Государство Бохай (698-926 гг.)

Государство Бохай (698-926 гг.)

Введение

Государство Бохай (698-926 гг.), включавшее в себя часть территории

современного приморского края, Северную Корею, а также значительную часть

Северо-Восточного Китая (Маньчжурии), было создано древними тунгусоязычными

племенами мукри, или уцзи, мохэ, в результате их поступательного социально-

экономического развития. История этого государства неразрывно связана с

историей средневековых государственных родоплеменных объединений Дальнего

востока и Центральной Азии, в судьбах многих из которых оно сыграло весьма

важную положительную роль.

В свете сказанного становится понятным тот повышенный интерес, который

проявляют ученые разных стран к истории и культуре Бохая. К сожалению,

сведения о нем, сохранившиеся на страницах китайских и японских

исторических хроник, крайне отрывочны и неполны, в связи с чем трудно

переоценить значение данных архиологических исследований в раскрытии

происходивших в пределах границ государства Бохай социально-экономических,

политических и этнокультурных процессов и их влияния на соседние народы и

государства, а тем более на последующее развитие потомков и преемников

бохайцев-чжурчжэней.

В XIX в., особенно со второй половины, интерес к археологии Дальнего

востока резко возрастает, так как начинается интенсивное освоение этого

региона. Участники экспедиций, которые снаряжаются сюда из центра России-

люди чаще всего с техническим образованием- проявили большой интерес к

археологическим памятникам, сохранив для науки ценнейшие сведения об их

местонахождении и первоначальном состоянии. экономических, политических и

этнокультурных п

Общая характеристика культуры Бохая

Еще в середине XIX в. русский востоковед В. Горский отметил, что "Бохай

был одним из самых цветущих государств на берегу Восточного моря, страною

просвещения и ученых". Такая характеристика этого государства полностью

соответствует как данным письменных источников, так и материалам

археологических исследований

По данным письменных и археологических источников становится также

очевидным, что бохайцы пользовались по крайней мере тремя видами

письменности, среди которых наибольшее распространение получила китайская

иероглифическая письменность. К настоящему времени известно уже несколько

письменных бохайских памятников на китайском языке. К их числу

принадлежит, в частности, надгробие бохайской принцессы Чженхуй, текст

которого составлен в литературном стиле, использовавшемся в Китае при

династии Тан. Как следует из текста надгробия, оно было воздвигнуто в 780

г. отцом принцессы королем Да Циньмао. Содержание текста, стиль, в котором

он составлен, ряд аллегорических сравнений свидетельствует о том, что в

Бохае уже в VIII в. прекрасно знали китайскую классическую и историческую

литературу и мифологию.

На Николаевском городище в Партизанском районе приморского края

обнаружена вертикальная бирка в виде половинки отлитой из бронзы рыбки с

текстом на китайском языке.

Считалось также, что к бохайским изделиям относятся бронзовая печать и

диски с надписями на китайском языке, найденные в прошлом столетии в

Приморском крае, но как оказалось, они были изготовлены в начале XIIIв. На

территории созданного чжурчженьским военоначальником Цусянь Ваньну

государства Восточная Ся.

Вторым видом письменности, получившем распространение в Бохае, было

древнетюргское руническое письмо, которое в VIII-IX вв. применялось в

соседнем Уйгурском каганате.

При раскопках остатков Верхней столицы Бохая вблизи Дунцзинчэна в Северо-

Восточном Китае было обнаружено большое число кровельной черепицы, на

которой имелись оттиски знаков, напоминающих китайские иероглифы или знаки

большого киданьского письма. Но, как оказалось, в действительности они не

имеют с ними ничего общего. Это обстоятельство позволяет высказать

предположение, что в данном случае речь идет о третьем виде бохайской

письменности, берущей, очевидно, свое начало от так называемого письма

"иду", изобретенного в конце VI в в древнекорейском государстве Силла. В

основу этого письма были положены несколько измененные по начертанию

китайские иероглифы, которые по своему звуковому и смысловому значению

позволяли вести записи на силланском языке. По такому же принципу, надо

полагать, создали свою письменность и бохайцы, северные соседи силланцев.

Оба последних вида письменности, более соответствующие нормам и

фонетическим особенностям языка бохайцев по сравнению с иероглифической

письменностью китайцев, применялись, очевидно, широкими массами городского

населения Бохая при составлении различных договоров, обязательств и других

документов подобного характера, тогда как китайский язык и письменность

употреблялась преимущественно узким кругом придворной знати и

чиновничества. Это был язык, на котором составлялись официальные документы,

в том числе дипломатического характера, язык законов и постановлений

королевского двора, наконец, язык великосветской поэзии и литературы.

Наряду с традиционными формами религиозных представлений в Бохае не без

влияния проживавшихся на его территории когуресцев среди привелегерованных

кругов общества большое распространение получает буддизм, о чем

свидетельствует многочисленные остатки буддийских храмов и кумирен,

обнаруженных во время раскопке Верхней столицы вблизи Дунцзинчэна в Северо-

Восточном Китае, а также в Приморском крае. Интересно отметить, что при

раскопках буддийской кумирни на левом берегу р. Кроуновки у подножья сопки

Абрикосовой в Уссурийском р-не зафиксирована керамическая продолговато-

овальной формы плакетка с изображением несторианского креста. Конечно, на

основании этой пока единственной находки трудно сделать какие-либо

определенные выводы, однако не исключено, что в Бохай наряду с буддизмом

проникает и несторианство, имевшее в VII вв. широкое распространение в

странах Центарльной Азии и Дальнего Востока, в том числе и в соседних с

Бохаем китайской империи Тан и Уйгурском каганате.

Внедрение в Бохае буддизма и несторианства способствовало, естественно,

распространению соответствующей религиозной литературы, а также утверждению

определенных архитектурных и декоративно- изобразительных канонов,

существовавших в соседних странах. Все это свидетельствует о том, что

формирование и дальнейшее развитие культуры Бохая проходили во

взаимодействии с культурами других народов и стран.

В свою очередь, Бохай также оказывал немалое воздействие на культуру

соседних стран и народов, что можно проиллюстрировать на примере Японии.

Известно, например, что в 822 г. Прибывшие в Японию бохайцы приняли участие

в матче верховой игры в поло.

Под влиянием Бохайцев в Японии утверждается особый жанр театрального

представления –« боккай гаку», т.е. бохайская музыка, который исполнялся

еще в нынешнем столетии. от них же японцы заимствовали художественно

исполненные брелоки в виде миниатюрных скульптурных изображений животных,

людей, птиц , рыб и цветов, с помощью которых к поясу крепились кисеты и

коробочки с письменными принадлежностями, лекарствами, огнивом и другими

предметами повседневного обихода.

Большое развитие в Бохае получают поэтическое творчество и музыка. Так,

приезжавшие в Японию бохайские послы принимали активное участие в

специально организуемых в их честь состязаниях японских придворных поэтов и

музыкантов. Положительная сторона этих состязаний заключалась в том, что

они способствовали взаимообогащению культур обеих сторон. Таким образом, на

основании немногих сохранившихся на страницах древних хроник разрозненных

данных о Бохае, а также исходя из восстанавливаемого по результатам

архиологических исследований общего уровня матриальной культуры

материальной культуры его населения на ткрритории Приморья, становится

очевидным, что это государство обладало высокой для своего времени

самобытной, хотя еще и не дор конца изученной культурой.

Декоративно-изобразительное искусство.

Верования

Как уже отмечалось, Бохай был полиэтническим государством, на территории

которого наряду с тунгусоязычными племенами проживали когуресцы, уйгуры,

шибэлы, согнийцы и другие народы. Это, естественно, не могло на наложить

определенного отпечатка на культуру Бохая, что и нашло свое отражение в

декоративно-изобразительном искусстве бохайцев, в том числе проживавших на

территории Приморского края.

Одним из важных элементов одежды бохайцев Приморья, как и у большинства

средневековых народов Евразии, был наборный пояс, представленный

многочисленными находками изготовленных из бронзы, железа и кости бляшек и

пряжек.

Вместе с тем встречаются намеренные накладки из кости, декорированные

сюжетными рисунками, которым нет аналогов за пределами Бохая, в связи с чем

их следует отнести к разряду типично бохайских по происхождению. Это

прежде всего обнаруженная на Марьяновском городище двухпластинчатая

прямоугольной формы намеренная накладка из кости с двумя отверстиями по

краям для заклепок (сохранилась только одна, железная).

Вторая намеренная накладка из кости найдена на городище Николаевское II

и имеет подпрямоугольную форму. Судя по всему, эта накладка еще находилась

в стадии изготовления, так как она декорирована далеко не полностью и у

нее нет отверстий для заклепок. Как и на второй пластинке накладки из

Марьяновского городища, эта находка в центре разделена на две половинки

антиподально расположенными по отношению друг к другу в нижней части

треугольниками, а в верхней- тремя вписанными полуокружностями, или дугами.

Обращает на себя внимание тот факт, что все накладки, хотя и были

обнаружены на двух далеко отстоящих памятниках, имеют одну общую для них

деталь в виде «разделительной» фигуры в центре треугольников или дуг.

К намеренной гарнитуре относятся и обнаруженный на Николаевском II

городище костяной оконечник подпрямоугольной формы, один из концов

заострен. У него имеются два отверстия для крепления к ремню с помощью

заклепок.

Декорирован тремя парами антиподально расположенных по отношению друг к

другу треугольников, помещенных своими основаниями на край продольных

сторон оконечников. Треугольники выполнены техникой выскабливания

поверхностного слоя кости.

Большой интерес представляют две вырезанные из кости фигурки животных,

обнаруженных во время раскопок Контантиновского I селища. Первая из них-

плоскостное изображение, скорее всего черепахи. Спинка декорирована косо,

пересекающимися резными линиями, образующими ромбовидные ячейки и как бы

имитирующими узор на панцире.

Головка у фигурки небольшая. Вторая фигурка очень напоминает безногую

ящерицу. Хвост длинный, шилообразный. Головка подтреугольной формы, со

сквозным отверстием, очевидно, для шнурка. Недекоративные украшения из

кости представлены полусферными намеренными накладками, подвесными

амулетами из клыков медведя, зубов марала.

Свою одежду, а также пояса, бохайцы украшали бронзовыми полусферой формы

бляшками, нередко позолоченными, на обратной стороне которых имеется

петелька, что придает им сходство с некоторыми современными пуговицами,

хотя к ним еще не имеют никакого отношения. Были у них и пуговицы в виде

выточенных из кости штифовидных застежек.

Наиболее богато декоративно-изобразительное искусство бохайцев Приморья

представлено различного рода керамическими изделиями, прежде всего

кровельной черепицей.

Декоративному оформлению подвергались лишь те верхние и нижние

кровельные черепицы, которые предназначались для выкладки фронтального края

крыши. Наиболее распространенным видом орнамента на нижней черепице

являются последовательно расположенные вдоль ее фронтального края вдавления

пальцев руки. Расположение и направление этих вдавлений носит произвольный

характер.

Второй вид -врезные, или вдавленные по центру фронтального среза

кружочки, которые наносились при помощи полого стебля тростника. Окантовка

могла состоять из прочерченных по обе стороны цепочки линий. Встречаются

также экземпляры нижней черепицы, на которых цепочка образована из

сгруппированных между собой в виде треугольника трех кружочков.

Более сложный декор с точки зрения технологии изготовления имеется на

концевых дисках верхней черепицы. В композиционном отношении он

представляет собой розетки, в основе которых лежит стилизованное

изображение цветка лотоса, оттиснутого по сырой глине с помощью

специального штампа. Диски изготавливались отдельно и затем крепились в

кольцевидной рамке, составляющей единое целое с туловом черепицы.

Возвращаясь к концевому диску черепицы из Корсаковского селища с

перемещенными вы нем изображениями фениксов, можно предположит, что, как

это уже отмечалось выше, будучи имитацией бронзовых зеркал, такие диски

призваны были служить своеобразными оберегами святости и чистоты буддийской

веры, оберегами самой кумирни или пагоды, а заодно и находящихся внутри

прихожан. На такую мысль наводит существовавший в XI-XII вв. у киданей и

чжурчженей обычай помещать на стенах второго яруса буддийских пагод

накладные имитации бронзовых зеркал, которые, как предполагалось, должны

были, подобно настоящим зеркалам, отражать губительный для всякой нечисти

солнечный свет. При этом считалась, что сакральные свойства зеркал можно

было значительно усилить за счет помещаемых на них тыльной стороне

благопожелательных рисунков-символов. То же самое, очевидно, можно сказать

и о концевых дисках бохайской черепицы. Анализ декора на концевом

диске черепицы из Корсаковского селища дает основание предположить, что на

языке символов он выражал благопожелание мира, благоденствия, любви и

стойкости в вере Будде.

Касаясь декора керамической посуде бохайцев Приморья, следует отметить

что он довольно однообразен и к тому же встречается не так уж и часто. По

технике исполнения его можно подразделить на прочерченный, лощеный,

штампованный, профилированный и налетной.

Прочерченный декор представлен преимущественно горизонтально

расположенными вдоль тулова сосуда прямыми линиями в количестве от одной до

восьми, волнистой, арочным орнаментом.

Лощеный декор представлен поясами из линейно-волнистого орнамента, а так

же в виде зигзага, растянутой пружины, коротких вертикальных или косых

полос, перекрещивающихся между собой косых полос, образующих сетку с с

ромбическими ячейками.

К штампованному декору прежде всего следует отнести гребенчатый и

вафельный орнаменты. Первый может состоять из одного и более поясков. Что

касается вафельного, то им могло декорироваться как все тулово сосуда, так

и в виде поясков, причем ячейки вафельного орнамента могут иметь форму

квадратов, ромбов и треугольников

Профилированный декор обычно состоит из одного или более горизонтальных

валиков, иногда рассеченных, а также из такого же количества желобков.

Тулово некоторых сосудов благодаря наличию вертикальных желобков разделено

на дольки. Это так называемые дольчатые сосуды.

Налепной декор имеется на фарфоровом поливном сосуде из Абрикосовской

кумирни, на котором были, судя по сохранившимся фрагментам, налепные

изображения каких-то птиц, возможно феникса.

Более сложным декором бохайцы Приморья украшали керамические постаменты

скульптур Будд, облицованные керамические плиты и стены кумирен, о чем

свидетельствуют материалы раскопок Копытинской и Абрикосовской кумирен.

На памятнике обнаружено большое число налетных украшений, которыми когда-

то были декорированы постаменты керамических статуй Будд, представленных, к

сожалению, лишь отдельными небольшими фрагментами. К их числу относятся

прежде всего розетки-медальоны в виде обрамленных жемчужником сильно

усеченных сфероидных выступов таково же типа, что и на упоминавшейся выше

керамической трубе от жаровни сКраскинского городища. Нелишне отметить, что

этот декоративный элемент в первой половине- начале второй половины I

тысячелетия н.э был широко распространен у народов Средней Азии и

восточного Туркестана, откуда он впоследствии, очевидно, попал и к

бохайцам.

На территории Абрикосовской кумерни обнаружены также фрагменты других

налепных керамических украшений, в том числе в виде жемчужника.

Украшения бохайцев представлены хотя и не многочисленными, но зато

весьма разнообразными изделиями. Преобладающими среди них являются

стеклянные, керамические и каменные бусины. Раскопки вблизи Абрикосовской

кумирни позволили выявить целую россыпь каменных бусин от ожерелья из числа

которых особо выделяются оригинальностью формы так называемые

секирообразные бусины. Такие же бусины обнаружены и на поселении Синие

скалы в Ольгинском районе Приморского края, верхний слой которого

датируется Ж.В.Андреевой VIII-IX вв., т.е. по сути дела временем

существования государства Бохай. Отсюда становится очевидным, что

секирообразные бусины, неизвестные пока в более ранних памятниках Приморья,

являются одним из этноразличительных признаков бохайской культуры.

Довольно популярным видом украшений у бохайцевбыли бронзовые бубенчики

преимущественно шаровидной формы, опоясанные в средней части их лицевой

стороны рассеченным валиком, и с двумя сильно выступающими наружу

«глазками», благодаря которым они приобретают некоторое сходство с

головастиками.

Среди обнаруженных на бохайских памятниках Приморья браслетов,

преимущественно фрагментированных, преобладают бронзовые, тогда как

железные составляют незначительную их часть. Большинство браслетов

пластинчатые, с несомкнутыми округлыми концами, на которых иногда имеются

круглые отверстия для соединения с другой половинкой браслета.

Декорированных экземпляров мало. Имеются браслеты, изготовленные из круглой

в сечении бронзовой проволоки.

Серьги пока представлены тремя типами: кольчатыми ,т.е в виде согнутой или

скрученной в кольцо бронзовой проволоки; комбинированными, состоящими из

бронзового или серебряного кольца, но на много большего, чем первый тип,

диаметра, с подвешенным на него через специальное отверстие плоским

каменным, чаще всего нефритовым и сердоликовым диском, литым, с боковыми

выступами- отростками.

Изображение статуи Будды выполнено техникой литья в низком рельефе.

Будда сидит на скрещенных «по-турецки» ногах на цветке лотоса. Ладони рук

вложены одна в другую и покоятся на вывернутых вверх ступнях ног. Лицо у

него круглое, явно монголоидного типа: с широко поставленными чуть

наискосок глазами, широким приплюснутым носом, толстыми губами. Мочки ушей

сильно оттянуты вниз. Волосы пышной, но невысокой шапкой обрамляют голову.

Будда облачен в халат с широкими рукавами, его борта оторочены широкой

лентой. На груди прослеживается что-то наподобие помочей.

Судя по всему, рассматриваемая плакетка представляет собой буддийскую

иконку домашнего алтаря. Подобные иконки с вращающимися на вставленных в

специальные пазы или петельки штырьках с двухстворчатыми дверцами были

распространены в средневековой Корее. Такая же двустворчатая дверца когда-

то была и у бохайской плакетки, о чем можно судить по наличию петелек на ее

боковых сторонах.

Иконографически Будда с плакетки имеет много общих черт, особенно если

учесть ко всему прочему и наличие штырька в ее нижней части, с бронзовой

статуэткой Будды из Краскинского городища. Подобные штырьки имеются и на

двух других датируемых бохайским временем статуэтках Будд, обнаруженных во

время раскопок развалин буддийской кумирни вблизи с. Борисовки в

Уссурийском р-не Приморского края, что, по всей видимости, можно считать

одним из отличительных признаков статуэток Будд бохайского происхождения.

Самой же интересной частью рассматриваемой плакетки является крыша

кумирни. На обоих концах крыши установлены характерные для средневековых

буддийских сооружений Дальнего Востока и Центральной Азии архитектурные

украшения в виде противостоящих друг другу скульптурных изображений голов

дракона. Оба дракона держат в широко раскрытых клыкастых пастях концы

конька крыши. Глаза широко раскрыты, нос кургузый. Над головой, круто

изогнувшись, нависает клювообразный хвост, обрамленный сзади рифленым

гребнем.

Интересны находки изваянных из песчаника горельефных изображений Будд

сделаны во время раскопок буддийской кумирни на Краскинском городище. Одной

из них представлено лишь верхней частью, т.е. без ног, которые были

очевидно отбиты во время гибели кумирни от пожара. Будда сидит на фоне

треугольного щитка, или нимба. Руки у него вложены одна в другую и покоятся

на животе. Поверх тела накинута тог7а, края которой обшиты широкой полосой

материи. Голова овально продолговатая, с сильно оттянутыми вниз мочками

ушей с полуоткрытым резко очерченным ртом и прикрытыми глазами. Волосы на

голове туго стянуты жгутом в виде усеченной верхней в части пирамидки.

Спокойное и отрешенное выражение лиц3а Будды и его статичная поза говорят о

том, что он глубоко погружен в самосозерцание своего внутреннего мира. Это

пака единственная статуэтка Будды, выгодно отличающееся высоким

профессионализмом исполнения, тщательностью проработки деталей, наконец,

реализмом п передачи его внутреннего состояния, которые по праву позволяют

отнести это произведение к шедеврам средневекового искусства стран Дальнего

Востока вообще и Бохайского в частности.

Бронзовых скульптурок Будд на бохайских памятниках приморья обнаружено

три экземпляра: один в Краскинской и два в Борисовской кумирнях.

Бронзовая статуэтка Будды из Краснинской кумирни имела позолоту , следы

которой на изъеденной коррозией поверхностей видны еще и сейчас.

Иконографически она очень близка изображению Будды на бронзовой плакетке с

мыса Шульца, т.е.в сидящей на цветке лотоса позе, с одинаковой прической

на голове и характерным для северных монголоидов физическим типом лица

-круглым, с широко поставленными узкими косыми глазами и сильно нависающей

над ними складкой верхнего века, широким приплюснутым носом. Такой тип лица

не наблюдается на статуэтках Будд китайского или индо-тибетского

происхождения, что служит одним из доказательств местного , т.е. бохайского

происхождения рассматриваемых Бронзовых статуэток Будд из бохайских

памятников. Отличительной особенностью бронзовой статуэтки из Краскинского

городища, как впрочем, и других бохайских бронзовых статуэток, от более

поздних является наличие в их нижней части длинного стержня, при помощи

которого они крепились на алтаре.

Статуэтки из Борисовской кумирни выполнены в полный рост, облаченными в

длиннополое одеяние, с вложенными одна в другую на груди руками.

Сохранность их плохая, поверхностей слой сильно коррозирован. Прическа у

первой фигурки такая же как и у описанных выше статуэток Будд. Внизу у него

находится штыре от которого сохранился лишь небольшой выступ. На груди на

тесьме подвешено что-то вроде кисти. У второй фигурки голова и штырек

отбиты, ноги босые.

Еще одна явно бохайского происхождения бохайская статуэтка обнаружена на

датируемой второй половиной XII в. –первой третью XIII в. Шайгинском

городище в жилище № 154. она также сильно коррозирована и с точки зрения

иконографии напоминает собой статуэтки из Борисовской кумирни.

В целом же , как сточки зрении общей иконографии, так и с учетом наличия

сильной коррозии, статуэтка из Шайгинского городища не находит себе

аналогов среди подобного рода изделий XII-XIII вв. что касается вопроса о

том, как она могла попасть на чжурчженское городище то он решается

просто. Ряд находок более древнего происхождения, сделанных на Шайгикском

городище является однослойным памятником, свидетельствует о том, что

чжурчжени довольно часто приносили с собой случайно найденные ими

древние изделия, особенно, если они были из бронзы, которую можно было

пустить на переплавку.

К произведениям изобразительного искусства бохайцев с полным основанием

можно отнести случайно найденную в Партизанском районе приморского края на

Николаевском многослойном городище отлитую из бронзы в форме рыбки

верительную бирку, выдававшуюся особо уполномоченным лицам с важными

правительственными поручениями.

К изделиям шаманского культа относится и случайно найденная в Лазовском

р-не вблизи с. Кишеневка личина-череп из серовато-голубого стеатита. В

настоящее время почти вся ее поверхность покрыто коричневато-0серой

патиной. Лишь передняя часть большее чем на половину имеет темную, а

местами почти серную окраску, которую обычно приобретают камни,, длительное

время подвергавшиеся воздействию огня и копоти. Личина имеет форму

перевернутого основанием вверх подтрапециевидного бруска высотой 8,5 см.

Наличие на личине-черепе изображений розетки и косого креста

символизирующих, как известно, солнце или огонь с их очистительным светом,

а также следов на ее тыльной стороне красной краски, имитирующей, надо

полагать, жертвенную кровь, указывает на использование личины в каких-то

ритуальных целях. В пользу такого предположения говорит и наличие следов

закопчености над глазницами, в которой, по всей вероятности вставлялись

пропитанные жиром толстые фитили и поджигались с целью отпугивания огнем

находящейся поблизости нечестии, злых духов.

Судя по всему, в данном случае мы сталкиваемся со своеобразным

проявлением культа черепов, которые еще сравнительно недавно в пережиточном

виде был распространен среди нанайцев. Последние, в частности считали череп

вместилищем души покойного, если она по каким либо причинам не могла

попасть в буни, т.е. находящийся под землей загробный мир. В таких случаях

черепа наиболее почитаемых родичей нанайцы хранили в больших керамических

сосудах, на дне которых из осоки сооружалось специальное гнездо. Нечто

подобное имело место у народов Индонезии, Полинезии и Меланезии, у которых

череп также считался вместилищем души умершего, настелем его таинственной

духовной силы, в связи с чем черепа помещались в специальные хранилища и

извлекались оттуда для исполнения некоторых ритуалов. При этом известны

случаи, когда вместо черепов во время отправления ритуалов употреблялись

различные их имитации. К числу такого родо имитаций относится вне всякого

сомнения, и рассматриваемая каменная личина-череп, а также возможно,

довольно часто встречающиеся на бохайских памятниках Приморья керамические

навершия, которые по целому ряду признаков совпадают с кишиневской личиной

–черепом.

О существовании у бохайцев культа черепов свидетельствует и находка на

расположенном на Круглой сопке долине р. Арсеневки Новогордеевского

городища керамического брелока типа нэцке в виде объемного изображения

черепа.

Возвращаясь вновь к черепу, нельзя не сказать об имеющемся на ее тыльной

стороне изображении головы и черепа какой-то птицы, тем более если

вспомнить о существовании у нанайцев обычая помещать черепа почитаемых ими

родичей в специально сооружаемые в сосудах гнезда, что , несомненно,

свидетельствует о какой-то между культом черепов и образом птицы.

И действительно, согласно широко распространенному когда-то среди

народов мира представлению, душа человека мыслилась в виде птицы, которая,

как полагали теже нанайцы, со смертью человека вскоре покидало его телесную

оболочку и улетало в царство душ, где местом ее обитания становилось росшая

там огромное родовое дерево. Впоследствии эта птица душа, спустившись на

землю, попадала в лоно женщины и в виде новорожденного вновь воплощалась в

человеке. Сходные предоставления существовали в XII в. И у чжурчжэней, о

чем можно судить по находке на Шейкенском городище отлитого из бронзы

изображения родового дерева с сидящими на его ветвях птицами.

Сказанное выше позволяет, таким образом, не только подтвердить

существование причинной связи между культом черепов и птицей, как

мифической носительницей человеческой души, но и пролить дополнительный

свет на религиозные представления бохайцев. Становится очевидным, что

бохайцы, как, впрочем, и их преемники в лице чжурчжэней, мыслили душу

человека в виде мифической птицы, постоянным местом обитания которой при

жизни человека и даже спустя некоторое время после его смерти считался

череп. Этим, собственно говоря, и объясняется тот факт, почему для черепа

почитаемых родичей сооружалось нечто наподобие гнезда. Вскоре после смерти

человека его душа в виде птицы, выбравшись из черепа, улетала в царство

душ, где она до поры до времени обитала на принадлежащем данному роду

дереве. При этом, очевидно, считалось, что на первых порах, обессиленная

трудным перелетом, птица-душа находилась на нижних ветвях родового дерева,

но затем, по перенакопления сил, она, увеличиваясь в размерах, постепенно

начинала перелетать с нижних веток на верхние, а оттуда- на землю, причем

обязательно во владения своего рода, где, попадая в лоно женщины, птица-

душа вновь обретала человеческую плоть. Этот круговорот человеческой души

мог, по представлениям бохайцев, совершаться беспрерывно, подобно

чередованию времен года, вселяя тем самым надежду каждому члену рода на то,

что когда-нибудь он сможет вновь возродиться из тлена к жизни на земле в

своем же роду и племени. Отсюда понятна та чрезмерная забота ор душе

усопшего у бохайцев, поскольку это было и заботой о продлении самого

рода. Кстати, такие же примерно представления бытовали среди поклонников

буддизма, который, как свидетельствует археологический материал, мирно

сосуществовал у бохайцев с шаманизмом.

В связи с затронутым выше вопросом о религиозных воззрениях бохайцев

следует подчеркнуть, что к настоящему времени можно констатировать наличие

у них по крайней мере трех видов религиозных идеологий – буддизма,

несторианства и шаманизма. Существование такого количества идеологий в

рамках одного этносоциального организма объясняется не сколько его

полиэтничностью, сколько социальной многоукладностью, где, с одной стороны,

какая-то часть населения Бохая уже достигла уровня классовых, т.е.

антагонистических по своей сущности отношений, а с другой, значительная

часть его населения все еще пребывала на стадии первобытнообщинных

отношений или же находилась в процессе классообразования.

В первом случае сложившаяся в Бохае феодально-аристократическая верхушка

общества начинает все острее испытывать потребность в таком виде

религиозной идеологии, которая смогла бы защитить их узко-классовые

интересы. Этому требованию вполне отвечали буддизм и несторианство.

Во втором же случае основная масса населения в силу неразвитости

классовых отношений отвергала буддизм, а тем более несторианство, как

чуждые для нее форм религиозной идеологии, и продолжала сохранять

традиционные верования, т.е. шаманизм.

Вместе с тем, было бы, конечно, ошибкой считать, что буддизм и другие

виды религиозных идеологий классового общества, которые исповыедывали

высшгие социальные слои бохайского общества и, надо полагать, некоторые

этнические общности, например когуресцы и согдийские колонисты , не

оказывали влияния на шаманизм и, наоборот не испытывали на себе воздействия

со стороны шаманизма.

В принципе, то же самое можно сказать и о культуре Бохая в целом,

характер формирования которой во многом предопределялся как

многократностью, так и полиэтничностью бохайского общества.

Так, в процессе создания государственного аппарата и связной с ним

атрибутики, бохайцы многое переняли из того, что уже давно было

апробировано в соседних с ним классовых обществах-королевстве Когуре,

Восточно-тюркском и Уйгурском канаганах, танском Китае. Это нашло свое

отражение в распространении среди правящих кругов общества буддизма и

других форм религиозных идеологий классовых обществ, в следовании ими

определенными стереотипами в области фундаментальной дворцово-храмовой

архитектуры, во внедрении у себя китайской иероглифической письменности и

литературы, а наряду с этим древнетюркской рунической и силланской

силлабической письменности.

Но особенно много заимствований было сделано бохайцами у когуресцев,

которые составляли значительный процент населения южных районов

Бохая,особенно нат территории включенного в его состав северной части

Корейского п-ва. Влияние когуресцев прослеживается прежде всего в области

производства кровельной черепицы, декорировка которой находит себе

множество соответствий среди когуреской кровельной черепицы. Это же влияние

прослеживается в области гончарного производства, о чем можно судить как по

наличию у бохайцев одинаковых с когурескими форм керамической посуды, в

частности корчаг с полутрубчатым в разрезе венчиком и ленточными

горизонтальными петельчатыми ручками, так и по одинаковой их декорировке в

виде волнистого или линейцно-волнистого орнамента. Заметное влияние оказали

когуресцы в области производства наконечников стрел, а также, на что

ужеобращалось внимание выше, в развитии земледелия.

Вместе с тем анализ архиологического материала свидетельствует, что в

культуре Бохая есть немало элементов, свойственных культурам древних тюрков

и уйгуров, а также согдийцев и иранцев, киданей и шиберов. Все это,

выражаясь словами китайского исследователя Чжан Цзюня, говорит об

«открытости» бохайской культуры с точки зрения ее доступности для внедрения

элементов, свойственных культурам других стран и народов.

Наряду с этим следует отметить, что в области культурных контактов и

заимствований существовала и обратная связь. Известно, например, что

бохайская музыка высоко ценилась и получила широкое распространение в Китае

и Японии. Более того, японцы даже специально приезжали в Бохайс

цельюобучения там бохайской музыке, одним из результатов чего можно считать

внедрение в Японии особого театрального представления, известного до сих

пор под названием «боккай гаку», т.е.бохайской музыки. Под вличянием

бохайцев в Японии получают, о чем уже говорилось выше, распространение и

особые брелоки типа нэцке. При посредничестве бохайцев в Японии в 862г. Был

внедрен танский календарь «Сюань-мин», который применялся там на протяжении

восьмисот лет. В японских исторических источниках сохранились записи

стихотворных буддийских молитв бохайцев, что свидетельствует о

миссионерской деятельности бохайских буддистов в Японии.

Сегодня пока еще трудно оценить полном объеме тот вклад, который внесли

бохайцы в развитие культур шибэров, киданей и родственных им чжурчжэней, а

через них – в культуры нынешних монголоязычных и тунгусоязычных народов

Дальнего востока и Центральной Азии. Во всяком случае, этот вклад, как

свидетельствует фактический материал, был весьма значительный и

благотворный. Так, вначале киданями, а затем и чжурчжэнями была

заимствована система Пяти столиц, слоговая, иначе силлабическая

письменность, агротехника, гончарство и многие другие виды ремесленных

производств, о чем можно судить по идентичности различных видов орудий

труда и вооружения.