Лаврентий Павлович Берия

Лаврентий Павлович Берия

Президиума ЦК КПСС (или Президиума Совета министров СССР, что в данном

случае одно и то же) произошел в результате договоренности между Маленковым

и Хрущевым, которых связывали, кстати, тесные личные, почти дружеские

отношения. К главным действующим лицам присоединились министр Вооруженных

сил Булганин, маршал Жуков, ряд членов Президиума ЦК. Заговор многократно

описывался, существует большая мемуарная литература, которая сообщает

подробности ареста Берия. Берия арестовывали вполне в духе партийно-

карательных традиций — почти так же, как раньше секретаря ЦК ВКП(б)

А.А.Кузнецова и его подельников. Кузнецова взяли после заседания

Секретариата, при выходе из кабинета Маленкова, а Берия — на заседании

Президиума ЦК. В роли технических исполнителей выступили представители

генералитета, среди которых были командующий войсками Московского военного

округа генерал Москаленко и маршал Жуков.

Арест Берия.

Арест Берия вынудил политическое руководство страны определить

ряд важнейших направлений во внутренней политике. Ими стали официально

прозвучавшие из уст Хрущева и Маленкова на июльском (1953 г.) пленуме ЦК

критика культа личности Сталина, осуждение «необоснованных репрессий»,

ответственность за которые всецело возлагалась на Берия. Отметим большой

общественный резонанс ареста Берия. Вне зависимости от характера

предъявленных обвинений и целей, которые преследовали участники заговора,

это событие приобретало символический смысл, обозначая разрыв со сталинским

временем. Итак, Берия был арестован. Не дожидаясь приговора суда, Президиум

Верховного совета СССР уже 26 июня, в день ареста, издал подписанный

К.Е.Ворошиловым указ, лишивший Берия депутатских полномочий. Арестованного

сняли с должности первого заместителя Предсовмина СССР, лишили всех званий

и наград, отдали под суд... В тюрьме оказался первый заместитель

председателя Совета министров СССР, член Политбюро, маршал. Еще четыре

месяца назад, выступая на похоронах Сталина, именно Берия провозгласил его

политического наследника, заявив, что среди самых важных решений, принятых

после смерти Сталина и «направленных на обеспечение бесперебойного и

правильного руководства всей жизнью страны», стало «назначение на пост

председателя Совета министров СССР талантливого ученика Ленина и верного

соратника Сталина, Георгия Максимилиановича Маленкова»... 2-7 июля 1953 г.

состоялся пленум ЦК КПСС, на котором обсуждался вопрос «О преступных

антипартийных и антигосударственных действиях Берия». Хотелось бы обратить

внимание читателей на то, что этот и подобные ему «кадровые» пленумы ЦК

являлись своеобразной «фотографией общественного мнения» партийной верхушки

в тот момент, когда официальная точка зрения на происходящие события еще не

сложилась. В подобных ситуациях партийные вожди порой позволяли себе такие

оценки, о которых им потом приходилось жалеть. На июльском пленуме

наметились три подхода к делу Берия. Прежде всего, отметим точку зрения

Маленкова; он был председателем Совета министров СССР, высшим должностным

лицом в государстве. Хорошо зная партийный ритуал, все последующие

выступающие ссылались на его мнение. Так, Н.А.Михайлов, первый секретарь

Московского горкома КПСС, говорил: «В докладе товарища Маленкова ясно и

остро изложена вся суть вопроса о подлой провокаторской антисоветской

деятельности врага партии и советского народа Берия. В докладе товарища

Маленкова изложены также и важнейшие задачи нашей партийной работы». В чем

же видел Маленков «суть вопроса»? «Подлая провокаторская антисоветская

деятельность» Берия проявилась, в частности, в стремлении проанализировать

национальный состав руководящих кадров в союзных республиках и заменить

присланных из Москвы людей местными. Основные факты для обвинений Маленков

заимствовал из сообщения с Украины, от начальника Управления МВД Львовской

области. Берия инкриминировалось нарушение директивы ЦК от 4 декабря 1952

г. «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле», содержащей

требование «покончить с бесконтрольностью в деятельности МГБ и поставить

работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль

партии». Вопреки этому Берия осуществлял систематическую слежку за

руководителями партии и правительства под видом их охраны. Еще одно

обвинение — вмешательство Берия в международную политику, стремление

нормализовать отношения с Югославией и отказаться от планов строительства

социализма в ГДР. Критика амнистии, проведенной Берия, в изложении

Маленкова звучала следующим образом: «Мы ... считаем, что эта мера по

амнистии является совершенно правильной. Но, раскрыв теперь подлинное лицо

Берия, мы приходим к заключению, что он подходил к этому мероприятию со

своих позиций, он имел свои планы на этот счет». Как видим, Маленков

высказался не очень внятно (или очень осторожно); его коллеги говорили

затем гораздо определеннее. Наконец, Маленков обвинил Берия в том, что тот

несет ответственность за негативные оценки, данные Сталиным Молотову и

Микояну: это мнение Сталин сформировал «под влиянием клеветнических наветов

со стороны вражеских элементов из Министерства внутренних дел». Несколько

иная точка зрения была представлена Хрущевым. Как и в будущих своих

выступлениях, он более говорлив и «неаккуратен» в высказываниях и не

слишком заботится о логической стройности своих построений. Хрущев

утверждал, что уже примерно за сутки до смерти Сталина он был встревожен,

известием о стремлении Берия стать министром МВД и «захватить такие позиции

в государстве, чтобы иметь возможность установить шпионаж над членами

Политбюро»; этими опасениями Хрущев, по его словам, поделился с Булганиным.

Хрущев обвинил Берия в создании «дутых дел» вроде «дела врачей»,

«менгрельского» и др. Одновременно прозвучало не совсем логичное обвинение

в том, что Берия назначил несправедливо осужденных, но вышедших на свободу

после смерти Сталина, на высокие должности. Очень подробно Хрущев

остановился на попытках Берия провести разграничение между партийной и

государственной властью, ограничить влияние партийных органов только

кадровыми вопросами: «Это исходило из его [Берия] сознания, что роль партии

должна отойти на второй план». В связи с этим Хрущев высказывает

предположение-утверждение, что Берия вообще хотел уничтожить партию.

Обратим внимание на то, что тема партийного руководства вообще

отсутствовала в выступлении Маленкова. Много и колоритно Хрущев рассказывал

об угрозе, постоянно исходившей из МВД, для руководителей всех уровней, о

фактической не подконтрольности представителей МВД партии и в центре, и на

местах. Хрущев не скупился на ругань в адрес Берия — прохвост, провокатор,

агент империализма, умный, хитрый и вероломный. В изображении Хрущева Берия

оказывался виноватым почти во всех проблемах СССР — от политических

процессов конца 1940-х — начала 1950-х гг. и проблем внешней политики до

запущенного состояния сельского хозяйства и недостатке картошки в городах.

Заметим, что Хрущев постарался заручиться поддержкой партийного аппарата,

гарантируя ему в случае устранения Берия стабильность и покой. Довольно

удачным тактическим ходом оказалась предпринятая Хрущевым попытка списать

именно на Берия все репрессии, все преступления режима, сделать

арестованного главным, если не единственным козлом отпущения. Точка зрения

Хрущева встретила поддержку Молотова. Тот напомнил, что предложение о

назначении председателя Совмина СССР шло от Берия, а не от Хрущева,

секретаря ЦК КПСС. Молотов подверг критике порядок, когда решения

Президиума ЦК КПСС подписываются не секретарем ЦК КПСС (так подписывал

Сталин), а глухо — Президиум ЦК КПСС. Высказывания Молотова следует,

видимо, истолковать как предложение союза Хрущеву; такой союз мог оказаться

направленным против Маленкова, тщательно обходившего тему разделения

партийной и государственной власти. Молотов обозначил роль Берия как

интригана, подталкивавшего Сталина к репрессиям в 1930—1940-х гг. Это было

очень предусмотрительно, так как ответственность за репрессии той поры

снималась с тех, кто ко времени приезда Берия в Москву уже входил в

ближайшее окружение Сталина, — самого Молотова, Ворошилова, Калинина...

Третья точка зрения была отражена в выступлениях давних членов сталинского

Политбюро — Л.М.Кагановича и А.А.Андреева. Оба, говоря о Берия,

использовали самые резкие выражения: «антигосударственный преступник»,

«фашистский заговорщик», «шпион», «враг, хотевший восстановить власть для

реставрации капитализма». Упоминания о бериевской амнистии сопровождались

утверждением, что амнистированные должны были стать «ядром фашистской банды

Берия». Ярость Кагановича и Андреева вызвало то, что Берия якобы

«оскорблял, изображал Сталина самыми неприятными, оскорбительными словами.

И всё это подносилось под видом того, что нам нужно жить теперь по-

новому... Та торопливость, шипящая свистопляска, которую поднял Берия,

показали, что этот карьерист, авантюрист, который хочет, дискредитируя

Сталина, подорвать ту основу, на которой мы сидим, и очистить путь себе. Он

хотел подорвать основу учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина... Берия

враждебно относился к заявлениям о том, что Сталин — великий продолжатель

дела Ленина, Маркса — Энгельса. Сегодня, ликвидировав [весьма характерная

уверенность в том, что арест равнозначен приговору] этого предателя Берия,

мы должны полностью восстановить законные права Сталина и именовать Великое

коммунистическое учение учением Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина

(аплодисменты)». «Партия для нас превыше всего... — продолжал Каганович. —

Для нас, старых большевиков, ЦК — это партийное, политическое и

экономическое руководство всей жизнью партии, страны и государства». Едва

ли не важнейшим политическим итогом пленума стало подтверждение принципа

партийного руководства, причем не в теоретическом, а в самом что ни на есть

прикладном плане. Попытка разграничить полномочия партийных и

государственных властей стала расцениваться как проявление «вредительской,

антигосударственной и антипартийной деятельности Берия». Хотя участники

пленума, как уже отмечалось, подчеркивали особую роль Маленкова в партии,

итогом обсуждения стало именно усиление роли секретаря ЦК КПСС. Поэтому

вполне логичным было введение на следующем — сентябрьском 1953 г. — пленуме

должности первого секретаря ЦК КПСС, которую и получил Н.С.Хрущев, закрепив

свой особый статус в партии. Маленков и Хрущев

объединились в борьбе против Берия, но у каждого из них были свои интересы.

В начинавшемся соперничестве между двумя недавними союзниками верх явно

начал брать Хрущев. Замести следы преступления и создать себе безупречное

алиби – инстинктивная реакция всякого убийцы. Чем интеллигентнее убийца,

тем искуснее он это делает. Но только убийцы, имеющие абсолютную власть,

могут создать себе абсолютное алиби. Чтобы замести следы, они совершают

серию новых убийств: свидетели, исполнители, близкие люди убитого исчезают

навсегда. Однако только у Сталина и его учеников организация политических

убийств лиц, групп, классов и даже целых народов впервые сделалась особой

отраслью криминального искусства с заранее созданными алиби. Сталин был

единственным тираном в истории, который убивал не только врагов, но и своих

лучших друзей, если этого требовали его личные интересы. При этом алиби

создавалось всем известной преданностью ему убиваемых – Менжинского,

Куйбышева, Горького, Орджоникидзе, Кирова.

Сталинская чистка.

Но Сталин заметал следы и в этих случаях. Брат Куйбышева (герой

гражданской войны) и брат Орджоникидзе (старый грузинский революционер)

были расстреляны. Расстреляны были некоторые из сотрудников и близких людей

Горького, в том числе его личный секретарь. Было уничтожено все окружение

С. М. Кирова. Сталин убрал как свидетелей убийства Кирова, так и всех

исполнителей. Хрущев заявил на XX съезде: «Можно предполагать, что они были

расстреляны для того, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства

Кирова» («Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС», стр. 19). Скажут,

что тогда уничтожали всех без разбора. Нет, это делали весьма разборчиво.

Существовал неписаный закон: чем ближе к Сталину стоял тайно убитый им

человек, тем основательнее уничтожалось его окружение. Это относилось даже

и к семье самого Сталина: он расстрелял шурина, старого большевика

Сванидзе; он расстрелял свояка, старого чекистского комиссара Реденса; он

после войны сослал жену своего сына Якова, отняв у нее ребенка; он

арестовал сестер своей жены – дочерей друга Ленина Аллилуева. Почему? Когда

его дочь, недоумевая, спросила, в чем же вина ее теток, то Сталин ответил с

не свойственной ему искренностью: «Знали слишком много» («Двадцать писем к

другу», стр. 182). Вот за тех, кто «знал слишком много», и взялся Берия

сразу после смерти Сталина. К ним, кроме соучастников Берия, относились: 1)

две комиссии врачей – одна, «лечившая» Сталина, и другая,

засвидетельствовавшая, что Сталина лечили «правильно»; 2) охрана и прислуга

Сталина на даче в Кунцеве. Большинство врачей из этих двух комиссий исчезли

сразу после смерти Сталина. Один из врачей, участвовавших во вскрытии тела

Сталина, профессор Русаков, «внезапно» умер. Лечебно-санитарное управление

Кремля, ответственное за лечение Сталина, немедленно упраздняется, а его

начальник И. И. Куперин арестовывается. Министра здравоохранения СССР А. Ф.

Третьякова, стоявшего по чину во главе обеих комиссий, снимают с должности,

арестовывают и вместе с Купериным и еще с двумя врачами, членами комиссии,

отправляют в Воркуту. Там он получает должность главврача лагерной

больницы. Реабилитация их происходит только спустя несколько лет, а это

доказывает, что заметал следы не один Берия, а вся четверка.

Смерть Сталина.

Не менее круто поступил Берия с кунцевской охраной и обслугой

Сталина: ведь эти люди не только были свидетелями того, что происходило

вокруг Сталина, но, очевидно, и рассказали Василию Сталину, как бериевские

«врачи» залечили его отца. Если бы Сталин умер естественной смертью «под

постоянным наблюдением ЦК КПСС и Правительства», как гласило

«Правительственное сообщение», то не происходили бы те «странные события» в

Кунцеве, о которых пишет, впрочем, не вдаваясь в причины происходящего,

дочь Сталина: «Дом в Кунцеве пережил, после смерти отца, странные события.

На второй день после смерти его хозяина, – еще не было похорон, – по

распоряжению Берия созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживавших

дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда

(неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение. Спорить с Берия

было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимающие люди

собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все на грузовики, –

все куда-то увозилось, на какие-то склады... Людей, прослуживших здесь по

десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их

разогнали всех, кого куда. Многих офицеров из охраны послали в другие

города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали

– в чем их вина? Почему на них так ополчились?» («Двадцать писем к другу»,

стр. 21 – 22). Берия мог бы ответить на это так же, как и Сталин: они

«знали слишком много». Поэтому их разослали по дальним городам, чтобы там

без суда и без шума ликвидировать. Наконец, была еще одна группа свидетелей

– соучастники Берия: Маленков, Хрущев и Булганин. Сами по себе личности

невыдающиеся, они все-таки представляли важнейшие институции: Маленков –

государственную бюрократию, Хрущев – партийный аппарат, Булганин – армию. С

ними Берия думал поступить так, как поступает всякий уважающий себя бандит:

честно поделить добычу – власть. Будучи на вторых ролях во время «лечения»

Сталина, они после его смерти получили от Берия всю юридическую партийно-

государственную власть с одной негласной оговоркой, запечатленной в новом

кремлевском протоколе иерархии вождей: Берия согласился быть вторым лицом в

государстве, чтобы управлять первым.

Берия у власти.

Берия был не только полицейским: как политик он был намного выше

своих коллег и понимал, что Сталиным кончалась целая эпоха, что отныне

стать великим и успешно править может только анти-Сталин. Действительно,

выяснилось, что штыками можно завоевать и собственную страну, но управлять

ею, вечно сидя на этих штыках, более чем неудобно. «Спуск на тормозах» –

такой представляется мне политическая программа Берия. Конечно, располагая

только антибериевской информацией советской официальной истории и зная

самого Берия как верховного инквизитора страны на протяжении почти двадцати

лет, трудно представить себе, что он мог превратиться в собственного

антипода. В политике, однако, возможны всякие метаморфозы. Еще Ленин

пророчески предсказал перерождение своих учеников: «История знает

превращения всяких сортов; полагаться на убежденность, преданность и прочие

превосходные душевные качества – это вещь в политике совсем не серьезная»

(«Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет». М. 1961, стр. 28).

Так оно и оказалось, когда, по словам Муссолини, «большевизм переродился в

славянский фашизм». После смерти Ленина партия выдвинула лозунг: «Без

Ленина, но по ленинскому пути» – и попала в точку. Ленин отменил «военный

коммунизм», дал нэп, сохранил Советы, ограничил ГПУ, разрешил творческие

объединения в искусстве без соцреализма, но с частными издательствами,

боролся с пролеткультами, заигрывал со сменовеховцами, обещал восстановить

все свободы и права (Программа партии) – и умер. Страна была согласна идти

по этому пути. Можно ли теперь сказать народу: без Сталина, но по

сталинскому пути? Из бесконечного потока сводок сексотов Берия первым из

членов Политбюро знал ответ народа на этот вопрос: великий вздох

облегчения, всеобщие надежды на перемены. Берия отлично понимал, что только

используя эти надежды, можно добиться успеха. Не из любви к народу, не из

ненависти к Сталину а не из раскаяния в содеянных преступлениях, а исходя

из политических расчетов и личных интересов в новых условиях, Берия решил

возглавить движение за реформы. Убивая Робеспьера, термидорианцы совсем не

собирались сдать в музей гильотину, но когда они увидели, с каким

ликованьем народ встретил гибель вершителя террора, то решили

воспользоваться этим недоразумением и возглавить движение за гуманность.

То, что Хрущев сделал со Сталиным через три года на XX съезде (1956), Берия

хотел начать сейчас же. Он и начал это, освободив 4 апреля 1953 года

«врачей-вредителей» и сам же обвинив сталинско-бериевскую полицейскую

систему в фальсификации, фабрикации дел и инквизиции. Начало десталинизации

и даже возникновения самого выражения «культ личности» ошибочно связываются

с Хрущевым и XX съездом: впервые это выражение было употреблено через три

месяца после смерти Сталина, когда Берия был фактически правителем страны.

В статье без подписи «Коммунистическая партия – направляющая и руководящая

сила советского народа» (безусловно напечатанной по решению Президиума ЦК)

«Правда» от 10 июня 1953 года писала: «...пережитки давно осужденных

партией антимарксистских взглядов на роль масс, классов, партий, элементы

культа личности до самого последнего времени имели место в пропагандистской

работе, проникли на страницы отдельных книг, журналов и газет». Статья

констатировала: «сила нашего партийного и государственного руководства в

его коллективности», а «существо политики нашей партии изложено в

выступлениях Г. М. Маленкова, Л. П. Берия и В. М. Молотова». Эту скрытую

антисталинскую программу Берия, несомненно, разделял и Маленков, но Хрущев

был против нее, ибо она вела к популярности Берия и Маленкова, что не

входило в его честолюбивые планы. Никакой собственной программы при этом у

Хрущева не было, его только не устраивало создание новой тройки – Маленков,

Берия, Молотов. Как и всякому выученику Сталина. Хрущеву была важна не

программа, сталинская или антисталинская, а власть, важно было взять этот

самый «руль партии и государства» из «тех рук» в свои собственные руки. Мы

уже знаем, что Хрущев этого потом добился, но добился потому, что никто из

его коллег и не помышлял, что ему по плечу такая задача... Тут история той

же партии как бы вновь повторилась: Сталина единодушно выдвинули на пост

генсека при Ленине, ибо его считали «тихоней» и бездарью и собирались

использовать его в своих целях. Выдвигая Хрущева исполняющим обязанности

первого секретаря ЦК после смерти Сталина, думали примерно то же: мужик,

недотепа, партийный винтик, его так же можно использовать в своих целях,

как на протяжении двадцати лет это делал Сталин... Но вернемся к Берия и

культу личности. Лучшее доказательство того, что первым инициатором курса

десталинизации был лично Берия, мы находим в идеологической жизни партии.

Как только покончили с траурной тарабарщиной в марте, имя Сталина стало

постепенно исчезать со страниц газет и журналов. Сочинения Сталина

прекращают издавать – последним оказался том 13. Издание уже подписанных к

печати следующих томов его Сочинений (14 и 15) приостанавливают, а потом

вообще набор рассыпают. Если в апреле и мае в передовых статьях «Правды»

все еще встречается имя Сталина, то за целый месяц (с конца мая до 29 июня)

на Сталина ссылаются лишь один раз! Зато после ареста Берия имя Сталина

названо только за одну неделю 12 раз со всеми прилагательными в

превосходной степени. В том же плане десталинизации Берия начал пересмотр

пресловутой «сталинской национальной политики». Внимание внешнего мира было

приковано только к «делу врачей», поэтому прошли незамеченными десятки

«национальных дел» в союзных и автономных республиках. Все эти дела тоже

создавались по стандарту 30-х годов: во всех национальных республиках СССР

орудуют озверелые банды «буржуазных националистов», которые подготавливают

выход их республик из «братской семьи». После систематического глумления (в

20-х годах) над всем русским теперь «старший брат» призывался поднять свою

имперскую дубину против малых народов. Берия, в котором имперский жандарм

легко уживался рядом с грузинским шовинистом (после депортации чеченцев,

ингушей, балкарцев и карачаевцев по приказу Берия горная Чечня и гора

Эльбрус были аннексированы Грузинской ССР), великолепно понимал, что слабое

место Советского Союза – не мифическое капиталистическое окружение, а

двойное окружение покоренных им народов: на окраинах России и в странах

Восточной Европы. Берия хотел вернуть национальную политику хотя бы к ее

ленинским истокам: коренизация партийно-государственного аппарата и

введение делопроизводства на родном языке. Этой цели служило решение

Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 года, принятое по докладу Берия. В нем

было сказано: «Президиум ЦК КПСС принял решение:

1) обязать все партийные и государственные органы коренным образом

исправить положение в национальных республиках – покончить с извращениями

советской национальной политики;

2) организовать подготовку выращивания и широкое выдвижение на руководящую

работу людей местной национальности; отменить практику выдвижения кадров не

из местной национальности; освобождающихся номенклатурных работников, не

знающих местный язык, отозвать в распоряжение ЦК КПСС;

3) делопроизводство в национальных республиках вести на родном, местном

языке».

Дело не ограничилось этим постановлением. В национальных республиках

приступили к ликвидации института вторых секретарей. Его создал Сталин. Он

сводился и сводится к следующему: первый секретарь ЦК партии союзной

республики назначается из националов, а второй секретарь ЦК – русский,

прямо из Москвы. Ни языка, ни истории, ни культуры местного народа он не

знает, и знать ему не надо. Он глаза и уши Москвы против потенциального

сепаратизма. Лишь безнадежные донкихоты из местных первых секретарей могли

всерьез воображать себя первыми (такими были, например, Бабаев в Туркмении,

Мустафаев в Азербайджане, Даниялов в Дагестане, Мжаванадзе в Грузии,

которых ЦК поэтому снял). На самом деле первый – это второй, а номинальный

первый секретарь – всего лишь национальная бутафория при нем. Это все знают

и к этому все привыкли. В национальных республиках были и есть должности,

которые вообще могут быть заняты только русскими или обрусевшими

националами. Таковы должности командующих военными округами, начальников

гарнизонов, начальников пограничных отрядов, председателей КГБ республик,

министров внутренних дел, управляющих железными дорогами и воздушными

линиями, министров связи республик, директоров предприятий союзного

значения, заведующих главными отделами ЦК. Первые заместители председателей

советов министров союзных республик и первые заместители всех министров

(где русский не министр) тоже обязательно русские. Берия понял и, вероятно,

убедил других, что в интересах самой партии отказаться от этой уродливой

великодержавной практики и взять курс на коренизацию партийного и

государственного аппарата. Начали с Украины и Белоруссии. Там даже первыми

секретарями ЦК были русские: на Украине Л. Мельникова заменили украинцем

Кириченко, в Белоруссии Патоличева заменили белорусом Зимяниным. В Латвии

второго секретаря ЦК В. Ершова заменил латыш В. Круминьш. До других союзных

республик очередь так и не дошла: 26 июня Берия арестовали. В числе прочего

его обвинили в ставке на «буржуазных националистов», как примеры

приводились Украина, Белоруссия и Латвия! Сталинская национальная политика

на окраинах осталась прежней. Два вопроса – десталинизация политической

жизни вообще и национальной политики в особенности – были теми двумя

китами, на которых Берия собирался строить свою новую программу.

Новая программа Берия.

Однако партия и народ еще ничего не знали о программе Берия, а

Хрущев уже начал интриговать против нее: «Президиум начал обсуждать

меморандум Берия о национальном составе правительственных органов на

Украине. Идея Берия сводилась к тому, что местные (нерусские) кадры должны

руководить своими собственными республиками... Потом меморандум касался

прибалтийских республик и Белоруссии. В обоих случаях подчеркивался принцип

выдвижения к руководству республиками местных людей. Мы приняли решение,

что пост первого секретаря каждой республики должен быть занят местным

человеком, а не русским. Так случилось потому, что в этом вопросе позиция

Берия была правильная, но он преследовал свою антипартийную цель. Он

призывал отменить практику преобладания русских в руководствах нерусских

республик. Каждый знал, что это находится в согласии с линией партии, но

сперва люди не разобрались в том, что Берия выдвигает эту идею с целью

увеличения национального напряжения между русскими и нерусскими, между

центральным руководством в Москве и руководствами в республиках. В связи с

этим я отвел Маленкова в сторону и сказал ему: «Слушай, т. Маленков, разве

ты не видишь, куда это ведет? Мы идем к катастрофе. Берия точит свой нож».

– «Да, но что делать?» – «Пришло время сопротивляться. Мы не должны

допустить то, что он делает»».

Заговор против Берия.

Впрочем, вспомним, что интриговать против Берия Хрущев начал еще

при умирающем Сталине. Мы видели, как Хрущев обвинял Берия, что тот не

скрывал своей радости по поводу смерти Сталина, но и сам, видно, скрывал ее

с трудом. Правда, его радость была не полной: он боялся Сталина, но еще

больше боится теперь Берия. Как переселить Берия к Сталину (а этим заодно

лишить и Маленкова его первого, и последнего, союзника) – такова была

проблема, которой Хрущев посвятил отныне всю свою кипучую энергию и

недюжинный талант природного хитреца. Положение, создавшееся после смерти

Сталина, он рисует в весьма мрачных тонах: «Когда Сталин умер, он оставил

нам в наследство беспокойство и страх. Берия больше чем кто-либо

позаботился, чтобы этот страх и беспокойство оставались среди нас живучими

и постоянными. Я давно не верил Берия. Много раз я убеждал Маленкова и

Булганина, что я рассматриваю Берия как авантюриста во внешней политике. Я

знал, что он занят укреплением своей позиции и расставляет своих людей на

важнейших постах». У нас нет никакого основания не верить Хрущеву, что

именно он, соучастник Берия в заговоре против Сталина, тут же, у постели

умирающего Сталина, плел интриги против Берия. Характерно, что

антибериевский заговор он сначала организовывал только с членами четверки,

а потом только начал завербовывать против Берия и остальных членов

Политбюро, что было очень легко. Советские граждане были приятно ошарашены,

когда прочли 10 июля 1953 года в «Правде»: «На днях состоялся Пленум

Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Пленум ЦК

КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК – тов. Маленкова Г. М. о

преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берия,

направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного

капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство

внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией

Советского Союза, принял решение – вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и

исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага

Коммунистической партии и советского народа». Берия на этом пленуме ЦК не

был, как не было его и на судебном процессе в декабре. Судебный процесс над

ним был обычным спектаклем, который Берия много раз устраивал над другими,

с той лишь разницей, что главным героем был теперь не человек, а труп.

Хрущев постоянно рассказывал своим иностранным собеседникам, как Берия был

арестован и убит. Непосредственными физическими убийцами Берия у Хрущева в

разных вариантах рассказа выступают разные лица, но сюжет рассказа остается

один и тот же. Согласно одному из рассказов конец Берия был такой. Хрущев

убедил сначала Маленкова и Булганина, а потом остальных членов Президиума

ЦК, что если Берия не ликвидировать сейчас же, то он ликвидирует всех

членов Президиума. Так, вероятно, думали все, хотя каждый боялся сказать об

этом другому. Хрущев не побоялся. Трудна была лишь техника проведения

операции против Берия. Нормальная процедура – свободное обсуждение

обвинения против него в Президиуме ЦК или на его пленуме – совершенно

отпадала. Опасаясь, что как только Берия узнает об обвинениях против него,

то немедленно произведет государственный переворот и перестреляет всех

своих соперников. Оставалось только классическое оружие всех подлецов:

обман, засада, ловушка. А поскольку по этой части сам Берия был великим

мастером, надо было ловкость обмана перемножить на искусность ловушки.

Поэтому операцию против Берия приурочили к началу летних маневров Советской

Армии. В маневрах Московского военного округа должны были участвовать и

несколько сибирских дивизий (не всякий случай, если в московских дивизиях

окажутся сторонники Берия). На заседании Совета министров министр обороны,

его заместителя и начальник Генерального штаба должны были докладывать о

ходе маневров, а поэтому было приглашено много военных. Повестка дня этого

заседания, как обычно, была заранее разослана членам Совета министров со

всякими проектами решений и с указанием имен всех приглашенных докладчиков

и экспертов. Словом, рутина рутин. Явились все. Члены правительства

собрались в зале заседаний Совета министров, а приглашенные, в том числе а

военные, расположились, опять-таки как обычно, в комнате ожидания, откуда

приглашенных вызывают в зал только во время обсуждения их вопроса. Первым

поставили на обсуждение вопрос о ходе маневров Советской Армии. В зал вошла

группа военных во главе с маршалом Жуковым и командующим войсками

Московского военного округа генералом Москаленко. Маленков объявил

объединенное заседание Президиума ЦК и Совета министров открытым. И тут же

обратился к Жукову: – Товарищ Маршал Советского Союза, предлагаю вам от

имени Советского правительства взять под стражу врага народа Лаврентия

Павловича Берия. Военные берут Берия под стражу и уводят в соседнюю

комнату. Президиум ЦК начинает обсуждать вопрос о его дальнейшей судьбе.

Теперь, рассказывал Хрущев, мы стали перед сложной, одинаково неприятной

дилеммой: держать Берия в заключении и вести нормальное следствие или

расстрелять его тут же, а потом оформить смертный приговор и судебном

порядке. Принять первое решение было опасно, ибо за Берия стоял весь

аппарат чекистов и внутренние войска и его легко могли освободить. Принять

второе решение я немедленно расстрелять Берия у нас не было юридических

оснований. После всестороннего обсуждения минусов и плюсов обоих вариантов

мы пришли к выводу: Берия надо немедленно расстрелять, поскольку из-за

мертвого Берия бунтовать никто не станет. Исполнителем этого приговора (в

той же соседней комнате) в рассказах Хрущева выступает один раз генерал

Москаленко, другой раз Микоян, а в третий раз даже сам Хрущев. Хрущев

подчеркнуто добавлял: наше дальнейшее расследование дела Берия полностью

подтвердило, что мы правильно расстреляли его. Т. Витлин в своей монографии

о Берия пишет: «Трудно сказать определенно, был ли он расстрелян Москаленко

или Хрущевым, задушен Микояном или Молотовым при помощи тех трех генералов,

которые схватили его за горло, как об этом тоже говорилось. Также трудно

сказать, был ли он арестован на пути в Большой театр 27 июня (где все члены

Президиума, кроме него, присутствовали на опере «Декабристы» – А. А.), или

он был арестован после приема в польском посольстве, или он был арестован

на заседании Президиума ЦК... Поскольку Хрущев пустил в ход несколько

версий о смерти Берия и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно

верить любой из них». Было принято считать, что Берия арестован 27 июня. В

доказательство ссылались на отсутствие Берия на вышеназванной опере. Но в

том же номере газеты «Известия», где приведен список членов правительства,

присутствовавших в театре без Берия, напечатана большая политическая статья

«Нерушимое единство партии и народа», где о Берия говорится как об одном из

руководителей партии и государства. Однако вся статья направлена против

десталинизации и национальной программы Берия. Снова повторяются фразы о

«ленинско-сталинской науке о коммунизме», о необходимости борьбы «против

буржуазной идеологии национализма и космополитизма» и о том, что «партия

всегда предостерегала и предостерегает советских людей от беспечности и

ротозейства, воспитывает коммунистов и всех трудящихся в духе высокой

политической бдительности, в духе непримиримости и твердости в борьбе с

внутренними и внешними врагами». Это язык сталинской статьи («Правда»,

13.01.53) против Берия! Зачем о Берия упомянули как об одном из

руководителей, неизвестно. Редакция «Известий» не могла не знать, что Берия

действительно был арестован за день до этой статьи, то есть 26 июня 1953

года, как об этом официально сообщила Прокуратура СССР («Правда»,

17.12.53). Суд над Берия и его шестью помощниками был инсценирован 18 – 23

декабря 1953 года. В приговоре сказано, что Берия был с 1919 года и по день

ареста иностранным шпионом. Далее сказано, что Берия хотел поставить

Министерство внутренних дел СССР над партией и правительством для захвата

власти, чтобы потом провести «реставрацию капитализма и восстановление

господства буржуазии». Берия был против «повышения благосостояния

советского народа» и «с целью создания продовольственных затруднений в

нашей стране саботировал, мешал проведению важнейших мероприятий Партии»,

«подсудимый Берия Л.П. и его соучастники совершали террористические

расправы над людьми», «Берия Л.П. и его соучастники предприняли ряд

преступных мер для того, чтобы активизировать остатки буржуазно-

националистических элементов в союзных республиках», «судом установлено,

что подсудимые Берия Л.П., Меркулов В. Н., Деканозов В. Г., Кобулов Б. 3.,

Гоглидзе С. А., Мешик П. Я. и Влодзимирский Л. Е., используя свое служебное

положение в органах НКВД – МГБ – МВД, совершили ряд тягчайших преступлений

с целью истребления честных, преданных делу Коммунистической партии и

Советской власти кадров». Во всех этих преступлениях подсудимые признали

себя виновными. 23 декабря их всех приговорили к смерти. В тот же день они

были и расстреляны. Непредубежденный наблюдатель легко может заметить, что

в этом обвинительном приговоре сущая правда соседствует с большой ложью.

Что Берия и его коллеги (как их предшественники, так и их наследники) –

враги народа, это правда, но что они хотели поставить свою политическую

полицию над партией и правительством – это ложь. Незачем было им это

делать: она уже двадцать лет стояла над партией и правительством. Что

данный суд в декабре происходил над группой чекистов – это верно, но что

там присутствовал и Берия – это мистификация. Хорошо осведомленная и близко

задетая бериевским террором С. Аллилуева ничего не пишет о суде над Берия.

Более того, из ее слов следует, что Берия был убит сразу после ареста:

«После того как Берия был арестован в июне 1953 года и немедленно же

расстрелян, спустя некоторое время правительство распространило длинный

секретный документ о его «преступлениях». Читка его на партийных собраниях

занимала больше трех часов подряд. Кроме того, что Берия был обвинен в

«международном шпионаже в пользу империализма», больше половины секретного

письма ЦК было посвящено его «аморальному облику». Партийные следователи с

упоением рылись в грязном белье уже не опасного противника, и еще не одно

партийное собрание не бывало столь увлекательным: описание любовных

похождений поверженного «вождя» было сделано со всеми подробностями.

Неизвестно только, в чем ЦК хотел убедить партийную массу: к политике это

не имело никакого отношения. К внутрипартийной борьбе – тоже. Документ

ничего не объяснял, я ни в чем не убеждал – разве лишь в том, что ханжи из

ЦК обнаружили собственную грязную натуру. После 1953 года жена и сын Берия

были высланы из Москвы на Урал».

Конец Берия.

Что Берия не было в живых во время суда над ним, свидетельствует и весьма

солидный источник: согласно «Большой универсальной польской энциклопедии»

Берия был расстрелян в июне 1953 года. Сталин как-то заметил: «Беспечность

– идиотская болезнь наших людей». И сам же стал жертвой этой болезни,

недооценив подлость Берия. От той же болезни погиб и Берия, переоценив

собственную подлость.

Девизом своего поведения Сталин сделал знаменитые слова Лютера: «Здесь я

стою и не могу иначе. Да поможет мне бог истории» – с маленькой поправкой:

у Лютера был просто Бог, а у Сталина – «бог истории». «Я не Сталин, но в

Сталине и я», – говорили большевики. Понятно, что такое олицетворение всей

партии в собственной персоне лишало Сталина свободы маневрирования по

какому-нибудь личному капризу. Самое страшное: как каждый бог, Сталин был

лишен права ошибаться. Так и случилось... Тбилисский Дантон все-таки,

оказался пророком...

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1) Кванталиани Н. " Как он шел к власти " Изд. Политической литературы.

М., 1991.

2) Авторханов А. " Империя Кремля ", " Загадка смерти Сталина ".

3) Волкогонов Д. " Сталинский монстр " Изд. Политической литературы. М.,

1991.

4) Лакоба С. " Лакоба. Сталин. Берия. " Изд. Политической литературы

М., 1991.

5) Симонов К. " Страшный человек " Изд. Политической литературы М.,

1991.

6) " Вопросы истории КПСС " Изд. Правда М., март 1990.

7) Известия ЦК КПСС №7, 1990г. " Берия Лаврентий павлович ".

8) Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Москва, 1997г.

9) Антонов-Осеенко А.В. " Карьера палача ". Омск, 1991г.

10) Пихоя Р.Г. " Послевоенный СССР: история власти "," Взлет и падение

Берия ".

11) "Смещение Берия ". Правда, 1953г., 24 декабря.

12) Артур Леголасов. " Тайный реформатор, явный палач ".

Страницы: 1, 2