РУБРИКИ

Мюнхенский сговор

   РЕКЛАМА

Главная

Зоология

Инвестиции

Информатика

Искусство и культура

Исторические личности

История

Кибернетика

Коммуникации и связь

Косметология

Криптология

Кулинария

Культурология

Логика

Логистика

Банковское дело

Безопасность жизнедеятельности

Бизнес-план

Биология

Бухучет управленчучет

Водоснабжение водоотведение

Военная кафедра

География экономическая география

Геодезия

Геология

Животные

Жилищное право

Законодательство и право

Здоровье

Земельное право

Иностранные языки лингвистика

ПОДПИСКА

Рассылка на E-mail

ПОИСК

Мюнхенский сговор

территории». «Чехи первыми объявили мобилизацию», — сказал Гитлер.

Чемберлен возразил: «Первой объявила мобилизацию Германия...» Гитлер

отрицал, что в Германии была проведена мобилизация.

Переговоры затянулись до утра. В конце концов, Чемберлен спросил,

является ли меморандум Гитлера его последним словом. Когда Гитлер ответил,

что да, премьер-министр сказал, что нет смысла продолжать переговоры. Он

сделал все, что мог, но его попытки не увенчались успехом. Он уезжает с

тяжелым чувством, потому что надежды, с которыми он приехал в Германию,

разбиты.

Немецкий диктатор не хотел, чтобы Чемберлен пошел на «уступки». «Вы

один из немногих, для кого я когда-либо делал подобное, — с живостью

заметил он. — Я готов установить окончательную дату для эвакуации чехов — 1

октября, если это упростит вашу задачу». Сказав это, он взял карандаш и сам

исправил дату. В действительности это не было уступкой, ведь 1 октября было

давно назначенным днем «X»[6]. Это, казалось, подействовало на премьер-

министра. Тем не менее он добавил, что не готов принять или отвергнуть

предложения, а может только передать их.

Как только премьер-министр вернулся в Лондон, он сразу сделал то,

чего, как он заявлял Гитлеру, делать не собирался: стал убеждать британский

кабинет принять новые требования нацистов. Однако неожиданно ему пришлось

столкнуться с сильной оппозицией. Чемберлен не смог уговорить свой кабинет.

Не убедил он и французское правительство, которое 24 сентября отвергло

Годесбергский меморандум и в тот же день объявило частичную мобилизацию.

Когда в воскресенье, 25 сентября, в Лондон прибыли французские

министры во главе с премьером Даладье, английское и французское

правительства узнали, что Чехословакия отклонила Годесбергские

предложения[7]. Франции не оставалось ничего, кроме как подтвердить свою

верность союзническим обязательствам и обещать прийти на помощь

Чехословакии в случае, если она подвергнется нападению. Но Франции нужно

было знать, как поведет себя Англия. Чемберлен согласился сообщить Гитлеру,

что если Франция в силу союзнических обязательств по отношению к

Чехословакии окажется в состоянии войны с Германией, то Британия будет

считать себя обязанной поддержать ее.

После отъезда Чемберлена, немцы пребывали в мрачном расположении духа.

Теперь, когда они стояли практически на пороге войны, эта перспектива

перестала им нравиться, по крайней мере, некоторым из них.

Воскресный день 25 сентября выдался чудесный. Несмотря на сообщения о

ярости, охватившей Гитлера по поводу отвергнутого Годесбергского

ультиматума, в Париже, Лондоне и Праге не чувствовалось, что наступил

кризис, да и в Берлине не было заметно никакой военной лихорадки.

На следующий день произошли внезапные перемены к худшему. В пять часов

утра сэр Гораций Вильсон привез в канцелярию письмо Чемберлена, в котором

премьер-министр сообщал, что Прага посчитала Годесбергский меморандум

«абсолютно неприемлемым». Гитлер, по воспоминаниям переводчика, неожиданно

вскочил и закричал: «Нет никакого смысла вести дальнейшие переговоры!» —

после чего бросился к двери. Фюрер вскоре сел в кресло, но во время чтения

письма часто восклицал: «С немцами обходятся как с грязными неграми... 1

октября я поставлю Чехословакию на место!»

Чемберлен предлагал свой план. Так как Чехословакия готова отдать

Гитлеру то, что он требует, а именно Судетскую область, необходимо срочно

организовать встречу чешских и немецких представителей и «договориться о

способе передачи территории». Чемберлен добавлял, что ему хотелось бы,

чтобы на этой встрече присутствовали представители Англии. Гитлер ответил,

что готов вступить в переговоры с чехами, если они примут Годесбергский

ультиматум, только что ими отвергнутый, и согласятся на оккупацию Судетской

области немецкими войсками 1 октября. Он заметил, что положительный ответ

должен быть получен в течение сорока четырех часов, то есть к двум часам

дня 28 сентября.

27 сентября он во второй раз принимал Горация Вильсона. Вильсон не

менее британского премьера был склонен отдать Гитлеру Судетскую область,

если только немецкий диктатор возьмет ее мирным путем. Британское

правительство предлагало взять на себя «моральную ответственность» за то,

чтобы обещания Чехословакии были выполнены «справедливо, полностью и

быстро». Однако Гитлера оно не заинтересовало. Теперь все зависело от

чехов: они могли принять или не принимать его предложения. Если они не

примут его предложения, он уничтожит Чехословакию. С явным удовольствием он

прокричал свою угрозу несколько раз.

Вероятно, это вывело из себя даже спокойного Вильсона. Он поднялся и

сказал: «В таком случае я уполномочен премьер-министром сделать следующее

заявление: «Если Франция вследствие своих союзнических обязательств

окажется в состоянии войны с Германией, то Соединенное Королевство сочтет

себя обязанным поддержать Францию». Когда сэр Гораций заметил, что только

от Гитлера зависит, начнется война или нет, разгоряченный фюрер воскликнул:

«Если Франция и Англия хотят напасть на нас, пусть нападают! Сегодня

вторник, в следующий понедельник мы уже будем в состоянии войны!»

Многое произошло в Берлине — и не только в Берлине — в течение того

дня, 27 сентября. В час дня, сразу по прибытии Вильсона, Гитлер издал

«совершенно секретный» приказ, в котором ударным частям предписывалось

покинуть места проведения учений и выйти на рубеж атаки на чешской границе.

Через несколько часов был издан приказ о дальнейшей скрытной мобилизации. В

ходе ее было сформировано пять новых дивизий для размещения на западной

границе.

Несмотря на то, что Гитлер продолжал военные приготовления, события,

произошедшие в течение этого дня, заставили его заколебаться. Чтобы

повысить боевой дух населения, Гитлер приказал по окончании рабочего дня,

когда сотни тысяч берлинцев выйдут из своих контор на улицу, провести в

центре Берлина парад моторизованной дивизии. Затея эта обернулась полным

фиаско, берлинцы не желали, чтобы им напоминали о войне.

Очередные вести, поступавшие в канцелярию из-за границы, тоже не

радовали. Из Будапешта сообщили; правительства Югославии и Румынии

предупредили правительство Венгрии, что в случае нападения ее войск на

Чехословакию они предпримут против Венгрии военные действия. В результате

война могла распространиться на Балканы, а это в планы Гитлера не входило.

Новости из Парижа оказались и того хуже. От немецкого военного атташе

пришла телеграмма, в которой он сообщал, что объявленная во Франции

частичная мобилизация сильно смахивает на мобилизацию всеобщую и что «к

шестому дню мобилизации можно ожидать развертывания первых 65 дивизий на

границе с Германией». Этой силе, насколько было известно Гитлеру, Германия

могла противопоставить лишь 10—12 дивизий. Половина из них состояла из

резервистов, а их боеспособность вызывала тревогу. Более того, по мнению

военного атташе, для Германии оставалась реальной угроза подвергнуться

немедленному нападению из Нижнего Эльзаса и Лотарингии в направлении Майнца

при первых же попытках с ее стороны предпринять военные действия. И,

наконец, как докладывал атташе, итальянцы не делают абсолютно ничего, чтобы

сковать французские войска на итало-французской границе. Казалось, что и

доблестный союзник Муссолини покинул Гитлера в решающий момент.

Поступили новости от президента Соединенных Штатов и от короля Швеции.

Накануне, 26 сентября, Рузвельт обратился к Гитлеру с призывом помочь

сохранить мир, и хотя фюрер в течение двадцати четырех часов ответил, что

сохранение мира зависит только от Чехословакии, Рузвельт в среду прислал

еще одну телеграмму, в которой предлагал немедленно созвать конференцию

всех заинтересованных сторон. В этой же телеграмме американский президент

отмечал, что если разразится война, то ответственность за нее мировая

общественность возложит на Гитлера.

Король Швеции, друг Германии, подтвердивший свою верность в ходе войны

1914—1918 годов, был более откровенен и прямолинеен. Как сообщалось в

депеше немецкого посла из Стокгольма, король срочно вызвал его и заявил,

что если Гитлер не оттянет указанный им срок (1 октября) на десять дней, то

мировая война неминуема и виноват в этом будет фюрер. Более того, войну эту

Германия, бесспорно, проиграет ввиду «расстановки сил между великими

державами». В своем нейтральном прохладном Стокгольме хитрый король мог

более объективно оценить ложившуюся ситуацию, по крайней мере военную, чем

главы правительств в Берлине, Лондоне и Париже.

Президент Рузвельт, что, вероятно, объяснялось эмоциональностью

американцев, смягчил драматизм своих воззваний к Гитлеру, отметив, что

Соединенные Штаты не примут участия в войне и не возьмут на себя никаких

обязательств «в ходе ведущихся переговоров». Немецкий посол в Вашингтоне

Ганс Дикхофф тем не менее счел необходимым послать в Берлин «срочнейшую»

телеграмму. В ней он предупреждал, что если Гитлер склоняется к войне, в

которой ему будет противостоять Великобритания, то есть веские основания

полагать, что «вся мощь Соединенных Штатов будет брошена на чашу весов

Англии».

А что же Прага? Наблюдались ли там проявления слабости? Вечером в ОКБ

пришла телеграмма от немецкого военного атташе полковника Туссена: «В Праге

спокойно... Завершены последние меры по мобилизации. ...Общее число

призванных составляет около миллиона человек, в полевых войсках — 800

тысяч...» Примерно столько было у Германии на обоих фронтах. Войска Франции

и Чехословакии, вместе взятые, превосходили по численности немецкую армию

более чем в два раза.

Какими сведениями располагал в тот момент Гитлер? Что Прага не

покорилась, что в Париже ускоренными темпами идет мобилизация, что Лондон

занял более жесткую позицию, что его собственный народ пребывает в

состоянии апатии, что его генералы настроены против него, что срок

Годесбергского ультиматума истекает в два часа следующего дня. Его письмо-

воззвание к Чемберлену было хорошо продумано. В сдержанных выражениях

Гитлер отрицал тот факт, что его предложения полностью лишат чехов гарантий

на существование как нации, что немецкие войска продвинутся дальше

демаркационной линии. Гитлер выражал готовность обсудить с чехами детали и

«дать гарантии Чехословакии». Чехи держатся только потому, что надеются

начать европейскую войну, заручившись поддержкой Англии и Франции, но он,

Гитлер, все еще не теряет надежду сохранить мир.

3.4 Последняя минута.

Послание Гитлера Чемберлен получил 27 сентября, в 10.30 вечера. Это

произошло в конце напряженного для премьер-министра дня.

Возвратившийся в тот же вечер из Берлина Вильсон привез неутешительные

новости, которые вынудили Чемберлена и его кабинет действовать. Было решено

отдать приказ о мобилизации флота и вспомогательных сил ВВС, объявить

чрезвычайное положение.

Премьер-министр немедленно направил телеграмму президенту Бенешу, в

которой приводил полученную из Берлина информацию, свидетельствующую о том,

«что немецкая армия получит приказ пересечь границу Чехословакии, если

завтра (28 сентября) к 14.00 правительство Чехословакии не примет

предложения Германии». Честно предупредив правительство Чехословакии,

Чемберлен не мог удержаться, чтобы в конце своего послания не запугать

Бенеша: «Немецкая армия займет Богемию, и ни государство, ни группа

государств не смогут ничего сделать для спасения Вашего народа и Вашей

страны... Такова правда, каков бы ни был результат мировой войны».

Таким образом, Чемберлен возлагал ответственность за начало войны уже

не на Гитлера, а на Бенеша. Бенеш еще не ответил на эту телеграмму, когда

пришла следующая, в которой Чемберлен уже советовал чешскому правительству,

как поступить. Он рекомендовал Чехословакии согласиться на ограниченную

оккупацию немецкими войсками 1 октября района по берегам рек Эгер и Аш. Он

предлагал также создать германо-чешско-британскую пограничную комиссию,

которая быстро установит, какие территории отойдут в дальнейшем к Германии.

Таким образом, друзья предупредили чешское правительство (Франция

согласилась с последними предложениями), что, даже если союзники и одержат

победу в войне с Германией, Чехословакии придется передать ей Судетскую

область. Зачем втягивать Европу в войну, если Судетская область для вас все

равно потеряна?

Гитлер получил «почти все, что требовал». Британия гарантировала, что

Чехословакия примет предложения и выполнит их.

Прослушав это выступление, большинство англичан легли спать с

уверенностью, что в течение двадцати четырех часов Германия и Англия

объявят друг другу войну. Однако они не знали, что происходило на Даунинг-

стрит в то время, когда они спали. В 10.30 было доставлено письмо от

Гитлера. За эту соломинку премьер-министр радостно уцепился. Вот что

ответил он Гитлеру: «Прочитав Ваше письмо, я пришел к выводу, что Вы

сможете достичь всего очень быстро и не прибегая к войне. Я готов сам

немедленно прибыть в Берлин, чтобы обсудить вместе с вами и с

правительством Чехословакии подготовительные меры по передаче территорий в

присутствии представителей Франции и Италии, если Вы того пожелаете. Я

убежден, что в течение недели мы придем к соглашению. Я не поверю, что из-

за задержки на несколько дней решения давно возникшей проблемы Вы возьмете

на себя ответственность начать мировую войну, которая может привести к

гибели цивилизации».

Была также отправлена телеграмма Муссолини, в которой содержалась

просьба склонить фюрера принять изложенный план и согласиться прислать на

планируемую встречу своего представителя.

Премьер-министр давно вынашивал идею этой конференции. Он выражал

надежду, что четыре державы — Германия, Италия, Англия и Франция решат

судетский вопрос. Но министерство иностранных дел напомнило послу и премьер-

министру, что будет трудно исключить «другие державы» из числа участников

конференции. «Другие державы» — это Россия, у которой с Чехословакией был

заключен пакт о взаимопомощи. Вернувшийся из Годесберга Чемберлен был

убежден, причем вполне обоснованно, что Гитлер никогда не согласится на

встречу, в которой будет принимать участие Советский Союз. Да и сам премьер-

министр не жаждал встречаться с русскими, хотя любой мало-мальски грамотный

человек в Англии понимал, что участие Советского Союза на стороне западных

держав в войне против Германии необычайно важно.

Но до среды 28 сентября он еще не думал о том, чтобы исключить из

состава участников конференции и Чехословакию. 25 сентября, после того как

Прага отклонила требования Годесбергского меморандума, премьер-министр

предложил Чехословакии согласиться на переговоры в рамках «международной

конференции, в которой смогут принять участие Германия, Чехословакия и

другие страны». На следующий день чешское правительство согласилось с этим

предложением. Как мы знаем, в своем послании Гитлеру, отправленном поздно

вечером 27 сентября, Чемберлен указывал, что представители Чехословакии

должны быть включены в число участников конференции наряду с Германией,

Италией, Францией и Великобританией.

3.5 Капитуляция в Мюнхене: 29-30 сентября 1938 года.

12.30 29 сентября Гитлер отправился встретить Муссолини и договориться

о совместных действиях во время конференции. Чемберлен не предпринял

аналогичной попытки — не искал встречи с Даладье, чтобы выработать политику

противостояния двух западных демократий двум фашистским диктаторам.

Чемберлен прибыл в Мюнхен в полной уверенности, что никто — ни чехи, ни

даже фашисты не будут препятствовать его скорейшей договоренности с

Гитлером[8].

Переговоры, начавшиеся в 12.45 в так называемом Фюрерхаусе на

Кёнигплац, проходили спокойно и скорее напоминали формальную передачу

Гитлеру того, что он хотел получить в назначенные им сроки. Собравшиеся

перешли к делу после того, как выступил Муссолини. Муссолини сказал, что,

«чтобы способствовать практическому решению проблемы», он привез с собой

четкие предложения в письменном виде.

То, что Муссолини от своего имени выдвинул в качестве компромиссного

решения, на самом деле было в спешном порядке составлено в Берлине

Герингом, Нейратом и Вайцзекером. Геринг показал проект Гитлеру, и тот

решил, что он может сработать, после чего он был передан итальянскому послу

Аттолико, который на следующий день передал его итальянскому диктатору,

незадолго до того, как тот отравиться в Мюнхен. Вот что представляли собой

«итальянские предложения», которые не только предопределили повестку дня

переговоров, но и легли в основу Мюнхенского соглашения. Все это было

заранее подготовлено в Берлине.

Это было видно из текста, который очень напоминал отвергнутый

Годесбергский ультиматум. Но этого не поняли ни Даладье с Чемберленом, ни

их послы, присутствовавшие на переговорах. Муссолини «тактично выдал за

свое сочетание англо-французских предложений и предложений Гитлера».

Теперь, когда «итальянские» предложения были так тепло встречены

собравшимися, оставалось уточнить незначительные детали. Чемберлен захотел

узнать, кто выплатит Чехословакии компенсацию за общественную

собственность, которая перейдет к Германии вместе с Судетской областью.

Гитлер резко ответил, что никакой компенсации не будет. Когда премьер-

министр, ссылаясь на положение, согласно которому чехи, покидающие

Судетскую область, не могли брать с собой скот (это было одно из

годесбергских требований), воскликнул: «Значит ли это, что фермеров вышлют,

а их скот оставят?» — Гитлер взорвался и закричал на Чемберлена: «Наше

время слишком дорого, чтобы тратить его на такие мелочи!» Далее премьер-

министр эту тему не развивал.

Сначала он настаивал на том, чтобы чешский представитель присутствовал

на переговорах. Его страна, заявил он, «не может дать полной гарантии, что

эвакуация с территории Судетской области будет закончена к 10 октября

(такой срок был указан в предложениях Муссолини), если не будет заявлений

об этом со стороны правительства Чехословакии». Даладье неохотно его

поддержал. Он полагал, что «было бы желательно присутствие представителей

Чехословакии, с которыми можно было бы при необходимости

проконсультироваться».

Однако Гитлер был непреклонен. Он заявил, что не потерпит присутствия

чехов. Даладье постепенно сдался, но Чемберлен выиграл в конце концов

мелкую уступку. Договорились, что чешские представители смогут находиться

«в соседней комнате», как выразился премьер-министр.

И действительно, во время вечернего заседания прибыли два

представителя Чехословакии — доктор Войтех Маетны, посол Чехословакии в

Берлине, и доктор Хуберт Масарик из министерства иностранных дел. Холодно

встретив, их проводили в прилегающую к помещению переговоров комнату. Там

они просидели в томительном ожидании с двух до семи, после чего к ним

вошел человек из свиты Чемберлена, и обрушил на них дурные вести:

достигнуто общее соглашение, о деталях которого он ничего сказать еще не

может, но ясно одно — условия его гораздо жестче, чем франко-британские

предложения. Когда Масарик спросил, получат ли возможность выступить

представители Чехословакии, англичанин, заметил, что он, вероятно, не

представляет, насколько тяжелое положение великих держав, и не понимает,

как трудно вести переговоры с Гитлером.

В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к сэру Горацию

Вильсону, верному советнику премьер-министра. Вильсон от имени Чемберлена

ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения и вручил

карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением,

подлежащим немедленной эвакуации. Когда чехи попытались протестовать,

англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и

быстро вышел из комнаты. «Если вы не примете условий, — уговаривал он их,

— то вам придется улаживать свои дела с Германией один на один. Может быть,

французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне,

они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».

Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для представителей

Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября[9] Гитлер, Чемберлен,

Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под

Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию

Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию

Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано

в Годесберге.

Оставался один болезненный момент — по крайней мере, для жертв -

сообщить чехам, с чем они должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и

Муссолини эта процедура не интересовала, они ушли, перепоручив сделать это

союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии.

На следующий день, 30 сентября, Чемберлен встретился с Гитлером на его

мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме

того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии,

для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.

Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал высказывания главы

британского правительства, выражавшего уверенность в том, что Германия

«проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и

Гитлер не подвергнет бомбардировке Прагу, так как это повлечет

«многочисленные жертвы среди гражданского населения».

Сказанное премьер-министром явилось только прелюдией к тому, что

последовало дальше. Чемберлен извлек из кармана листок бумаги, в надежде,

что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют: «Мы,

фюрер Германии и канцлер, и английский премьер-министр, провели сегодня еще

одну встречу и пришли к. согласию о том, что вопрос англо-германских

отношений имеет первостепенное значение для обеих сторон и для Европы. Мы

рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германские

морское соглашение как символизирующие желание наших двух народов никогда

больше не воевать друг с другом. Мы приняли твердое решение, что метод

консультаций стал методом принятым для рассмотрения всех других вопросов,

которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать

наши усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом

содействовать обеспечению мира Европе».

Гитлер прочитал заявление и быстро его подписал, к большому

удовлетворению Чемберлена. Введенный в заблуждение премьер-министр не знал

того, что стало позднее известно из трофейных немецких и итальянских

документов, а именно, что на встрече в Мюнхене Гитлер и Муссолини

договорились при необходимости сражаться «плечом к плечу» против

Великобритании.

В Праге настроение было, естественно, совсем иным. В 6.20 утра 30

сентября германский поверенный в делах поднял с постели чешского министра

иностранных дел доктора Крофту, вручил ему текст Мюнхенского соглашения и

сообщил, что правительству Чехословакии надлежит к пяти вечера того же дня

прислать в Берлин двух представителей на первое заседание «международной

комиссии» по надзору за исполнением соглашения. У президента Бенеша не

оставалось другого выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали

его страну, более того, они встали бы на сторону Гитлера, если бы ему

вздумалось применить военную силу в случае непринятия Чехословакией условий

Мюнхенского соглашения. В десять часов Чехословакия капитулировала.

До последней минуты Англия и Франция оказывали давление на страну,

которую бросили на произвол судьбы и предали. В течение всего дня

английский, французский и итальянский послы наезжали к доктору Крофте,

чтобы убедиться, что чехи в последний момент не взбунтуются против

капитуляции.

По настоянию из Берлина президент Бенеш подал в отставку 5 октября.

Его пост временно занял генерал Сыровы. 30 ноября президентом того, что

осталось от Чехо-Словакии (с этого момента название государства писалось

именно через дефис).

Те территории Чехословакии, которые Чемберлен и Даладье не смогли

передать Германии в Мюнхене, отдала ей так называемая международная

комиссия. В этот спешно сформированный орган вошли итальянский, французский

и английский послы, чешский посол в Берлине и барон фон Вайцзекер из

германского министерства иностранных дел. Любой спорный вопрос о передаче

дополнительных чехословацких территорий Германии разрешался в пользу

последней. Нередко в таких случаях Гитлер и ОКБ угрожали применением

военной силы. В конце концов 13 октября комиссия проголосовала за отмену

плебисцита на территориях, где он должен был проводиться в соответствии с

Мюнхенским соглашением. Нужда в нем отпала.

Польша и Венгрия, угрожая применением военной силы против беззащитной

Чехословакии, словно стервятники, поспешили захватить свой кусок. Польше

по настоянию министра иностранных дел Юзефа Бека досталась территория в

районе Тешина площадью 650 квадратных миль с населением 228 тысяч человек,

из которых 133 тысячи были чехами. Венгрия отхватила кусок побольше — 7500

квадратных миль с населением 500 тысяч венгров и 272 тысячи словаков. Эта

территория была выделена ей 2 ноября во время встречи Риббентропа и Чиано.

Более того, раздробленной и беззащитной стране по наущению Берлина

надлежало создать пронемецкое правительство явно фашистского толка. Стало

очевидно, что впредь существование Чехословакии будет всецело зависеть от

вождя Третьего рейха.

4. Последствия Мюнхена. Взаимосвязь Мюнхенского

договора и ВтороЙ Мировой войны.

По условиям Мюнхенского соглашения Гитлер получил все то, что он

требовал в Годесберге, а международная комиссия под давлением его угроз

дала ему еще больше. Окончательное соглашение, подписанное 20 ноября 1938

года, обязывало Чехословакию отдать Германии 11 тысяч квадратных миль своей

территории, на которой проживало 2 миллиона 800 тысяч судетских немцев и

800 тысяч чехов. На этой территории размешалась широко разветвленная

система чешских укреплений, считавшихся самыми неприступными в Европе.

В Чехословакии была нарушена сложившаяся система железных и шоссейных

дорог, телеграфная и телефонная связь. Согласно немецким данным,

расчлененная страна лишилась 66 % своих запасов каменного угля, 80 %

запасов бурого угля, 86 % запасов сырья для химической промышленности,

80 % цемента, 80 % текстильной промышленности, 70 % электроэнергии и 40 %

леса. Процветающая индустриальная держава в одну ночь была разорена и

разорвана на части.

Неудивительно, что Йодль в ночь подписания Мюнхенского соглашения

радостно записал в своем дневнике: «Мюнхенский пакт подписан. Чехословакии

как государства больше не существует... Фюрер с его гением и

целеустремленностью, которую не поколебала даже опасность возникновения

мировой войны, опять одержал победу без применения силы. Остается

надеяться, что те, кто не верил в его гений, теперь переубеждены навечно».

Многие из сомневавшихся были переубеждены, а те немногие, кого

переубедить не удалось, впали в отчаяние. Генералы Бек, Гальдер, Вицлебен и

их гражданские советники опять ошиблись в своих расчетах. Гитлер получил

то, что хотел, — совершил очередное великое завоевание без единого

выстрела. Его престиж достиг высот необычайных. Никто из проживавших тогда

в Германии не забыл того восторга, который охватил немцев после подписания

Мюнхенского соглашения. Они вздохнули с облегчением — ведь опасность войны

миновала; они чрезвычайно гордились бескровной победой Гитлера не только

над Чехословакией, но и над Англией и Францией. Они не уставали повторять,

что всего в течение полугода он завоевал Австрию и Судетскую область,

увеличил население Третьего рейха на 10 миллионов человек, захватил

огромную, важную в стратегическом отношении территорию, после чего перед

Германией открылась возможность добиваться господства в Юго-Восточной

Европе. И при этом не погиб ни один немец! Интуиция гения помогла ему не

только предугадать слабость малых государств Центральной Европы, но и

провидеть поведение двух крупнейших государств — Англии и Франции и

заставить их подчиниться его воле. Он изобрел и применил на практике с

невероятным успехом стратегию и методы «политической войны», сводившей на

нет необходимость войны как таковой.

Примерно за четыре с половиной года этот человек, не отличавшийся

знатностью происхождения, превратил безоружную, ввергнутую в хаос и

практически разоренную Германию, которая считалась самой слабой из больших

государств Европы, в самое сильное государство Старого Света, перед которым

трепетали даже Англия и Франция. Ни на одной ступени этого восхождения

державы-победительницы не осмелились остановить его, даже когда у них

имелись для этого силы. В Мюнхене, где была зафиксирована его величайшая

победа, Англия и Франция наперебой старались поддержать Германию. Но больше

всего удивляло Гитлера, как, впрочем, Бека, Хасселя и других членов

немногочисленной оппозиции, одно: никто из высоких политических деятелей,

входивших в состав правительств Англии и Франции, не осознавал, к каким

последствиям приведет их попустительство каждому новому агрессивному шагу

нацистского вождя.

В Англии это понимал, казалось, один Уинстон Черчилль. Никто не смог

сформулировать последствия Мюнхена так сжато, как он в своей речи,

произнесенной в палате общин 5 октября: «Мы потерпели полное и

сокрушительное поражение... Мы находимся в центре грандиозной катастрофы.

Путь вниз по Дунаю... дорога к Черному морю открыты... Все государства

Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту

широкой системы нацистской политики... которая диктуется из Берлина... И не

надо думать, что этим все кончится. Это только начало».

Но Черчилль не являлся членом правительства, и его предупреждения были

оставлены без внимания.

Была ли неизбежна англо-французская капитуляция в Мюнхене? Блефовал

Адольф Гитлер или нет?

Теперь мы знаем ответ на оба вопроса. Как это ни парадоксально, но в

обоих случаях он отрицателен. Все генералы, близкие Гитлеру, которым

удалось пережить войну, соглашаются с тем, что если бы не Мюнхенское

соглашение, то фюрер напал бы на Чехословакию 1 октября 1938 года. Они

полагают, что вопреки сомнениям Лондона, Парижа и Москвы Англия, Франция и

Россия все равно оказались бы втянуты в войну.

И, что особенно важно, немецкие генералы в один голос заявляли, что

Германия проиграла бы эту войну, причем в кратчайшие сроки. Аргументы

защитников Чемберлена и Даладье насчет того, что Мюнхен спас Запад не

только от войны, но и от поражения в войне, опровергают немецкие генералы,

особенно те, кто фанатично поддерживал Гитлера до самого конца.

Ориентиром для этих генералов служил Кейтель, беспредельно преданный

Гитлеру и всегда принимавший его сторону. Когда в Нюрнберге его спросили,

какова была реакция немецких генералов на подписание Мюнхенскою соглашения,

он ответил: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного

столкновения, потому что... всегда полагали, что у нас недостаточно средств

для преодоления чешских пограничных укреплений. С чисто военной точки

зрения у нас не было сил брать штурмом чехословацкую оборонительную

линию[10]».

Если, как утверждают генералы, гитлеровской армии не хватало средств

для прорыва чешских укреплений, если французские войска на западной границе

значительно превосходили по численности немецкие, если настроения среди

генералов были столь мрачными, что даже начальник генерального штаба

готовил заговор против Гитлера, чтобы избежать безнадежной войны, то почему

об этом не знали генштабисты Англии и Франции? Невозможно поверить, что

английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран не

знали о нежелании генерального штаба немецких сухопутных войск участвовать

в европейской войне. Как известно, берлинские заговорщики в августе —

сентябре, по крайней мере, по четырем каналам предупреждали об этом

англичан. Известно также, что информация эта поступила самому Чемберлену. В

начале сентября в Париже и Лондоне, вероятно, узнали об отставке генерала

Бека и о том, какие последствия повлечет для немецкой армии уход этого

талантливого военачальника.

В то время в Берлине английская и французская разведки считались

довольно осведомленными. Трудно поверить, что верховное командование в

Лондоне и Париже не знало об очевидной слабости немецкой армии и авиации,

об их неспособности вести войну на два фронта. Так что же, кроме врожденной

мнительности, заставляло начальника штаба французских сухопутных войск

генерала Гамелена сомневаться в том, что он, имея под началом почти сто

дивизий, легко справится с пятью регулярными и семью резервистскими

немецкими дивизиями, сметет их и глубоко проникнет на территорию Германии?

Как вспоминал позднее сам Гамелен. основания для сомнения были. 12

сентября, когда на заключительном заседании партийного съезда Гитлер метал

громы и молнии в адрес Чехословакии, французский генерал уверял премьера

Даладье, что если дело дойдет до войны, то «страны демократии продиктуют

условия мира». Он утверждал, что даже написал письмо, в котором объяснял

свой оптимизм. В разгар чешского кризиса, точнее, сразу после встречи в

Годесберге Гамелен, сопровождавший главу своего правительства в Лондон, 26

сентября повторил свои заверения Чемберлену и постарался подкрепить их

анализом военной обстановки. Он стремился расшевелить не только

британского, но и своего премьер-министра. Это ему, по всей видимости, не

удалось. В конце концов, перед тем как Даладье отбыл в Мюнхен, Гамелен

объяснил ему, на какие территориальные уступки в Судетской области можно

пойти, не опасаясь за безопасность Франции, объяснил, что основные чешские

укрепления, важные в стратегическом отношении железные дороги, предприятия

оборонной промышленности нельзя отдавать немцам. Кроме того, он добавлял,

что ни в коем случае нельзя позволять немцам отрезать Моравский коридор.

Совет сам по себе неплохой, но только в том случае, если Чехословакия

понадобилась бы Франции в войне против Германии. А как известно, Даладье на

это не решался.

Выдвигался и другой аргумент — в основном послами Франсуа-Пенсе и

Гендерсоном: Мюнхенское соглашение якобы помогло западным демократиям

выиграть целый год, чтобы догнать по вооружению Германию. Факты опровергают

такое утверждение. Черчилль, которого поддерживают все серьезные военные

историки стран-союзниц, писал: «Промежуток длиной в год, якобы «выигранный»

в Мюнхене, поставил Англию и Францию в положение худшее, чем то, в котором

они находились во время мюнхенского кризиса».

Сегодня, зная содержание секретных немецких документов и послевоенных

показаний самих немцев, можно нарисовать картину во всей ее полноте, что

было совершенно нереально в дни Мюнхена.

1 октября 1938 года Германия была не готова вести войну против

Чехословакии, Англии и Франции одновременно, не говоря уже о России.

Развязав войну, Германия быстро бы ее проиграла, и это стало бы концом для

Гитлера и Третьего рейха. Если бы войну удалось предотвратить в последний

момент из-за вмешательства армии, то генералы Гальдер, Вицлебен и их

сторонники свергли бы Гитлера, как и планировали, то есть в тот момент,

когда он отдал бы приказ напасть на Чехословакию.

Но Чемберлен сорвал планы германского Сопротивления, рассчитанные на

твердую линию западных союзников в вопросе о Чехословакии. Гитлер мог

праздновать победу; последняя надежда Сопротивления избавить Германию от

нацистов рухнула. Германский генерал фон Клейст-Шменцин, который не

испытывал симпатии к нацистам, выразил свое мнение кратко: «Гитлер, может

быть, и свинья, но удачливая свинья». Генерал Гальдер принял близко к

сердцу развитие мюнхенского кризиса: получив известие о капитуляции

Чемберлена, он разломал спой письменный стол. Ганс Вернд Гизевиус, вначале

служивший в гестапо, затем перешедший на работу в абвер и выступавший

против нацистов, пришел к выводу, который в целом разделяли его соратники

по борьбе «Чемберлен спас Гитлера». И уже много лет спустя после войны, в

1958 году, на презентации одной из газет в Чэтем Хаусе — престижном

лондонском клубе дипломатов - с горькой иронией было отмечено, что «если

западные союзники с кем-нибудь и сотрудничали, то не с германским

Сопротивлением, а с Гитлером».

Фанатичное желание Чемберлена дать Гитлеру то, чего тот хотел, его

поездки в Берхтесгаден, Годесберг и, наконец, его роковая поездка в Мюнхен

спасли Гитлера, укрепили позиции Гитлера в Европе, в Германии, в армии

настолько, насколько он и предположить не мог за несколько недель до

Мюнхена.

Для Франции Мюнхен обернулся катастрофой. Трудно понять, почему этого

не поняли в Париже. Военное значение Франции в Европе было сведено на нет.

По сравнению с полностью отмобилизованной немецкой армией французская армия

составляла только половину. По производству оружия Франция также уступала

Германии. Правда, Франция состояла в союзнических отношениях с малыми

государствами Восточной Европы — Чехословакией, Польшей, Югославией и

Румынией, и эти страны, вместе взятые, имели военный потенциал «великой

державы». Однако утрата 35 хорошо обученных и вооруженных чешских дивизий и

укреплений, которые могли сдержать даже превосходящую по мощи немецкую

армию, значительно ослабила французскую армию. И это еще не все. Как могли

восточные союзники Франции верить после Мюнхена подписанным ею договорам?

Высоко ли ценился теперь союз с Францией? В Варшаве, Бухаресте, Белграде на

этот вопрос отвечали однозначно: не очень высоко. В этих столицах

старались, пока не поздно, заключить выгодную сделку с нацистским

завоевателем.

Активность Москвы также повысилась. Хотя Советский Союз и состоял в

военном союзе с Францией и Чехословакией, Франция вместе с Германией и

Англией единодушно исключили Россию из числа участников встречи в Мюнхене.

Это был выпад, который Сталин запомнил. Через несколько месяцев западным

демократиям пришлось за это расплачиваться. 3 октября, через четыре дня

после мюнхенской встречи, Вернер фон Типпельскирх, советник германского

посольства в Москве, докладывал в Берлин о последствиях Мюнхена для

политики Советского Союза. Он полагал, что «Сталин сделает выводы»; он был

уверен, что Советский Союз «пересмотрит свою внешнюю политику»; отношение к

союзной Франции станет менее дружественным, а отношение к Германии — более

положительным. Немецкий дипломат считал, что «сложившиеся обстоятельства

предоставляют возможность для нового, более широкого экономического

соглашения с Советским Союзом». Впервые в секретных немецких архивах

упоминается об изменениях в политическом курсе Берлина и Москвы, пока еще

едва заметных, но через год приведших к важным последствиям.

Несмотря на свою удивительную победу и то унижение, которое он

заставил испытать не только Чехословакию, но и Англию с Францией, Гитлер

был разочарован результатами мюнхенской встречи. Шахт слышал, как на

обратном пути в Берлин фюрер говорил сопровождавшим его эсэсовцам: «Этот

парень (Чемберлен) испортил мое вступление в Прагу». А ведь именно этого

Гитлер обивался, именно об этом твердил генералам начиная с 5 ноября

минувшего года. По его мнению, захват Австрии и Чехословакии явился всего

лишь предварительным шагом перед походом на Восток за «жизненным

пространством» и решением военного вопроса на Западе. 20 сентября во время

беседы с венгерским премьер-министром он заявил, что самое лучшее —

«уничтожить Чехословакию». Это, по его мнению, было бы «единственным

удовлетворительным решением». Он боялся только одного — чехи могли принять

его требования.

И вдруг мистер Чемберлен отправляется в Мюнхен, заставляет чехов

принять все требования и, таким образом, лишает его, Гитлера, военной

победы. Так думал Гитлер после Мюнхена. «Мне с самого начала было ясно, —

признавался он позднее своим генералам, — что Судстско-Немецкая область

меня не удовлетворит. Это решение половинчатое».

Через несколько дней после подписания Мюнхенскою соглашения немецкий

диктатор начал приводить в исполнение план, согласно которому следовало

решить эту проблему окончательно.

И не удивительно, что Гитлер это сделал. Получив с такой легкостью

Чехословакию, он не мог остановиться на достигнутом. Чемберлен продал

Чехословакию; это было исторической ошибкой, сделавшей войну неизбежной.

Заключение.

Сегодня, когда из наших дней мы возвращаемся к трагедии Мюнхена,

неоднократно проанализировавшие те события, мы видим, что краткий,

иллюзорный мир, добытый Чемберленом, стал неизбежной кульминацией политики

попустительства, проводимой Британией и Францией в отношении гитлеровского

режима. Чтобы в условиях демократии подвигнуть народы и правительства к

жизненно необходимым действиям, звуки набатного колокола должны достичь

пронзительной силы. Решение начать войну - непростое решение, оно не из

тех, которые принимаются легко, особенно если лишь двадцать лет прошло с

окончания предыдущей войны, той самой, которая должна была «положить конец

всем войнам» и опустошила Европу. Трудно было рассчитывать на решительные

действия Британии и Франции, считавших, что они абсолютно не готовы к новой

войне. Отсрочка, полученная западными союзниками и 1938 году, принесла им

еще одну головную боль: участь Чехословакии грозила теперь Польше. Захват

Гитлером всей Чехословакии заставил союзников занять жесткую позицию по

вопросу безопасности Польши, но теперь это уже не могло остановить

агрессора.

Негостеприимный прием, оказанный британцами эмиссарам германского

Сопротивления, их отказ признать реальную угрозу, содержащуюся в действиях

Гитлера, не были результатами политического невежества; возможно, не

хватало точных разведывательных данных, но главная проблема заключалась в

плохом анализе этих данных и той ситуации, которая складывалась.

Администрацию Чемберлена раздирала внутренняя политическая борьба,

междоусобные трения, а между тем Уайтхолл нуждался в аппарате, который мог

бы дать всеобъемлющую оценку ситуации. Согласно авторитетному труду

«Британская разведка во Второй мировой войне», постоянный помощник министра

Александр Кадоган издал документ, указывающий, что доклады секретных

агентов зачастую «неразборчивы», что они упражняются в проницательности, но

не «берут на себя труд по отбору информации». Одновременно он признал, что

это работа Уайтхолла — «взвешивать информацию... и стараться делать более

или менее правильные заключения на ее основе». Фактически служба внешней

разведки, МИ-6, как и другие службы, такие как группа Ванситтарта в

министерстве иностранных дел, поставляла достаточно «сырую», необработанную

информацию; но все эти службы не были расположены к распространению

сомнительных сведений, не заслуживающих доверия, а суждения о том, что

заслуживает доверия, не всегда были точными.

Однако главной проблемой были ложные надежды Чемберлена. Он все еще не

мог поверить, что Гитлер стремится к захватам. Английский поэт Джон Драйден

когда-то давно поставил диагноз этому недугу, которым страдают

государственные деятели: «С какой легкостью мы верим в желаемое!».

Список литературы:

1. Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004.

2.Невидимая война в Европе. / Дж. Уоллер, Смол.: «Русич», 2001.

3.Дни, которые потрясли Чехословакию. / В. Крал, М.: «Прогресс», 1973.

4.Всемирная история Новейшего времени: справ. Пособие. / Е.А.Колб,

В.И.Меньковский и др. Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998.

5.Международная обстановка накануне второй мировой войны. / Баюра А.Н.,

Романович П.С., Бурко О.П.1999.

6.Энциклопедия для детей Т.5 История России XX век – М.: «Аванта+», 1995.

-----------------------

[1] Всемирная история Новейшего времени: справ. пособие. / Е.А.Колб,

В.И.Меньковский и др.Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998, с.42.

[2] Всемирная история Новейшего времени: справ. пособие. / Е.А.Колб,

В.И.Меньковский и др. Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998, с.44.

[3] Несмотря на то что с рекомендациями Ренсимена кабинет был ознакомлен

вечером 16 сентября, сам доклад был представлен только 21 сентября, а

опубликован 28 сентября, когда в свете развития событий уже имел интерес

чисто академический. Уилер-Беннет замечает, что создается впечатление,

будто некоторые части доклада написаны после 21 сентября. Когда Ренсимен

покидал утром 16 сентября Прагу, никто — ни Гитлер, ни судетские лидеры -

не шел так далеко, чтобы настаивать на включении Судетской области в состав

Германии без плебисцита. (Уилер-Беннет. Мюнхен. Текст доклада Ренсимена;

Британская белая книга.).

[4] 26 апреля 1938 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР,

изложин формулировку договора, определяющую условия, при которых СССР и

Чехословакия были обязаны оказывать помощь друг другу, сделал следующее

важное заявление: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на

помощь, не дожидаясь Франции» (Калинин М. О международном положении, М.,

1938, с. 14), В сложившейся конкретной ситуации требовалось официальное

обращение правительства Чехословакии к правительству СССР с просьбой об

оказании такой помощи. Однако правительство Бенеша предпочло

капитулировать. (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004,

с.415.).

[5] Мобилизации в Чехословакии началась 23 сентября, в 10.30 утра. (Взлет и

падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.417.).

[6] Меморандум предписывал вывести все чешские войска, в том числе

полразделения полиции, к 1 октября с больших территорий, заштрихованных на

карте красным цветом. Судьбу территорий, заштрихованных зеленым цветом,

предстояло решить в ходе плебисцита. Все военные сооружения на этих

территориях предписывалось оставить нетронутыми. Коммерческие, транспортные

материалы, особенно подвижной состав железных дорог, передавались немцам

неповрежденными. Наконец, не должны были вывозиться продукты питания,

товары, скот, сырье и т. д. Сотни тысяч чехов, проживавших в Судетской

области, лишались права забрать с собой свой скарб или корову. (Взлет и

падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.419.).

[7] Ответ Чехословакии — документ трогательный и пророческий. В нем

говорилось, что Годесбергские предложения лишают ее «гарантий на

существование как нации». (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.:

«Эксмо», 2004, с.420.).

[8] Накануне, в 6.45 вечера, Чемберлен направил официальное послание

президенту Бенешу, в котором сообщал о встрече в Мюнхене. Он писал: «Я буду

во всем иметь в виду интересы Чехословакии. Я еду туда (в Мюнхен) с

намерением попытаться найти компромисс между позициями чешского и немецкого

правительств». Бенеш немедленно ответил: «Я прошу ничего не предпринимать в

Мюнхене, пока не будет выслушана Чехословакия». (Взлет и падение 3 рейха. /

У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.439.).

[9] Соглашение датировано 29 сентября, хотя подписано оно было рано утром

30 сентября. В соответствии с соглашением оккупация немцами «территорий с

преобладающим немецким населением» должна была производиться немецкой

армией в четыре этапа с 1 по 7 октября. Остальные территории немцы должны

были занять к 10 октября, после разграничений, произведенных международной

комиссией. Эта комиссия состояла из представителей четырех великих держав и

Чехословакии. Англия, Франция и Италия сошлись на том, что к 10 октября не

обходимо закончить эвакуацию, причем зданиям и сооружениям не должен быть

причинен ущерб, и что правительство Чехословакии несет ответственность за

сохранность вышеозначенных сооружений. Далее, международной комиссии не

позднее конца ноября предстояло организовать плебисцит в районах со

смешанным этническим составом населения, после чего надлежало определить

новые границы. В приложении к соглашению Англия и Франция заявили, что «не

оказываются от своего предложения… о международных гарантиях новых границ

Чехословацкого государства на случай неспровоцированной агрессии. Когда

будет решен вопрос польским и венгерским меньшинствами, Германия и Италия в

свою очередь дадут гарантии Чехословакии».

Обещание провести плебисцит так и не было выполнено. Ни Германия, ни Италия

не дали Чехословакии гарантий даже после того, как был разрешен вопрос о

польском и венгерском меньшинствах. Не стали выполнять своих гарантий и

Англия и Франция. (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо»,

2004, с.441.).

[10] Даже Гитлер, в конце концов, убедился в этом, проинспектирован чешские

укрепления. Позднее он говорил доктору Карлу Буркхардту, верховному

комиссару Лиги Наций в Данциге: «То, что мы узнали о военной мощи

Чехословакии после Мюнхена, ужаснуло нас — мы подвергали себя большой

опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план. Только тогда я

понял, почему мои генералы меня удерживали». (Взлет и падение 3 рейха. /

У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.448.).

Страницы: 1, 2


© 2000
При полном или частичном использовании материалов
гиперссылка обязательна.