Иоганн Готлиб Фихте

Иоганн Готлиб Фихте

Не как исследование, но как

излияние порыва чувства после

исследования посвящает эти

листы своим доброжелателям и

друзьям в воспоминание о

блаженных часах, которые

пережил он с ними в общем

стремлении к истине

Иоганн Готлиб Фихте

Мы до конца измерили человеческий дух, мы положили основание, на котором

может быть построена научная система как найденное изложение изначальной

системы в человеке. Мы делаем в заключение краткий обзор целого. Философия

учит нас все отыскивать в Я. Впервые через Я входят порядок и гармония в

мертвую и бесформенную массу. Единственно через человека распространяется

господство правил вокруг него до границ его наблюдения, и насколько он

продвигает дальше это последнее, тем самым продвигаются дальше порядок и

гармония. Его наблюдение указывает в бесконечном многообразии каждому свое

место, чтобы ничто не вытесняло другое, оно вносит единство в бесконечное

разнообразие. Через него держатся вместе мировые тела и становятся единым

организованным телом, через него вращаются светила по указанными путям.

Через Я утверждается огромная лестница ступеней от лишая до серафима, в нем

— система всего мира духов, и человек имеет право ожидать, что закон,

который он дает себе и этому миру, должен иметь силу для него; он имеет

право ждать его общего признания в будущем.

В Я лежит верное ручательство, что от него будут распространяться в

бесконечность порядок и гармония там, где их еще нет, что одновременно с

подвигающейся вперед культурой человека будет двигаться и культура

вселенной. Все, что теперь еще бесформенно и беспорядочно, разрешится через

человека в прекраснейший порядок, а то, что теперь уже гармонично, будет,

согласно законам, доселе еще не развитым, становиться все гармоничнее.

Человек будет вносить порядок в хаос и план в общее разрушение, через него

самое тление будет строить и смерть будет призывать к новой прекрасной

жизни.

Таков человек, если мы рассматриваем его только как наблюдающий ум; что же

он есть, если мы мыслим его как практически-деятельную способность?

Он вкладывает не только необходимый порядок в вещи, он дает им также и тот,

который он произвольно выбрал; там, где он вступает, пробуждается природа;

под его взглядом готовится она получить от него новое, более прекрасное

создание. Уже его тело есть самое одухотворенное, что только могло

образоваться из окружающей его материи; в его атмосфере воздух становится

легче, климат мягче и природа проясняется в надежде превратиться через него

в жилище и хранительницу живых существ. Человек предписывает сырому

веществу организоваться по его идеалу и предоставить ему материал, в

котором он нуждается. Для него вырастает то, что раньше было холодным и

мертвым, в питающее зерно, в освежающий плод, в оживляющую виноградную

лозу; и вещество вырастет для него во что-нибудь другое, как скоро он

предпишет ему иначе. Вокруг него облагораживаются животные, они отрешаются

под его осмысленным взглядом от своей дикости и получают более здоровую

пищу из рук своего повелителя, за которую они ему воздают добровольным

послушанием.

Более того, вокруг человека облагораживаются души; чем больше кто-либо —

человек, тем глубже и шире действует он на людей, и то, что носит истинную

печать человечности, будет всегда оценено человечеством, каждому чистому

проявлению гуманности открывается каждый человеческий дух и каждое

человеческое сердце. Вокруг высшего человека люди образуют среду, в которой

приближается больше всего к центральной точке тот, кто отличается

наибольшей гуманностью.

Человеческие души стремятся и усиливаются объединиться и образовать один

дух во многих телах. Все суть один рассудок и одна воля и участвуют, тогда

как сотрудники в великом единственно возможном плане человечества. Высший

человек с силою подъемлет свой век на более высокую ступень человечества;

оно оглядывается назад и изумляется той пропасти, через которую оно

перенеслось; десницей великана выхватывает высший человек из летописи рода

человеческого все то, что он может схватить.

Разбейте ту хижину из праха земного, в которой он живет! Он по своему

существованию, безусловно, независим от всего, что вне его; он есть только

через себя самого; и уже в хижине из праха он имеет чувство этого

существования; в моменты своего подъема, когда время и пространство, и все,

что не есть он сам, исчезает для него, когда его дух могущественно

отделяется от тела и затем опять добровольно возвращается в него, дабы

преследовать цель, которую он только через тело может выполнить. Разделите

две последние, соседние пылинки, которые теперь его окружают, он все же

будет существовать и существовать он будет, потому что он этого захочет. Он

вечен через себя самого и собственной силой.

Стесняйте, расстраивайте его планы! Вы можете задержать их, но что значит

тысяча и паки тысяча лет в летописи человечества? То же, что легкий

утренний сон при пробуждении. Высший человек пребывает и продолжает

действовать; и то, что кажется вам исчезновением, есть только расширение

его сферы; что вам кажется смертью, есть его зрелость для высшей жизни.

Краски его планов и внешние формы их могут для него исчезнуть, план же его

останется тот же; в каждый момент его существования он выхватывает и вводит

в свой круг действия что-либо но-

вое из внешней среды и не перестает выхватывать, доколь не поглотит всего в

этом круге, доколь вся материя не будет носить печати его действия и все

духи не образуют единый дух с его духом.

Таков человек; таков каждый, кто может самому себе сказать: Я — человек. Не

должен ли он испытывать священного благоговения перед самим собой,

трепетать и содрогаться перед собственным своим величием. Таков каждый, кто

может мне сказать: Я семь. Где бы ты ни жил, ты, что носишь человеческий

образ, приближаешься ли ты к животным, под палкой погонщика сажая сахарный

тростник, или греешься ты на берегах Огненной Земли у огня, который не сам

ты зажег, пока он не погаснет и только плачешь, что он не хочет сам себя

поддерживать, являешься ли ты мне самым жалким и отвратительным злодеем,

все-таки ты — то же, что и я, ибо ты можешь сказать мне: Я есмь. Ты все же

мой товарищ, мой брат. О, я стоял, конечно, когда-то на той же ступени

человечества, на которой стоишь ты теперь, ибо это есть одна из ступеней

человечества и на этой лестнице нет скачков; быть может, я стоял на ней без

способности ясного сознания; быть может, я так быстро и торопливо над ней

поднялся, что не имел времени возвести в сознание мое состояние; но я,

разумеется, стоял некогда там, и ты будешь неизбежно там, где я теперь, и_

продолжится ли это миллионы миллион раз миллионы лет — что есть время? ты

неизбежно будешь стоять когда-нибудь на той же которой я теперь стою; ты

будешь стоять на той ступени, на которой я могу на тебя и ты на меня можешь

воздействовать. Ты также будешь когда-нибудь вовлечен в мой круг и

вовлечешь меня в твой; я признаю тебя также когда-нибудь как сотрудника в

моем великом плане. Для меня, который есмь Я — таков каждый, который есть

Я. Как же мне не содрогаться перед величием человеческого образа и перед

Божеством, которое, быть может, и в таинственном сумраке, но, однако же,

неизбежно живет в храме, носящем печать этого образа.

Земля и небо, время и пространство, и все границы чувственности исчезают

для меня при этой мысли; как же не исчезнет для меня и индивид? К нему я не

приведу вас обратно!

Все индивиды заключаются в Едином великом Единстве чистого Духа*, пусть

будет это — то последнее слово, которым я вверяю себя вашей памяти; и пусть

это будет именно та память обо мне, которой я себя вверяю.

*Даже не зная моей системы,

невозможно эти мысли считать за

спинозизм, если только, по крайней

мере, пересмотреть ход этого

рассуждения в целом. Единство чистого

духа есть для меня недосягаемый

идеал, последняя цель, которая

никогда не будет осуществлена в

действительности.