех.

Осип Михайлович де Рибас умер на 51-ом году жизни при таинственных

обстоятельствах. Его место главы строящегося порта и градоначальника Одессы

занял 37-летний человек по имени Арман Эммануэль де Ришелье.

Арман Эммануэль де Ришелье.

Арман Эммануэль де Ришелье был родней того самого кардинала Ришелье

из романа Дюма, который после своей смерти оставил огромное богатство,

которое не смогли промотать многие из очень способных на такие подвиги

родственников.

Одним из них был маршал Ришелье, которому Арман Эммануэль приходился

внуком, причем любимым. В юноше как будто бы сломался какой-то

наследственный винтик – он не чувствовал тяги к мотовству. И к нимфам,

расставлявшим ловушки несусветно богатому наследнику маршала, – тоже. В 15

лет молодого де Ришелье женили на герцогине де Рошешуар тринадцати лет

отроду. После обручения, минуя свадебный пир, молодой муж с гувернером

уехал в путешествие длинною в полтора года. Впоследствии его краткие визиты

к жене носили чисто дружеский характер. По свидетельству очевидцев, чета де

Ришелье исповедовала подчеркнутое уважение к друг другу.

Молодой де Ришелье выглядел в королевских апартаментах белой вороной:

он избегал дворцовых увеселений. Ему было откровенно скучно в Версале. Он

много читал, путешествовал, выучил несколько языков. Но жизнь все равно не

подбрасывала ничего, что могло бы пробудить страсти в этом словно дремлющем

человеке. Получив чин генерала, он с усмешкой смотрел на свою шпагу, мирно

дремавшую в ножнах. Чистая случайность навела его на мысль предложить его

стране, где оружие в ходу. Такой страной, расширявшей свои пределы, и сферы

влияния была Россия. Поняв, какие его ожидают перспективы, Арман Эммануэль

покинул Францию. Вскоре, его шпага обнажилась в армии Суворова, с которой

Ришелье принимал участие во взятии Измаила. Ничего ужаснее ни до, ни после

он не видел.

После сражения, решив, что война не его дело, Арман Эммануэль

вернулся в Париж. Город, утомлявший его и раньше сытостью и ленью дворцов,

сейчас разворошенный смерчем революции, был не лучше. Отец умер, родовые

замки и поместья разграбили, служить было негде и некому. Герцог снова

подался в Россию. Он стал Эммануилом Осиповичем де Ришелье. Однако

Петербург не спешил открывать объятия. После революции огромное количество

французов-аристократов кинулось искать в России второе отечество. Нашествие

иммигрантов утомляло. Ришелье, хотя за измаильские заслуги и получил

кирасирский полк, за первую же оплошность был отставлен от должности и жил

впроголодь. Судьба улыбнулась ему после восьми лет прозябания. В январе

1803 года Александр I назначил «дюка (герцога) Эммануила Осиповича де

Ришелье» градоначальником города Одессы.

Не склонный ни к светской, ни к военной жизни, де Ришелье обнаружил в

себе страсть, о наличии которой не помышлял раньше. Ему нравилось

создавать, строить, собирать. Одесса, в которой было еще много от Хаджибея,

давала совершенно необъятный простор для этой деятельности. Начатое де

Рибасом Ришелье подхватил и развил с энтузиазмом человека, понимавшего толк

во всем красивом – планировке, архитектуре, парках, культурных заведениях и

вообще в любых потребностях города, где на многие века вперед собрались

жить люди разных национальностей.

Если Ришелье строил улицы, то широкие. Если разбивал сады, то

обширные, с диковинными деревьями. Если строил церкви, то без обиды: и

католическую, и старообрядческую, и синагогу. Если брался за театр, то

проект делали знаменитости. Город заботился о молодом поколении: Ришелье

основал знаменитый, в последствии названный его именем лицей, коммерческое

училище, шесть начальных учебных заведений. При всем том ему отпускались

совсем незначительные суммы, и только точный хозяйственный расчет,

сбережение каждой копейки могли принести успех делу.

Сам герцог жил чрезвычайно скромно. Его видели в одной и той же

шинели, зато едва ли был человек за всю историю Одессы, которому ссужалось

столько истинной любви и признательности. В портовых тавернах пили за его

здоровье. Первого камергера Людовика XVI видели на маленьких домашних

вечеринках, где плясали под визгливые скрипки, где пахло жареными

баклажанами и рыбной снедью. Он заходил в еврейские и греческие лавки,

вникал в нужды крестьян-переселенцев. Когда город посетила холера, не

страшась, приходил в лазареты, хоронил умерших.

…Наполеоновское нашествие герцог воспринял как посягательство на его

новую родину. К тому времени он уже исполнял помимо должности одесского

градоначальника функции наместника всего Новороссийского края и призывал

вверенное ему население «явит себя истинными россиянами» в борьбе с

извергом. Таковым Ришелье считал Наполеона, хотя отдавал ему должное как

человеку выдающегося ума. Но в глазах герцога это обстоятельство только

усугубляло вину Наполеона, ведь он развязал бойню и устлал трупами Европу.

Ришелье не мог это оправдать никакими разговорами о могуществе Франции. Он

вспоминал стоны Измаила и весь ужас кровавой схватки. Все что у него было –

сорок тысяч рублей – «дюк» пожертвовал на дело обороны…

После войны герцог Ришелье отправился в Париж – того требовали

семейные дела. Он задержался там более чем хотел. Ему напоминали, что он

француз, да еще какой крови, надо бы послужить и родине. Это была правда, и

Арман Эммануэль не мог отказаться, но действовал скорее по велению долга,

чем сердца. Сердце его осталось в Одессе. Одинокий, за все эти долгие годы

оторвавшийся от того, что некогда казалось вечным и незыблемым, иногда он

ходил в Лувр смотреть на когда-то принадлежащую ему коллекцию картин и

совершенно не чувствовал негодования по поводу обобравшей его революции.

Бедность довела его до того, что герцог вынужден был продать ордена,

полученные в России.

Кое-как начала складываться его политическая карьера – но именно кое-

как. «Дюк» быстро отпросился в отставку, и парламент, зная, что у него нет

ни гроша, назначил ему пенсию. Тот сначала отказывался, но, в конце концов,

не желая никого обидеть, направил деньги на устройство богадельни в Бордо.

Одесситам было чем гордиться, – их начальник оказался на высоте и во

Франции.

…Арман Эммануэль де Ришелье скоропостижно скончался на 55-ом году

жизни, так и не выполнив своего намерения вернуться в тот единственный

город на земле, где только и мог быть счастлив.

Список литературы.

1. С.В. Бушуев «История государства Российского», Москва, издательство

«Книжная палата», 1994г.

2. В. О. Ключевский «Российская история», Москва, издательство «Мысль»,

1993г.

3. «Энциклопедия для детей. История России» часть вторая, Москва,

издательство «Аванта+», 1997г.

4. «История России 1682-1861г.» под редакцией В.В. Шелохаева, Москва,

издательство «Терра», 1996г.

5. С.Ф. Платонов «Полный курс лекций по русской истории», Петрозаводск,

издательство АО «Фолиум», 1996г.

6. Людмила Быченкова, «Папаши города Одессы», журнал «Крестьянка», № 6 за

1993г.

-----------------------

[1] Здесь и далее в статье «Крымские завоевания» все цитаты приводятся из

«Собрания лекций о Русской истории» В.О. Ключевского. Лекция LXXVI.

[2] Здесь и далее в статье «Григорий Александрович Потемкин» все не

отмеченные сносками цитаты взяты из энциклопедии издательства «Аванта +»,

«История России» том второй. Страницы с 133 по 139.

[3] Цитата приведена из книги С.В. Бушуева «История государства

Российского. Историко-библиографические очерки» страница 412.

[4] Цитата приведена из книги С.В. Бушуева «История государства

Российского» страница 403.

[5] Здесь и далее в статье «Осип Михайлович де Рибас» все цитаты приведены

из журнала «Крестьянка», № 6 за 1993г., страницы с 42 по 43.