Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР

Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР

ненадолго отсрочить проявление негативных последствий тех противоречий,

которые существовали между плановыми показателями и реальной возможностью

их выполнения. Эти противоречия неизбежно вели к значительному усилению

давления как на экономические, политические, культурные структуры, так и на

отдельного человека. Не случайно усилия, направленные на осуществление

индустриализации, преподносились как настоящая революция.

7. Культурная революция – «от рассвета до заката»

Внутри страны это была «культурная революция», «война классов»

(«…наши классовые враги существуют. И не только существуют, но растут,

пытаясь выступать против Советской власти», - утверждал Сталин в мае 1928

г.) и борьба за выживание социализма в международном масштабе. («Мы отстали

от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в

десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», - говорил Сталин).

Все направленные на осуществление индустриализации усилия

предпринимались в рамках двух взаимосвязанных тенденций. С одной стороны,

осуществлялась нейтрализация и ликвидация старых кадров и специалистов, не

вступивших в партию и скептически настроенных по отношению к «великому

перелому». С другой стороны, предпринимались усилия по выдвижению «новой

технической интеллигенции», поддерживающей радикальные перемены, вызванные

индустриализацией, так как именно она получала от них наибольшую выгоду.

В 1928 г. огромное большинство специалистов на предприятиях и в

государственных учреждениях все еще состояло из представителей

дореволюционной интеллигенции. И лишь ничтожно малая часть из них (2%) были

членами партии. Смысл Шахтинского дела, организованного как раз накануне

принятия пятилетнего плана, становился совершенно ясным: скептицизм и

безразличие по отношению к великому делу, предпринятому партией, неизбежно

ведут к саботажу. Сомнение уже означало предательство. В 1928 – 1931 гг.

была развернута широкая кампания против «буржуазных специалистов». На

протяжении 1928 – 1929 гг. тысячи сотрудников Госплана, ВСНХ, Народного

комиссариата земледелия, ЦСУ, Народного комиссариата финансов были изгнаны

под предлогом правого уклона (чересчур мягкое налогообложение кулаков и

нэпманов) или принадлежности к чуждому классу. Оказалось, что 80% высшего

руководства из финансовых органов служили еще при старой власти. Общее

число взятых под контроль служащих за четыре года составило 1256 тыс.

человек и, как уже говорилось, 138 тыс. из них (11%) были отстранены от

выполнения служебных обязанностей. 23 тыс. из числа отстраненных были

причислены к «первой категории» – «враги советской власти» - и лишены

гражданских прав. До 1933 г. было отстранено еще около 153 тыс. служащих.

Введение нового законодательства на предприятиях положило конец

разделению власти между «красным» генеральным директором (обязательно

членом партии, но, как правило, неквалифицированным: в 1929 г. 89%

«красных» директоров имели только начальное образование) и техническим

директором («буржуазным специалистом»). Управленческий треугольник,

состоящий из секретаря парткома, «красного» директора и председателя

профкома, упразднялся. Отныне вся власть на предприятии принадлежала

исключительно генеральному директору.

Одновременно с ведением борьбы против старых кадров правительство

развернуло летом 1928 г. широкую кампанию по выдвижению на ответственные

посты рабочих-коммунистов и формированию в кратчайшие сроки новой,

«красной» технической интеллигенции, хорошо подготовленной и пролетарской

по духу. Она была направлена на создание у некоторой части рабочего класса,

и прежде всего у самых молодых его представителей, разочарованных новой

экономической политикой, не уничтожившей безработицу и не открывшей

достаточно широких возможностей для роста, ощущения, что страна наконец

вступила в новую эру и простому трудящемуся открыты все дороги.

Политика выдвижения новых кадров приводила к коренному изменению

состава рабочего класса и его социального поведения. Он менял свое

классовое лицо. Заводы потеряли наиболее опытных рабочих, которые могли бы

помочь миллионам новичков получить надлежащую профессиональную подготовку.

Заводские цеха заполнились неграмотными рабочими. Их предстояло научить

пользоваться техникой, приучить необычной для них организации труда,

обучить грамоте, изменить их понятие о времени и приучить пользоваться хотя

бы самыми простыми атрибутами городской жизни. Все это вело к огромному

социальному травматизму, расшатывало монолитность рабочего класса и

вызывало сильное напряжение между властями и субпролетариатом, пришедшим из

презираемой и обреченной на исчезновение среды (доколхозной деревни).

Болезненный процесс адоптации новых пролетариев влек за собой целый

ряд негативных явлений. Участились неявки на работу, усилилась текучесть

кадров, увеличилось количество случаев хулиганства и поломок техники,

выпуска бракованной продукции, резко возросли производственный травматизм,

алкоголизм и преступность. Эти явления в не меньшей степени, чем завышенные

планы и перебои в снабжении, усугубляли дезорганизацию промышленного

производства в годы первой пятилетки. Три года пролетаризации, культурной

революции и в конечном счете социалистической утопии, отмеченных

наступлением на старые кадры, ускоренным выдвижением на ответственные посты

рабочих-коммунистов, наплывом миллионов новых пролетариев, вынудили

руководство партии признать, что такая политика вела к нестабильности,

чреватой разрушительными последствиями для экономики. Подрыв авторитета

кадров означал подрыв авторитета и дисциплины на производстве. Слишком

поспешное продвижение по служебной лестнице большого количества рабочих

приводило, с одной стороны, к возникновению кризиса пролетарского

самосознания в среде рабочего класса, а с дугой – к формированию плохо

подготовленных кадровых работников. Применение уравнительного принципа в

оплате труда означало скатывание в «мелкобуржуазную уравниловку», не

слишком благоприятную для идеи социалистического соревнования.

23 июня 1931 г. Сталин выдвинул свои знаменитые «шесть условий»,

которые фактически положили конец форсированному осуществлению культурной

революции. Он приостановил выдвижение рабочих, осудил уравниловку,

«спецеедство» и призвал к большей заботе о специалистах старой школы,

окончательно вступивших в союз с рабочим классом. Несколько недель спустя

40 тыс. недавно выдвинутых на руководящие посты рабочих были вновь

отправлены на производство. Была отменена большая часть стипендий, а также

предоставляемые за счет предприятий ежедневные два часа для рабочих-

учащихся. Были пересмотрены размеры заработной платы и отменены

дискриминационные меры по отношению к старым кадрам, выражавшиеся прежде

всего в ограничении доступа их детей к высшему образованию. В соответствии

с законом, изданным в июле 1931 г. объем социальных благ был поставлен в

прямую зависимость от непрерывности стажа на предприятии. В сентябре 1932

г. были введены обязательные трудовые книжки, подлежащие предъявлению

рабочими на предприятиях. В них отмечались все прежние места работы. В

целях уменьшения текучести кадров была введена система прописки

(действующая и поныне).

Значительно расширились полномочия директоров предприятий. Была

введена новая система оплаты труда – сдельная, размеры которой зависели от

выработки и от темпов труда. По Марксу, эта система оплаты труда

представляла собой самую примитивную форму капиталистической эксплуатации.

В начале 1933 г. было заявлено, что пятилетний план выполнен через 4

года и 3 месяца после его утверждения. Подводя итоги, Сталин лукаво

оперировал цифрами первоначального варианта плана, принятого в апреле – мае

1929 г., а не утвержденного несколько позже (в 1930 г.) гораздо более

смелого варианта. Сегодня большинство как западных, так и русских ученых

сходится в оценках по следующим пунктам:

. Рост производства оборудования, полуфабрикатов тяжелой

промышленности, добычи сырья и производства электроэнергии был

весьма значительным, но не достигал показателей, запланированных в

1929 г. (уголь – 64 млн.т. вместо 75; чугун – 6,2 млн.т. вместо 10

млн.т. по плану 1929 г. или 17 млн.т. по плану 1930 г;

электроэнергия – 14 млрд. кВт.ч вместо 20).

. Производству товаров легкой промышленности и народного потребления

не уделялось должного внимания (план был выполнен приблизительно на

70%).

. Были произведены огромные капиталовложения в промышленность (объем

капиталовложений в промышленность по отношению к валовому

национальному продукту за пять лет увеличился в 3,5 раза). Правда,

в ущерб уровню жизни народа.

. Необходимость капиталовложений в социальную и культурную сферы

постоянно игнорировалась.

. Индустриализация проводилась экстенсивными методами, с огромными

издержками. Она сопровождалась высокой инфляцией (увеличение

денежной массы на 180% за пять лет, рост на 250-300% розничных цен

на промышленные товары), приведший к снижению примерно 40%

покупательной способности рабочих.

. Производительность труда, которая по плану должна была увеличиться

на 110%, осталась на прежнем уровне и (по данным Р.В. Дейвиса и

С.Г. Виткрофта) снизилась на 8%, что само по себе уже говорит о

том, как велики были трудности первой пятилетки и какое

сопротивление встречали проекты ускоренного развития.

Беспорядочная, «вакханальная» (по выражению Н.Ясного)

индустриализация, подчиняющаяся бесконечным импровизациям («переломы»

апреля-мая 1929 г., января-февраля 1930 г., июня 1931 г.), погрузила страну

в перманентное состояние всеобщей, как на войне мобилизации и напряжения,

потому что планы, как правило, были невыполнимыми. Она усиливала степень

экономического хаоса и общественного беспорядка. Она вызывала все большую

необходимость политического руководства экономической сферой.

Административно-командная система заменяла собой законы рыночной

экономики. Черты, присущие этой системе, способ ее функционирования и

система экономических приоритетов, утвердившиеся в ходе первой пятилетки и

подчиненные постулату построения социализма в одной, отдельно взятой

стране, дают о себе знать до сих пор.

После разгрома правой оппозиции, завершенного на ноябрьском (1929 г.)

пленуме ЦК, политика «великого перелома», казалось, получила единогласную

поддержку.

Тем не менее политика насильственной коллективизации встретила

сопротивление – хотя преимущественно пассивное – со стороны

немногочисленных сельских партячеек, каждый пятый член которых был в

последствии исключен из партии во время чистки 1929 г. за пассивность, за

связь с враждебными элементами или за искривление партлинии (т.е., чаще

всего, за отказ вступать в колхоз). С другой стороны, перерыв в проведении

коллективизации, декретированный статьей Сталина от 2 марта 1930 г., вызвал

недовольство многих местных партработников, негодовавших по поводу

обвинения их в допущении перегибов и в искривлении политики партии.

Руководители местных организаций выразили недоумение в так называемых

«Дискуссионных трибунах», публиковавшихся «Правдой» в мае-июне 1930 г., во

время подготовки к 16 съезду. Некоторые из них даже намекали на то, что

предпринятое Сталиным отступление имело характер правого уклона. 27 мая

1930 г. «Правда» в своей передовице заявила, что такие оценки представляли

собой тактику, направленную на дискредитацию ленинского партийного

руководства.

8. Партия и оппозиция – «виток эволюции»

На 16 съезде ВКП(б) правые оппозиционеры снова были осуждены, а Рыков

и Томский принуждены к раскаянию, на этот раз еще более унизительному, чем

во время ноябрьского пленума 1929 г.

Сталин, отметив в политическом докладе, что нераскаявшиеся троцкисты,

переродившиеся в «типичных мелкобуржуазных контрреволюционеров,

превратившись на деле в осведомительное бюро капиталистической печати по

делам ВКП(б)», развил идею, в соответствии с которой различные отклонения

рассматривались как отголоски «сопротивления отживающих классов».

«…Невозможно, - заключил он, - развернуть настоящую борьбу с классовыми

врагами, имея в тылу их агентуру…» Уклонисты, таким образом, были впервые

названы предателями. Был пройден важный рубеж в идентификации врага, хотя

пока еще соотношение сил. В Политбюро не позволяло Сталину и ближайшим его

соратникам сразу же перейти к практическим действиям, вытекающим из

формулы: уклонист – враг.

Раздавались, однако, единичные голоса с критической позиции

генерального секретаря по вопросам темпов индустриализации. Это сделал

Рыков, последний представитель бывшей правой оппозиции. Позже, в декабре

1930 г., он будет исключен из состава Политбюро, а на его место выдвинут

Орджоникидзе, близкий соратник Сталина.

Официальное осуждение всех уклонов и наступившее мнимое единодушие

вокруг Сталина не означали, однако, что было покончено со всеми

оппозиционными настроениями. В декабре 1930 г. Сырцов, кандидат в члены

Политбюро, и Ломинадзе, секретарь Закавказской парторганизации, были

выведены из состава ЦК. Первому поставили в вину скептицизм по поводу

темпов индустриализации, второму – обвинение партии и Советов в феодальном

отношении к рабочим и крестьянам. Высказывание Сырцова и Ломинадзе, а также

их контакты с другими членами партии были квалифицированны как заговор. Все

было соответствующим образом освещено в прессе, рассмотрено во всех

парторганизациях и присовокуплено к другим делам о саботаже в народном

хозяйстве.

Это дело явилось в какой-то степени этапным с точки зрения уставных

принципов партии. Впервые члены ЦК были исключены не на пленарном заседании

ЦК, которое только и могло по уставу решить этот вопрос, а на совместной

сессии Политбюро и ЦКК. Впервые столь важный вопрос был решен небольшой

группой высших руководящих работников.

Летом 1932 г. было открыто дело Рютина, известного московского

правоуклонистского лидера. Он подготовил и распространил документы,

возлагавшие на Сталина личную ответственность за гибельную политику

коллективизации, и требовал его смещения. Эти документы, обнаруженные ОГПУ,

были тотчас же объявлены платформой оппозиции. Сталин настаивал на аресте и

смертном приговоре Рютина, но неожиданно столкнулся с сопротивлением

большинства членов Политбюро, пока еще не допускавших высшей меры наказания

к уклонистам. Рютин был сослан, Зиновьева и Каменева, которые вступали с

ним в контакт, снова исключили из партии и также сослали в Сибирь.

Несколькими месяцами позже был сформирован, хотя и достаточно эфемерный,

блок оппозиции. Этот блок, созданный прежде всего для обмена информацией,

включал в себя различных представителей как правой, так и левой оппозиции.

Попытки создания организованной оппозиции предпринимались на фоне

очень напряженной социальной и экономической ситуации ( значительное

снижение жизненного уровня, голод) и настоящего кризиса веры в свои силы,

охватившего партию. Этот кризис достиг кульминации к осени 1932 г., когда

казалось, что катастрофа в сельском хозяйстве грозила обернуться крахом

всей системе.

Сталинская политика в это время начинала вызывать недовольство со

стороны кадровых народнохозяйственных работников – директоров предприятий и

председателей колхозов. Эти специалисты, назначенные совсем недавно, были

плохо подготовлены и испытывали на себе непрерывное давление со стороны

высшего руководства, требующего выполнения непосильных задач. Они были

зажаты в тиски невыполнимых требований с одной стороны, и пассивного

сопротивления своих подчиненных - с другой. Потоки критики обрушивались на

них за неумение освоить новую технику. Угроза обвинения в саботаже нависала

над ними всякий раз, как только руководимая ими предприятие или отрасль не

справлялись с планом.

Совершенно естественно, что в этих условиях молодая, еще не опытная и

не окрепшая бюрократия начала выискивать средства защиты от посягательств

государственной машины, подобно тому как сопротивлялись крестьяне, стараясь

работать как можно меньше на коллективизированных землях, подобно тому как

рабочие отвечали на ухудшение жизни низкой производительностью труда и

частой сменой рабочих мест (об этом уже говорилось выше в данной работе). У

служащих тоже появились свои методы защиты. Они научились скрывать

действительное положение вещей, помогали друг другу в поисках новых более

престижных мест, быстро освоили искусство сохранения своего небольшого

«семейного круга», сохранение связей и клиентуры.

Начиная с 1931 г. кадры ощущали все большую поддержку со стороны

зампреда Совнаркома Орджоникидзе - приверженца более умеренных темпов

индустриализации. Не без его влияния произошел уже упомянутый выше

«перелом» лета 1931 г., в результате которого политика партии по отношению

к специалистам изменилась. Позиции умеренного крыла еще больше укрепились к

лету 1933 г., когда значительно возросли трудности экономического и

социального плана, вызываемые кризисом сверхнакопления (объем

капиталовложений превысил все реально допустимые существующими ресурсами

размеры).

Это повлияло и на цифры второго пятилетнего плана, разработанного в

1933 г. и утвержденного 17 съездом партии (26 января – 10 февраля 1934 г.).

Намеченные показатели были более умеренными и казалось более выполнимыми,

чем показатели первого пятилетнего плана. Кроме того, новый план уделял

заметно больше внимания нуждам населения. В политической сфере также

наблюдалась некоторая разрядка. Заметно снизилось по сравнению с

предшествующими годами количество случаев применения наиболее жестких

репрессивных мер – расстрелов и выселений. На политическую сцену вернулись

бывшие оппозиционеры, такие как Каменев и Зиновьев, в очередной раз

помилованные после очередного покаяния, и Бухарин, опубликовавший

многочисленные статьи с обоснованием необходимости положить конец

жестокостям «революции сверху» и начать новый период.

Некоторые современные исследователи связывают эту относительную

либерализацию с существованием оппозиционного течения, возглавляемого

Кировым. Несмотря на правдоподобность этого предположения, все же факт

существования такого течения никогда не был убедительным образом доказан.

Это течение, если оно и существовало, не имело никакой организации и

никакого официального печатного органа (из страха перед приговорами,

выносимыми любой группе, которую можно было назвать «фракцией»). К тому же

нельзя считать, что Киров был противником Сталина, хотя его взгляды после

17 съезда партии иногда расходились со сталинскими.

1933 г. был отмечен внушительной чисткой в партии, объявленной на

январском (1933 г.) пленуме ЦК и развернутой в мае. Постановление ЦК от 28

апреля определяло, какие категории членов партии подлежали исключению.

Упоминались: классово чуждые и враждебные элементы; двурушнические

элементы, под прикрытием лживой клятвы в верности пытающиеся сорвать на

деле политику партии; открытые и скрытые нарушители железной дисциплины

партии и государства, подвергающие сомнению и дискредитирующие решения и

установленные партией планы болтовней об их «нереальности» и

неосуществимости; перерожденцы; карьеристы; шкурники и морально

разложившиеся; политически малограмотные, не знающие программы, устава и

основных решений партии.

Масштабы чистки, которая длилась полтора года вместо первоначально

намеченных пяти месяцев и завершилась исключением 18% коммунистов (в то

время как 15% членов «вышли» из партии добровольно), вполне соответствовали

масштабам кризиса, охватившего партийную организацию в результате чрезмерно

быстрого ее роста в предыдущие годы. На протяжении 1928 – 1932 гг.

количество членов партии увеличилось с 1,5 до 3,7 млн. человек. Во время

массовых приемов этих лет численный состав партии увеличился более чем на 2

млн. человек. Большинство их составляли рабочие, чаще всего идеологически

не подготовленные. Среди них были как искренние энтузиасты «большого скачка

вперед», так и расчетливые карьеристы, которым партийный билет открывал

широкие возможности для преуспевания в профессиональной и общественной

сферах. В реальности партия была очень далека от создаваемой официальной

идеологией образа и не являлась монолитной и дисциплинированной

организацией, способной возглавлять бурные общественные и экономические

процессы, происходящие в стране. Она все больше превращалась в отдельный

общественный организм, становившийся все более монолитным и объединявший

людей с разными убеждениями, различными уровнями образования, неоднородной

идеологией. Некоторые из них – примерно один из шести – были «мертвыми

душами», чьи имена только значились в картотеках. Многие рядовые члены

партии, потрясенные тем, что они увидели, что сделали или что вынуждены

были делать в предыдущие годы ( массовое выселение крестьян, голод,

ухудшение условий жизни), стали, если употреблять официальную терминологию,

пассивными членами.

Неоднозначным было отношение к партии и в среде должностных партийных

работников, в том числе занимавших невысокие посты (в 1933 г. насчитывалось

более 30 тыс. освобожденных работников). Некоторые из них, откровенные

приспособленцы, образовали настоящие мафиозные группировки (называемые в

официальной терминологии «семейными кружками»). Единственное, к чему они

стремились, - сохранение своих вотчин, в которых они, скрытые от глаз

центральных властей, безнаказанно хозяйничали. Другие, особенно недавние

выдвиженцы, считали своим долгом беспрекословно выполнять приказы свыше. Их

психология была проникнута бюрократическим духом и раболепием перед

властью, стремлением занять более высокие посты. Они, не задумываясь,

разоблачали истинные или мнимые ошибки своих руководителей во время

развязанной высшим партийным руководством кампанией по разоблачению

саботажа среди партийно-хозяйственных кадров. По уровню идеологической

подготовки эти члены партии сильно отличались от старых большевиков и

коммунистов поколения гражданской войны, которые вплоть до 1935 – 1937 гг.

все еще сохраняли ключевые посты в партии и чье прошлое позволяло им

считать себя вправе если не высказывать открыто критических суждений по

поводу считавшихся непререкаемыми решений партийного руководства, то хотя

бы проявлять некоторую гибкость в выполнении нереалистичных директив,

исходящих из центра. На практике это означало сокрытия истинного положения

дел, что помогало несколько ослабить давление на простых тружеников и

рядовых членов партии.

Итак, к концу первой пятилетки партия оказалась в самой гуще острейших

социальных противоречий и представляла собой неповоротливую, хаотическую

конструкцию, своенравный и несовершенный инструмент власти – организацию, в

которой росло внутреннее напряжение и появились ростки раскола.

9. 17 партийный съезд – «тени надвигающейся ночи»

26 января 1934 г. открылся 17 партийный съезд, который должен был

подвести итоги «великого перелома» и утвердить плановые показатели второй

пятилетки (год спустя после ее начала). Казалось, что этот, по выражению

Кирова, «съезд победителей» продемонстрировал возврат к единству и победу

Сталина. Во время съезда был разыгран спектакль возврата к партийной линии

нескольких видных деятелей прежней оппозиции – Бухарина, Рыкова, Томского,

Пятакова, Зиновьева, Каменева. Подвергнув себя вначале более или менее

заслуженной самокритике, они перешли затем к славословию в адрес Сталина,

провозглашая его вождем мирового пролетариата, несравненным гением эпохи

или, попросту, величайшим человеком всех времен и народов. В этом слаженном

хоре льстецов не прозвучало ни одного голоса, который усомнился бы в

правильности гигантских планов, принятых 1929 – 1930 гг. и приведших к

известным результатам. Ораторы предпочитали повернуться спиной к реальной

жизни и, пользуясь своего рода закодированным языком, вносили свой вклад в

создании мифа. Они разоблачали тех коммунистов, которые не способны были

воплотить в жизнь всегда непогрешимые директивы высшего партийного

руководства.

И все же планы второй пятилетки стали на съезде предметом оживленных

споров. В итоге многочисленных дискуссий курс на ускоренную

индустриализацию (19% ежегодного роста производства), предложенный Сталиным

и поддержанный Молотовым, был отвергнут. Возобладало более умеренное

направление (16% роста), поддержанное Кировым, Орджоникидзе и большей

частью руководства народным хозяйством, стремившегося несколько ослабить

возникшую в ходе реализации ускоренного курса напряженность. На съезде, как

ни парадоксально, обнаружилось некоторое ослабление позиций Сталина. Один

из новейших советских источников сообщает, что во время выборов нового ЦК,

проводившихся тайным голосованием, С талин получил меньше голосов, чем

многие другие кандидаты. Киров, очень тепло встреченный съездом, получил

наибольшее количество голосов, а многие бывшие оппозиционеры (Пятаков,

Бухарин, Рыков, Томский) снова были выбраны в состав ЦК партии.

Однако никто на съезде не осмелился подвергнуть сомнению ни основы

самой системы, ни правильность плана периода «великого перелома». В итоге

Сталин не только сумел при помощи изощренной аргументации превратить

возможную критику в адрес его методов руководства страной начиная с 1929

г., но и наметил некоторые предпосылки будущей политики террора и

репрессий. Он заявил о победе партийной линии в построении социализма.

Выводы, следующие из доклада Сталина, были ясны: поскольку линия

партии верна, то существующие проблемы объясняются разрывом между

директивами партийного руководства и тем, как они выполняются. Этот разрыв

возник в результате организационных слабостей, плохого подбора кадров,

отсутствия самокритики, бюрократизма и преступной халатности местных

органов, которые искажают политику партии, игнорируя ее директивы.

Сталин разработал целую классификацию виновников. В их числе были

«неисправимые бюрократы», обманывающие свое руководство и срывающие

выполнение указаний партии; честные болтуны, преданные советской власти, но

неспособные руководить, неспособные что-либо организовать; «люди с

известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые

считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для

дураков». Девяносто процентов всех трудностей, по мнению Сталина,

проистекали из отсутствия организованной системы контроля за выполнением

принятых решений.

Идея разрыва позволяла развивать идею заговора. Ведь на самом деле

очень сложно было провести грань невыполнением плана и умышленным

саботажем. Появление идеи разрыва и заговора было результатом чудовищной

политической слепоты, отказа от анализа действительных причин провалов и

трудностей в выполнении намеченных задач. Отказавшись от этого анализа,

власти все больше вступали на путь мифотворчества. Стремление уйти от

действительности проявилось и в появлении в языке своеобразных клише и

штампов, патетических по звучанию, но мало соответствующих истине. Это

мистифицирование было направлено на превращение любого партийного решения в

непреложную истину. Таким образом, партийная линия становилась догмой.

Сомнение в ней уже означало предательство.

Получившая, таким образом, право на существование идея заговора, легко

объяснявшая все неурядицы, быстро внедрялась в сознание масс. Об этом ярко

свидетельствуют, в частности, жалобы населения, извлеченные из дел

сохранившегося в неприкосновенности, неподчищенного Смоленского архива. Как

видно из этих жалоб, простые граждане никогда не подвергали сомнению основ

самой системы, а виновных в своем тяжелом, часто невыносимом существовании

искали среди конкретных личностей – чаще всего среди местных партийных и

советских работников, с которыми им обычно приходилось иметь дело. Это было

причиной их глубокого враждебного отношения к бюрократам – кадровым

работникам, чьи карьеризм, продажность, праздность и «барские привилегии»

вызывали глубокую ненависть у простых тружеников. Антибюрократические

установки Сталина носили чисто популистский характер, объясняя трудности

момента темными махинациями «лжекоммунистов». Они были приняты в низах и

способствовали укреплению союза между народом и его «вождем».

10. Год противоречий (1934)

1934 г., границы которого – 17 съезд партии (26 января – 10 февраля) и

убийство Кирова (1 декабря), характеризовался противоречивыми тенденциями.

С одной стороны, наблюдалось усиление репрессивных мер, напоминавших самые

мрачные годы первой пятилетки, - завершена коллективизация 5 млн.

оставшихся индивидуальными крестьянских хозяйств, произведены

многочисленные аресты председателей колхозов, издан закон об

ответственности семей репрессированных. С другой стороны, произошли

некоторые очевидные послабления.

Отражением этих противоречивых тенденций явилась череда преобразований

в органах госбезопасности. 10 июля было распущено ГПУ. Вопросы

государственной безопасности переходили в ведение Народного комиссариата

внутренних дел (НКВД), возглавляемого Г.Ягодой. Эти органы лишались своих

юридических полномочий и права выносить смертные приговоры. Над их

деятельностью устанавливался прокурорский надзор. К сожалению, все эти меры

не возымели того действия, на которое рассчитывали сторонники менее твердой

политики. В ноябре были учреждены особые совещания НКВД, обладавшие такими

же полномочиями, что и прежние юридические коллегии ГПУ. Что касается

процедуры выдачи ордеров на арест, осуществляемой с санкции прокурора, то

необходимость в ней отпала. Генеральный прокурор Вышинский, занявший этот

пост в июне 1933 г., предоставил органам безопасности полную свободу

действий. Противоречивость этих мер легко объяснялась наличием в

руководящих партийных органах двух тенденций: одной – сталинской, а второй

– более умеренной, поддерживаемой Кировым.

1 декабря 1934 г. С. Киров был убит в коридоре Смольного молодым

коммунистом Л. Николаевым, сумевшим пробраться с оружием в штаб-квартиру

ленинградской партийной организации. Власти тотчас же предприняли

чрезвычайные меры.

22 декабря ТАСС сообщило, что это «гнусное преступление» – дело рук

«ленинградского центра», в состав которого входили, кроме Николаева,

тридцать бывших зиновьевцев. 28 – 29 декабря проходил закрытый процесс над

членами этого «центра». Все они были приговорены к смертной казни, и

приговор немедленно привели в исполнение. Раскрытие «ленинградского

центра» позволило выявить также существование «московского центра», 19

членов которого (в том числе Зиновьев и Каменев) обвинялись в

«идеологическом пособничестве» убийцам Кирова. Во время суда над ними (16

января 1935 г.) Зиновьев и Каменев признали, что прежняя деятельность

оппозиции могла в силу ряда обстоятельств способствовать нравственному

падению преступников. Признание в этом странном «идеологическом

пособничестве» после стольких случаев публичного раскаяния этих двух

лидеров дало повод сделать из них «козлов отпущения» во время одной из

предстоящих пародий на правосудие. А пока оно стоило им соответственно пяти

и десяти лет лишения свободы.

23 января начался еще один процесс, связанный с убийством Кирова, -

процесс над двенадцатью руководителями ленинградского отдела НКВД. Им было

предъявлено обвинение в том, что они, располагая информацией о готовящемся

покушении на Кирова, допустили преступную халатность и не предприняли

никаких действий для его предотвращения. Невзирая на тяжесть обвинения,

наказание оказалось относительно мягким.

Констатация того факта, что в обстоятельствах убийства Кирова много

неясного и подозрительного, заставляла задуматься над тем, что Сталин,

возможно, возможно, сыграл в этом деле не последнюю роль.

Сегодняшний объем сведений по этому вопросу не позволяет нам вынести

окончательного суждения. Единственное, что можно утверждать с уверенностью,

- убийство в огромной степени способствовало материализации идеи заговора.

Это убийство впоследствии тяжелым грузом давило на политическую

обстановку в стране. Оно использовалось высшим руководством для нагнетания

атмосферы кризиса и напряженности, могло в любой момент послужить

конкретным доказательством существования тайной организации, угрожавшей

стране, ее руководителям, в конечном счете социализму. А существование

такой организации позволяло находить удобные объяснения слабостям системы.

Ведь если трудности в стране постоянно возрастали, а жизнь становилась все

тяжелее (в то время как она должна была, по словам Сталина, быть «веселой и

счастливой»), виноваты в этом были убийцы Кирова…

15. Выводы

Может возникнуть вопрос: почему данная работа завершается именно

убийством Кирова? Быть может, резоннее было бы остановиться на разгроме

оппозиции в ноябре 1929 г.? Однако, убийство Кирова представляет собой

важный рубеж, означивший победу Сталина над оппозицией. Устранив Кирова,

Сталин убил двух зайцев: подлил масла в пожар мифа о заговоре и избавился

от лидера умеренного (грозящего переродиться в оппозиционное) течения в

партии. Можно сказать с уверенностью (не путать с радостью!): Сталин

выиграл бой за власть.

Как отмечалось выше, эта победа не была предрешена заранее. Попробуем

определить объективные и социальные факторы победы сталинизма над

большевизмом (точнее, Сталина над его соратниками).

Я считаю, что эта победа не была личной победой Сталина. Как мог он

один победить всех тех, кому значительно уступал в интеллекте, культуре,

ораторском искусстве, эрудиции и многом другом? Победил не он, а

бюрократические силы, победила некая ответная реакция на Октябрьскую

революцию. Усиливающаяся мощь бюрократического аппарата, поднявшегося над

обществом и над партией, повлекла за собой поднятие Сталина над

бюрократией, напуганной мощью осуществивших грандиозный переворот масс. Из

этого страха и вырос сталинский режим. Сталинизм не был порожден

революцией. Именно поэтому ему пришлось вступить в ожесточенную борьбу с

оппозицией.

Я считаю, что завязавшаяся в верхах борьба не всегда была

непосредственно битвой за «кресло», «портфель» или «место под солнцем».

Многие факты из истории этой борьбы говорят о том, что оппозиционеры

боролись против Сталина не только потому, что хотели занять его место, но и

потому, что видели в его режиме угрозу достижениям Октября. Да, они

находились в плену химеры. Да, они стали основателями тоталитарного режима,

приведшего к краху социалистического эксперимента. Но, когда они начали

борьбу со сталинизмом, еще существовала альтернатива ему и неверно

предположение, что любой исход этой борьбы привел бы к результату,

аналогичному сталинскому.

По моему мнению, оппозицию подвела некоторая несобранность и

отсутствие мастерства в управлении аппаратной механикой. Второе положение

не требует отдельных пояснений. Первое подтверждается фактами из истории

оппозиции: взаимные нападки, объединения и расхождения, частая смена

лозунгов – все это шло на пользу только Сталину, действовавшему по принципу

«разделяй и властвуй». Пресловутая фракционность сгубила оппозицию, которая

унесла с собой все альтернативы развития страны.

К этому времени партийная бюрократия подчинила себе процесс, приведший

к образованию нового, особого, слоя советского общества – номенклатуры.

Именно она принесла победу Сталину. Оппозиция не приняла ее интересов,

мягко говоря, существенно расходящихся с интересами народа. К тому же

оппозиционеры не осознавали (или не хотели осознавать), что именно

номенклатура отныне решает, кому быть «вождем», и что тот победит, за кем

пойдет номенклатура. Вот где проявилась несвоевременность нэпа!

Прогрессивная (хоть и далеко не новая) экономическая политика ускорила

гибель оппозиции, потому что не отвечала интересам нового слоя правящей

элиты. Это роковое для оппозиции совпадение опровергает тезис о том, что

годы нэпа были самыми «светлыми» в истории СССР. После «кончины» этой

экономической политики (а вместе с нею и оппозиции) набрали полную силу

следующие явления:

. Директивное централизованное планирование, заменившее рыночные отношения;

. «Огосударствление» прессы, литературы;

. Широкая политика репрессий;

. «Вождизм», трансформировавшийся позже в культ личности.

Именно эти разнородные по своей сути (политика, экономика, социальная

сфера) явления, против которых резко выступали многие оппозиционеры,

превосходно согласовались с интересами номенклатуры, что и обеспечило

окончательную победу Сталину. Итогом этой победы стала закономерная

трансформация «государственного социализма» в тоталитаризм. Функции

партийных организаций оказались узурпированы аппаратом, единственным

источником власти – неразрывная связь с ним. Власть стала господствовать

над обществом, а ведь именно в этом Ленин и оппозиционеры видели главную

опасность для революции.

Из ошибок положено извлекать уроки. Правильный урок из истории СССР

может быть извлечен только в результате осмысления и уяснения подлинного

содержания тенденции расщепления большевизма на «троцкизм» и «сталинизм».

Нельзя упрощать историю, спрямлять прошлое в угоду новым веяниям. Из многих

тенденций, из причин и следствий складывается порядок событий, который

нельзя предусмотреть. Победа сталинизма означала цепь упущенных

возможностей для страны. Но не могу не привести в заключение цитату М.

Гефтера, очень актуально звучащую в наше время: «…утраченные возможности –

не пустошь, они существуют и «работают» либо в пользу людей, либо против

них – в зависимости от того, сбрасывают ли люди прошлое, как избыточный и

непосильный груз, или всматриваются в него, чтобы увидеть там себя –

предстоящих».

Оглавление

1. Введение ……………………………………………… стр. 1

2. Революция – вопросы и ответы ……………………стр. 3

3. Первые бои за власть………………………………...стр. 6

Первые бои за власть (1918 г.). «Платформа 46-ти». Формирование «тройки».

Теория Сталина – «социализм в отдельно взятой стране».

4. «Ленинградская оппозиция»…………………………стр. 9

Образование «ленинградской оппозиции»(1924 г.). Новая концепция Троцкого.

Раскол в Политбюро (октябрь 1925 г.). «Платформа 4-х» (1925 г.).

5. 14 съезд ВКП(б) – события и их влияние на дальнейший ход

истории………………………………………………….стр. 14

Основные вопросы дискуссии съезда (НЭП и равенство). Троцкий о

бюрократии. Первые высказывания о «вождизме». Съезд индустриализации –

мифы и реальность. Перестановки в органах власти.

6. Оппозиция в конце 20-х – раскол, покаяние и последний

бой………………………………………………………..стр. 18

Изменения в лагере оппозиции. Первое покаяние. Осень 1927 г. – последний

бой оппозиции. Ошибочная оценка Троцким поражения оппозиции. Истинные

причины поражения.

7. Перерождение партии………………………………..стр. 22

«Плебеизация» партии. Рост бюрократизма.

8. Кризис и возрожденная оппозиция…………………стр. 24

15 съезд – у нэпа все впереди? 1928 г. – начало кризиса. Влияние кризиса

на судьбу нэпа и кооперации. Апрель 1928 года – первый публичный процесс.

Разногласия по поводу индустриализации. 30 сентября 1928 г. – Бухарин и

его «Заметки экономиста» - экономическая программа оппозиции. Слухи об

«опасном уклоне». Почему проиграла оппозиция? Ноябрь 1929 г. – пленум ЦК

и самокритика оппозиции.

9. И снова кризис – кто виноват?……………………….. стр.30

План пятилетки. Начало обобществления (1929 – 1930 гг.). «Великий

перелом». Раскулачивание. Невиданные темпы коллективизации.

10. «Головокружение от успехов»…………………….стр. 35

«Головокружение от успехов». Сопротивление крестьян коллективизации.

Рукотворный голод. Репрессии. «Пятилетку за четыре года» – 16 съезд

партии (июнь-июль 1930 г.). Система приоритетов и ее влияние на

формирование административного способа управления. «Шахтинское дело»

– сомнение есть предательство? Кампания против «буржуазных

специалистов» ( 1928-1931 гг.).

11. «От рассвета до заката» культурной революции..стр.39

Новое законодательство – «красная» интеллигенция. Первые итоги –

дезорганизация промышленного производства. 23 июля 1931 г. – «шесть

условий» или конец культурной революции. Введение сдельной оплаты

труда. Итоги первой пятилетки.

12. Партия и оппозиция – «виток эволюции»………стр.44

16 съезд – осуждение и покаяние правой оппозиции. Новая формула:

уклонист – враг. Декабрь 1930 г. – новый этап в уставных принципах

партии. Дело Сырцова и Ломинадзе. 1932 г. – новая оппозиция. Вторая

пятилетка. 1933 г. – чистка в партии. Партия – сплав или монолит?

Ростки раскола в партии.

13. 17 партийный съезд – «тени надвигающейся

ночи»………………………………………………………стр.49

26 января 1934 г. – 17 партийный съезд. Возвращение «блудных детей» –

оппозиционеры снова верны партии? Доклад Сталина: основы будущей политики

репрессий. Развитие идеи заговоров.

14. Год противоречий (1934)…………………………..стр.52

Преобразование в органах госбезопасности. Убийство Кирова (1 декабря

1934 г.). Кому пошло на пользу убийство Кирова?

15. Выводы……………………………………………….стр.54

Используемая литература

1. Н. Валентинов

«Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина»

Москва, «Современник», 1991 г.

2. В. Роговин

«Была ли альтернатива? «Троцкизм»: взгляд через годы»

Москва, «Терра», 1992 г.

3. Д. Волкогонов

«Троцкий»

Москва, «Новости», 1992 г.

4. «Вопросы философии», 1989 г., №7

Коэн С. «Большевизм и сталинизм»

5. «Вопросы истории КПСС» 1990 г. №5, №6, №7, №10, №12; 1987 г. №10; 1989

г. №7.

6. «Вопросы истории» 1989 г. №2; 1990 г. №2, №5.

7. «Известия ЦК КПСС» 1990 г. №12; 1991 г. №8.

УВЕЛИЧИТЬ ШРИФТ ДО 14!

Страницы: 1, 2, 3